Глеб остановился возле темного от времени, покосившегося забора. В глубине двора, за яблонями, стоял дом – тоже из потемневшего дерева, с маленькими окнами.
– Эй, хозяева! – крикнул Глеб. – Есть кто дома?
Без ответа. Лишь несколько яблок с глухим стуком упали на землю. Глеб толкнул рукой калитку – не заперта. Прошел во двор. Никого, даже собаки тут не было.
Ржавая колонка. Заросли бурьяна возле забора.
Глеб обошел дом и на заднем дворе нос к носу столкнулся со здоровущим парнем лет двадцати пяти, чинившим велосипед.
– Здрасте… – меланхолично отозвался парень, мельком взглянув на Глеба. – Чего надо? Ежели за молоком, то дальше, дом восемь.
Парень выглядел настоящим деревенским жителем – в растянутом на локтях и коленах спортивном костюме с пафосной надписью «Адидас», разбитых резиновых галошах. Лицо словно вытесано из камня – скулы булыжниками, тяжелый подбородок. Светлые волосы кое-как подстрижены. Взгляд маленьких белесых глаз хмур и безразличен.
– Привет, – кивнул Глеб. – Я к Клавдии Трофимовне. Она дома?
Парень никак не отреагировал – продолжал ковыряться в своем велосипеде.
– Клавдия Трофимовна дома? – повторил вопрос Глеб.
– Нет ее, – наконец неохотно отозвался парень. – А вы кто такой, извиняюсь?
– Я Глеб. Муж Нины.
– Какой Нины?
– Нины Мазуровой, из Москвы. Племянницы Клавдии Трофимовны.
– Нинки?.. – Парень наконец повернул голову и уставился на Глеба со странным, трудно определимым выражением. – Нинкин муж вы?..
– Да.
– И чего надо?
– Хочу с Клавдией Трофимовной поговорить, – терпеливо повторил Глеб.
– Зачем?
– Надо. Она где?
– Кто? – диким голосом отозвался парень и закашлялся.
– Клавдия Трофимовна где?!
Парень встал, вытер ладони какой-то ветошью. Потом указал направление рукой:
– Там.
Глеб повернул голову. За забором, вдали, на пригорке, теснились железные ограды, кумачовыми огоньками проглядывали ленты, цветы… Кресты.
– Умерла? – глухо спросил Глеб. «Тетка у Нины умерла… Наверное, на днях. А почему не сообщили? Может, Нина – здесь?! Уехала на похороны, ничего мне не сказала… Почему тогда не сказала?..» – замельтешили в голове мысли. – А… Нина?
– Чего – Нина? Нина ваша – сука, – сказал парень и улыбнулся, показав крупные редкие зубы.
– Ты… Потише на поворотах! – разозлился Глеб. – Ты кто такой, а?
– Я Жорка… – Парень опять закашлялся. Впрочем, это был не кашель – смех. Жорка – псих. Ненормальный. Неадекватный юноша явно…
– Какой еще Жорка?
– Двоюродный брат вашей Нинки. Тоже племяш тети Клавы, но от другой сестры… Их три сестры было – Клава, Зойка, матерь Нинки, и Лидка, матерь моя, тоже покойная… – говорил парень, скалясь.
Глеб ничего этого не знал. Родословная жены была ему неизвестна. Или, может, Нина рассказывала ему, а он забыл?..
Глеб почувствовал себя глупо, вся злость куда-то схлынула.
– Почему ты Нину сукой назвал?
– Потому что она и есть сука, – спокойно ответил Жорка. – Теть Клава ей как матерь была, воспитала, кормила, холила… А от нее ни ответа ни привета!
– От Нины? Послушай, Жора, ты что-то путаешь. Возможно, ты не в курсе. Нина постоянно навещала тетю Клаву, тетя ей постоянно посылки присылала… Ты давно тут живешь?
– Давно. Как моя матерь померла. Теть Клава Нинку воспитала, меня воспитала… кормила, холила… – парень вытер рукавом глаза. Жора плакал? – Посылки Нинке слала, да, до последнего… А вот от Нинки – ни ответа ни привета, а теть Клава ей то грибочков, то огурчиков соленых…
«От Нины – ни ответа ни привета? Парень наверняка чего-то путает…»
– Прости. Мне очень жаль. Когда умерла тетя Клава?
– Весной. В мае.
– В мае… – эхом отозвался Глеб. – Как – в мае?!
«Нина ездила сюда на неделю в начале июня. Сказала – тетку навещу… Как о живой говорила о своей тетке! Потом приехала, хвасталась загаром, рассказывала про деревенскую жизнь, как огород полола, помогала тетке… Бред!»
– Не понимаю… – с тоской произнес Глеб, опустившись на деревянную скамью. – Жора, а когда в последний раз Нина приезжала сюда?
– Да уж лет пять назад… Час посидела, потом усвистала.
– Одна?
– А я почем знаю… Села в машину свою и уехала.
– Кто еще был в машине?
– А я почем знаю… Не разглядывал, – буркнул Жора, сел рядом с Глебом и закурил папиросу. – Теть Клава последний год сильно болела. Она и раньше болела – сердце у нее… Я Нинке писал: Нин, устрой тетку в Бакулевский центр, Христа ради!
– И что?
– И ничего. Померла теть Клава… – Парень опять засмеялся-заплакал. Он врал, этот Жора? Нет, не похоже. Не могли все вокруг врать. Врала одна Нина. Но зачем? И почему она не помогла родной тетке? Почему не сказала ничего Глебу – он сам занялся бы устройством тети Клавы в сердечно-сосудистый центр, если Нине было не до того…
– Какие еще болезни были в семье? – тихо спросил Глеб.
– Чего?
– От какой болезни умерла твоя мать?
– Болезни? Не… Она водкой паленой траванулась. Не пила совсем, просто за Первомай рюмку опрокинула… И кирдык. Что еще?
– А генетические отклонения в семье были?
– Чего? Нет. А чего ты-то не приезжал, сродственничек? – спросил Жора. – Хотя чего спрашивать, и так ясно. Совсем вы забурели в этой Москве. Нос задрали. Ну ты-то ладно, ты никто, а Нинка… ей же теть Клава как матерь была…
– Тебе нужна помощь? – помолчав, спросил Глеб.
– Чего? Не, мне ничего не надо. Я мужик, не инвалид. Не хвораю, руки-ноги на месте.
– Ладно… – Глеб встал. – Значит, Нины тут давно не было… Поеду.
– Жену потерял? Да не жалей ты… Найдется, – подумав, изрек Жора.
– Она не терялась, она… эх! – Глеб не договорил, махнул рукой.
Открыл калитку, вышел на пыльную улочку. Мимо ковыляла старуха, погоняя козу.
…Нина отыскала дачу, как можно меньше напоминающую места, где прошло ее детство. Да, тут не слишком красиво, и жизнь тут не самая легкая. Но все равно, почему Нина забыла о родной тетке, заменившей ей мать? Судя по всему, Клавдия Трофимовна была замечательной, сердечной женщиной, не бросившей в беде двух сирот – Нину, а потом и Жору.
«А Жорка этот – хороший парень, нормальный. Тетка его правильно воспитала. Резковатый, но на правду не должно обижаться. И как он убивается по Клавдии Трофимовне… Почему же Нина оказалась такой… сукой?»
Глеб никогда не думал о Нине в подобном ключе.
До того он все искал оправдания, придумывал причины, которые вынуждали жену вести себя так, а не иначе.
«Если я не разберусь со всем этим, то сойду с ума!» Глеб сел в машину, надавил на газ. Ему хотелось увидеть Нину и поставить все точки над «i». Но где ее искать?
Он набрал номер Светы.
– Алло… Мазуров, ты? – отозвалась подруга жены. – Что случилось?
– Света, где Нина?
Молчание. Потом:
– Глеб, ты мне правду тогда сказал?
– Когда? – сквозь зубы проговорил он.
– В тот раз, когда заезжал ко мне…
– Я не помню, ты о чем?
– Ты сказал, что ни разу не изменил жене. Ты соврал? Ведь такого не может быть… – с раздражением и тоской произнесла Света.
– Я не врал. Но ничего доказывать не собираюсь. Мне до лампочки, веришь ты мне или нет…
– Глеб, приезжай.
– Зачем? Лучше скажи, где Нина!
– Я скажу. Только ты приезжай. Я тебе все скажу.
Гудки – Света нажала на кнопку отбоя.
«Странная Светка. И та, Евгения… придумала какого-то ребенка, а все ради безделушки – фотоаппарата! Странные женщины, я их совсем не понимаю. Послать бы их всех к черту…»
Во второй половине дня Глеб был у Светы Злобиной.
…Она встретила его в этот раз при полном параде – трикотажный брючный костюм небесно-голубого цвета, укладка, тяжелые бусы в складках шеи, на лице – макияж.
– Ты куда-то уходишь? – мрачно спросил Глеб.
– Я тебя жду! – огрызнулась Света. – Садись.
– А мама твоя где?
– Там, у себя… – неопределенно махнула рукой женщина. – Спит. А чего тебе моя мама? – Она помолчала. – Ты знаешь, как она тебя называет? Князь.
Глеб пожал плечами.
– Ты хочешь чаю? У меня еще пирожки есть… – спохватилась Света.
– Что-то ты больно добрая сегодня… Неси свои пирожки.
Света вернулась из кухни с подносом.
– Садись… Ты плохо выглядишь, – строго сказала она. – Ешь. «Дошираком» одним питаешься, что ли?
– Свет, давай без этого… Лучше скажи мне, где Нину искать. – Глеб откусил пирожок, отпил крепкого сладкого чая. – А вкусно, знаешь… Сама пекла?
Лицо у Светы дрогнуло. Она упала на стул напротив.
– Глеб, ты правда ни о чем не догадываешься?
– Нет. Я уже голову сломал. Бог знает что напридумывал. И все – мимо. Пытался с ней поговорить, но Нина как будто не слышит меня. Я звоню ей, спрашиваю – ты где? А она мне – я на даче…
Света потянулась, достала из-под кактуса толстый семейный альбом, открыла его на первых страницах.
Школьная фотография… Десятый «А», снимок двадцатипятилетней давности. Сделан в технике сепии, под старину. Толпа старшеклассников, в центре – Нина, рядом со Светкой. В сущности, Светка совершенно не изменилась… Тот же пухлый подбородок, паклевидные волосы, колючий взгляд.
– Свет, ты совсем не изменилась! – озвучил свои мысли Глеб.
– Да? Спасибо. Спасибо… – Света вдруг всхлипнула. – Господи, Глеб, ты хороший.
– Свет, я тебе всегда говорил, что я хороший, только ты мне не верила! – засмеялся он.
– А она говорила, что ты плохой. Что ты гуляешь от нее. – Света опять всхлипнула. – Я все время вспоминала о той девице, с которой тебя Нинка тогда застукала и в больницу попала – помнишь? Но это ж сколько лет назад было… Двадцать лет назад. А кто из нас ошибок по молодости не делал… Я дура. Я дура, что верила не тебе, а ей. Если бы я верила тебе, то все было бы иначе…
Но Глеб пропустил эти слова мимо ушей.
– Свет, ты лучше скажи, зачем ты мне эту фотографию показываешь?
– Вот же он, Валька. Валентин Куделин. – Света ткнула пальцем в снимок. – Вот Нина, я слева, а он – справа. Смотри. Это и есть ответ на все твои вопросы. Очень простой ответ.
Глеб отложил пирожок и придвинул альбом. Парень как парень. Круглое лицо, глаза пятаками, смешной хохолок на макушке… Валентин Куделин. Господи, как все действительно просто…
– И что? – глухо спросил Глеб.
– Они встречаются. До сих пор. Нина у него сейчас.
– Больше двадцати лет встречаются?!
– Да.
– А почему она на нем не женилась тогда?
– Потому что они поссорились! Он, Валька, от злости взял да женился на другой, и та, другая (его жену, кстати, Зиной зовут), сразу забеременела. Что Нинке делать? А тут ты… Нина, недолго думая, вышла за тебя. Пару лет они, то есть Валька с Нинкой, не виделись, потом опять встретились. Нинка ему говорит – не могу без тебя жить! И такая любовь у них опять, такая любовь неземная… Нина Вальке твердит – бросай жену. А его жена, Зина, уже беременна вторым ребенком! Валька Нине – я не могу жену бросить. Нина Вальке – ну и пошел ты тогда на фиг!
– Бред какой-то… – ошеломленно произнес Глеб. – Свет, я тебе верю, но… ты точно ничего не путаешь?
– Точно. Они опять разошлись, – упрямо продолжила Света. – Потом, через несколько лет, Валя с Ниной снова встретились. Закрутилось у них… Такая любовь, ну такая любовь, прямо обрыдаться можно… Нина ему опять – Валя, разводись. А Зина возьми да и забеременей третьим!
Глеб захохотал, потом закашлялся. Отпил чаю.
У Глеба было ощущение, будто его по голове ударили чем-то тяжелым. В один миг разрушилась вся его жизнь. До этой минуты он был обычным любящим мужем, а теперь вот рогоносец со стажем. Дурак, который ни разу не изменил неверной жене… Впрочем, если бы Глеб и гулял от Нины, то сейчас ему было бы ничуть не легче.
«Как просто, как все просто… – думал он. – Я не хотел верить очевидному, я прятал голову в песок… Но Нина… Зачем она так со мной поступила?»
– Значит, Нина сейчас у этого… у Куделина? – спросил Глеб.
– Ага. Валькина жена с тремя детьми умотала на дачу, а Нина помчалась к Вальке Куделину.
– Что, они прямо там… Где он, этот Валентин, своих троих детей зачинал… В той самой квартире, на той самой кровати?
– Ага.
Глеб улыбнулся. «Гадость какая, мерзость…» Чашка в его руке вдруг хрупнула, осколки брызнули во все стороны, остатки чая пролились на пол. Глеб посмотрел на свою руку – кровь. Он не заметил даже, что сжал чашку сильнее, чем следовало.
– Порезался… Ох ты… Сейчас перевяжу. – Света метнулась за бинтом. – Дай перекисью еще полью, чтобы кровь остановить. Небольшой порез, ничего страшного… – хлопотала над ним Света.
– Свет, я в порядке. Да не волнуйся ты так.
Света, сделав Глебу перевязку, села напротив, попыталась сложить руки на груди – это ей не удалось из-за чересчур обширного бюста. Она заерзала, не зная, что делать, куда себя приткнуть. Потом вдруг тихонечко завыла:
– Господи, Глеб, какая же я сволочь… Это я, я тебе всю жизнь испортила! Если бы я тебе сразу про Нинку все рассказала, все было бы иначе… Мне так жаль, что я молчала, покрывала ее…
– Ты ни в чем не виновата. Это моя жизнь.
– Я подозревала, что Нинка врет про тебя – ну, чтобы я ее покрывала, прикрывала… Она мне говорила, что ты от нее гуляешь по-черному и, типа, она имеет право хоть иногда встретиться с Валентином. Просила, если ты вдруг позвонишь мне – соврать чего-нибудь. Я виновата… Но, ты знаешь, я ничего не сказала ей про то, что ты ее сейчас ищешь! – спохватилась Света. – Она до сих пор уверена, что ты думаешь, будто она на даче. Я не звонила ей, честное слово!
– Знаю, – кивнул Глеб. Помолчал. – Теперь понятно, почему она врала тебе – про меня. Повторяю – я не изменял ей. Это, конечно, не значит, что я самый лучший супруг на свете, но тем не менее у нее не было повода поступать со мной так… Налей еще чаю, а?
– Конечно!
Света металась по комнате, не зная, как угодить Глебу. Тот совершенно не узнавал Светку Злобину, фурию и мегеру. Неужели Света раньше злилась на него из-за выдумок Нины? Выходит, так. Нетерпимая и правдивая, словно пионерка старых времен, Света презирала Глеба, посмевшего гулять от жены.
– Ты знаешь, что она не больна? – спросил Глеб.
– Нинка – не больна?! Да у нее столько хворей…
– Ни одной серьезной. Она врала тебе, она врала мне. Ей, видимо, нравилось, что люди жалеют ее.
– А она при мне то и дело какие-то таблетки, капсулы глотала…
– Витамины и биодобавки. Я только на днях понял, после разговора с лечащим врачом Нины. Она… нет, она не симулянтка, но изрядно преувеличила опасность своих болезней. От молочницы и перхоти еще никто не умирал.
– Бли-ин… – потрясенно пробормотала Света. – Вот Нинка-то какая… Недаром говорят, что лицом к лицу – лица не увидать. А я жалела ее, сочувствовала… Думала, Нина – больная женщина, с несчастной семейной жизнью, несчастливая в любви… Прикрывала ее. Я, Глеб, выходит, сообщница.
– Меня другое волнует, – сказал Глеб, потирая виски. – То, что она делала аборты.
– Нинка?! – вытаращила глаза Света. – Она ж бесплодная… И сердце у нее…
– Нормальное у нее сердце, говорю! Не идеально здоровое, но… рожать можно. А она сделала четыре аборта. Это мне все тот же ее лечащий врач сказал.
– Да?! А ты… ты чего-нибудь замечал? – растерянно спросила Света.
– Ты хочешь спросить, замечал ли я, что Нина делала аборты? Нет. Она все время жаловалась на гинекологию, на кровотечения, на какие-то болезненные процедуры, то ей было нельзя, то можно… Ты понимаешь, о чем я. Меня просила не вникать, ведь это женские проблемы. Я и не вникал!
– Вообще да… Если Нинка делала микроаборты, например, то это полчаса в стационаре, потом домой… Никто бы не догадался, – пробормотала Света, а потом повторила потрясенно: – Нинка делала аборты… Если б я знала, то убила бы ее. Избавиться от собственного ребенка… Мазуров, ты ведь не врешь сейчас, а? Клянись! – Света впилась в него глазами.
– Нет. Я, когда про аборты узнал, подумал: а вдруг у Нины наследственность… Генетика! Когда только мутанты могут родиться… Нет, тоже неправда – выяснил! Генетика тут ни при чем… Тогда зачем Нина убила моих детей? – тихо спросил Глеб.
– Или Вальки Куделина, – шепотом добавила Света.
Глеб на нее покосился, промолчал.
– Глеб, голубчик… – жалостно заныла Света. – Что ты теперь будешь делать?
– А что я должен делать… Не знаю. Ты мне, главное, дай адрес этого Вальки. Я туда съезжу, поговорю с ними.
– Поговорю… – с сомнением произнесла Света. – Что-то мне это не нравится. И ты какой-то… подозрительно тихий. Я не дам тебе адреса. Потом с Ниной поговоришь.
Глеб некоторое время сидел молча. Он не узнавал себя, не узнавал мир вокруг.
– Света, дай адрес.
– Нет. Глеб, миленький… у тебя такое лицо… Ты сейчас бед натворишь. Потом, потом, когда успокоишься… – залепетала Света.
– Дай адрес. Дай адрес, я сказал! – Глеб вдруг вскочил и что было сил затряс ее за плечи. Он не владел собой совершенно. – Адрес давай!
– Глеб… Глеб, миленький…
– Адрес!!!
– Не дам!!! Я… тебя…
Глеб тряс ее, точно грушу, не слыша, что кричит Света, а та пыталась обнять его, прижать к себе.
Внезапно дверь открылась – на пороге стояла мать Светы, старушка божий одуванчик.
Мать посмотрела на них, царственно кивнула головой.
– Ну вот, сладилось, – произнесла она дребезжащим голосом. – Все как я и говорила…
Глеб отпустил Свету.
– Мама, ложись! – свирепо заорала та. – Ты забыла, что тебе нельзя вставать?..
Старушка обиженно поджала губы и зашаркала из комнаты, бормоча себе под нос:
– И нечего так орать… Я не глухая, между прочим.
Глеб и Света остались одни. Глеб потер лицо. Безумие отступило.
– Свет… Свет, прости, – выдавил он из себя.
– Ничего.
– Но ты должна мне дать адрес…
– Глеб, ты меня хоть слышишь? – разозлилась Света. – Я тебе говорю, что люблю тебя, а ты…
– Что? Что ты мне говоришь?
– Что я люблю тебя.
– Нет, ты ничего не говорила… – Глеб, переведя дыхание, окончательно успокоился. – Господи, Света, а я ведь действительно ничего не слышал… Я… Ты сейчас сказала, что любишь меня?