Потом тень под старой сосной дрогнула, заколебалась, словно редкий туман, и из этого тумана, сам словно состоящий из сгустившейся мглы, выступил афганец. Но в отличие от убитого Джоном этот был не один. В полусотне ярдов правее и ниже по склону материализовался второй террорист, а за ним третий — на том же расстоянии, но по другую сторону.
Больше никого агент не заметил и невесело улыбнулся. Значит, подкрепления террористы не получили.
Трое против одного... и сколько еще поднимается по склону со стороны вертолета? Пожалуй, еще шестеро-семеро. Но если не мешкать, этих можно не брать во внимание. В этот раз Абу Ауда просчитался. Он не ожидал, что его добыча свернет назад так резко и встретит троих преследователей раньше, чем те полагали. Трое против одного — не столь подавляющее преимущество, когда этот один вооружен винтовкой и сидит в укрытии.
На глазах агента первый террорист приметил осыпь и жестами приказал своим товарищам стоять на страже, пока он осмотрит груду камней. Вероятно, они уже знают, что их противник вооружен. Абу Ауда — опытный командир и далеко не дурак. Уж конечно, перед вылетом он пересчитал бы своих бойцов. А после того — отрядил бы кого-то на поиски тела. И знал бы, что винтовка пропала.
Агент осторожно выглянул из-за валуна. Первый террорист шел прямо на него. Больше всего Джона сейчас заботило, сумеет ли он вовремя вывести всех троих из строя или хотя бы заставить залечь, чтобы ускользнуть в лес, пока боевики побоятся поднять голову. После первого же выстрела они бросятся на него... или, что вероятнее, вызовут воздушную поддержку.
Он выжидал, покуда двое отставших не поравнялись с нижним краем осыпи. К этой минуте от первого террориста его отделяло едва ли десять шагов. Оттягивать было нельзя. Вскочив, Джон выпустил три пули короткой очередью — две в главаря и одну — в сторону террориста справа, потом, перебросив винтовку в руках, еще две — влево. А потом побежал.
Первого террориста пули пробили, точно мишень; этот уже не встанет. Остальные двое тоже рухнули наземь, но ранены ли они и насколько тяжело, агент не имел понятия. Не сбавляя шагу, он пытался расслышать что-нибудь, кроме собственного дыхания. До него долетел чей-то вскрик... и ничего больше. Ни топота ног, ни треска веток, ни шороха хвои. Погоня не наступала ему на пятки.
Осторожно, от укрытия к укрытию, он зигзагами двинулся вниз, в долину, пока не заслышал снова треск вертолетного винта. Присев на корточки среди корней могучей сосны, он видел сквозь трещинки в искрящемся солнцем лесном пологе, как проплывает над головой вертолет. Ему показалось даже, что он заметил выглядывающее из раскрытой двери черное лицо. Абу Ауда.
Вертолет миновал его. Оставаться на месте нельзя. Абу Ауда не ограничится поисками с воздуха. Кто-то из его людей непременно находится на земле. Следовало решаться... Но и перед Абу Аудой стоял тот же выбор. Ему предстояло лишь догадываться, куда повернет его жертва.
Вслушиваясь, как затихает в отдалении стрекот винта, Джон пытался влезть в шкуру убийцы. В конце концов он пришел к следующему выводу: Абу Ауда сочтет, что агент двинется по прямой, стараясь оставить между собой и погоней как можно большее расстояние. А если так, то вертолет сядет прямо на юг от этого места. Вскочив, Джон то бегом, то быстрым шагом направился через лес на запад, стараясь двигаться бесшумно.
Не прошло и часа, как лес начал редеть. Скрипя зубами от зуда в залитых потом ранах, агент бегом пересек поляну и остановился в тени деревьев, замерев от восторга. Внизу проходила асфальтированная дорога, и по ней катил одинокий автомобиль.
С тех пор как он свернул на запад, погони не было, а стрекот вертолета, все еще облетающего лес, доносился издалека. Вернувшись в лес, Джон двинулся вдоль опушки на север, надеясь, что или дорога пройдет через лес, или лес подступит к дороге.
Подвернулся ручей; агент позволил себе остановиться, присесть на берегу. Стиснув зубы, он размотал рукав от белого пиджака, которым Тереза перевязала ему руку после ракетного удара по вилле. Рана была длинная, но неглубокая. Джон промыл сначала ее, потом бок, где кожу оцарапала пуля, потом лоб, рассаженный осколками во время взрыва, и запястья. Кое-где края ран тревожно краснели, свидетельствуя о заражении, но пока что ни одна не угрожала жизни.
Умывшись ледяной родниковой водой, агент вновь двинулся вперед. Лес вокруг него жил своей обычной жизнью, чуть примолкая при виде незваного гостя, но не замирая в испуге, как бывает, стоит лишь появиться толпе людей.
Внезапно агент остановился. Надежда вновь наполнила его. Впереди виднелся перекресток, а на нем — дорожный указатель. Оглядевшись, Джон перебежал дорогу. Теперь стало понятно, куда его занесло: указатель гласил: «Генобль — 12 км». Не слишком далеко... и ему уже приходилось бывать в здешних краях. Но если он пойдет по обочине, это может привлечь внимание. А с вертолета он вообще будет заметен, точно мишень в тире.
Агент уже свернул обратно в лес, чтобы спокойно поразмышлять на ходу, но тут до него донесся шум мотора. Джон облегченно улыбнулся. Машина — вывернувший из-за поворота фермерский грузовичок — двигалась в город. Сложив винтовку и патроны к ней под сосной и забросав хвоей, агент сунул кривой афганский нож в карман, ракетницу — в другой и, выйдя на обочину, отчаянно замахал руками.
К счастью, крестьянин затормозил. Залезая в кабину, Джон многословно поблагодарил водителя по-французски и поведал свою придуманную на ходу печальную историю: он де нездешний, приехал в Гренобль к приятелю, с которым должен был встретиться, да вот вылетел с дороги, машина врезалась в дерево — это объясняло, отчего у него столь потрепанный вид, — и заводиться больше не желала, отчего бедняге оставалось только ждать доброго самаритянина на обочине.
Француз сочувственно поохал и дальше всю дорогу расписывал Джону местные красоты. Похоже было, что в этом краю высоких гор, широких долин и редких деревень попутчики ему попадались нечасто. Но Джон не позволял себе расслабиться, бдительно вглядываясь в небо.
* * *Гренобль, Франция
Примостившийся в отрогах Французских Альп древний, потрясающе живописный Гренобль славился в основном своим прошлым. Ныне это был центр туризма и лыжного, в особенности слаломного, спорта. Добрый фермер высадил Джона на пляс Гренет — многолюдной площади на левом берегу Изера, близ сердца города, площади Сен-Андре. Теплое весеннее солнце манило служащих на улицы; столики окаймлявших площадь кафе были полны потягивающих «эспрессо» горожан.
Только оглянувшись, Джон сообразил, насколько неуместно одет он сам — весь в грязи и саже, которые вряд ли удалось до конца смыть, ополоснув лицо в холодном ручье. На него уже начинали коситься — а как раз этого ему следовало избегать. Впрочем, бумажник оставался при нем; нужно связаться с Фредом Клейном, а затем он сможет купить новую одежду.
Оглядевшись, агент двинулся в сторону пляс Сен-Анд-ре, где он нашел то, в чем нуждался сейчас более всего, — телефонную будку.
— Так ты жив?! — донесся до него изумленный голос Фреда Клейна.
— По-моему, вы не рады.
— Не будем сентиментальничать, подполковник, — одернул его Клейн. — Обнимемся позже. Вам стоит знать кое о чем. — Он описал последнюю катастрофу — ослепшие спутники. — Я надеялся, что молекулярный компьютер все-таки уничтожен и мы имеем дело всего лишь с системными неполадками...
— Вы же в это не поверили ни на секунду. Не тот масштаб.
— Скажем так — это была наивная надежда.
— Рэнди Расселл успела выбраться до взрыва?
— Иначе мы бы не имели представления, что на самом деле случилось в Алжире. Сейчас она в Париже. А ты где? Отчитывайся.
Значит, Рэнди жива! Джон облегченно вздохнул и принялся пересказывать все, что случилось с ним с момента ракетного удара и что ему удалось вызнать.
Когда он закончил, Клейн тихонько ругнулся.
— Так ты считаешь, что «Щит полумесяца» — тожечье-то прикрытие?
— Это выглядит разумно. Не представляю себе Дариуса Боннара, при всех его алжирских связях, в роли исламского террориста. А вот чтобы сделать тот подозрительный звонок из штаб-квартиры НАТО, у него было и время, и возможность. Он или Шамбор убили пилота в шале, прежде чем мы успели туда добраться, и улетели вместе с Терезой. Абу Ауда был в шоке. И в бешенстве — тоже. Не знал даже, жив ли еще Мавритания. Как мне кажется, это не случайный бунт слабых. Это продуманный план сильных.
— Полагаешь, что за всем этим стоит Эмиль Шамбор?
— Может быть... а может, и нет. Возможно, это капитан Боннар. Шамбора он принудил сотрудничать, используя его дочь как рычаг.
Чем дальше, тем больше Джона беспокоила судьба Терезы. Он огляделся — не преследуют ли его боевики Абу Ауды?
— О Питере Хауэлле и Марти ничего не слышно?
— О Питере Хауэлле и Марти ничего не слышно?
— Если верить моим источникам в Лэнгли, они в Париже. Марти очнулся.
По лицу Джона расползлась улыбка. Какое все-таки облегчение — знать, что Марти в порядке!
— Ничего полезного об Эмиле Шамборе он не сообщил?
— Увы, ничего такого, о чем мы бы не знали. Я отправлю Рэнди тебя подобрать.
— Скажи, я буду ждать ее в форте Де-ля-Бастиль, на верхней площадке фуникулера.
Клейн помолчал.
— Знаете, подполковник... возможно, за Шамбором и Боннаром стоит еще кто-то, о ком мы покуда не догадываемся. Может быть, даже его дочь.
Джон попробовал эту идею на вкус. Не Тереза, нет, в это он не поверил бы ни на миг... но слова Клейна затронули какую-то струнку, и та продолжала звенеть. В мозгу агента зародилась идея еще более страшная. И проверить ее следовало как можно скорей.
— Фред, быстрее вытащи меня отсюда!
Глава 32
Париж, Франция
Капитан первого ранга Либераль Тассини поигрывал дорогой монблановской ручкой, не сводя глаз с Питера Хауэлла, сидящего по другую сторону его стола в генштабе ВМФ Франции.
— Странно, что тебя это заинтересовало, Питер. Можно полюбопытствовать — с какой это стати?
— Скажем так — меня попросила в этом разобраться МИ-6. Возникла небольшая проблема с одним из наших младших офицеров.
— И что же это за небольшая проблема?
— Между нами говоря, Либби, я им посоветовал обратиться по обычным каналам, но парень, видишь ли, сын какой-то большой шишки. — Питер притворно-стыдливо потупился. — Я тут всего лишь вместо курьера. Почему я, собственно, и уволился со службы — темперамент, понимаешь, все такое... Просто ответь мне на один вопрос, и я сам слезу с крючка и тебя оставлю в покое.
— Никак нельзя, bon ami.Твой вопрос, видишь ли, затрагивает нашу собственную проблему несколько деликатного свойства.
— Ну и бог с ним. Направлю официальный запрос. Извини, что...
Капитан Тассини снова покрутил ручку.
— Напротив. Мне было бы весьма любопытно узнать, каким образом вашего... э... младшего офицера так затронула недавняя встреча на борту «Шарля де Голля».
— Ну... — Питер заговорщицки улыбнулся. — Ладно, Либби. Парень, видишь ли, подал заявку на оплату сверхурочных — он заменял пилота, отвозившего на встречу одного нашего генерала. Вот бухгалтерия и желает знать, насколько эта заявка законна.
Капитан Тассини расхохотался.
— Правда? Господи помилуй. А что говорит генерал?
— В этом-то и проблема. Он, видишь ли, помер. Пару дней тому обратно.
— Да ну? — Тассини настороженно прищурился.
— Боюсь, что так. С генералами это бывает. Возраст, понимаешь.
— О да, — отозвался Тассини по-английски. — Ну ладно. На данный момент я тебе могу ответить только, что официально никакой встречи на борту «Де Голля» не проводилось, хотя реально она вполне могла иметь место. Мы этим тоже занимаемся.
— Хм-м... — Питер встал. — Ну ладно, дам этим засранцам стандартный ответ: «Не можем подтвердить или опровергнуть». Бухгалтерия может платить парню, а может — не платить. Пусть сами решают, только без меня.
— Сурово ты к парню, — посочувствовал Тассини.
— А что вообще «Де Голль» делал в море? — полюбопытствовал Питер уже с порога. — Что говорит капитан?
Откинувшись в кресле, Тассини смерил взглядом старого приятеля и только потом ответил:
— Говорит, что не было никакой встречи. А были учения по одиночным действиям во враждебных водах по приказу командования НАТО. Проблема на самом деле серьезная, потому что никакого приказа командование НАТО не отдавало.
— Хорошо, что не мне разбираться!
Выходя, Питер прямо-таки чувствовал, как взгляд Тассини буравит его спину. Агент серьезно сомневался в том, что сумел обмануть давнего знакомого, зато оба сохранили лицо — и, что еще важнее, возможность отбрехаться от начальства.
* * *Берлин, Германия
Курфюстендамм, или, как ее называют горожане, просто Ку'дамм, известна на весь свет. Этот многолюдный бульвар, с его переполненными магазинами и офисами крупных фирм, рассекает сердце германской столицы. Люди, достойные доверия, утверждают, будто Ку'дамм никогда не спит.
Пиеке Экснер пробиралась между сияющими белоснежными скатертями и столовым серебром столиками одного из дорогих ресторанов Ку'дамм в поисках человека, который пригласил ее на свидание. Свидание было второе за двенадцать часов, но Пиеке решила, что лейтенантик уже готов. Можно брать голыми руками.
Это она поняла по тому, как ее избранник выскочил, прищелкнув каблуками на прусский лад, — его начальник, генерал Отто Биттрих, за такое непременно сделал бы лейтенанту выговор. А еще по тому, как он расстегнул верхнюю пуговицу мундира. Атмосферу интимности в их отношениях Пиеке накачивала со вчерашнего вечера, когда, уходя домой, она оставила лейтенанта переводить дух и смотреть вслед неожиданной знакомой влюбленными глазами. Однако работы предстояло еще много. Ей предстояло развязать лейтенанту не штрипки, а язык.
Девушка с улыбкой присела за столик, отметила, с каким вниманием лейтенант подвинул ей кресло, и подогрела улыбку на пару градусов — так, словно не переставала вспоминать о лейтенанте с той минуты, как рассталась с ним у себя под дверью. А когда он галантно заказал бутылку лучшего — и весьма дорогого — вина из Рейнгау, она уже щебетала так, словно они и не расставались, о своих мечтах, о желании путешествовать по миру, обо всем интересном и иностранном.
Впрочем, девушка быстро заметила, что перестаралась. Лейтенант был настолько увлечен новой знакомой, что никаких намеков не понимал. Обед тянулся нескончаемо — шницель, еще одна бутылка «Рейнгау», плавно утекшая вслед за первой, и превосходный штрудель под кофе и бренди — но, как ни обрабатывала Пиеке лейтенанта нежными улыбками и жаркими случайными прикосновениями, о работе тот и не заикался.
Терпение Пиеке было на исходе. Глянув настойчивому ухажеру в глаза, она ухитрилась в один взгляд вложить поразительную гамму малосочетаемых чувств — стеснение, нервозность, легкий испуг, обожание, бесстыдство и сучью похоть. Это был дар божий, и на этот крючок попадались мужчины куда старше и мудрее, чем лейтенант Иоахим Бирхоф.
Реакция лейтенанта была однозначна — он расплатился по счету, и оба поспешно покинули ресторан. К тому времени, как парочка добралась до квартиры Пиеке — за Бранденбургскими воротами, на другой стороне Шпрее, в богемном районе прежнего Восточного Берлина Пренцлауэрберг, — Бирхоф был не в состоянии думать ни о чем, кроме Пиеке, ее роскошного жилища и еще более роскошной постели.
Солнце светило так ярко, что закрыть жалюзи было совершенно необходимо. А там одно за другое, и вскоре обнаженный лейтенант уже ласкал перси своей новой знакомой, когда та, потянувшись со вздохом, пожаловалась на холод. В мае в Германии всегда очень холодно. Как бы она хотела очутиться с милым Иоахимом где-нибудь в солнечной Италии или в Испании, а лучше всего... на великолепной Французской Ривьере.
— А я там был недавно, — пробормотал Иоахим, разрывавшийся между ее грудями и неподатливыми зелеными трусиками. — На Ривьере. Гос-споди, как жаль, что тебя со мной не было.
— С тобой был твой генерал. — Пиеке игриво хихикнула.
— Он почти всю ночь проторчал на французском авианосце. Со своим пилотом. А я бродил по набережной один. И ужинал в одиночестве. А мне попалось такое прекрасное вино... Тебе бы понравилось. Господи, как бы я... но мы сейчас...
Вот в этот-то момент Пиеке Экснер и свалилась с кровати, вывихнув колено и сильно ушибив поясницу. Подняться ей удалось только с помощью разочарованного и несколько раздраженного лейтенанта. Когда Бирхоф уложил ее обратно в постель, она миленьким голоском попросила укрыть ее — ей, дескать, холодно. И задрожала. Лейтенант открыл кран на батарее и навалил на Пиеке два одеяла. Девушка только головой покачала.
Конечно, она была в отчаянии, страшно расстроена и чувствовала себя жутко виноватой:
— Бедненький. Тебе, должно быть, так неловко... Ну прости... Ты... ты в порядке? Ну, ты ведь так... а потом...
Иоахим Бирхоф был, разумеется, офицером и джентльменом. Так что ему пришлось вытереть Пиеке слезы и мужественно соврать, что с ним все в порядке и вообще он не только этогоот нее хочет.
Она благодарно стиснула его руку и обещала встретиться с ним, может быть, даже завтра утром, если колено пройдет, прямо тут... у нее дома... «Я тебе завтра позвоню!» И тут же заснула.
Лейтенанту оставалось только одеться и тихонько, чтобы не разбудить страдалицу, уйти.
Когда дверь за ним затворилась, девушка вскочила с кровати и, торопливо одевшись, сняла телефонную трубку.
— Генерал Биттрих, — сообщила она, — был на юге Франции, как ты и подозревал. Полночи провел на французском авианосце. Это все, что тебя интересовало, Питер?