– Ненавижу! – верещала Флаиа. – Ненавижу вас всех!
А Фрай уже вызывал санитаров и набирал в шприц лекарство для внутривенной инъекции…
* * *Нависшие над кроватью стены что-то тихо нашептывали, словно плакальщики, собравшиеся у постели умирающего, имя которого они узнали лишь перед тем, как войти к нему. Больничный халат, который надели на Флаию, пропитался потом и вонял. Этот запах вгрызался в ноздри и сводил с ума больше, чем нависшие белые стены. «Этот мир убивает меня, – думала она. – Я заразилась его распадом. Его гниение проникло в мое тело и теперь пытается проникнуть в мой разум». И не было спасения от этих мыслей. Они жили отдельной от хозяйки жизнью, сводя ее с ума осознанием безнадежности и бесконечной тревоги.
– Бертина! – закричала Флаиа, выгибая спину, пытаясь разорвать сдерживающие ее тело ремни. – Я убью тебя, Бертина! Убьюююю…
А стены все перешептывались и перешептывались о чем-то…
* * *– Потрясающе, – сказал Фрай, наблюдая на мониторе за конвульсиями обезумевшей девушки. – Где ты нашел ее?
– Нигде, – покачал головой Хааст. – Она сама пришла ко мне.
– Потрясающе, – Фрай облизнул полные губы. – И это тело… Ты видел ее кожу? Она практически идеальна…
– Убью! – верещала на мониторе Флаиа.
– А кто такая Бертина? – он включил запись разговора в его кабинете. – Это что, какая-то соперница? Подумать только, как легко в этом мире свести человека с ума?! Немного чувств, немного неверности – и вот он, результат, – он снова посмотрел на монитор, где Флаиа неистовствовала в своей палате. – А ведь она так красива! Кто-то мог бы быть счастлив, заполучив это тело себе в жены…
* * *Искушение было слишком сильным. Бертина боролась с ним так долго, как только могла, но оно было сильнее здравого смысла. Увидеть боль, увидеть страх, увидеть муки… Пространство вздрогнуло, пронзаемое искрящейся энергией.
– Ты! – прошипела Флаиа, и громкий смех ее соперницы прорезал тишину затянутой в мягкий войлок палаты. – Я убью тебя!
– Нет, не убьешь, – Бертина деловито прохаживалась вдоль кровати. – Как же ты хороша! – Изуродованная временем рука прикоснулась к обнаженной ноге.
Флаиа напряглась. Напряглась, словно хищник, который выжидает, чтобы разорвать свою жертву: неподвижно, беззвучно, готовясь к финальному броску.
– Я говорила тебе, что Джаад ослеп? – пальцы Бертины заскользили выше, под подол пропахшего потом голубого халата. – Знаешь, что ценят в женщинах в этом мире?
– Ненавижу тебя, – Флаиа сжала ноги, пытаясь остановить руку Бертины. – Ненавижу… – она выгнула спину, задыхаясь от беспомощности.
– Посмотри на меня, – велела Бертина. – Посмотри на меня! – Ремни впились в молодую кожу. Из темных глаз потекли слезы. – Ты никогда не вернешься в свой мир! Не захочешь возвращаться! – шептала Бертина, а слезы все катились и катились по раскрасневшимся щекам Флаии…
* * *Фрай не отрываясь смотрел на монитор. Он не мигал, боясь упустить хоть что-то. Помехи на мониторе то появлялись, то исчезали. Фрай прибавил звук, пытаясь расслышать за нескончаемым треском голос старой женщины, вышедшей из искрящегося кокона. «Что это? Кто это?» – лихорадочно соображал Фрай.
Зазвонил видеофон. Фрай попытался на ощупь отключить его, но в итоге просто смахнул со стола.
«Ты никогда не вернешься в свой мир. Не захочешь возвращаться», – не столько расслышал, сколько прочитал по губам старухи Фрай.
У него началась икота. Он задержал дыхание. Забыл, что надо дышать. Немигающие глаза налились кровью, и в какой-то момент Фраю показалось, что по его щекам текут не слезы, а кровь из лопнувших капилляров. Но все это не имело никакого значения. Лишь старуха и пульсирующий кокон…
* * *Фрай шел по коридору, и сердце бешено колотилось в груди. «Главное не бежать! – думал он. – Главное не показывать подчиненным свое волнение!»
Девушка. Она все еще плакала, когда Фрай вошел в ее палату. Не сломленная, нет. Скорее, отмеченная клеймом ненависти и гнева. Она смотрела на Фрая, и взгляд этот мог растопить любой ледник, прожечь тело и испепелить сердце.
– Я убью ее! – шипела она. – Убью! Убью! Убью…
* * *Ночь. Фрай лежал в кровати и не мог заснуть. Он не сошел с ума. То, что он видел, было так же реально, как разбившийся видеофон, который он сбросил на пол, как простыни, прикасавшиеся к его телу, как газы, бурчащие в животе… Фрай встал с кровати и включил запись, на которой девушка, привезенная Хаастом, рассказывала о войне с Сересом и ее истинных причинах. Что если все это правда? Что если весь этот мир, который он знает, всего лишь полигон для выборов тех, кто всегда будет стоять на десяток ступеней выше? Нет, люди не должны знать об этом. Никто не должен знать об этом, кроме тех, кто стал невольным свидетелем открывшейся истины. Потому что правда перевернет мир, изменит его, уничтожит…
– Я не позволю этому случиться, – решительно заявил Фрай. Нет, не заявил. Он поклялся в этом. Поклялся самому себе. Ведь теперь он знает. Знает то, что не должен был знать. И он изучит эти знания. Изучит и преумножит…
* * *Яркий, всепроникающий свет бил в глаза. Ремни все еще сковывали тело, но Флаиа уже не обращала на это внимания. Искрящиеся диски в созданной Фраем камере вращались вокруг нее. Десятки, сотни дисков… Флаиа зажмурилась, чувствуя, как что-то незримое пробирается в мозг. Она попыталась сопротивляться, но это было сильнее нее. Оно стирало воспоминания, стирало чувства, стирало личность. Сначала Флаиа забыла о своем мире, затем о жизни, которая была прежде, о Джааде, Бертине… У нее не осталось ничего, кроме ненависти и гнева, но вскоре и они превратились в прах… Осталась лишь пустота, которая звенела в ушах своим совершенством. Звенела и звенела… И этот звук начинал нравиться ей – девушке без имени. Девушке без прошлого. Девушке без чувств…
* * *Четыре девушки копира были молчаливы и холодны. На вид им было лет тринадцать-шестнадцать, не больше. Идеально гладкая кожа, правильные черты лица, длинные волосы… Если бы Хааст не знал, что пятая девушка когда-то была человеком, то ни за что не нашел бы отличий. По крайней мере, с первого взгляда.
– Нас могут отдать под суд за это, – сказал он Фраю.
Доктор щелкнул языком и расплылся в улыбке.
– Думаю, правительству не обязательно знать об этом. Хотя бы до тех пор, пока мы не убедимся, что система работает.
– Ты хочешь сказать, что они одобрят это?!
– Политика сложная штука, Хааст! – Фрай подозвал к себе светловолосую девушку. – Я буду наблюдать за тобой, – пообещал он.
Девушка смотрела на него темными глазами и молчала, словно машина, которая ждет указаний своего хозяина.
– Передашь ее сегодня Натану, – сказал Фрай Хаасту, продолжая смотреть на девушку. – Скажешь ему, чтобы пристроил ее в какой-нибудь дом, где ее тело придется кстати, – Фрай ждал реакции на эти слова, но лицо девушки не выражало никаких эмоций. – Думаю, они хотели бы именно этого.
– Они? – переспросил Хааст.
– Забудь, – качнул головой Фрай. – Я просто хотел кое-что проверить… И Хааст…
– Да?
– Установи за ней непрерывное наблюдение. Так, на всякий случай…
Хааст кивнул и протянул светловолосой девушке руку. Он вел ее по бесконечным коридорам и вспоминал ту ночь, когда впервые увидел ее на пороге своего дома. Тогда она возбуждала его, сейчас – нет. Девушка без памяти, девушка без прошлого… Когда она еще была другой, Хааст потратил несколько часов, пытаясь отыскать ее родственников, но все было тщетно. Она словно и не существовала в этом мире. Словно все истории были… Нет. Хааст улыбнулся. Когда-нибудь вся эта работа сведет его с ума. Вот он идет и уже готов поверить в полнейший бред, который рассказала ему эта сумасшедшая. А что потом? Он потеряет связь с реальностью и уже никогда не сможет вернуться – вот что потом. Не стоит заглядывать в бездну, если не собираешься прыгнуть в нее. А он не собирается. Он проживет долгую и счастливую жизнь и умрет нянча внуков. А бездна… Бездна – это плохо… Хааст шел и думал о внуках, а Фрай наблюдал за ним и улыбался. И казалось, весь мир принадлежит ему. Казалось… Но Фрай знал, что это не так.
Глава вторая
Гипсовый бюст кажется хрупким и беззащитным, когда Дариус берет его огрубевшими руками.
– Невероятно, правда? – спрашивает Манн.
Дариус молчит, изучая гипсовый бюст мальчика лет десяти. Толстые пальцы скользят по завиткам кучерявых волос.
– Мне пришлось выложить за него двадцать тысяч, – говорит Манн.
– Двадцать тысяч? – Дариус возвращает бюст владельцу.
– Осторожно! – предупреждает Манн. – Это же исторический момент.
– Ты уверен, что тебя не обманули?
– Обманули?! – обижается Манн.
– Осторожно! – предупреждает Манн. – Это же исторический момент.
– Ты уверен, что тебя не обманули?
– Обманули?! – обижается Манн.
– Все когда-нибудь ошибаются, – говорит Дариус.
– И как ты себе это представляешь?! – Манн ждет ответа, но ответа нет. – Признайся, что ты просто боишься в это поверить.
– Боюсь, – признается Дариус и смотрит на гипсовый бюст. – Ты проверил его по базе?
– Ничего.
– Может быть, это какая-нибудь новая афера? – Дариус лихорадочно пытается найти объяснение. – Кто-то взломал базу и… – он замолкает. Голова отказывается думать. Нет. Голова думает, но отказывается воспринимать.
– Тысячи лет тишины, а тут такое! – пританцовывает Манн. – Знаешь, мне сказали, что этот парень слеп, как крот! Представляешь, первый за тысячу лет творец, да еще и слепой! Страшно даже подумать, что напишут об этом газеты… – Манн замолкает и смотрит на Дариуса. – Скажи мне, что я не сплю!
– Ты не спишь, – говорит Дариус и садится за стол. – Но лучше бы ты спал.
* * *Шмидт поднял воротник пальто и вышел на улицу. Машина, которая кормила его последние десять лет, осталась в запертой квартире.
– Ты всего лишь шарманщик! – сказала ему три года назад жена и ушла к финансовому менеджеру какой-то макаронной компании.
«По крайней мере, честно», – решил тогда Шмидт. Он все равно никогда не любил ее…
Шмидт посмотрел на часы. Аэрокэб задерживался. Диана стояла рядом, и ветер трепал ее длинные белые волосы…
– Это копир? – спросил агент Хэнзард, когда Шмидт и Диана вошли в его кабинет.
– Да, – смутился шарманщик.
– У меня есть электронная собака, – признался агент. – Это, конечно, не одно и то же, но все же… – он прокашлялся и открыл личное дело Шмидта.
– Это все про меня? – спросил Шмидт, разглядывая толстую папку.
– Удивлены?
– Немного, – Шмидт передернул плечами и посмотрел на Диану.
– Почему вы не оставили ее дома? – спросил агент, продолжая что-то читать. – Я, например, всегда оставляю свою собаку дома, когда ухожу на работу.
– Простите, – смутился Шмидт. – Мне подарили ее недавно, и я еще не привык…
– Понятно, – агент сделал какую-то пометку в личном деле Шмидта. – По крайней мере, не лает, как моя собака.
– Да, – согласился Шмидт.
Агент поднялся на ноги и включил электрический чайник.
– Старая модель, – пожаловался он. – Всегда приходится ждать.
– Можно завести копира, – осторожно предложил Шмидт. – Очень помогает в хозяйстве, особенно если брать б.у.
– У меня есть девушка, – сказал агент. – И собака.
– Ну, если так… – Шмидт пожал плечами и спросил о своей шарманке. – Почему служащие из «Феликса» отправили меня к вам?
– А вы не догадываетесь?
– Нет.
– И мы тоже, – признался агент. Чайник закипел, и он заварил себе чашку чая. Вернулся за стол. Выудил из открытой папки пару скрепленных между собой листов и протянул Шмидту. – Это создала ваша шарманка?
– Да.
– До того, как у вас появился копир, или после?
– После, но разве это важно?
– Возможно, – агент сделал какую-то запись и сказал, что служащие «Феликса» вынуждены будут конфисковать шарманку…
* * *Сладдек смотрит на гипсовый бюст и говорит, что это невозможно.
– Это может сломать всю систему! – говорит он, и Дариус согласно кивает. – Если Манн окажется прав и тот слепец действительно может творить, не используя шарманку…
Сладдек смолкает и пытается подсчитать убытки… Его определенно устраивает прежнее положение вещей, и он не хочет ничего менять. «Феликс» вечен. Правительства сменятся, войны начнутся и закончатся, а «Феликс» будет жить. Так было тысячи лет, почему же сейчас какой-то слепец должен что-то менять?
– Манн не узнал, есть ли еще такие как слепец?
– Пока нет, – говорит Дариус. – Я убедил его подождать несколько дней и не делать заявление, но это лишь вопрос времени.
– А наша база? Ты связывался с секретарями «Феликса»?
– И я, и Манн, – говорит Дариус. – Мы даже запросили базу всех скульпторов и художников и обзвонили каждого из них…
– И ничего… – понимает Сладдек. – Ни одна шарманка не создавала ничего подобного?
Дариус кивает. На ум почему-то приходит шарманка Шмидта, вернее, ее незаконченный рассказ.
– Агенты АНБ занимаются сейчас одним делом… – осторожно начинает Сладдек. – Одна из шарманок… В общем, думаю, она предсказала слепца.
– Причем здесь АНБ?
– А ты думаешь, на кого мы работаем?
– Все мы на кого-то работаем, но…
– Но я же не знал, что это правда. Сам понимаешь, на шарманки всегда очень большой спрос, а тут вдруг такой шанс обвинить одного из владельцев в невменяемости и передать его право на шарманку кому-то другому.
– Не кому-то, а тем, кто больше заплатит…
– Это уже издержки.
– Да. Издержки.
– Как находка Манна… – Дариус смолкает и смотрит на Сладдека, указывая на дверь. – Лучше поговорить об этом на улице, – говорит он одними губами, и Сладдек согласно кивает.
* * *Агент Раш сел за стол и включил запись допроса Анны Каплан. Что-то в этой женщине не давало ему покоя. Не допрос. Нет. Что-то было в ней самой. В ее образе. Он, как солнечный ожог сетчатки, настырно витал перед глазами, мешая работать. Раш вспомнил о назначенном свидании. Пальцы вспотели, словно в них снова был выключатель подачи тока… Щелк. И тело азиата изгибается на столе, пронзаемое электрическими разрядами. А Раш сидит и смотрит. И цапля, которой он отстрелил голову, чтобы освободить лягушку, лежит у его ног. И лягушка выбирается из ее желудка… И песня. Одна из тех, которые конфисковал агент Хэнзард у Анны. Она играет и играет по кругу:
Раш остановил запись допроса. Увеличил изображение. Прикоснулся пальцами к обнаженным коленям на экране… Всего лишь одна ночь… И он уже почти решился позвонить. Почти решился…
* * *Пожар в офисе Манна начинается в 22.30, и локализовать его удается лишь спустя три часа. Дариус и Сладдек стоят среди прочих зевак и, запрокинув головы, смотрят, как пожарный аэрокар, зависнув возле восемнадцатого этажа, направляет мощную струю пены в оплавившиеся окна.
– Мой бюст! Спасите мой бюст! – кричит Манн пожарным.
– Теперь нужно найти слепца, – говорит Дариус Сладдеку.
– Найдем, – обещает Сладдек. – Обязательно найдем.
* * *Шмид вышел из кабинета Хэнзарда. Голова болела, и хотелось напиться.
– Они просто выполняют свою работу, – сказал он Диане.
Она согласилась. Они вышли на улицу и вызвали такси. Старый лифт поднял их на сорок седьмой этаж. Дверь была закрыта, но не заперта. «Нужно будет написать жалобу в «Феликс»», – подумал Шмидт, проходя в свою квартиру. Диана сняла пальто и повесила его на вешалку.
– Тебе помочь раздеться? – спросила она Шмидта.
Он не ответил – просто стоял и смотрел на то, что осталось от его квартиры.
– Я же ничего не сделал! – прошептал Шмидт, прошел в гостиную. На единственно уцелевшем стуле сидел агент Раш. – За что? – тупо спросил его Шмидт.
– Вы скажите. – Раш закурил сигарету. – Ничего, если я буду стряхивать на пол?
– Да какая теперь уж разница…
* * *Дариус смотрит на дешевую сигарету в руке сына и говорит, что за такой низкосортный товар должен платить не он, а компания-производитель должна доплачивать ему за то, что он курит это. Сын пожимает плечами и спрашивает:
– Ты знаешь Ульриха Шмидта?
– Нет, – говорит Дариус.
– Его шарманка тоже пишет о тебе.
– Не слишком ли много внимания?
– Я говорю серьезно.
– И кто же, по-твоему, этот слепец, который разрушит наши жизни?
– Не знаю. Думал, ты мне скажешь.
– Понятия не имею! – Дариус разводит руками и трясет седой головой. – Скажи, – голос его становится вкрадчивым, – я слышал, правительство синтезировало новый галлюциноген и начало поставки на черный рынок, желая узнать его действие…
– Я не употребляю наркотики, – говорит сын.
– Откуда же тогда весь этот бред?
– Я же говорю – чертова машина! Мне бы такого и в голову никогда не пришло. К тому же шарманка Шмидта тоже пишет об этом.
– Вот как? – думает Дариус и звонит Сладдеку.
– Извини, – говорит он сыну. И уже Сладдеку: – Нужно встретиться.
* * *– Пошел к черту! – говорит Кэт и пинает электронного чихуахуа ногой.