Но разве был иной вариант?
— Разина, Коля был прав, ты свихнулась! — разорался Никита, стоило мне войти в аудиторию, где на консультацию собралась наша группа.
— Почему? — только и смогла выдавить, удивлённо взирая на злобного Зимина.
— Что случилось? Куда ты дела телефон? — парень оказался рядом в мгновение ока и принялся внимательно осматривать меня со всех сторон, поворачивая то так, то эдак. — Стоило только кое-как отвязаться от целого полка приехавшей родни, заставив всех отправиться восвояси, а Разиной уже и след простыл. Звоню, значит, спросить, как дела, а абонент "временно недоступен". Что за шуточки глупые?
— Я выключала просто… А ты звонил?
— Ну нет, моё величество шутить изволит, — ворчливо. — Звонил, конечно, и не раз. Даже думал, что тебя маньяк какой прибил… несексуальный, ага. Идём!
Парень ухватил меня за запястье и отбуксировал вглубь аудитории, посадив на свободное место, сам же грохнулся на соседний стул, продолжив взирать на "виновницу" недобрым взглядом. Злился… Я же не могла удержаться от смеха. Вот дурочка! Пыталась каждый день найти причину, чтобы связаться, не могла подобрать повод, а вот Зимин взял и всего лишь набрал номер. Как назло именно в тот момент, когда тот был уже недоступен.
— Ну чего ты ржёшь? — возмутился Никита.
— Из-из-извини… — заикаясь, кое-как выдавила сквозь смех. — Я н-над свои-им. Всего лишь…
Именно в этот момент в аудиторию зашёл преподаватель — я аж подавилась, стараясь максимально быстро замолкнуть, ибо шума этот суровый мужчина выносить не мог. Зимин тоже замолчал, впрочем, ненадолго — всего-то до окончания консультации. Та, будто специально ради Никиты, продлилась максимум полчаса: препод ответил на пару-тройку заданных вопросов и скоренько сбежал, не желая тратить на нас драгоценное время.
Нику прямо-таки повезло! За пару он, может, и забыл бы о претензиях ко мне, а вот так — никогда.
— И зачем же Софи выключала телефон? — вновь прикопался парень, стоило нам выйти в коридор.
— Была у бабушки, а там сеть не ловит, — спокойно ответила ему.
И пусть меня вроде бы "ругали", ужасно хотелось счастливо улыбнуться, забыв, что на нас все смотрят. В душе разливалось приятное тепло, согревающее и успокаивающее. Получается, Нику плевать, что больше нет никакого "сговора" или иных общих целей. Значит ли это, что, как и в те недели до Нового года, он даже сейчас всё так же будет рядом?
— Предупреждать о таком надо, — Зимин отвесил мне лёгкую оплеуху. — Я беспокоился.
— Я не думала… — теперь уже на лице вовсю играла широкая улыбка. Чёрт, почему так радуют его слова?
— Ау! Ау, где Софи, которую я знаю? — Никита резко остановился и заозирался по сторонам. — Куда ты дела её, ведьма? — обвиняюще указал на меня пальцем. — Софка Разина думать умеет, она не заставит друга зря волноваться.
— Ну…
Замялась, виновато опуская взгляд. Было дико приятно, что Ник волновался, не скрою, но я действительно даже и не подозревала, будто такое может вообще случиться! Коля никогда не звонил лишний раз и уж тем более не переживал. Хотя… как я только могла сравнивать Никиту с Барабиным?
— Ла-адно, всё, простил, — фыркнул Зимин через минуту молчания и потрепал меня по голове. — Но впредь предупреждай заранее, хорошо? — активно закивала, соглашаясь. — Вот и прекрасно. Ты как отдохнула?
Тема разговора, наконец, ушла в другое русло, и я смогла вздохнуть спокойно, можно даже сказать, расслабиться, честно отвечая:
— Да не особо приятно. Сидела у бабули в глуши, наблюдала за снегопадами, которые в этом году как-то зачастили. Тишь да гладь.
— Ясно. А как с Колей?
— В смысле?
Я сперва не поняла сути вопроса, даже с ходу не сообразила, о ком идёт речь. Зато когда докопалась-таки до сути вопроса, чуть не совершила великий грех и не взвалила на собственные плечи убийство. Ник, идиот, зачем спрашивать о таком?
— Ну, не помирились ещё? А то вдруг Барабин решился приползти к тебе не коленях?
— Ой, ну не глупи! — отмахнулась, думая, что парень смеётся.
— Почему нет?
Но на лице его не было и тени улыбки, лишь упрямая сосредоточенность и даже маленькая нотка злости, где-то там, в глубине глаз. Зимин НЕ смеялся. Наверное, он и вправду думал, что такой упрямец, как Коля, может внезапно передумать и извиниться. Какие глупости!
— Ждёшь этого? — вопрос совершенно внезапный.
— Да с чего ты взял, Никит? Правда, не глупи. Не жду, — отозвалась как можно скорей.
И следующий неожиданный вопрос, окончательно приведший меня в шок:
— Ты любишь его, да?
Какое-то время я молчала, будучи не в силах даже возмутиться, лишь стояла и смотрела на Зимина широко открытыми глазами. Понимала, что должна, просто обязана ответить, но…
— Ник, я…
— Ясно, — перебил меня Зимин, грустно улыбаясь.
— Да, что тебе…
Хотела спросить этого болвана, что же такое пришло в его головушку, заставить не быть таким самоуверенным и всезнающим, да, в конце концов, стереть с губ дурацкую улыбку!
— Соф! — раздался откуда-то сбоку до боли знакомый голос.
Я не успела. Барабин появился так внезапно, совершенно неожиданно и не вовремя. Стоило всего на секунду обратить внимание на него, как Никита уже отступил, и, чтобы доказать ему хоть что-то, пришлось бы кричать. Хотела так и сделать, но тут… такого, наверное, никто не ожидал. Словно во сне, порлнейшая нелепица и фантастика.
— Соф, я хочу извиниться, — еле слышно произнёс Коля и… прямо в коридоре упал передо мной на колени, опуская голову. — Очень хочу, правда. Ты мне нужна.
Он ухватил своей огромной ладонью мою, крепко сжал её, не позволяя отойти. Я же не могла оторвать взгляда от Никиты. Зимин продолжал растягивать уголки губ в улыбке, такой понимающей, почти что приторной, а потому и раздражающей. И в ней чувствовалась обречённость, неясные нотки уверенности…
Я понимала, что улыбка была прощальной, последней, и оттого не могла оторвать взгляда от Никиты до самого последнего момента. До секунды, когда он отвернулся… и ушёл.
Барабин продолжал что-то говорить, кажется, твердил, что любит, готов унижаться так же, как сейчас, хоть каждый день, просил вернуться, извинялся снова и снова. Перевела взгляд на Колю, попробовала прислушаться к грубому голосу, который так обожала раньше. Он был совершенно другим теперь: менее самоуверенным… сломанным? Да, наверное так. Коля изменился…
И если бы эта сцена разыгралась до Нового года — да что там? — если бы Барабин всего лишь извинился чуть раньше, грубо бросил обычное "прости", я бы так и сделала, наверное. Вернулась бы к Коле, продолжив пресмыкаться, сколько бы Зимин не учил и не напутствовал. Но сейчас… я смотрела на стоящего на коленях блондина, который, словно маленький ребёнок, цеплялся за меня, и ничего не чувствовала.
Любви не было. Лишь сожаление, капелька жалости и горечь.
Теперь мы чужие…
— Коль, извини, я не могу. Я люблю другого.
Эпилог
Пожалуй, никогда раньше я не бегала настолько быстро. Плевать было, что ответит Барабин, всё равно, что подумают другие… Удивительно чётко в голове билась единственная мысль: без Никиты я не смогу. Если сейчас отпущу его, то не верну уже никогда.
Мельтешение коридоров, множество ступенек… и ледяной воздух, окутавший всё тело, когда я выскочила на улицу. Без куртки, без шапки — о таких пустяках даже не думала, когда на счету была каждая секунда.
Зато… я успела!
— Ник! — заорала, что было сил.
Он не успел далеко уйти, лишь добрался до калитки. Для себя я загадала, что если сейчас Зимин преступит "черту" ограды и не обернётся — всё уже потеряно, если же посмотрит в сторону крылечка раньше — есть ещё шанс. Мне повезло, Никита обернулся, резко, порывисто, замерев у самой калитки.
Его взгляд гипнотизировал, притягивал, словно самый сильный магнит, как в ту памятную новогоднюю ночь. Ник молчал, а я только и смогла выдавить из себя:
— Не уходи…
Получилось тихо, очень, подумала даже, что парень не услышал, но он усмехнулся, сделав шаг вперёд. Мы смотрели друг на друга, словно боясь отвернуться. И казалось, даже время остановилось, весь мир замер, помогая мне, позволяя найти нужные слова, чтобы сказать всего три слова. Я люблю тебя.
Пусть они даже не будут приняты, пусть парень просто рассмеётся в лицо глупой девчонки… но ведь это именно он научил меня быть сильной, помог поверить в себя и перестать прогибаться под других. Самоуверенный болван с обворожительной улыбкой и шикарным, хотя порой и раздражающим, юмором. Дурачок блондинчик, любящий находиться в кругу богатых мажоров. Идиот…
Но именно в него я влюбилась.
— Я хотела попросить… помнишь, мы перед мамой разыгрывали представление… и… в общем… а может, мы снова… — решившись, принялась нести какую-то отрывистую чепуху, всё тише и тише, постепенно опуская взгляд.
Когда же подняла глаза, Никита стоял так близко — стоило лишь протянуть руку, и можно было коснуться его.
Когда же подняла глаза, Никита стоял так близко — стоило лишь протянуть руку, и можно было коснуться его.
Вновь долгое молчание, ожидание, давящее на нервы…
— Иди ко мне, — так же тихо, как и я, произнёс парень.
Прозвучало почти как вопрос, а может, это им и было. Долго думать над ответом не пришлось, он был единственным — положительным. Я лишь осторожно положила свои пальцы на протянутую ладонь парня и уже в следующее мгновение почувствовала, как Никита крепко обнимает меня, укрывая от холода своей курткой.
Тихо падал снег, ложась на плечи, а мы так и стояли на крылечке вуза. Маленькие колючие снежинки казались мне удивительно горячими и ласковыми, такими же, как Зимин. И слова, наверное, были уже не нужны, но я всё же прошептала, пряча лицо на груди Ника:
— Я люблю тебя…
Парень тихонько рассмеялся, крепче прижимая меня к себе. Коснулся губами виска и шепнул на ушко:
— А я ведь говорил, что не врал твоей матушке, и вообще, присутствовал в вашей квартире с самыми серьёзными намерениями.
Дыхание его опаляло кожу, но слова… для меня они звучали равносильно признанию. Словно в волшебной сказке, которая неожиданно вернулась. Она всего лишь отходила ненадолго, чтобы дать нам решить оставшиеся проблемы и вопросы.
Чудесное начало года! Честно говоря, я думала, этот Новый год будет самым кошмарным в жизни, но внезапно он стал лучшим. Таким тёплым и ярким, по-настоящему праздничным.
А ещё у меня появилось несколько причин любить зиму и снег... Нет, всего одна, но самая главная! И имя ей — Никита. Рядом с ним всё кажется прекрасным и волшебным, даже ненавистные морозы наполняются весёлым пением, голосами и ароматами хвои, мандаринов да глинтвейна.
И мягким шёпотом Никиты:
— Люблю тебя, солнце.