Босс передернул плечами:
— Катю эту освободили из-под стражи в зале Ярославского районного суда. Шесть месяцев она обитала в СИЗО, и только будущее покажет, чем это ее обогатило. Ей дали пять с половиной лет условно с испытательным сроком три года. А Диму Денисова, к счастью, даже под стражу не брали. Он получил условно четыре года с испытательным сроком два года. Теперь он будет двадцать четыре месяца подряд каждого первого числа приходить в милицию для регистрации. Сейчас он живет в Москве, так что проблем себе нажил прилично. Уверен, что дурь с него уже схлынула и он еще не раз себя спросит: «Что за наваждение со мною приключилось?..»
Занимательная история, — сказала я. — Только почему, Родион Потапович, вас так заинтересовало это, в общем-то, ничем не примечательное, будничное, рутинное дело? Таких балбесов, как этот Дима Денисов, полна Россия. И не на женщин надо кивать — дескать, сбила меня с панталыку, стерва! — а прежде всего в своих мозгах покопаться. Так чем вас заинтересовал этот самый Дима Денисов?
Босс недоуменно пожал плечами.
— А я и сам не знаю, — сказал он без видимого интереса. — Признаться, мне тогда просто делать нечего было. И не спрашивай.
Это было вполне в духе Родиона Потаповича — приоткрыть краешек какой-нибудь тайны или хотя бы просто загадочной и занимательной истории, не углубляясь в мотивы и подоплеку, раздразнить любопытство… а потом преспокойно захлопнуть двери на пороге разгадки. Господин Шульгин вообще отличался такой манерой себя вести, хотя и нечасто.
Впрочем, и коньяк он пил нечасто. А проблем тем временем накликал немало.
Я открыла было рот, чтобы сказать… но не успела не только сформулировать, но даже окончательно оформить в мозгу предназначенную для озвучивания мысль. Потому что в дверь нашего офиса позвонили.
Если учесть, что был дождливый летний вечер, а температура всего-навсего плюс тринадцать, то едва ли тот, кто звонил, приехал к нам из праздного любопытства. Опять же это была не Валентина. Она бы предварительно связалась по телефону.
Я вышла из кабинета босса и, оказавшись в приемной перед своим рабочим столом, включила видеофон.
2
На пороге стояла женщина средних лет, лицо которой — я сразу это отметила — хранило следы красоты необыкновенной. Сейчас красавице было лет пятьдесят или чуть больше.
Как оказалось, я ошибалась, и довольно существенно: приглядевшись, поняла, что ей едва за сорок. Если не тридцать пять или тридцать семь. Просто сеточка у прекрасных глаз и морщины на тонкой шее сильно ее старили. Было видно, что женщина последнее время то ли не может, то ли не хочет следить за собой.
— Это детективное агентство «Частный сыск», не так ли? — спросила она.
— Да. Совершенно верно.
— Меня зовут Светлана Анисина. Светлана Андреевна Анисина.
Я пристально посмотрела на нее. Определенно, это лицо было мне смутно знакомым. Где-то я уже видела узкое, с тонкими чертами и чуть вздернутым носом, продолговатое лицо, большие серо-голубые глаза, изогнутые брови, которые в русских сказках традиционно именуются соболиными… Когда-то видела.
— Простите, Светлана Андреевна, — проговорила я, — а мы не могли быть с вами знакомы раньше? Нет?
Она устало улыбнулась:
— И вы тоже? Честно говоря, за последнее время, уж и не припомню какой по счету человек, утверждает, что меня уже где-то видел раньше.
— И это вас беспокоит? Пустяки, уважаемая Светлана Андреевна. Однажды к нам пришел знакомый, который подвергся троекратному нападению за день. Его почему-то упорно узнавали, а узнав, пытались задержать. Он перепугался, думал, что поневоле влип в какой-то криминальный переплет, хотя профессия у него самая что ни есть мирная: парикмахер. Из всех видов холодного оружия знаком только с ножницами. Просил нас, то есть меня и моего босса, Родиона Потаповича, по-дружески разобраться, в чем, собственно, дело. Расследование, правда, много времени не заняло. Оказалось, что дело отнюдь не в нем самом. Просто напутали в типографии, и его фотографию расклеили как снимок разыскиваемого опасного преступника. Конечно, все быстро разъяснилось, но наш знакомый долго не мог прийти в себя после пережитого… гм… недоразумения.
— Простите, но вы в самом деле могли видеть меня… м-м…
— Меня зовут Мария. Моего босса — Родион Потапович, для справки.
— …Мария. Спасибо. Дело в том, Мария, что вы в самом деле могли видеть меня раньше. Только, верно, вы были еще девочкой, когда мои фото помещались в модных журналах. Модных — по тем временам, конечно. Ведь вам лет двадцать пять, да?
— Ну, около того.
«Двадцать девять, — подумала я. — В самом деле — около того».
— Так вот я в свое время принимала участие в одном из первых конкурсов красоты. Тогда еще был Советский Союз. Так вот пятнадцать лет тому назад я стала вице-«мисс СССР-1989».
— Светлана Анисина… погодите, так вы та самая Светлана Анисина, которая?.. Нет, ну, конечно, я вас помню, только, честно говоря, я и не думала, что это — вы.
— Конечно, не подумали бы. Тогда я выглядела лет на двадцать моложе и была… гораздо красивее, что уж и говорить.
— Я думала, что вы уехали за границу. Во Францию или США.
— Да я и сама так думала, честное слово! Только вот как-то не сложилось.
— Хорошо. Что же я держу вас в приемной? Вы проходите в кабинет босса. Прошу вас.
Светлану Андреевну встретил внимательный взгляд босса. Он поздоровался и, прищурившись, произнес:
— Я где-то…
— И вы туда же! — поспешила прервать его я. — Светлана Андреевна в свое время была на виду, вице-«мисс СССР-1989».
— Да, хотя сейчас в это очень сложно поверить, — тихо произнесла она.
— Это совершенно неважно, — сказал Родион Потапович, не осознавая, верно, как сомнительно могут быть истолкованы его слова. — Светлана Андреевна, я вас слушаю. Сделать вас вице-мисс опять я, конечно, не смогу, но во всем остальном мы постараемся вам помочь.
Я покачала головой. Босс опять сболтнул лишнее. Я думаю, если бы он сказал напрямик: «Вы — старая грымза, и с этим ничего не поделаешь», — это было бы не намного тактичнее.
Впрочем, она даже внимания на обратила. Конечно же, ее заботило нечто куда большее, чем тактичность сыщика.
— Я вас слушаю, — сказал Родион Потапович.
— Я не стала обращаться в милицию, — виноватым тоном сказала она, словно лишила родную милицию куска хлеба, что больно ударило по кровным интересам господина Шульгина, главы нашей конторы. — Я подумала, что это… не совсем… не их профиль… словом, я обратилась в частную организацию. Вот к вам. Если говорить откровенно, Родион Потапович, то я не знаю, как и сказать.
— А вы говорите как есть.
— Родион Потапович, я подвергаюсь преследованию! Откровенно говоря, я не понимаю, кому я нужна. Ведь фанфары в мою честь давно отгремели, меня позабыли, денег у меня нет да никогда особо и не было.
— Так. А теперь по порядку. Без сумбура. Что значит — подверглась преследованию?
— Я не могу объяснить просто… но у меня такое ощущение, словно за мной постоянно кто-то следит.
Безусловно, неприятное ощущение, — кивнул Родион Потапович, тем не менее ожидая подробностей, а я вспомнила, как в прошлом году к нам в офис пришла закутанная в шаль почтенная пожилая дама и тоже заявила, что она подвергается преследованиям, что она под колпаком. Позднейшие объяснения дамы дали нам понять, что она заброшена на Землю со звезды Альтаир, что она должна установить мировую гармонию, а ось этой мировой гармонии проходит через Москву, Брисбен, Шанхай и Буэнос-Айрес. Кривоватая такая ось получается, что и говорить. Дама утверждала, что уже посетила Шанхай и Москву, остались еще два города. И когда она посетит и их, то установится мировая гармония, которую она именовала «аллеманной». Идиотское словечко. За дамой-«аллеманной» установили надзор некие «куляторрры» — именно так, с тремя «р». Дама излагала чрезвычайно увлекательно, и Родион Потапович, недавно перед тем закончивший читать «Мифы Древней Эллады», выслушал ее до конца и даже принял посильное участие в мифотворчестве, предположив, что преследователи установительницы мировой гармонии, наверное, носители своей миссии, которая… В общем, Родион и сам не помнил той чуши, которую он наплел, чтобы посетительница ушла, успокоенная.
В том случае Родион сработал не столько как сыщик, сколько как психоаналитик.
…Впрочем, быстро выяснилось, что в случае со Светланой Андреевной требуются его детективные, а не психоаналитические таланты.
— Дело в том, что мною кто-то настойчиво интересуется, — продолжала она. — У меня прекрасная память. Я всегда помню, в каком виде оставила каждую вещь. Если в обстановке моей квартиры изменилось хоть что-то, я сразу замечаю. В этом смысле, — она чуть улыбнулась, — я чем-то близка к вам, сыщикам. Так вот, я оставляла свои вещи немного по-другому, чем я их находила. Это… это сложно объяснить, но тем не менее… Кроме того, я часто ловила себя на мысли, что мне кто-то смотрит в спину. Но все это лишь бредни чувствительной женщины. По крайней мере, так можете счесть вы. Однако же недавно я нашла у себя кое-что, и… В общем, эта находка и заставила меня прийти к вам.
И она открыла свою сумочку и вынула оттуда прозрачный полиэтиленовый пакетик. В нем виднелось что-то небольшое, черное, похожее на крупное насекомое.
Светлана Андреевна вытряхнула штучку на столешницу.
— Вы должны в этом разбираться, — сказала она. — Это я нашла в своем телефоне. Кот случайно уронил его, панель отошла, и вывалились «внутренности». Я не очень-то разбираюсь в устройстве телефонных аппаратов, но тут я как-то сразу сориентировалась, что это — не оттуда.
Родион Потапович рассмотрел предмет сначала невооруженным глазом, потом через довольно сильную двояковыпуклую лупу.
— Так, — наконец сказал он, — ясно. Чрезвычайно интересно! Это «жучок», подслушивающее устройство, причем довольно редкой системы. На своем веку мне приходилось видеть два или три раза такой тип «жучков». Не знаю, кто вами интересуется, Светлана Андреевна, но вас считают за важную птицу. Иначе как объяснить то, что в ваш телефонный аппарат ловко впаяли приборчик, который обычно устанавливают… гм… в посольствах, консульствах, на стратегических объектах. Это шпионская аппаратура, причем довольно дорогая. Такой «жучок», если не ошибаюсь, стоит Не менее трехсот долларов. Просто так им никто не воспользуется.
Светлана Андреевна всплеснула руками:
— Триста долларов!!
— Если не больше, — сухо сказал Родион Потапович. — Ну что ж, будем считать, что факт проникновения в вашу квартиру установлен. Теперь поговорим о вас. Насколько я вижу по вашей одежде и манере себя держать, живете вы скромно, но со вкусом. Однако, по всей видимости, одна. Так? О наличии кота могли бы не говорить, я узнал это тотчас же, как вы вошли. Но кот у нас важный фигурант в деле. Именно благодаря ему обнаружен «жучок». Как кота зовут?
— Марс. Марсик.
— Важное имя. Торжественное.
— А раньше, — сказала она, — у меня был другой кот с торжественным именем. Давно, лет двадцать назад. Его звали Наполеоном, я сокращенно звала его… Полем.
При этом ее глаза заморгали, и вид у нашей гостьи стал довольно жалкий. Я не поняла, отчего, собственно, она так смутилась. Лишь позже, спустя некоторое время, причины смущения нашей гостьи всплыли на поверхность. Это имя: Поль…
Родион Потапович принял херувимское выражение лица и, сложив руки на груди, проговорил:
— Ну хорошо. Светлана Андреевна, прежде чем мы займемся вашим делом, хотелось бы решить один моментик… У нас частная контора и, соответственно, довольно высокие тарифы. Понимаете?
— У меня есть кое-какие сбережения. О ваших расценках я знаю. Если хотите аванс…
Родион покачал головой:
— Не надо. Потом об этом. Я вас слушаю. То есть… давайте вот как. Я буду задавать вопросы, а вы на них отвечать. По порядку. Хорошо?
— Да.
— Светлана Андреевна, где вы работаете?
— Я работаю парикмахером в частном салоне. В принципе ничего, нормально, и платят более или менее, но не настолько, чтобы вызвать корысть людей, пользующихся, как вы говорите, шпионской аппаратурой.
— Какой салон?
— «Медичи». Претенциозное такое название, правда?
— «Медичи»? — переспросила я. — Это около метро «Войковская»? Да?
— Правильно.
— Живете вы одна, то есть с котом, — протянул Родион Потапович, — живете достаточно скромно… Гм… Вы были замужем?
— Вам, может, покажется странным, но — нет, не была. Глупо, правда? В свое время считалась одной из самых красивых девушек Союза, а так и не встретила того самого… Впрочем, нет. Одно вытекает из другого. Наверное, глупа была, ждала принца на белом коне. Точнее, «Мерседесе». А у принца то ли конь сдох, то ли бензин кончился на полдороге. Не приехал.
— Детей у вас тоже нет? Простите, что я это спрашиваю, но в наше время часто такое бывает, что замужем не была, а ребенок есть.
Она качнула головой:
— Н-нет. Детей у меня… н-нет.
Родион Потапович внимательно посмотрел на нее и еле заметно кивнул.
3
Сережа Воронов сидел на лавочке и пил пиво. Надо сказать, у него были все основания вот так сидеть на лавочке и сонно, мутно, не спеша, по глоточку отправлять в себя приятно холодную янтарную жидкость. К тому располагал и Сережин статус ничегонеделания, и погода, спеленавшая неподвижный воздух дымным маревом такой кошмарной жары, что, казалось бы, даже солнце расслабленно повисло в безупречно синем небе, забыв о том, что ему следует старательно пролагать дорогу на запад, к закату.
Из палисадника выглянул тощий кот и тут же свалился в пыль так, словно в него угодили кирпичом: коту явно было жарко.
Сергей смахнул со лба пот. Пиво беспощадно заканчивалось, а продолжения пивного банкета не предвиделось из финансовых соображений: у Сережи кончились деньги.
Он допил пиво и с остервенением швырнул бутылку в палисадник, откуда незамедлительно послышалась возня и хриплый клекот, исторгнутый чьей-то беззубой пастью:
— Куда тащишь, штарая шука? Бутылек я уже жду… а ну, шила отседова!
Сережа тяжело вздохнул. Ничего не поделаешь: конкуренция — она и в палисаднике конкуренция.
В этот сомнительный момент его личной биографии из плывущего жаркого марева соткался и приблизился к Воронову высокий тощий парень с всклокоченными и явно крашенными светлыми волосами. В руках он держал сумку, в которой что-то зажигательно позвякивало.
— Залипаешь, Воронов? — спросил длинный, энергично тыкаясь тощим задом в скамейку, на которой сидел Сережа. — А что такой мутный?
— Жарко, Алик, — сказал Сергей, не глядя на подошедшего. — У тебя пиво, что ли?
— Ну не кока-кола же! — даже обиделся тот. — Вот, держи, Серега.
— Спасибо, Ильич.
Алик Ильич Мышкин, поименованный столь пафосной формой обращения — по имени и отчеству, да еще какому отчеству! — открыл пиво зубами и, наскоро залив в глотку половину содержимого бутылки, хитро посмотрел на Сережу левым глазом. Особую таинственность и без того плутоватой физии Мышкина придавало врожденное расходящееся косоглазие.
— Скучно? — спросил он.
Вопрос был поставлен ребром и требовал от Воронова немедленного ответа. Ответ было несложно угадать:
— Скучно.
— Есть одно дело, — хитро сказал Алик. — В общем, я машину купил.
Опасно скользкое пиво, явно недавно извлеченное из холодильника и в связи с этим запотевшее от холода, выпрыгнуло из руки Сережи и ткнулось донышком в асфальт. Посыпался вялый стеклянный звон, и во все стороны прыгнули пенные струйки. Из палисадника за спиной Воронова шепеляво посетовали на неаккуратность обращения с ценной стеклянной тарой, но Сергей не слышал этого. Он уставился на Мышкина, широко раскрыв светло-серые, с желтинкой у самых зрачков, глаза и проговорил:
— Ты? Машину? Купил?
Воронову было от чего удивляться. С момента демобилизации из армии в марте этого года прошло больше двух месяцев, а ни Сережа, ни Алик до сих пор не могли себе внятно представить, чем же, собственно, им заниматься на гражданке. Соответственно, они ничего и не делали, а их карманные расходы, уходящие преимущественно на спиртное, слагались из огарков пенсии старого дедушки Воронова да из денег, выклянченных у родителей Мышкина, людей довольно состоятельных и в последние полтора года сумевших раскрутить свой небольшой, но дававший отдачу бизнес.
Впрочем, безделья своего сына Александра, вернувшегося из армии, они не одобряли и явно не могли презентовать ему автомобиль.
Отсюда и удивление Сережи.
— Откуда бабло-то взял? — после некоторой паузы снова спросил Воронов.
Алик Мышкин не спешил отвечать. Он открыл еще одну бутылку и протянул Сереже взамен разбитой, явно наслаждаясь замешательством друга.
— Да у мужика купили. В складчину. У Катьки, девчонки моей, было триста, да я еще штуку двести добавил.
— За полторы штуки рублей? Да что же там за одр-то купили?!
— «Запор». А что? На ходу, да и ладно. А то и на дачу не на чем съездить, а родичи мне свой «Опель» гребаный ни за что не скинут, сколько бы я ни гнусил.
Сергей с живостью вскочил:
— А ну-ка пойдем посмотрим. Где он?
— А так, в гаражах. Там сейчас Катька сидит. Химичит что-то там. Автовладелица…
Огненно-желтый «запор» в самом деле был куплен Мышкиным и Катей за полторы тысячи рублей, и у счастливых автовладельцев остались деньги, чтобы благополучно обмыть покупку. За этим, разумеется, не заржавело. Сабантуй состоялся в квартире Мышкина, чьи родители уехали на дачу к друзьям. Из окна кухни открывался замечательный вид на мирно стоящего у подъезда монстра незалежного украинского автомобилестроения.
— А почему он желтый? — на исходе второго часа вечеринки и четвертого часа пополудни спросила Катя.
— То… есть? — не понял Алик Ильич. — Ну и что же — желтый?
— Просто все «запоры», которые я видела, были почему-то желтого цвета.
— А какого надо?
— Ну не знаю… придумаем.
— А давайте сделаем из него кабриолет, — предложил Сережа Воронов, задумчиво раскачиваясь на стуле и смотря через тощее плечо Мышкина. — У меня одни знакомые так сделали. Про них потом даже в газете написали.