Выпавший за ночь снег скрипит под подошвами ботинок. Купленный блок «Пэл-Мэла» морозит пальцы. Хочется курить, но для этого нужно разорвать целлофан, в который затянут блок, а ты не хочешь, чтобы всю дорогу до дома из блока вываливались пачки.
– Вот в одежде уже гораздо лучше, – говорит жирный, растягивая безобразные складки своих щек в подобии улыбки. Ты спрашиваешь о погоде. Он жалуется на боли в области печени и сердца.
– Восточный трек еще не чистили? – спрашиваешь ты и получаешь еще одну порцию жалоб, на этот раз о повышении процента поломок техники во время морозов. – Как расчистят, скажешь, – говоришь ты.
Старый лифт поднимает тебя и какую-то морщинистую женщину с мопсом на руках.
– Я видела вас без одежды сегодня утром, – говорит женщина с укором. Ты надеешься, что с укором. Надеешься и молчишь. А женщина и ее мопс смотрят на тебя.
– По-моему, ты сходишь с ума, – говорит тебе Майк.
– Я не слушаю тебя.
– Ты сходишь с ума.
– Не слушаю.
– Сходишь с ума.
– Не слушаю!
– Сумасшедший! – говорит женщина с мопсом и останавливает лифт.
– Видишь, – говорит тебе Майк. – Даже она предпочитает подниматься по лестнице, чем ехать с тобой в одном лифте.
Ты выходишь в коридор. Двери закрываются за спиной, разделяя тебя и Майка. Но двери не сдержат тех, кого нет.
– Я не виноват, что ты умер, а я нет, – говоришь ты, но в коридоре никого кроме тебя нет.
* * *Секретарша перезванивает в тот самый момент, когда ты настырно пытаешься прикурить. Бумажные спички загораются и гаснут, загораются и гаснут…
– Я не вовремя? – спрашивает секретарша, тщетно изображая смущение, словно застала тебя за чем-то непристойным.
– Это же не онанизм, – говоришь ты и наконец-то прикуриваешь.
Дым заполняет легкие. Где-то здесь был тюбик с антидепрессантами. Чувствуя свою ненужность, секретарша спешно сообщает причины изъятия шарманки.
– Вы будете забирать ее сами или выберете платную доставку?
– Доставку, – говоришь ты.
– В таком случае мы вышлем к вам курьера, – говорит секретарша. – Вам интересны расценки за доставку?
– Нет.
Секретарша желает удачного дня и отключается. Ты смотришь на темный экран и думаешь, зачем Кэт понадобилось сообщать в «Феликс» о неисправности твоей шарманки.
– Вот так всегда, – говорит Майк. – Ты сидишь и ломаешь голову, как помочь людям, а люди берут и помогают тебе.
* * *Новая шарманка выглядит совершенно чужой и незнакомой. Курьер хотел выписать счет, но ты настоял, чтобы расплатиться наличными.
– Видела бы тебя твоя мать! – говорит Майк.
– Ты не знал мою мать, – говоришь ты и думаешь, что старая шарманка была единственным, что напоминало тебе о ней. Теперь остался лишь старый кожаный чемодан.
– Может, сначала проверишь? – спрашивает Майк, когда ты убираешь новую шарманку в старый чемодан.
– А чего ее проверять-то?! – говоришь ты.
– Ну не знаю, – улыбается Майк. – Вдруг начнет писать какие-нибудь скабрезности или что…
– Чертова машина! – ругаешься ты, потому что новая шарманка почему-то не помещается в чемодан.
– Антидепрессанты в левом кармане, – напоминает Майк… И позже. Намного позже. Когда день подошел к концу, в желудке переваривается ужин, а ты лежишь на кровати и притворяешься, что спишь: – Знаешь, Ян, по-моему, у тебя самая бессмысленная жизнь из всех, кого я когда-либо знал, – говорит Майк.
* * *Ночь. Радио тихо играет. Ты сидишь за столом, и новая шарманка насилует твой мозг, пробирается в твою память. И ты думаешь… Нет, ты надеешься, что старая шарманка действительно была неисправной. Может быть, когда в «Феликсе» настраивали ее для тебя, что-то напутали, как это всегда бывает. Ведь когда ей владела твоя мать, она была счастлива, перечитывая созданные шарманкой листы. А ты? Во что превратился ты? Ты надеешься, что с новой все будет по-другому. Как сказал проповедник, закаленный характер рождает надежду. И если даже это не сработает, то, по крайней мере, пока ты здесь, за столом, отдаешь свой разум этой чертовой машине, Майка нет в твоей жизни. И только поэтому ты готов сидеть здесь часами…
Ночь. Радио все еще работает. Ты читаешь созданные шарманкой листы. Ничего не изменилось. Всего лишь новый корпус со старым содержанием, и песня по радио как-то неназойливо вгрызается в голову:
Ты слушаешь песню, и в какой-то момент тебе кажется, что эти же строчки написаны на созданных твоей шарманкой листах. Но это не так. Это безумие. Эта чертова машина сводит тебя с ума!
– Что ты делаешь? – спрашивает Майк, когда ты набираешь на видеофоне номер «Феликса».
Ты не отвечаешь. Закуриваешь сигарету и ждешь перед черным экраном.
– Это же не бесплатная «горячая линия»! – смеется Майк. – Знаешь, куда люди звонят обычно ночью? Верно, а еще лучше завести настоящую подружку и спать. Понимаешь? Спать! – он смолкает, потому что экран вспыхивает ярким светом.
Блондинка. Безупречная и до отвращения улыбчивая, как брюнетка, с которой ты разговаривал днем. Она смотрит на тебя большими голубыми глазами и спрашивает, чем может помочь. Ты орешь на нее, говоришь, что новая шарманка еще безумнее, чем прежняя, а она просит тебя оставаться на связи и выключает экран… Тишина.
– Похоже, тебе снова пора в «Ексодус», – говорит Майк и тяжело вздыхает.
Экран снова вспыхивает. Блондинка извиняется за то, что заставила ждать, и говорит, что завтра к тебе лично приедут сотрудники «Феликса» и все проверят на месте. Но когда наступает утро и ты открываешь дверь, на пороге стоят правительственные агенты и говорят, что ты должен проследовать с ними.
– Вот тебе и еще один шаг по мосту Чинват, – говорит Майк. – Еще один шаг.
Глава вторая
* * *Агент Хэнзард показывает тебе фотографию азиатки и говорит, что ее зовут Миранда Чжунг.
– Так значит, она существует? – спрашиваешь ты.
– Что значит, существует? – спрашивает агент.
Ты пожимаешь плечами и говоришь, что, когда встречался с азиаткой в квартире Шмидта, она дала тебе свою визитку, но, когда ты позвонил по указанному номеру, мужчина ответил, что не знает никаких азиаток.
– Как выглядел этот мужчина? – спрашивает агент.
– Не помню, – говоришь ты.
– Что вы делали в квартире Шмидта?
– Искал Диану. Это копир, который принадлежит моей сестре…
– Мы знаем, кто такая Диана.
– Вот как?
– Вы знали, что Шмидт в розыске?
– Нет.
– Вы знали, что Миранда Чжунг в розыске?
– Нет.
– Как вы познакомились со Шмидтом?
– Он приехал ко мне.
– Почему?
– Потому что его шарманка начала писать обо мне.
– Почему?
– Не знаю, я не создавал этих машин.
– Ваша шарманка принадлежала вашей матери и досталась вам после ее смерти, когда вы вернулись с фронта?
– Да.
– Почему вы записались добровольцем, прибавив себе лишний год?
– Тогда это мало кого волновало.
– Что вы хотели доказать этим поступком?
– Ничего.
– Вам нравилось убивать?
– Лишь тех, кто по другую сторону.
– У вас есть награды?
– Я никогда не хотел быть героем.
– Почему по окончании войны вы не остались в армии?
– Потому что война закончилась.
– Значит, вы служили лишь потому, что была война?
– Да.
– Что вы можете сказать об офицерах?
– Ничего.
– Ничего хорошего или ничего плохого?
– Просто ничего.
– Вы поддерживаете отношения с сослуживцами?
– Они все погибли.
– Вы обвиняете себя в их смерти?
– Нет.
– Они могли бы обвинить в своей смерти вас?
– Это война.
– Вас никогда не посещали мысли о суициде?
– Они могли бы обвинить в своей смерти вас?
– Это война.
– Вас никогда не посещали мысли о суициде?
– Нет.
– Почему же тогда вы посещаете психоаналитика?
– Потому что это оплачивает правительство.
– Вы когда-нибудь употребляли наркотики?
– Да.
– Вы считаете себя наркоманом?
– Нет.
– Вы считаете, что легализация наркотиков – это плохо?
– Нет.
– Вы обвиняете правительство в том, что во время войны вас заставляли принимать психотропные препараты?
– Нет.
– Как вы думаете, почему Миранда Чжунг выбрала вас главным персонажем в своей статье о молодых солдатах, вернувшихся с войны?
– Потому что у меня есть шарманка.
– Это ваше мнение?
– Нет, это она сама мне сказала.
– В квартире Шмидта?
– Да.
– Шмидт может это подтвердить?
– Его не было дома.
– Тогда как вы смогли войти?
– Дверь была открыта.
– Вы знаете, где сейчас находится Шмидт?
– Нет.
– Вы знаете, где сейчас находится Миранда Чжунг?
– Нет.
– Какие чувства вызвала у вас эта женщина?
– Никаких.
– Но ведь она азиатка.
– Война закончилась.
– Со сколькими женщинами вы состоите в постоянной физической связи?
– С одной.
– У вас есть дети?
– Нет.
– Как вы можете охарактеризовать свою жизнь?
– Никак.
– Это вас тревожит?
– Нет.
– У вас есть друзья?
– Один.
– Как его имя?
– Он умер. Уже давно умер.
* * *Агент Раш сменяет агента Хэнзарда и рассказывает о том, как пытал азиатов током.
– Вас это беспокоит? – спрашивает он.
– Нет, – говоришь ты.
– Вы когда-нибудь принимали участие в чем-то подобном?
– Нет.
– А хотели?
– Нет.
– Если бы снова началась война, вы бы ушли добровольцем?
– Нет.
– Почему?
– Потому что война не начнется.
Раш кивает, делает какую-то пометку и достает пачку сигарет.
– Закуривайте, – предлагает он. Бумажные спички разгораются лишь с третьей попытки. – После войны мирная жизнь кажется лишенной смысла, не так ли? – спрашивает Раш.
Ты затягиваешься сигаретой и говоришь, что иногда выпиваешь с пастырем из местной церкви.
– Так вот он говорит: блажен тот, кто может поступать как считает правильным и при этом не чувствовать себя виноватым, а все то, что совершается без веры в то, что это правильно, – грех.
– А по вам и не скажешь, что вы верующий человек, – говорит Раш.
– Нет, не верующий, просто проповедник иногда уж больно хорошо говорит, а иногда несет такую чушь, что остается только пить.
– Да, – взгляд агента устремляется куда-то сквозь тебя. – Так вы считаете, что воевали зазря?
– Я говорю не о войне. Я говорю о том, что сейчас.
– Нынче все сложно.
– Да уж, – говоришь ты.
Вы сидите и курите, слушая тишину.
– Странно, – говорит Раш. – Ты мог бы быть моим сыном или другом. Но мы сидим по разные стороны этого стола, и ничто не сможет изменить этого. И как бы сильно не билось сердце, рука навсегда останется твердой, и мы, не колеблясь, нажмем на курок, как только на то будет необходимость. И никаких сомнений и угрызений совести.
* * *Ты выходишь из здания АНБ, и желтый аэрокэб уже ждет тебя. Медсестра в «Ексодусе» извиняется, говорит, что ошибки нет, и снова извиняется.
– А мост все уже и уже, – говорит тебе Майк.
Ты выходишь на улицу и читаешь брошюрку о вирусе Клейптона, обнаруженном в твоей крови. Лекарства нет.
– Ну и сколько тебе осталось? – спрашивает Майк. – Сколько еще шагов вперед?
Ты пожимаешь плечами. Вирус Клейптона вывели азиаты в конце войны, когда все уже, по сути, было решено. Их женщины добровольно позволяли ввести себе этот вирус, а потом отправлялись в захваченные армиями Акрида города и отдавались солдатам победителей.
– Да, дикие были времена, – говорит Майк, словно читая твои мысли. – Глупо, наверно, избежать пули, чтобы потом сдохнуть от вируса. – И Майк уже не рядом с тобой. Он сидит под ясенем и играет на гитаре:
* * *Бармен спрашивает, что будешь пить. Заказываешь пиво. Пена медленно ползет по узкому горлышку вверх. Запах солода врезается в ноздри. К нему добавляется запах затушенных сигарет, человеческой плоти и пота. Чувство такое, что это не бар, а мусорный бак. Оглядись. Никого, кроме тебя и бармена. Похоже, все эти запахи исходят уже от самих стен.
– Что-то не так? – спрашивает тебя бармен.
– Здесь воняет, – говоришь ты.
– Чем воняет?
– Нами… Вся эта гребаная жизнь провоняла нами…
* * *– Мерзко, правда? – говорит Майк. – Уверен, ты даже слышишь, как потрескивает табак твоей сигареты во время затяжки и как где-то тикают часы. Драгоценные секунды утекают, а ты не знаешь, как потратить это оставшееся у тебя время. Ни одной мысли. Ни одной идеи. Хотя, думаю, их и раньше у тебя не было. Прекрасный финал никчемного существования. Ведь если задуматься, то ничего другого мы и не заслужили.
– Знаешь, Майк, – говоришь ты. – А ведь я единственный, кто тогда не струсил. Единственный…
* * *Снег падает с неба. Белый и чистый. Ты идешь по тротуару и слышишь, как кто-то выкрикивает твое имя. Обернись. Желтый аэрокэб медленно катится рядом с тобой по дороге. Пассажир на заднем сиденье знаком тебе – это тот самый мужчина, телефон которого оставила тебе азиатка.
– Есть разговор! – говорит он.
Ты садишься в машину. Майк остается на тротуаре. Он стоит и машет тебе рукой, а прохожие все идут и идут сквозь него… Аэрокэб отрывается от земли.
– Кто вы такие? – спрашиваешь ты незнакомца.
– Что ты рассказал в АНБ? – спрашивает он. Ты молчишь. – Что бы они ни сказали тебе – это неправда, – говорит он.
– Я был в «Ексодусе», – говоришь ты.
– Не верь им, – говорит он.
– Не верить чему? – спрашиваешь ты.
– Тому, что ты болен. Это ложь. Они всегда лгут, когда хотят убрать ненужных им людей. Убрать или подчинить. Подчинить и сломать. Сначала они лишили тебя медали, теперь хотят забрать у тебя твою жизнь.
– Да кто они такие? – спрашивает Майк с переднего сиденья. Майк, которого нет.
– Мне не нужна медаль, – говоришь ты. – Во мне было столько амфитаминов, что я просто не мог бояться. Я тупо бежал вперед и жал на курок. Вот и все. Не знаю, что написала обо мне ваша азиатская подруга, но если бы можно было вернуть все назад, то я бы предпочел остаться с остальными.
– И сплавить мозги под последней сброшенной нанобомбой в этой чертовой войне?
– Да.
– Похоже, военные все сдвинутые.
– Это уж точно! – смеется Майк, но тебе не смешно. Совсем не смешно…
* * *В номере отеля, который снимает Харрис, стоят две кровати и кишат тараканы.
– Скажи мне, – говорит Харрис. – Каково это – уродовать искусство, пользуясь шарманкой?
– Почему уродовать? – спрашиваешь ты, смахивая со стула хлебные крошки, чтобы сесть. – Я всегда думал, что эти машины создают то, что нужно людям.
– Эти машины создают то, что нужно системе, – Харрис закуривает. – Знаешь, кто такой Фрай?
– Нет.
– Это доктор, который изобрел копиров. Сейчас его отдел пытается прибрать к рукам средства массовой информации, если, конечно, уже не прибрал. Телевидение, например, точно работает на проект «Хамелеон», – Харрис закуривает. – Они повсюду. В каждом доме. В каждой голове. Информационный поток вливается в мозги, превращая людей в таких же удобоваримых для правительства рабов, как и копиры.
– Где-то я все это уже слышал, – говоришь ты, вспоминая азиатку с имплантатами вместо глаз.
– Миранда наткнулась на это, когда изучала причины большого количества самоубийств среди молодого поколения, вернувшегося с войны, – Харрис жадно затягивается. Выпускает через нос дым. – Ты никогда не спрашивал себя, почему не можешь смотреть популярные телепередачи и слушать современные песни?
– Потому что в них нет смысла, – говоришь ты.
– Именно! – подхватывает Харрис. – Но ты взгляни на рейтинги! Проект Фрая работает! Сначала он нашептывал, куда лучше идти, теперь указывает! Я даже слышу, как щелкает кнут в его руке, и стадо мычит и поворачивает в нужную ему сторону, отсекая неугодных и нежелающих подчиняться. Но ведь это не война, черт возьми, в которой нужно беспрекословно исполнять приказы, пусть даже тебе и неясен их смысл. На войне мы были пушечным мясом, сейчас нас превращают в тупоголовых копиров, которые живут, чтобы угодить своим хозяевам. Взгляни на все это с верхней ВИП-ложи. Разве ты смог бы отказаться от такой власти? – он смотрит на тебя и ждет ответа.