— Ищенко?
— Именно он. Сейчас его преподнесут почтенной публике в качестве царька всей этой комедии.
Я кивнула, давая понять, что приняла к сведению. Пропустила два или три ничего не говорящих мне имени, и наконец ведущий торжественно произнес:
— А теперь представляю вам председателя нашего уважаемого жюри: это президент нашего главного спонсора, фирмы «Рим», Фабиан Петрович Ищенко!
Я обернулась и попыталась рассмотреть вставшего в почетной ложе невысокого плотного человека в черном пиджаке типа френч, надетом поверх черного же, с вырезом на горле, стильного джемпера.
Это был тот самый человек, которого советовал мне опасаться Бубнов. Собственно говоря, слова «кругленький» и «миленький», которыми охарактеризовал его Геннадий Ильич, полностью соответствовали истине.
Ищенко был такой же румянощекий и кругленький милашка, каким я видела его по телевизору. Подо лбом плавают маленькие поросячьи глазки. Все та же трехдневная щетина, без которой Ищенко, по всей видимости, видела только его родная мать.
Я сощурила глаза — точно, Ищенко. Я не видела его уже около года. Впрочем, нельзя сказать, что мы были знакомы лично. Просто в свое время некоторые из его подручных вступили в жесткую конфронтацию с одним из клиентов нашего детективного бюро. Пришлось вмешаться. Помнится, об этом господине Ищенко чрезвычайно нелицеприятно отзывался мой босс, Родион Потапович Шульгин.
Сидящий рядом со мной Геннадий Ильич Бубнов не оборачивался, лишь страдальчески поморщился: очевидно, оригинальное ФИО господина Ищенко неприятно резануло ему слух, несмотря на то что он вроде бы готовился слышать это имя в течение всего вечера, коли пожаловал на мероприятие.
— На финальном туре конкурса «Мисс Москва» этого года присутствует вице-мэр Москвы Корешков Андрей Юльевич! — пафосно выкрикнул ведущий и даже подпрыгнул от похвального усердия.
— Вице-мэр… — проворчал Бубнов, косясь на меня. — Марионетка Ромы Шестова… Вы видите нашего чудного вице-мэра? В свое время он помогал мне в поставке стройматериалов для строительства частной бани. А потом в баню поставляли уже не стройматериалы, а живых существ. Проще говоря, этот Корешков раньше был простым сутенером, а теперь вот дополз и до вице-мэра. Цвет нации!
И он снова покосился на меня.
Впрочем, этот взгляд имел мало отношения к имени Корешкова или Ищенко: вероятно, бизнесмен просто пялился на меня, благо платье, которое я надела, в самом деле идеально подчеркивало все формы и достоинства фигуры. Быть может, он сравнивал меня и с конкурсантками, которые (долой ложную скромность!!) имели только то преимущество, что были моложе. Да и макияж… ладно уж!
Я опять оглянулась на Ищенко: тот меланхолично смотрел на выходящих на сцену конкурсанток, вероятно, уже подбирая себе из их числа очередную наложницу. Фабиан Сергеевич слыл не только удачливым бизнесменом и щедрым меценатом, но и весьма любвеобильным мужчиной.
И в этот момент я почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд.
Я всегда чувствовала, как именно на меня смотрят. Сейчас на меня смотрели с интересом. Несколько недоуменным, чуть высокомерным: дескать, это что за штучка? Этакое легкое, по сути, доброжелательно-досадливое недоумение в смеси с некоторым раздражением.
Я умела выхватывать направленные на меня взгляды спиной. Чувствовать. Понимать, который из них опасен и несет смертельную угрозу, а который буквально молит вас о том, чтобы вы, не дай бог, не заметили его обладателя.
Акира, мой отец и единственный учитель, поучал меня и моих братьев:
— Вы должны не просто видеть спиной, вы должны чувствовать инстинктом охотника, особым, хищным зрением… у вас должен быть инстинкт мотылька, вы должны лететь на огонь, но в отличие от этого существа вам дан разум. И потому вы не должны сгорать в огне — от того, что вас инстинктивно неотвратимо притянуло к источнику опасности, но вы не успели распознать ее.
Эти мудрые речи сводились к одному: пробудить в нас безотказный сигнальный инстинкт, который почти начисто отсутствует у современных людей. Но не у меня, в теле которой дремлет пантера.
Я покачала головой и, склонясь к Бубнову, проговорила вполголоса:
— А что, Геннадий Ильич, вы не чувствуете, что нас пристально рассматривают?
— Как? — отозвался тот, но тут же уставился на сцену, потому что на ней началось дефиле девушек в купальниках, в большинстве своем чисто условных.
Все эти мужчины одинаковы: стоит им завидеть хорошенькую женщину, а уж ежели целый «смертельный батальон» оных, тут же теряет разум и осторожность. Какой уж тут пресловутый мужской ум.
И Бубнов, и Ищенко, и вице-мэр Корешков исключением не были.
На завершающей стадии конкурса, после оглашения списка победительниц, на сцену с двух сторон вышли председатель жюри и несколько почетных гостей. Потом туда же вскарабкался Ищенко. Он объявил, что новоиспеченная «мисс Москва» Анастасия Стрельцова от главного спонсора конкурса и лично от него получит денежный чек на круглую сумму и хрустальную корону с бриллиантами. Плюс двухместный автомобиль «Мерседес» — от титульного спонсора, мэрии Москвы.
И покрутил на пальце ключами — вероятно, от этого самого подарочного авто.
В тот момент, когда он вручал ключи победительнице, а потом по-джентльменски приложился к ее ручке, я увидела на его лице мгновенную блудливо-плотоядную улыбку. Да, не посоветовала бы я юной очаровательнице попадать в лапы этого меценатствующего джентльмена. Но уж если она сама захочет…
В этот момент председатель жюри, довольно посмеиваясь невесть чему, объявил о закрытии финального тура конкурса красоты. Геннадий Ильич скрипнул зубами и поднялся с места. При этом он пошатнулся и, взмахнув рукой, вцепился рукой в мое плечо.
Больно, однако.
Сидевший позади нас Розенталь перекинулся со мной сумрачным взглядом.
Выходя в проход между рядами вслед за Бубновым, я буквально лицом к лицу столкнулась с молодым человеком в черном пиджаке, довольно-таки изнеженного и манерного вида. Мне почему-то показалось, что он может принадлежать к представителям сексуальных меньшинств. Но тут он поднял глаза и коротко взглянул на меня. Наши взгляды встретились.
Я повернулась к Бубнову, напомнила, как ему следует выходить из театра из соображений безопасности, и когда вновь посмотрела в ту сторону, где стоял молодой человек, — его уже не было.
Мы выбрались из театра и усадили насупившегося Бубнова в машину. Справа от него села я, слева — Розенталь. Последний же наклонился к Геннадию Ильичу и негромко — правда, не пытаясь скрыть своих слов от меня — проговорил:
— Все сделано согласно договоренности. Он позвонил и сказал, что мы встретимся на нейтральной территории. Клуб «Космик». Клуб абонирован на весь вечер, так что там, кроме нас и людей Ищенко, никого не будет.
— Кем абонирован? — настороженно спросил Бубнов.
— Мною и доверенным лицом Ищенко. Я уже послал людей прощупать обстановку: от гражданина Ищенко можно ожидать любых сюрпризов.
— Вы умеете выбирать место рандеву, Иосиф Соломонович, — одобрительно проговорила я. — Насколько я знаю, клуб «Космик» очень подходит под определение нейтральной территории. Он принадлежит третейскому судье криминального мира… вору в законе. Как говорится, не будем называть имен, имя нам всем прекрасно известно. По понятиям работаете, Иосиф Соломонович.
Тот кисло улыбнулся:
— А что прикажете делать, если этот Ищенко такой затейник? А в «Космике» он не станет нарушать пакт о ненападении — его просто не одобрят свои же люди. А вы хорошо информированы, Мария Андреевна.
— Только одно мне непонятно: для чего мы ездили в этот театр прелестниц? Если только для удовольствия, совместить приятное с полезным, то я вас, мужчин, прекрасно пойму. А если по иной причине…
Розенталь пожал плечами: судя по выражению его лица, я явно превысила свои полномочия.
— На это я могу ответить вам одной притчей… нет, скорее даже байкой, — отозвался Бубнов. — Один поп, то бишь священнослужитель, упорно отказывался признать Иисуса Христа евреем. Когда же ему говорили: батюшка, как же так, он сын иудейского бога, его мать абсолютная еврейка… как же он может быть не евреем?
Священник чесал в бороде, а потом с благостным видом поднимал кверху палец, закатывал глаза и торжественно провозглашал: «Сие для меня тайна!»
«Красиво излагает, собака», — подумала я…
Розенталь наклонился к Геннадию Ильичу и проговорил:
— Надеюсь, вы не забыли, шеф, что сегодня у нас разговор по душам с нашим вечным оппонентом? Нет? И прекрасно.
— С каким оппонентом? — спросила я. — А почему я ничегошеньки про то не ведаю?
— Да, — сказал Бубнов, — конечно, это упущение. В общем, сегодня у меня стрелка с Ищенко. Будем говорить начистоту. В том числе и о нашем вчерашнем инциденте у ресторана Ясина.
— Где встреча? — спросила я.
— В клубе «Космик», — открыл он мнимый секрет.
15
К ночному клубу «Космик», малоприметному заведению со входом в торце старинного здания, с двух сторон одновременно подъехали два мини-кортежа. Один включал в себя «Мерседес-600», «Вольво» и «БМВ» — свита видного деятеля и бизнесмена Геннадия Ильича Бубнова, второй же состоял из двух канонических джипов «Гранд Чероки», неизменного «шестисотого» и почему-то «Нивы», правда, с удлиненным корпусом. Это пожаловал господин Ищенко.
Свита его была более чем впечатляющей: около десятка внушительных парней с каменными лицами, в одинаковых черных куртках-ветровках — униформу им такую Фабиан Петров положил носить, что ли? — и явно вооруженных до зубов.
Впрочем, с самим Ищенко в клуб пошли только двое — униформенный амбал и среднего роста лысеющий человек с узким лицом, худым кадыкастым горлом и близко посаженными к переносице глазами.
Охрана частично осталась у входа, частично рассредоточилась по близлежащей территории, а кое-кто и вовсе остался в машинах.
Со стороны Бубнова в клуб направились тоже трое: естественно, сам Геннадий Ильич, затем я и Розенталь.
Все было обставлено нарочито просто: мы сели с двух сторон за простой стол, Ищенко заказал себе виски со льдом, а Бубнов промолчал. Правильно, подумала я. Не стоит пить на важных встречах.
Бармен, по всей видимости, лицо весьма продвинутое, коли его оставили в помещении при такой важной встрече, немедленно принес три бокала виски — всем троим со стороны Фабиана. Амбал и кадыкастый не притронулись, а Фабиан Петрович стал попивать мелкими глотками, как пьют глинтвейн или шампанское, а потом первым нарушил молчание:
— Так о чем вы хотели говорить со мной, Геннадий Ильич?
— Я хотел бы обсудить два вопроса, Фабиан Петрович, — в тон Ищенко откликнулся Бубнов. — Один — финансовый, другой, сами понимаете, — политический. Только хотелось бы начать с небольшого предисловия…
Мне вот этих введений в девственную плеву не надо, — довольно бесцеремонно отозвался тот, покосился на меня, словно недоумевая, что тут может делать женщина, а потом одним глотком опрокинул в себя виски. — Говорите сразу и по делу.
— Я бы хотел напомнить вам, Фабиан Петрович, что кредит, который вы брали у меня, до сих пор не возвращен, хотя срок платежа давным-давно миновал, — холодно проговорил Бубнов, и я подняла брови: такого сухого делового тона у Геннадия Ильича мне еще слышать не приходилось. Хотя было очевидно, что кандидат в губернаторы Московской области на деле является весьма жестким прагматиком. Впрочем, что уж я так его недооцениваю? Одно дело — то, что он говорил вчера на кухне, будучи сильно под хмельком и под впечатлением от пережитого, а совсем другое — что он будет предъявлять сейчас этому щекастому румяному Ищенко.
Ищенко продолжал барабанить костяшками согнутых пальцев по столу.
— Я понимаю, Фабиан Петрович, что у вас большие расходы на предвыборную кампанию, — довольно ядовито продолжал Геннадий Ильич, — но тем не менее вы просрочили возвращение кредита уже на два месяца. И я хотел напомнить вам об этом лично.
— Вот оно что… — протянул Ищенко, а потом повернулся ко мне и спросил у Бубнова: — А это что за баба с тобой, Геннадий Ильич? Че-то я тебя не узнаю… такой, понимаешь ли, правильного поведения семьянин, и вдруг обзавелся какой-то будкой, да еще таскаешь ее на стрелки? Это чтобы у меня проснулся зуд к отдаче кредита? Или как? Нет, ты не зыркай на меня. Ты вообще с женщинами… этак… ловко стал управляться. Недаром с Андрюшкой Корешковым, нынешним вице-мэром, в свое время девок тягал.
Зашевелился Розенталь. Он шумно вздохнул, а потом проговорил:
— Я понимаю, что сейчас самое время изощряться в остроумии и приводить совершенно ненужные и недостоверные детали из биографии Геннадия Ильича, так, Фабиан Петрович, но тем не менее вы серьезный человек, и вопрос поставлен ребром: когда вы вернете деньги?
— К чему весь этот балаган? — откликнулся тот. — Из-за каких-то паршивых семи сотен «тонн» баксов вы берете меня на р-р-р? Блефуете? Лепите из мухи-дрозофилы, понимаете ли, слона индийского? Разве мы раньше не могли договориться по бартеру… по взаимозачету, наконец? Что хотите, говорите прямо, а не разводите тут эти самые… антимонии. Как на канале «7ТВ».
И он взглянул на человека с сухим длинным лицом, который индифферентно ковырял ногтем покрытие стола.
Бубнов посмотрел на Розенталя и едва заметно кивнул: давай говори.
— В общем, базар будет такой. Мы все знаем, что вы тоже имеете свой интерес в выдвижении на пост губернатора области. Мы даже догадываемся, кто это вас может двигать. Самое смешное, что — никто. Что это ваша личная инициатива. А с таким багажом в губернаторах делать нечего. Так вот, Фабиан Петрович, — медленно произнес тот, — мы все взвесили и сочли приемлемым следующий вариант: вы снимаете свою кандидатуру с выборов на пост губернатора Московской области, а семьсот тысяч долларов таким образом приобретают новый статус… долгосрочных инвестиций, что ли. А как нам всем известно, долгосрочные инвестиции влекут за собой и другие финансовые вливания и не всегда требуют мгновенной отдачи или отдачи вообще — на то они и долгосрочные. Мы могли бы поговорить и о других формах возвращения кредита. Вот так.
Владелец фирмы «Рим» Ищенко откинулся на спинку стула, не сводя с Розенталя холодного пронизывающего взгляда. Краска медленно сходила с его лица, уступая место оцепенелой бледности: по всей видимости, следовало ожидать взрыва. Я напряглась.
Но никакого взрыва не последовало.
— То есть вы хотите сказать, Иосиф Соломонович, — проговорил он тихим, шипящим от с трудом сдерживаемой ярости голосом, — вы хотите сказать, что вы великодушно прощаете мне долг и обещаете дать еще денег, так сказать, на развитие инфраструктуры… в том случае, если я скоропалительно сниму свою кандидатуру с выборов?
— Совершенно верно.
— Вы за кого меня принимаете? За галимого лоходрома? Или за сявку, которому можно прикрыть хлеборезку любой подачкой, чтобы он еще потом перед вами гопака с выходом танцевал? Кажется, вы меня не за того принимаете, ребята. Нет, я понимаю: вы говорите за себя и за того парня, но и буде парень как никогда крепок, все равно — не надо кидать мне такие нехорошенькие, такие гниловатенькие предъявы. А? Как вы думаете, ребята?
— Все зависит от того, с какой стороны подходить к проблеме, — терпеливо проговорил Розенталь. — Вы полагаете, что мы считаем вас за незначительное препятствие, Фабиан Петрович? Ничуть не бывало. Мы отнюдь так не считаем. Мы считаем вас тем, кто вы есть: уважаемым, состоятельным и солидным человеком, у которого, к нашему искреннему сожалению, в последнее время несколько пошатнулось финансовое положение. Пошатнулось незначительно, это можно поправить очень быстро, если взяться за дело с умом.
— Ты читаешь мне лекцию? — резко бросил Ищенко. — Ты что, жидовская морда, читаешь мне лекцию? Так, что ли?
— Боже упаси! Просто мы даем вам здравые советы. Вы полагаете, что если все-таки примете участие в выборах и наберете приличное количество голосов, то сами сумеете себе помочь и финансово, и по-всякому, и…
— Эти разговоры в пользу бедных мне уже остое!.. — выкрикнул Фабиан Петрович. — Думаете, я не понимаю, что вы будете говорить мне дальше? Прекрасно знаю! И про разнокалиберный компромат, который вы рыли с достойным лучшего применения упорством. И на меня у вас что-то и появилось. Да только плевать я хотел на эту байду, которую вы мне тут втуляете. Не знаю, что будет со мной после переизбрания нынешнего губернатора, но если губернатором станешь ты, Гена, то не миновать нам беспредела. Всю область приберете к рукам! Думаешь, я не знаю, кто стоит за тобой и твоим Розенталем?
Я насторожилась.
— Только напрасно ты косишь под правоверного бизнесмена и мецената, честного банковского деятеля, — продолжал Ищенко уже почти весело. — Ведь все равно же ты марионетка. Что тебе скажет хозяин, то ты и делаешь. Что, назвать имя хозяина, или как, а, любезный Геннадий Ильич?
Он поднялся с места и добавил:
— И вот тебе мой совет: сними-ка ты кандидатуру сам. Несмотря на твой высокий рейтинг, ты рискуешь — гарантированно — проиграть. Просто потому, что имеешь прекрасный шанс не дожить до выборов. На твоего хозяина скоро тоже спустят та-акую телегу, что мало не покажется.
— Так это ты вчера взорвал мою машину, сука? — с неожиданной агрессией выкрикнул Бубнов.
Ищенко пожал плечами:
— Я не понимаю, о чем ты говоришь. В общем, расклад такой: если ты желаешь войны, то пусть будет война. Пускай в ход все рычаги, какие у тебя только есть. — Он наклонился к Бубнову и негромко проговорил: — Только, Гена, ты и сам не обольщайся. Если честно, я, быть может, и сам предпочел бы видеть тебя на посту губернатора Московской области, да вот только, видишь ли, в том случае, если бы ты все — сам… А так — о чем речь? Поставишь всю область под контроль людей Шестова, и все тут. И вольется еще один регион в его империю. Это тебе надо, да? Тебе надо, чтобы тобою управляли и помыкали? Я так понимаю, что здесь все свои, так что можно говорить откровенно. Так вот, Гена, твой хозяин, Роман Юрьевич Шестов, хочет расширить свою империю, верно, до границ самой России. Хотя нет, о чем это я? Почему же только России? Говорят, что половина средиземноморского побережья Испании тайно или явно принадлежит ему. Говорят, что он имеет огромные активы в Швейцарии. Что уж говорить о покупках иностранных футбольных клубов, о скупке целых кварталов недвижимости в Москве, Питере, Париже, Берне, Барселоне, Лондоне, Нью-Йорке, Майами. Да и мало ли где! Роман Юрьевич мыслит по схеме крокодила из известной детской сказки. Ты же в детстве читал сказки, а, Геннадий Ильич?