Я поморщилась.
— Извини, Кирилл, я сегодня не в форме. Хандрю, однако. Так что в следующий раз.
— Значит, завтра?
— Значит, завтра.
— Ты что, уезжаешь?
— Да, мне пора. Еще раз мои наилучшие пожелания.
— Распорядиться, чтобы тебя отвезли домой? — галантно осведомился Ясин, которого, по всей видимости, мой скорый отъезд с места торжества не очень огорчил.
— Да нет, я уж сама.
— Ну ладно. Привет головастому Родиончику Потапычу!
12
Так получилось, что из клуба я выходила вместе с Геннадием Ильичом и его бесценной супругой. Хотя вместе — это громко сказано, потому что их попросту замкнули в кольцо несколько рослых детин, напрочь отрезав доступ к ним всех проявлений внешнего мира.
Надо сказать, делалось это довольно бестолково, потому что, насколько я могла заметить, высококлассный киллер без труда бы нашел брешь в их геометрических построениях. Проще говоря, запросто достал бы Бубнова.
Спускаясь по лестнице клуба, я зацепилась за одного из неподвижно стоявших на ступеньке охранников, деловито выставившего вперед ногу, и, споткнувшись, едва не полетела вниз, на землю.
Правда, уже у самого асфальта мне удалось ухватиться рукой за изящный фигурный держак фонаря, но это только замедлило и смягчило падение, но вовсе не избавило меня от самого его факта.
— Черрт!
Охранники Бубнова повели себя так, словно никакой Маши Якимовой нет в помине и что она не упала с лестницы благодаря одному из коллег, который глупо расставил свои ноги на дороге у гостей. Зато сам Геннадий Ильич Бубнов, несмотря на то что он был весьма пьян, не в пример мне, услышав мою реплику, оттолкнул своего телохранителя и бросился на помощь.
Пострадавший от Бубнова верзила потер ушибленный бок и последовал за своим не в меру прытким боссом. От момента моего падения до того, как Бубнов очутился возле меня, прошло не более трех секунд.
— Благодарю вас, Геннадий Ильич, — пробормотала я. — Можете считать, что ваш рейтинг повысился еще на одну тысячную процента.
— Правда? — самодовольно спросил он, и его руки — вероятно, от переизбытка чувств — дрогнули и выпустили меня. Жалобно завизжало под плащом порвавшееся на боку платье.
Этого я не ожидала и прямехонько вписалась носом в мостовую. Мое счастье, что оттренированные за многие годы рефлексы развернули мое тело, сжав его в комок, и удар пришелся на бок.
Впрочем, и это было достаточно больно.
Я проскрежетала проклятие — к чертям такую помощь! — и, слыша за спиной сконфуженное бормотание Бубнова, подняла голову.
И наткнулась взглядом на черную дверцу «Линкольна».
А под днищем машины, куда повело мой взгляд, четко вырисовывались контуры какого-то предмета.
Предмет лежал прямо на земле, за левым задним колесом, и был расположен так, что обнаружить его можно было, лишь наклонившись к самой земле. Что невольно вышло у меня.
Я медленно поднялась с земли и, угрюмо взглянув на виновато потупившегося Геннадия Ильича, которого немедленно заключили в кольцо охранники, открыла было рот — и тут увидела, что один из охранников, буквально перешагнув через меня, собирается открывать перед Геннадием Ильичом дверь лимузина.
Промедление было подобно ошеломляюще яркой смерти — слепящему клинку направленного взрыва!
Я метнулась к Бубнову, как пантера бросается на свою жертву, с силой оттолкнула его от «Линкольна», и он кубарем полетел на землю, растянувшись во весь рост.
В тот же самый момент телохранитель потянул дверцу на себя…
Ослепительный клинок пламени с глухим ревом подбросил роскошный «Линкольн», ломая дверцы и стойки салона. Амбал разинул рот в беззвучном вопле ужаса, и тотчас же его отбросило на несколько метров и с силой шмякнуло о тот самый фонарь, за который я пыталась придержаться при падении.
Пронзительный женский визг прорезал тишину ночной улицы, до того колеблемой лишь приглушенными разговорами у входа да звуками музыки из полуоткрытых дверей клуба.
Прозрачную серую дымку тут же разорвало порывами ветра, и стал ясно виден горящий «Линкольн». Весь салон его был чудовищно разворочен, на переднем сиденье, присыпанная осколками тонированных стекол, виднелась фигура водителя с начисто снесенной третью черепа. Словно с него хладнокровно и со знанием дела сняли скальп.
Я тоже не устояла на ногах и упала прямо на Геннадия Ильича, который, кажется, даже не успел испугаться. По всей видимости, он больно стукнулся при падении, потому что на его лице было ошарашенное слепое выражение, словно его ударили обухом по голове.
А может, это было и не от боли.
— Что… это? — только и сумел выговорить он.
— Вашу машину взорвали, — быстро ответила я, поднимаясь с него. — Вот что, господин Бубнов.
— Но… как же так? — пролепетал он и обвел взглядом застывших от неожиданности и шокового испуга людей вокруг.
Двери клуба распахнулись, словно в них ударили бревном, и выбежал Кирилл Ясин. Он был все с той же пневматической винтовкой, но на его широком красном лице вместо недавнего полнокровного удовлетворения жизнью прорезался откровенный ужас. За ним бежало еще несколько человек, среди которых я успела увидеть ссутуленную фигуру и бледное лицо Алексея Павловича. Человека, который так незаметно испарился в процессе нашего последнего разговора с Геннадием Ильичом.
Бубнов поднялся и отряхнулся. Потом взглянул на меня, на останки догорающего лимузина, на трупы шофеpa и телохранителя, потом снова перевел взор мутнеющих светлых глаз на меня, и, широко шагнув, ухватил меня за рукав и произнес самым ясным и осмысленным голосом, который я от него сегодня только слышала:
— Вы спасли мне жизнь, Маша.
13
Геннадий Ильич Бубнов пришел в себя только в машине, когда охрана втолкнула его вместе со мной в джип. Всю дорогу молчали, а заговорил он лишь тогда, когда мы вчетвером оказались за одним столом в какой-то квартире. Вчетвером — две женщины и двое мужчин, вполне романтическая вечеринка. Только было не до романтики. Женщины — я и Валерия Юрьевна, бывшая подруга Светланы Андреевны Анисиной, — были относительно спокойны. Зато мужчины определенно нервничали. Бубнов и толстяк с седеющими кудрями и большим длинным носом, чуть скошенным набок. Да, по чести говоря, у них обоих носы подгуляли. Только у Геннадия Ильича он похож на непомерно вытянувшийся картофельный клубень, на конце вздернувшийся носком ботинка — если и несоразмерный, то, по крайней мере, несоразмерный в чисто русских традициях. Бывают такие носы у деревенских Ваньтяшек. А вот у толстяка нос совсем другой — с загибом у кончика, сильно выдающий определенно семитское происхождение этого человека.
Тот самый Розенталь, о котором говорил Кирилл Ясин?
— Моя фамилия Розенталь, — словно прочитав мои мысли, сказал он. — Мы хотели с вами поговорить. Для того, как сами понимаете, вы и здесь. Как вам удалось определить, что под машиной Геннадия Ильича взрывное устройство?
— Мне в этом помогли ваши охранники.
— В смысле?
Ткнули носом в землю. То есть почти так. А Геннадий Ильич любезно взялся меня поднимать, да не углядел и снова уронил. Чем спас жизнь и себе, и многим окружающим: взрывное устройство буквально бросилось мне в глаза.
— Ясно, — сказал сам Бубнов. — Галантность в этом случае я проявил очень даже вовремя. Ничего не скажешь. Мария, а вы чем занимаетесь? Вот Иосиф Соломонович, — он кивнул на Розенталя, — говорит мне, что вы — частный детектив с совершенно незаурядной физической подготовкой. За то время, пока мы ехали от «Ариэля» до его квартиры… а мы сейчас у него… так вот, за это время он успел навести о вас справки и узнать, что вы прекрасно плаваете, владеете единоборствами, имеете отличную физическую подготовку, а также выбиваете девяносто семь очков десятью выстрелами.
— Вот видите, как мало, — сказала я. — А надо хотя бы девяносто девять.
Бубнов отрывисто и нервно расхохотался. Розенталь, хоть и тоже сильно нервничал, однако же оставался совершенно невозмутим внешне. Лишь чуть заметно подергивался угол рта.
— На самом деле нам не до шуток, — сказал он. — Девяносто девять, девяносто десять… Меня же хотели взорвать! Взорвать, черт побери! Это — покушение! Мария, ведь это было покушение!!
— Да, — спокойно согласилась я, — конечно, покушение. И вас спасло только чудо. Если честно, то мне совершенно непонятно, как человек, который заложил взрывной механизм, умудрился это сделать. Там же кругом полно охраны.
Все переглянулись. Наверное, это простое соображение в голову еще никому не приходило.
— Так что, Геннадий Ильич, придется вам уж рыть самому, кто возжаждал вас убрать, — закончила я.
— А тут и думать нечего! — выговорил он. — Что тут думать, да, Иосиф Соломонович?
Розенталь качнул головой и отозвался:
— Да уж! Есть у нас один вариант, который в подозреваемых должен фигурировать ну просто железно! Человечек тот должен Геннадию Ильичу кругленькую сумму и давно просрочил отдачу, капитально этак просрочил! Не исключено, что он хотел убрать Геннадия Ильича, именно он! Вот только непонятно, зачем понадобилось ему делать это при таком количестве свидетелей, столь рискованно и вообще — в высшей степени неудобно, при таких-то обстоятельствах! Не проще ли, дорогие товарищи, поступить так, как делают это все уважающие себя люди: нанять надежного киллера, который встретит своего клиента в подъезде ли, в квартире ли, преспокойно застрелит, а потом потребует от заказчика полного расчета, что несказанно возмутит всех. С чем киллер и будет убран. И чистенько, и гладенько, и никаких концов. Еще больше мне нравится вариант с динамитом. Один мой знакомый бизнесмен отдал машину в автосервис. Хорошая такая машина. Так вот, ремонтируют эту машину, и вдруг приходит такой ражий усатый молодец и говорит: «Так и так, я от Ивана Петровича, хозяина „Мерседеса“. Ему показалось, что он забыл в салоне папку с важными документами. Благоволите пропустить, я проверю. Ну, его пускают, он осматривает салон и ничего не находит. Естественно. Если бы кто видел действия этого посетителя в салоне, то наверняка подивился бы. Ведь вместо того чтобы искать папку, он, напротив, сам оставил небольшой сверточек. Причем оставил так ловко, что этот сверточек никто впоследствии не обнаружил.
— И что же? — спросила Валерия Юрьевна.
Да ничего хорошего! На следующий день Иван Петрович принялся объезжать отремонтированный «Мерседес» и нашел, что машина как новенькая. А еще через день он взлетел на воздух. И никто сразу не заподозрил, что существует какая-то связь между гибелью бизнесмена и визитом неизвестного индивида, между взрывом и свертком, оставленным в салоне. Свертка-то никто не видел! Вот такие скверные дела. Впрочем, в нашем случае тоже воспользовались взрывным устройством, — с подъемом продолжал Иосиф Соломонович, — только как-то странно воспользовались. Демонстративно — я бы такое слово употребил. Как будто не столько убить, сколько запугать хотели, дескать, мы тебя и при таком количестве охраны достанем, уважаемый губернатор… то есть кандидат в губернаторы!
— Своеобразная манера запугивать и предупреждать, — сказала я. — Мой непосредственный начальник, Родион Потапович, именует это «предупредительным выстрелом в голову».
— Совершенно верно изволили выразиться, — вежливо проговорил Иосиф Соломонович. — Кстати, лично мне нравится другая модель устранения ненужных лиц. Бывали на моей памяти случаи, когда видного бизнесмена киллеры устраняли методом распространенной детской шутки. Подплывал киллер, переквалифицировавшийся в водолаза, ухватывал того за ноженьку, да и уволакивал за собой в глубину. А потом гадал бедный «секьюрити» — то ли у шефа судорогой ноги свело, то ли еще какая хворь приключилась.
— Иосиф Соломонович! — негодующе воскликнула госпожа Бубнова, ставя свои губки в возмущенную позицию и по-рачьи пуча глаза. — Что вы такое говорите!
— Да ничего особенного, — спокойно отозвался тот. — Говорю только то, чему сам был свидетелем. Как вот сегодня стал свидетелем того, как Мария спасла Геннадия Ильича. Как вы думаете, Мария, — проговорил Иосиф Соломонович, уставив на меня проницательный взгляд своих заметно воспаленных напряженных глаз, — зачем мы вас сюда пригласили?
— Гадать можно?
— Да сколько угодно.
Буду рассуждать здраво. Обычно, после того как человек проявляет невольный профессионализм и спасает жизнь, ему предлагают работу, — начала я. — Но так как у меня есть работа и на ваши условия я не пойду точно, то можно выдвинуть иные варианты. Зачем вы меня сюда пригласили? Есть у меня одно предположение, но оно вам не понравится. Точно так же, как не нравится мне самой. Взрыв вашей, Геннадий Ильич, машины произошел при весьма неоднозначных обстоятельствах, которые можно вписать как в плюс, так и в минус мне. Если предположить, что вас хотели пугнуть, а не убить вовсе, то я появилась уж очень кстати. Отсюда вытекает вывод: а уж не подослана ли я в качестве спасительницы теми самыми людьми, которые, собственно, и организовали это покушение на вас?
Супруги Бубновы нервно переглянулись. Розенталь внимательно посмотрел на меня и воскликнул:
— Браво! У вас прекрасное логическое мышление.
— Иосиф Соломонович, если не сложно, то окажите мне одну услугу. Повторите эти слова моему боссу. Господину Шульгину. А то он не устает корить меня тем, что, оказывается, у женщин куда слабее выражена логика, чем у мужчин. А если логика и есть, то основной ее смысл сводится к отсутствию всякой логики.
— Вы мне нравитесь, — чуть запинаясь, сказал Геннадий Ильич Бубнов. — Что касается меня, то я, с вашего позволения, с самого начала стоял за то, что вы, Мария, ни при чем. Что вы спасли меня на самом деле, а без всякого сговора с устроителями этой акции. Будь он Ищенко или кто иной.
— А кто такой этот Ищенко? — спросила я.
— Ищенко? Бизнесмен. Президент фирмы «Рим». Есть такая организация, осуществляющая строительные работы. Сейчас, правда, у них дела ни шатко ни валко, почему и брал у меня кредит Фабиан Петрович некоторое время назад, — отозвался Бубнов.
— А каков долг? — спросила я.
— Если с процентами, то подбегает к миллиону баксов, — за Бубнова ответил Розенталь. — Деньги не то чтобы большие, даже, напротив, маленькие, но принципы, принципы!..
— Так вы считаете, что глава такой достаточно солидной фирмы станет мараться в мокром деле из-за суммы, которую вы сами считаете небольшой? — спросила я. — Что-то сомнительно. Особенно в сочетании с тем, как был устроен этот взрыв. Прекрасная работа, только случайность помешала вам, Геннадий Ильич, отправиться на тот свет. Да и мне тоже, потому что я находилась близко к машине.
— А черт его знает! — махнул рукой Бубнов.
Розенталь наклонился ко мне и сказал:
— Быть может, это неверно, что я так делаю, да только… только вы правы. Мы хотели предложить вам работу. Геннадий Ильич хочет, чтобы вы стали его личным телохранителем. Я ведь наводил справки. Вы соответствуете.
— Гм, — сказала я. — Женщина-телохранитель — это всегда пикантно, и в глазах электората тоже. Знаете, Иосиф Соломонович, у меня есть одна знакомая, которая работает телохранителем. Правда, она из провинции, а не из Москвы, но закончила серьезное московское учебное заведение, курируемое спецслужбами, и в спецслужбах же некоторое время и работала. Серьезная девушка. Женя зовут. Хотите, дам телефончик?
— Не надо, — ответил Розенталь. — Какая еще Женя? Не надо нам Жень. Значит, вы отказываетесь?
Я глянула на Бубнова. Он кривил угол рта и смотрел на меня выжидательно.
— Я могла бы поговорить наедине с Геннадием Ильичом? — спросила я.
Тут зашевелилась Валерия Юрьевна. Все это время она сидела, зажав в неподвижном взгляде неопределенное, рыбье выражение, присущее людям в высшей степени пассивным и ленивым. А тут, поди ж ты, растормошилась! Еще бы!.. Какая-то Маня захотела побыть наедине с дражайшим ее супругом! Быть может, я поступила неверно, но меня это задело, и я тотчас же отрядила фразу следующего содержания:
— Валерия Юрьевна, быть может, будь у меня муж, я тоже не доверяла бы женщинам, которые хотят остаться с ним наедине. Даже таким женщинам, которые только что спасли ему жизнь. Однако же вы только что слышали предложение, которое мне сделали. Предложение стать личным телохранителем Геннадия Ильича.
— До момента выборов, — уточнил Иосиф Соломонович. — То есть на месяц.
До момента выборов. А если это предложение вынесено, то вы не можете о нем не знать, не так ли, Валерия Юрьевна. Все дело в том, что вы, наверное, не совсем четко представляете себе, что такое личный, «прикрепленный», телохранитель. Это, конечно, не совсем по моему профилю деятельности, то есть совсем не по моему, но, однако же, я имею некоторое представление о ремесле охранника. Личный телохранитель — это тень своего босса. Даже больше, чем тень, потому что тень ночью, в абсолютной темноте пропадает, а телохранитель-личник должен быть с работодателем всегда, непрерывно. Например, Женя, о которой я рассказывала, для пользы дела даже спала со своим очередным работодателем, чтобы глубже усвоить… проникнуть, так сказать, в объект охраны. Вот такие дела, уважаемая Валерия Юрьевна.
Я говорила, чтобы Валерия Юрьевна составила как можно более негативное впечатление о том предложении, которое мне сделали. Впрочем, мои слова были продиктованы не только этим. Неприятно, когда тебя принимают за сообщницу убийц.
Но, помимо всех этих субъективных соображений, я помнила и то, из-за чего в общем-то пришла к Ясину. Я должна была поговорить с Бубновым о Светлане Андреевне Анисиной и о ее сыне. Быть может, он сообщил бы нечто такое, что прояснило бы ситуацию и дало хотя бы векторы дальнейшей работы, последующего расследования. «Или еще больше запутало бы все это дело. Хорошенькое начало расследования!.. Уже есть трупы, одно нападение на меня, один шантаж с угрозами отобрать квартиру, один взрыв машины, и все словно бы никак между собою и не связано! Чудно!»
Валерия Юрьевна тем временем переварила мои слова и произнесла сухо, но достаточно вежливо:
— Я, кажется, ничего и не имела против. Конечно, Мария, вы можете поговорить с Геннадием Ильичом с глазу на глаз. Тем более вам есть что сказать друг другу.
— Прекрасно. Где мы можем поговорить? — осведомилась я.
— Да прямо здесь. Мы с Иосифом Соломоновичем выйдем. У Иосифа Соломоновича прекрасный бар, выпьем с ним текилы. У Ясина не пили, то есть практически не пили, а теперь есть отличный стресс… то есть я хотела сказать, что есть отличный повод. Повод выпить.
И она выплыла, как королева в изгнании. За ней вышел и Розенталь. Мы с Геннадием Ильичом Бубновым остались наедине. Он выставил на меня свои серые глаза, взъерошил и без того стоявший дыбом хохолок волос и проговорил:
— Я так понимаю, что вы не собираетесь соглашаться? Зря. Очень прогадаете. Я хорошо заплачу. Возможно, у вас появился шанс заработать много больше, чем вы заработали до того. Проще говоря…
Мысли у него все еще путались, слова — тоже. Конечно, опьянение не могло волшебным образом пройти так вот быстро, хотя, конечно, хмель с Геннадия Ильича посбило прилично.