– А вдруг беглый уголовник у вас где-то в сарае прячется? Вдруг вы о нём и не подозреваете? – и тут же безапелляционно воскликнул: – Обыск надо делать! Полный!
– Ужас-то какой! – стала со страхом оглядываться по сторонам молодая женщина.
– Да никого здесь нет! – хамовато заявил её сынок. – Мы с Костиком уже все сараи облазили, в каждую щель заглянули… – и задумался, словно вспомнив: – Правда, до чердака так и не добрались… Он почему-то заколочен наглухо. Там можно и посмотреть…
Ух, как загорелся служебным рвением стажёр, только два дня как впервые получивший табельное оружие! Вскочил, глаза блестят, руками размахивает.
– Давайте! Показывайте лестницу на чердак!
Даже его временный наставник скривился, на это посматривая. Показалось ему, что курсант смотрится рядом с ребятами как малолетка рядом с матёрыми мужиками. Потому и не удержался от вопроса:
– Ляля, а сколько лет твоему и этому Константину?
– Да по шестнадцать обоим. Просто выглядят по-разному: один чуть старше своего возраста, а второй – младше. Друзья – неразлейвода. А уж как любят разные спектакли устраивать да розыгрыши!..
– Угу, я заметил… – участковый сделал вид, что встаёт вслед за ушедшей молодёжью, да хозяйка его остановила.
– Куда же вы, Игорь Леонидович? Вот уже самовар закипел, давайте чайком побалуемся, да вы мне расскажете, чего тут у вас в Малиновке творится. А то мне страшно на улицу выйти, и соседи, молоко приносящие, сами ничего толком не знают. А по чердакам пусть детвора сама пыль протирает! Не нам же с вами этим заниматься!
Горбушин опять опустил свой зад на стул, сам поражаясь собственным мыслям.
«Тоже верно девка глаголет, чайком – оно всяко лучше… Хотя я бы с ней совсем иным чем побаловался… Ох как и побаловался бы!..»
Чай оказался ароматным, пирожки – восхитительными, творожок со сметанкой да с вареньицем – вообще пальчики оближешь. Ну и слово за слово участковый всё про нынешние обстоятельства выболтал. Даже про те детали, кои следовало утаивать в интересах следствия. А в итоге горячо заверил, что Ларисе Фёдоровне бояться нечего, сам лично возьмёт её под личную опеку. Чуть ли не сегодня заставит дорогу к усадьбе подправить и будет заезжать так часто, как в том возникнет необходимость. Хоть десять раз на дню, включая проверку здешнего спокойствия глубокой ночью.
Красавица ахала, мило улыбалась, щедро благодарила и словно не замечала, что крепкий ещё, пусть и достаточно пожилой мужчина, готов не то что на ночь заглядывать, но прямо сейчас остаться тут навсегда.
Но зато он выговаривал без остановки всё, о чём его прелестница спрашивала. И дальше бы выговаривал, да вернулись все трое ребят. Александр и Константин – чистенькие, спокойные, а стажёр – пропылённый, грязный, взъерошенный и невероятно нервный.
– Так он никого и не нашёл, – пояснил с сочувствием бритоголовый сынок хозяйки. – Хотя всё осмотрел, от чердака до временного туалета на улице. Такие дыры нашёл, о которых даже мы с Костиком не подозревали. А в сараях ещё и почти все доски с пола поднял, да потом как следует поправил.
Его чернявый товарищ в тон добавил:
– Эх, нам бы такого помощника возле котлов! Они бы блестели, как у кота…
Лёгкий тычок по плечу заставил его умолкнуть, а вот поведение хозяйки резко изменилось.
– Время-то какое! Надо же, как заболтались! Сейчас полуденное молоко принесут, а мы бездельничаем! – и уже с ледяной холодностью обратилась к участковому: – Спасибо, что заглянули, Игорь Леонидович, всего вам доброго! Заходите…
– Да в любое время! – вырвалось у того, послушно топающего к двери.
– …как дорога станет нормальной, – продолжала молодка, словно и не слышала фразы гостя. – А если не успеют трактористы управиться к четвергу, когда я творожную выпечку буду делать, так в следующее воскресенье заходите к обеду. Мой муж обещался рыбы привезти, пирогов с ней наделаем, постничать будем.
Лариса ясно дала понять: можно либо в четверг, если дорогу сделают, или в воскресенье, когда муж приедет. Строго, многозначительно, но…
«Справедливо! – размышлял Горбушин, вновь прыгая через лужи по направлению к машине. – Пообещал дорогу, так расшибись, но сделай. А уж потом… Да и чего я так губу раскатал? Словно она мне ровесница, и оба мы свободные от семейных обязательств? Вроде спиртного с утра не пил, головой тоже не ударялся… Не иначе чёрт попутал… Правильно говорят: «Седина в бороду – бес в ребро!» Но никогда не думал, что подобное и ко мне применимо. Надо будет какой подарок супруге купить, перед ней грех замаливая… Эх! А всё равно эта Лялька не по-людски хороша! Неудивительно, что таких, как она, раньше ведьмами считали и на кострах жгли. Страшная в ней сила! Ох и страшная!»
Глава 15 Размеренный быт
Поверх забора было хорошо видно из окна, как удалялись визитёры, обходя ямы и промоины. Александр и Прасковья стояли рядом, наблюдая за служителями закона и негромко переговаривались.
– Не верится, конечно, – рассуждала она, – что дорогу подровняют да ещё и засыплют гравием. Но власть Горбушину сейчас дали в селе большую…
– И всё равно зря ты на нём стала ставить свои эксперименты влияния! – сердился Кох. – Он человек опытный, сила воли у него немалая, если не сразу, так потом догадается, что ты на него какими-то чарами давила.
– Да никакими чарами я не пользовалась! – фыркнула Прасковья. – Самые обыкновенные – женские! Подобные фокусы действуют на любого самца, даже на того, у кого в штанах уже ничего не шевелится. Расплылся – как масло на солнце, куда хочешь намазывай. И ведь вроде считается крепким семьянином, жену свою чуть ли не на руках носит. Уж я-то знаю, она мне сама хвасталась.
– Это ты так думаешь, что не пользовалась. А ведь фраза о жрицах недаром дана. Жаль, что никакого талмуда с пояснениями к даркане не существует. Только по двум словам и можно косвенно догадаться, что открыть глаза – это невероятно повысить своё либидо.
– Да ладно тебе выдумывать! – хозяйка дома вернулась к столу и стала себе наливать чай в кружку. – Сам ведь утверждал, что в любом случае после омоложения мышки сумасшедшими до сексу становились. Значит, и у нас всё в порядке, всё естественно.
– Не знаю, не знаю, – бормотал академик, тоже усаживаясь за стол и подтягивая к себе тарелку с творогом. – Результатов по людям у меня ноль. Опираться не на что… Но если всё-таки ты стала жрицей, мы должны это хотя бы косвенно, но всегда учитывать. Сама представляешь, что случится, если со временем твоя гиперактивность не спадёт, а наоборот, станет увеличиваться. Да ты сама не захочешь такого омоложения!
Прасковья вначале изумлённо вскинула брови, потом очень сексуально облизала чайную ложечку с остатками мёда и чистосердечно призналась:
– Вполне возможно, что и захочу… Мне это нравится… Я даже и от большего не отказалась бы…
– Вот! – совсем разнервничался Александр Свиридович. – Видишь, что с тобой происходит? Ты скоро себя вообще перестанешь контролировать, а это – или провал, или смерть. Не хватало, чтобы ты превратилась в патологическую нимфоманку!
– Подумаешь!.. Что в этом плохого?
– Ну ты даёшь! – возмущался напарник. – И так у тебя уровень гормонов тестостерона и эстрогена в крови после каждого полового акта восстанавливается почти моментально. Сразу же возникает повторное сексуальное желание. И сейчас?
– Уже давно возникло… – подтвердила она, стараясь смотреть в стенку. – Только об этом и думаю.
– М-да! – академик закусил губу в напряжённом раздумье. – Сегодня на ночь постараюсь тебя опоить тем, что варится по моему рецепту. А завтра, хоть как это ни затратно по времени и средствам, с самого утра выбираемся с тобой за покупками. Если я не куплю нужные лекарства и препараты, боюсь, что ты станешь совсем неподконтрольна.
– А Костик сам справится? – засомневалась она, так и не отводя взгляда от стены, завешанной фотографиями. – Молока ведь всё больше.
– Он и так справляется, это очевидно. А утром и вечером я ему помогу. Утром – все втроём хорошенько поработаем. Гораздо хуже, что его самого придётся дома оставить.
– Не доверяешь?
– Как раз в его лояльности уверен на все сто. Тем более что он теперь тоже знает, что несколько лет будет висеть у меня «на крючке». Я больше опасаюсь, что он несдержан и поведёт себя совсем не так, как парень шестнадцати лет. Слышала, как он с гостями разговаривал?
– Хм! А то ты лучше себя вёл! – дёрнула Прасковья плечами. – Со стороны-то себя не видишь. Я же глядела на тебя и видела то матёрого мужика, то старика. Удивляюсь, как участковый тебя не раскусил?
– Он только на тебя и пялился. Когда мы уходили обыск проводить, мне даже показалось, что он готов на тебя наброситься…
– Ну уж нетушки, – рассмеялась омолодившаяся хозяйка. – Этот момент я чётко контролировала. Он без моего соизволения и пальцем не мог пошевелить.
– Вот! Вот мы и вернулись к тому, с чего спор наш и начинался! – при этих словах Кох требовательно постучал ладонью по столу, усиливая смысл своих слов. – Подобного умения у тебя быть не должно априори. Оно дано лишь великим ведьмам древности да фокусницам, обладающим гипнотическими способностями. И то если верить легендам и слухам. А тут ты прикоснулась к тайне жречества, о котором мы вообще понятия не имеем. И расскажешь ты мне, наконец, что ты там увидела, открыв глаза?
За двое прошедших суток Прасковья так и не поведала об увиденном изнутри кокона действе. То они ели, то спали, то работали, то расслаблялись, сбрасывая одолевающие горячие желания. Да и на прямые вопросы она отвечала просто «потом». Сейчас поняла, что рассказать надо. Хоть и сразу предупредила:
– Ничего в той сценке не было эротического.
В самом деле, выслушав описание, как изуродованные, ожившие деревья рвали на части женщину-великаншу, Кох скривился от разочарования. Это больше напоминало кадр из какого-то мультика-ужастика, чем что-то реальное, таинственное или магическое. По крайней мере сценка казалась ничем не связанной с дарканой или с тиснёнными на ней надписями.
Тем не менее он насел на женщину с дотошными вопросами о каждой детали. Заставлял вновь и вновь прогонять перед мысленным взором картинку, замедлять её, увеличивать, приближать отдельные участки. Когда Прасковья выдохлась окончательно, признавшись, что зверски устала, неожиданно спросил:
– Сейчас тебе хочется секса?
Она застыла, внимательно прислушиваясь к себе. И только через минуту призналась:
– Самую малость, чуть-чуть… В остальном – вроде как полностью себя контролирую.
– Отлично! Значит, полученный тобой яд одновременно является и противоядием! – обрадовался Кох. – Надо только тщательно разобраться во всей гамме полученного рисунка и стараться приближать в памяти только те участки, которые помогают генерировать покой и воздержанность. Пока постарайся о ней не вспоминать. Ещё лучше, ляг поспи…
– Нет уж! – встала она и отправилась наружу из дома. – Раз мы завтра собираемся в район, значит, сегодня надо помочь Цаглиману… э-э, Константину во всём. Да и на завтра всё ему подробно расписать. Нам надо подменять друг друга… Не забывай, что он вскоре отправится получать новый паспорт и за припрятанными деньгами. Тоже риск невероятный.
Академик в своей детской одежонке умудрился пронести и сберечь две пластиковые карты, о которых, как он очень надеялся, никто не знал. Но когда об этом услышал опытный уголовник Цаглиман, то довольно быстро раскрыл наивному учёному глаза на истинную тайну вкладов. При этом утверждая, что только наличность (и то не каждая!) даёт её владельцу относительное спокойствие.
Борис обнадёжил еще и другими знаниями – он умел после определённой подготовки снять много денег с карточки и сразу уйти из опасного места. Но посоветовал делать это потом, после того как у них будут нормальные паспорта и они смогут спокойно перемещаться по всему государству как порядочные россияне.
Первым шагом шло получение паспорта самим Цаглиманом. И ему это было сделать просто и вполне официально. Уже три года как семья его сестры выехала на заработки в Италию. Нелегально выехала, проживая на чужбине без всякой регистрации. Но делали это припеваючи, не спеша пока возвращаться ни в Россию, ни на историческую родину. Племянник, вылитый Боря в шестнадцать лет, как раз обязан был уже подать на паспорт и получить его. Но, будучи в Италии, не собирался этого делать. Тогда как сам Боря, имея полный доступ в пустующую квартиру сестры, мог собрать нужные документы и подать на паспорт от имени племянника. Что он и собирался сделать.
Попутно он, умея отлично ладить с подрастающим поколением, собирался проверить свою берлогу, в которой прятал огромную по всем понятиям заначку. При этом он ничем особо не рисковал. При задержании мог искренне заявить, что «дядя Боря дал ключи от квартирки и обязал раз в два месяца там прибраться и поливать кактусы». Кто посмеет заподозрить паренька во вранье? Тем более что рассказывать связно о семье он сможет неделями и месяцами. Да и не факт, что тайная берлога раскрыта и там сидит засада. Для проверки этого момента можно и подослать малолетних шпионов, которых полно ошивается вокруг рынка.
Осуществится этот этап – дальнейшие шаги пойдут намного легче и быстрее. Шестнадцатилетнего Сашу легализовать можно двумя способами: таким же – под видом фактического родственника. Или купив новый, с иголочки, паспорт. Выходы имелись, хоть и баснословно дорогие. Зато гарантия, что всё чисто, официально, никакая прокуратура не подкопается. А всё потому, что Саше – всего-то шестнадцать лет.
С Прасковьей Григорьевной дела обстояли намного сложней. Легализовать тётку тридцати пяти лет – это уже высший пилотаж, который подкупом или взятками, пусть и невероятно большими, не решишь. Но там тоже имелась удобная лазейка, открывшаяся с выездом истинной Ларисы Фёдоровны в Таиланд. С мужем уехала и с двумя сыновьями. Оставалось только выяснить о её внутреннем российском паспорте да придумать, как этот паспорт получить в руки.
У сыновей паспорта тоже имелись, так как младшему Александру (удачное совпадение по именам!) уже исполнилось шестнадцать, а по новым законам документ вообще выдавался с четырнадцати лет. Старшему сыну, Юрию, было двадцать один, и его легенду можно было на себя примерить в будущем.
Сейчас же оба напарника, что академик, что бывший уголовник, пришли к единому знаменателю: пока Ляле свет Фёдоровне хватит и папки с дарственными документами на дом и прочее наследство. Худо-бедно – всегда сойдёт для женщины, которая забыла паспорт дома.
Имелись немалые сбережения и у Козыревой. Особенно по сравнению с иными пенсионерами, считающими каждую копейку своей мизерной пенсии. Она и в доме не побоялась прятать немалые суммы денег, и на банковских картах изрядно накопила. В один из моментов бурной близости накануне Прасковья призналась Александру:
– Родители мои часть заработанного тяжким трудом золота тоже умело припрятали на чёрный день. И от деда с бабкой наследство приличное досталось…
– Это я удачно себе напарницу подобрал! – веселился тогда в ответ академик.
То есть наличных средств хватило бы для всего, даже для покупки порядочной машины. Не говоря обо всём остальном, что могло потребоваться академику при исследованиях и экспериментах. Водительские права у Прасковьи имелись, только вот возраст и фотография не соответствовали действительности. Да и сама форма устарела, удостоверение следовало поменять ещё лет десять назад.
Поэтому Борис посоветовал более удобный и выгодный транспорт: мотороллер. Маломощный, позволяющий ездить вообще без прав, но с вместительным багажником. На таком можно подскочить в район за любой мелочью. А если использовать заброшенные дороги в лесу, как советовала хозяйка, да двигаться напрямик, то можно ещё быстрее добраться к месту назначения, чем переться через всё село, затем по грунтовой дороге и напоследок по весьма скверной, ухабистой полоске шоссе.
На том и порешили. А если сделают нормальную дорогу возле усадьбы, тогда можно и об автомобиле подумать.
Ещё одна причина, по которой Прасковье следовало побывать в городе, – это обезопасить себя со стороны многочисленных родственников. Да и про настоящую Ляльку следовало поспрашивать. Хоть и не наведывался никто из них в последнее время в Малиновку, это не значит, что о бабке совсем позабыли. Могло вдруг стрельнуть кому-нибудь в голову проведать престарелую бабульку, вот и припрётся, не предупредив. Далеко вроде всё, но в нынешний век чай не на волах ехать за тридевять земель. Вот и следовало с кем надо поговорить по телефону, расспросить и где надо «соломки подстелить».
Старший брат Прасковьи (восемьдесят девять лет) и младшая сестра (восемьдесят два годика) тоже смело могли записываться в ряды долгожителей. Нельзя было сказать, что они вели интенсивный образ жизни. Скорей вообще на дух не переносили путешествий, больших сборищ родственников и шумных празднеств. Брат жил безвылазно на даче в Подмосковье, а сестра – в Смоленске. Но зато оба прекрасно были осведомлены о каждом своём внуке, правнуке и обо всех остальных, пусть и дальних родственниках. А сестра даже вполне умело, чуть ли не круглосуточно пользовалась Интернетом. Профессия журналиста, корреспондента и фельетониста, которой она отдала всю жизнь, обязывала держать руку на пульсе времени и последних новостей.
Вот с ними и собиралась Прасковья Григорьевна подробно поговорить и выяснить: есть ли некая возможность устроить так, чтобы она и в самом деле временно пожила по документам своей внучатой племянницы, Ларисы Фёдоровны Козыревой. Сложно, но почему бы и нет? Особенно если внешнее сходство поразительное. А если нет, то как устроить, чтобы в Малиновку никто случайно не приехал?