– Я мог бы вовсе не существовать, – шепчешь ты, и твой отец плачет где-то за сотни световых лет от тебя. Плачет и в бессилии сжимает твои руки.
И только поэтому ты хочешь жить. Не ради себя, а ради тех, кому ты нужен. И все друзья, которых уже давно нет, ненавидят тебя за эту трусость. И даже девочка-азиатка, которую вы насиловали и пытали под ясенем, смеется над тобой.
– Пошла к черту! – кричишь ты.
И кто-то с неба вкладывает в твои руки штурмовую винтовку. И ты бежишь вперед, убивая всех на своем пути. И небо смеется, забавляясь над твоим безумным гневом. И ему все равно…
– Расскажи мне о Харрисе, Ян. Расскажи о Миранде Чжунг, – требует небо. – Как давно ты им служишь? Как давно продал им свою душу?
– Я не помню! – кричишь ты. – Я не знаю!
– Так вспомни! – громыхает небо.
– Я не могу!
– Вспомни!
– Не могу!!!
И заклинившая винтовка обжигает руки, когда ты перехватываешь ее за раскаленный ствол, чтобы проломить прикладом голову еще одному не желающему умирать другу.
– Сдохни! – орешь ты, вколачивая его в землю. – Сдоооохниииии!!!
– Вот тебе нож, Ян, – говорит небо, протягивая в длани своей бесценный подарок.
– Я больше так не могу! – кричишь ты, но продолжаешь убивать.
Продолжаешь, потому что хочешь сдохнуть, но ты уже не принадлежишь себе. Ты разделился на сотни, тысячи тел в залитой кровью форме, которые бегут среди взрывов и мертвецов, чтобы нести смерть всем, кого встретят на своем пути. И ты убиваешь их, упиваясь этим диким экстазом бесконечного самоистязания, которое в своем однообразии уходит за горизонт. И не будет этому конца, пока ты не убьешь всех, кто был когда-то тобой. И лишь в конце тебе будет позволено умереть, а до тех пор ты обречен жить вечно. И никакие крики не помогут. Ты приговорен к пожизненному созерцанию своей собственной смерти.
– Спаси меня! Спааасии!
Но небо молчит. Вернее, не молчит, а поет как-то тупо и неуместно, сорванным голосом Майка:
* * *– Ян, очнись! – слышишь ты знакомый голос. – Очнись, я не смогу тащить тебя так долго – ты слишком тяжелый!
Ты открываешь глаза и видишь знакомую черную щетину Харриса.
– Давай же! – говорит он. – Помоги мне!
Ты послушно пытаешься переставлять ватные ноги. И это все, на что ты сейчас способен, – сил нет даже думать…
– Трогай! – кричит Харрис водителю, и желтый аэрокэб устремляется в небо… В усеянное серебряными звездами небо… Ты закрываешь глаза, но небо не исчезает. Оставив тело, ты поднимаешься к нему, в его темную непроглядную пустоту, в его густую бесконечность, и звезды ждут тебя, перешептываясь о твоих прегрешениях, которых нет… Ничего больше нет…
* * *В пыльной комнате с задернутыми шторами пара тараканов доедает чей-то завтрак. Тело понемногу оживает, хотя пару дней назад сил не было не то что выносить нескончаемые ломки, но даже для того, чтобы просто дышать.
– Есть курить? – спрашиваешь ты Харриса.
Он подходит к тебе и дает свою недокуренную сигарету.
– Я думал, ты сначала попросишь воды, – говорит он.
Ты киваешь.
– И воды.
– Держи, – он садится на стул и смотрит, как ты жадно пьешь и не можешь напиться. – Еще?
– Позже, – теперь ты пытаешься отдышаться.
– Мозги в кучу? – спрашивает Харрис.
– Есть немного, – говоришь ты.
– Они это любят – сводить нас с ума. У них есть целая система, машины, оборудование…
– Они сказали, что ты и Миранда использовали меня, заставив убить сестру…
– И ты им веришь?
– Я не знаю. Мне кажется, я даже себе не верю.
– Значит, у них ничего не получилось, – Харрис улыбается. – Паранойя – это самое здоровое чувство, которое доступно нам в современном мире…
– Харрис? – говоришь ты. – На кой черт ты вернулся за мной?
– А ты бы не вернулся?
– Не знаю.
– Вернулся бы! – грустно улыбается он. – Мы, военные, все сдвинутые. Знаешь, как поется в старой песне: «Братья по крови остаются собой до конца, и это глубже твоих самых сокровенных мыслей, а не просто новое веяние…»
– Любишь петь? – спрашиваешь ты.
– Больше слушать, – говорит он.
– Мне тоже нравилось слушать, – говоришь ты и рассказываешь про Майка.
– И он выжил? – спрашивает Харрис.
– Нет, – говоришь ты.
– Как и все мы, – говорит Харрис, и вы молчите.
Молчите, потому что иногда слова просто заканчиваются…
Часть пятая
Глава первая
* * *И закончилось смутное время в хрустальном замке. И был избран новый правитель. И был праздник. И было счастье…
– Почему ты не пируешь с остальными? – спросила Бертина, но Флаиа не ответила ей. – Никто не может оспаривать последний выбор посланника, – сказала дряхлеющая женщина.
– Для меня он просто Джаад.
– Для меня тоже.
Две женщины, две соперницы, посмотрели друг другу в глаза.
– Думаешь, он ушел из-за меня? – спросила Флаиа.
– Он всегда уходит.
– Что это значит?
– От Абак ко мне, от меня к тебе, от тебя к либертинцам. Наверное, Легий и выбрал его именно поэтому.
– Скажи, – осторожно спросила Флаиа, – Джаад оставил тебя, потому что ему велел так Легий или потому что Джаад не захотел видеть, как ты стареешь?
– Думаю, дело не в страхе и приказах. Думаю, дело в самом Джааде.
– Он всегда что-то искал, – вздохнула Флаиа.
– Он искал тех, кому он нужен, – глаза Бертины блеснули. – Помню, когда мы были вместе, он всегда поступал так, словно желал проверить мою преданность ему.
– Я этого никогда не замечала.
– Я тоже этого не замечала, пока не потеряла его.
– У нас все было иначе.
– У тебя все было иначе, – грустно улыбнулась Бертина. – В любви всегда есть еще одна пара глаз, которая видит иначе, чем ты.
– Хочешь сказать, что я никогда не понимала Джаада?
– Неважно, понимала его ты или нет. Главное – был он с тобой счастлив или нет.
– А ты?
– А что я?
– Думаешь, с тобой он был счастлив?
– Думаю, ему нравилась моя порочность.
– Он не порочен, Бертина! – возмутилась Флаиа. – Тело для него никогда ничего не значило!
– И он никогда не хотел прикоснуться к тебе? Никогда не хотел изучить твое тело и вдохнуть его жизнь в одну из своих скульптур?
– Иногда.
– Вот видишь.
– Но это было просто желание, которое всегда можно контролировать. Мы жили не плотью, а чувствами, если, конечно, ты знаешь, что это…
– Знаю, – покрытое морщинами лицо напряглось. – Знаешь, сколько дней я ждала, что он вернется. Не в то время, когда он ушел к тебе, а сейчас, когда Джаад предпочел нам либертинцев.
– Но он не хотел тебя.
– Нет, – в выцветших глазах вспыхнул бессильный гнев. – Мне больно это говорить, но думаю, он ждал лишь одного человека.
– Меня? – робко спросила Флаиа.
– Тебя, – выдохнула Бертина. – Но ты позволила ему уйти. Ты сидела здесь, пока он обливался слезами в чужом мире. Ты оставила его. Предала.
– Я ждала его!
– Это он ждал тебя, а ты смиренно принимала неизбежность, – высушенные временем пальцы Бертины сжали молодую руку соперницы. – Знала ли ты, чем жил Джаад до тебя? Знала ли ты его прежнюю жизнь, не здесь, а там, за пределами замка?!
– Пожалуйста, отпусти меня!
– Как мог Джаад любить человека, который любит только свои чувства?! – Бертина ослабила хватку, позволяя Флаиа освободить руку.
– Никогда больше не прикасайся ко мне! Ни ты, ни кто-либо другой!
– Как мог Джаад любить тебя… – вздохнула Бертина. – Как мог любить…
* * *Абак ждала тот день, когда брат оставит Хрустальный замок и вернется к ней, но вместо этого сама оказалась в Хрустальном замке. Кариш раболепно оглядывался по сторонам, а она лишь пыталась сдержать нарастающее чувство тревоги. Длинные коридоры уходили в бесконечную даль, залы были огромными и кристально чистыми. В фонтанах журчала неиссякаемая вода, которая несла жизнь и могла исцелить все болезни…
– Прости, что не смогла сама прийти к тебе, – сказала Бертина Абак и посмотрела на Кариша. – Это твой муж?
– Пока еще нет, – сказала Абак, поражаясь, насколько же быстро время забирает красоту и свежесть.
– Что-то не так? – спросила Бертина.
– Ты всегда была такой красивой! – призналась Абак.
– Что-то не так? – спросила Бертина.
– Ты всегда была такой красивой! – призналась Абак.
– А ты всегда была честной, – грустно улыбнулась Бертина. – Помнишь, что говорил об этом Джаад?
– Ложь, как змеиный яд, убивает медленно, но верно?
– Именно.
Они замолчали, зная, что ждать больше нельзя.
– Что с моим братом? – решилась начать Абак.
– Он не вернулся.
– Не вернулся? Как не вернулся?
– Пойдем, – Бертина взяла ее под руку. – Я отведу тебя к женщине, с которой Джаад жил последние столетия. Она лучше меня сможет объяснить тебе его решение…
* * *В покоях Флаиа было тихо и пахло фимиамом. Чистое небо уходило за горизонт. Ветер колыхал шторы.
– Почему ты отпустила его? – тихо спросила Абак.
– Я не знала, что он уйдет, – призналась Флаиа.
– Значит, ты ничего не знала.
– Последнее время мне тоже начинает так казаться.
– Если бы Бертина была чуть моложе…
– Никто не мог знать, как поступит Джаад.
– Невозможно знать то, что ты не понимаешь.
– Думаешь, я не понимала его?
– Нет.
– Но мы любили друг друга.
– Иногда этого мало.
– Ты говоришь как Бертина.
– Я говорю как сестра Джаада.
– Почему же он никогда не хотел навестить тебя?
– Он не хотел этого только когда жил с тобой.
Женщины замолчали. Кариш стоял на балконе и как завороженный разглядывал раскинувшийся внизу мир.
– Я могу попытаться вернуть его, – сказала Флаиа.
– Ты должна попытаться, – Абак взяла ее за руку, чувствуя, как напряглось ее тело. – И неважно, сделаешь ты это ради него, меня или самой себя. Главное, чтобы он вернулся. Главное, чтобы он захотел вернуться…
* * *Огоньки в глазах Бертины потухли, словно время высосало из нее и эту силу.
– Ты просишь меня помочь тебе? – спросила она Флаию.
– Да, – голос был тихим, надломленным. – Ты – наблюдатель. В твоем праве отвести меня туда.
– Прошло слишком много времени…
– Я должна…
– Мы потеряли его след, – только сейчас Бертина повернулась к просящей женщине лицом. – Мир либертинцев слишком велик…
– Ну и что.
– Ты не знаешь его законов, не знаешь правил.
– Джаад тоже не знал.
– Ты не Джаад!
– Но лишь я могу вернуть его. Ты же сама так сказала.
– Может быть, я этого не хочу.
– Не хочешь, чтобы вернулся Джаад?
– Не хочу, чтобы его вернула ты.
Они какое-то время молчали, не решаясь заглянуть друг другу в глаза.
– Если бы я только знала иной способ… – прошептала Бертина.
* * *Саддук искрился и пульсировал за спиной женщин. Всплески неисчерпаемой энергии тянулись к ним, не желая отпускать в этот странный, враждебный мир.
– Чувство такое, будто только что родилась заново, – сказала Флаиа, обхватывая руками свои худые плечи. – Почему здесь так холодно?
– Это ветер, – сказала Бертина.
– Ветер? Разве у нас нет ветра?
– У нас все контролирует Саддук, здесь же никто ничего не контролирует.
– Странно, что этот мир все еще живет.
– Ты удивишься, когда узнаешь, сколько здесь всего странного.
– Я уже удивляюсь, – поежилась Флаиа и с надеждой посмотрела на сгусток энергии, который была вынуждена оставить. – Что это за место? – спросила она, оглядываясь.
– Это пригород Акрида. Двор одного из частных домов.
– Здесь живет Джаад?
– Нет. Но здесь живет тот, кто сможет тебе помочь найти Джаада.
– Я что… Я должна буду общаться с либертинцами?!
– И не только общаться, – в глазах Бертины на мгновение вспыхнул огонь, но тут же погас. – Постучишь в дверь и, когда тебе откроют, расскажешь обо всем, что знаешь.
– Но разве я имею право?
– Ты хочешь искать Джаада или соблюдать правила?!
– Но…
– Никаких «но»! – Бертина обернулась и посмотрела на пульсирующий кокон. – Сделаешь, что я говорю, и вернешься сюда. Я буду ждать тебя.
Флаиа сомневалась.
– Два часа в этом странном, объятом ночью мире, а потом целая жизнь с человеком, которого ты любишь, – разве это не стоит того?! – и снова огонь в глазах. Огонь, который Бертина уже не могла скрыть. – Иди же! – прикрикнула она.
Флаиа вздрогнула, повернулась и, пошатываясь, пошла по коротко стриженному газону в направлении небольшого одноэтажного дома…
* * *Стук в дверь был негромким, но Хааст проснулся. Жена тихо посапывала во сне. Распятье над кроватью поблескивало в лунном свете. Хааст посмотрел на часы – 2.30. «Может быть, что-то случилось на базе?» – подумал он, поднимаясь с кровати. Пол был холодным. Хааст отыскал тапки и пошел открывать.
– Кто вы? – сонно спросил он стоявшую на пороге светловолосою девушку. Одежды на ней почти не было, если не считать тонкую, прозрачную накидку, под которой хорошо просматривалось худое тело. – Почему вы в таком виде?
– Я… – девушка обернулась, словно ища поддержки у невидимого спутника. – Я должна кое-что рассказать, – тихо сказала она, почти шепотом. Хааст напомнил ей, который час. – Я должна кое-что рассказать, – настырно повторила она.
– Идите домой, – посоветовал Хааст, но дверь закрывать не стал. Молодая грудь под прозрачной накидкой девушки вздрогнула. Небольшие соски набухли от холода. Ветер осторожно перебирал длинные белые волосы. – Где вы живете?
– Далеко.
– Далеко? – Хааст подумал о жене и что она скажет, если он впустит эту девушку в дом. – Как же вы оказались здесь?
– Саддук.
– Что?
– Саддук перенес меня из моего мира в ваш.
– Сад-дук? – переспросил Хааст, пытаясь разглядеть зрачки девушки. «Нет, на наркоманку не похожа», – думал он.
– Саддук управляет нашим миром, контролирует природу и все физические и биологические процессы…
– Пожалуй, лучше пройти в дом, – сказал Хааст, пытаясь взять девушку за руку. Она вырвалась. Шарахнулась от него как от огня. – Что с вами? – опешил Хааст.
– Никогда… Никогда не смей прикасаться ко мне! – прошипела девушка.
– Успокойтесь…
Хааст снова попытался взять ее за руку. И снова она вырвалась. Вырвалась и побежала прочь. Порыв ветра растрепал ее длинные волосы и неприлично поднял к поясу прозрачную накидку.
– Стойте! – кричал Хааст, пытаясь догнать ее. – Прошу вас, стойте!
– Бертина! – закричала девушка, останавливаясь возле высокого забора. – Где ты, Бертина?!
Хааст схватил ее за плечи и повалил на землю. Она не сопротивлялась. Лежала под ним и продолжала звать кого-то, но голос с каждым новым мгновением становился все более и более безнадежным…
* * *Горы. Бертина оставила защитный кокон, позволяя ледяному ветру коснуться ее тела. Заиндевелые окна долго не хотели оттаивать от ее дыхания, но в конце ей все-таки удалось отогреть небольшой участок, чтобы заглянуть в дом. Джаад сидел возле камина, слепо исследуя лицо десятилетнего мальчишки с черными кудрявыми волосами. Зрение покинуло его, словно в наказание за принятое им решение. Этот мир был слишком ярким, слишком сочным для слабых глаз, здоровье которых поддерживал Саддук. Когда Бертина последний раз навещала своего возлюбленного, он еще что-то видел. Сейчас же был совершенно слеп. Слеп, но не печален, и это сводило Бертину с ума. Ей хотелось войти в дом и рассказать этому слепцу, как она поступила с его женщиной. Как она поступила с той, на которую он променял ее. Рассказать и увидеть боль и страдания на этом родном лице. И когда из невидящих глаз польются слезы, она рассмеется. И это будет ее месть, которая убьет любимого человека, ставшего ей ненавистным. Но именно поэтому, чтобы продлить мучения, она никогда не сделает этого. Она будет приходить сюда и упиваться своим триумфом. И жить. Жить так долго, как только сможет, чтобы увидеть мучения всех, кто предал ее и заставил страдать. И никто не сможет спасти их от этого гнева…
* * *Фрай. Флаиа смотрела то на него, то на Хааста и понимала, что они не верят ни одному ее слову. Преданная и всеми забытая. Гнев бурыми пятнами покрывал ее бледные щеки, пронзал насквозь естество, и не было от него спасения. «Возможно, – думала Флаиа, – виной всему этот несовершенный мир, который пропитан ненавистью и гневом. Он здесь повсюду, как вирус, от которого нет спасения. Он заразил Джаада, проник в сознание Бертины и вот теперь подчиняет меня. И власть его с каждым часом становится все сильнее».
– Да поверьте же мне! – закричала Флаиа, вскакивая на ноги.
Стул с грохотом опрокинулся на пол. Пальцы сжали горлышко графина, который стоял на столе Фрая. Ведомая гневом рука занесла его над головой. Вода полилась на пол, струясь и извиваясь по худому телу. Лицо Фрая было таким близким, таким самодовольным – идеальная цель. Хааст перехватил руку разгневанной девушки. Стальная хватка сдавила запястье. Флаиа разжала пальцы. Графин упал и разбился. Зазвенело стекло. Гнев не находил выхода, сжимая сердце бессильной яростью.