И на это Приакс меланхолично покивал головой, но не одобрил:
– За ненависть друг к другу будете наказаны обе. Потому что должны понимать главное: кто бы из вас ни стал царицей, без помощи кузины ей будет нелегко усидеть на троне. Вы должны будете до конца жизни защищать и поддерживать друг друга во всём, ибо смерть облечённой властью тут же повлечёт за собой гибель доверенной соратницы. И вообще ваше поведение мне непонятно… Ещё недавно вы были лучшими подругами и души не чаяли друг в дружке. А что изменилось за последние дни? Неужели внимание этого самца, который во время обряда должен вас осквернить, вызвало у вас неуместную ревность?
– Ревность?! – при полном молчании своей кузины возмутилась Симелия. – К этому вонючему и грязному овцеводу? Дайте мне сагарис[1], и я сейчас же изрублю этого нищеброда на мелкие кусочки! Пусть лучше меня осквернит некто более достойный и мужественный!..
– Тебя обидело его долгое игнорирование твоего тела? – вкрадчиво спросил старец.
– Да! И только за это его следовало казнить ещё вчера! – с раздражением и досадой вскричала пышногрудая красотка. – Более страшного оскорбления я не получала в своей жизни и, надеюсь, никогда более не получу.
– Жаль, внученька, что ты не понимаешь великого смысла этого обряда, – вновь прискорбно закивал Приакс. – Смирение, умение принять неизбежное, и после этого остаться гордой, чистой и незапятнанной – вот глубинный смысл предстоящего испытания. Тем более что позора для вас нет. Разделяя постель с потомком самого царя Липоксая, принимая в себя его кровь, вы становитесь ещё выше, ещё величественнее… Затем пережитое вами должно скрепить и вашу дружбу одной великой тайной.
Такие речи опять до крайности обозлили Симелию.
– Тайна останется таковой только после твоей смерти! Твоей и твоих слуг!
– Да слуги и так немые, – ухмыльнулся дед. – И за ворота этой усадьбы никогда не выходят. Зато умеют очень многое… А посему не стоит и вам разбрасываться такими ценными кадрами. Лучше их пригреть возле себя, после моей смерти пригодятся…
Слушал всё это Александр Свиридович Кох с самыми разными, противоречивыми эмоциями. Увиденное казалось ярким историческим фильмом, в котором чудом удавалось оказаться ещё и участником. Только вот всё обдумать и сопоставить между собой было некогда, но самое главное академик уловил: жить этому телу осталось недолго. Если не после первого «осквернения» тела Табити из рода Иелькона, то уж после последующего соития с Симелией Ракимет точно состоится неприятная казнь.
Подобные обряды казались дикими, несусветными и никогда не упоминались отцом Александра, тщательно и всю жизнь изучавшего историю скифов. Но не факт, что сейчас Кох находился именно в своём мире. Это могла быть и параллельная вселенная, и совсем иная планета, развивающаяся по тем же историческим канонам. Да и опоздание при переводе с незнакомого языка говорило о многом.
В любом случае следовало обеспокоиться сохранностью данного тела. Пусть оно даже и оказалось в сравнительной власти иного сознания единожды и на короткое время. Поэтому Александр стал готовить вопрос, заставляя шевелиться не совсем послушные губы. Получилось несуразно, с заиканием, и опять с какой-то пятисекундной задержкой.
– Может, и я пригожусь больше живой, чем изрубленный сагарисом?
Старик даже привстал от удивления, когда дослушал всё предложение и осознал его смысл. Да и движения головой на этот раз разнообразил: мотал ею из стороны в сторону. Но теперь его речь оказалась наполнена сарказмом и ехидством:
– Хо-хо! Неужели наш гордец и ослушник снизошёл к общению с нами? С недостойными его взглядов и даже помыслов? А как же данное тобой слово больше с нами не разговаривать?
– Моё слово! – Кох постарался вещать высокопарно, раз имел такое право благодаря особой древности и значимости своего рода. – Я его дал, я его и забрал!
Кажется, здесь ещё подобное изречение не было известно. Потому что справа послышалось удивлённое хмыканье, а глаза у деда стали чуть ли не квадратными. И, задавая вопрос, он показался несколько растерянным:
– Это ты к чему?
– Да к тому, что понял: никто меня и моих потомков не защитит лучше, чем я! Да и род великого Липоксая не имеет права прерваться. Поэтому я готов вынести любые тяготы и невзгоды, возлечь с кем угодно и на каких угодно условиях, лишь бы выжить самому и обеспечить выживание своего потомства.
– Ого, как ты заговорил… Можно сказать, что это…
– Речь не юноши, а мужа! – продолжил с нарастающим пафосом академик вместо Приакса. – При этом даю торжественную клятву именем моего предка, царя Липоксая, что сохраню в тайне всё, что здесь происходило и ещё произойдёт!
Возвышенности слога очень мешала медлительность произношения, натуга в голосе, прорывающееся заикание, но постепенно речь налаживалась. Если бы ещё не страшная сухость во рту, мешающая ворочать языком, через пару минут такой говорильни можно было бы общаться на любые темы и сколь угодно долго.
Но жажда напомнила о насущном.
– Следует прекратить эти наши бессмысленные мучения и напоить в первую очередь девушек. И поспеши, старик, рассказать о перспективах и условиях моего дальнейшего существования.
Но тот, видимо, никуда не спешил или преднамеренно издевался. Потому что опять присел на своё низкое креслице и задумался. Зато Табити, к которой опять пришлось поворачивать голову рывками, подала голос:
– Аргот! Ты себя ведёшь очень странно. Почему же сразу не показал своего умения общаться? Почему изначально только мычал, отбивался в бешенстве от всех и даже не хотел есть? Да и произнесённые тобой слова отдавали кощунственной дикостью и варварством.
Отвечать следовало осторожно и расплывчато, поэтому Кох забормотал, словно стесняясь и раскаиваясь:
– Да всё очень просто. Мне казалось, что своим молчанием я вызову отчуждение, неприятие, и вы меня без лишних затей выгоните.
– Увы! Твоя судьба оказалась решена ещё несколько месяцев назад. И совсем не нами, а древними обрядами и традициями. Тебе в любом случае придётся умереть…
– Не ты ли излагаешь дикость и варварство? – попытался надавить на логику академик. – Если я из древнего рода царей Репейских гор, то почему меня не взять в союзники? Почему не превратить в друга? Не сделать соратником? А то и кем-то большим?
На это Симелия издевательски расхохоталась:
– Да что ты о себе возомнил, пастух?! Прежде чем заявить о себе как о наследнике царского рода, ты обязан был стать воином или освоить все азы управления государством. Я уже не упоминаю о том, что ты остался безграмотным, не умеющим даже считать нищебродом! Ещё у тебя был бы шанс подняться наверх, стань ты великим живописцем, известным музыкантом, сказителем легенд или стихотворцем. А ты только и способен, что на осквернение и для казни в мастерской нашего сумасшедшего деда!
Александр продолжал смотреть на Табити, крутить головой ему уже было больно из-за спутавшихся на затылке волос. Поэтому он к ней и обращался, но как бы вступая в спор и с пышногрудой представительницей рода Ракимет:
– Стихотворцем стать несложно. Во время предстоящего ужина я постараюсь придумать короткую поэму на любую выбранную тобой тему. Хочешь? Тогда можешь уже придумывать…
– Словами играться нетрудно! – неслось справа. – Это от полного безделья все пастухи умеют. Но вот ничем больше ты похвастаться не сможешь!
– Почему же! Мы, пастухи, ещё много что умеем. Например, считать… Причём быстро считать, правильно и большие числа. Вот давай, Табити, попробуем, кто из нас лучше считает?
– Ну давай… – отозвалась та.
Перед произнесением цифр академику пришлось вдвойне напрячь тело, потому что в его памяти не оказалось всей полноты чисел и арифметических действий, а те, что имелись, скорее всего совершенно не употреблялись по причине всамделишной безграмотности.
Но оперировать цифрами в пределах полусотни можно было и вот так, с ходу.
– Было восемь овец, а к ним добавилось ещё семь, – сколько стало всего?
Руки у девушки были привязаны, и ей было неудобно считать, глядя сначала на пальцы одной руки, а потом – другой, поэтому она, опустив голову, уставилась на розовые пальчики на ногах и принялась считать по ним. Не прошло и минуты, как выдала с гордостью:
– Пятнадцать!
Недовольное шипение от другой девушки показало, что та в счёте слабей. Академик, всё больше входя в роль, продолжил:
– Это простой пример, давай усложним. К моей отаре в двадцать шесть овец прибавилась отара в тридцать пять, а потом ещё одна – в девятнадцать. Сколько всего овец я пригоню в посёлок?
Возмущённые вопли последовали сразу от троих. Причём они утверждали, что числа вначале следует записать. Пришлось их повторить, и дед записал свинцовой палочкой по дощечке. Когда сверили результаты, больше всех возмущалась Симелия:
– Ты просто знал эту задачку и заучил ответ!
– Хорошо, – всё так же обращаясь к Табити, продолжал Кох, – давай сама условия задачи.
Та стала изгаляться в составлении архисложных, по её мнению, задач, но простой безграмотный пастух решал их в мгновение ока. В какие-то моменты ему даже становилось стыдно, что он, будучи академиком, с таким умным и серьёзным видом решает примеры для первого класса с двухзначными цифрами.
Он же, устав дёргаться в ремнях, стараясь сменить положение затёкших членов, первым и возмутился.
– Ладно, старик! – заявил он как можно твёрже. – Снимай нас отсюда и пора трапезничать. Или ты забыл о своих утверждениях?
– Каких именно? – щурился тот в раздражении.
– Что женщина обязана заниматься очагом и опекать детей, а не подвергаться подобным мучениям. Искривление позвоночника в данном состоянии – гарантировано. Последствия тоже нетрудно предсказать: неправильное смещение всех костей внутреннего скелета, а потом и неправильные роды, во время которых младенец может погибнуть или остаться на всю жизнь уродом.
Действия деда опять поразили. Он довольно лихо вскочил и ринулся к конструкции с Арготом, занося свой посох из полированного дерева для удара. Создалось чёткое ощущение, что сейчас он этим посохом начнёт ломать пленнику ноги, выбивать коленные чашечки или творить ещё чего похуже.
Нечто подобное, наверное, пришло в голову и сердобольной Табити.
– Дедушка, не смей! – крикнула она неожиданно мощным величественным голосом. – Хоть убей меня, но я с инвалидом в одну постель не лягу!
Но Приакс всё-таки ударил. Но не по телу, а по концу жерди, к которой была примотана правая нога пленника. Вся конструкция завибрировала, и Кох от всей души посочувствовал Симелии, недавно испытавшей то же самое. А ведь он ждал удара и заранее сжал зубы, потому и ничего себе не прикусил.
Старик на этом издевательстве не остановился. С какими-то шаманскими завываниями он промчался вдоль всех конструкций, награждая препротивной вибрацией всех троих пленников.
Затем вновь замер напротив пастуха, потомка великого Липоксая. Оценивающе осмотрел всё тело, в некоторые участки мышц беспардонно потыкал своим посохом и вполголоса пустился в неспешные рассуждения:
– С другой стороны, переставшее плодоносить дерево тоже может принести отличные плоды. Надо его лишь как следует почистить, удобрить и… напугать. Сложно выбрать время для испуга, но если это делать регулярно… Да и свои новые плоды дерево тогда прикрывает массивной кроной от града лучше всех остальных. Появляется шанс… – после чего старик прочистил осипшее горло и заговорил громко: – Ты меня сегодня удивил, Аргот Липоксайский! Поэтому у тебя появляется маленький шанс, чтобы выжить. Готов ли ты к изменениям в своей судьбе?
– Конечно готов! – ответил Александр, не упуская момента лишний раз пофилософствовать: – Тем более что каждый новый прожитый нами день – это уже изменения в судьбе. Это – новый вызов смерти, которая потерпела очередное поражение.
Старик как-то странно, дробно захихикал на это. Но создалось впечатление, что он таким образом сдерживает клокочущий в себе восторг:
– Хорошо сказал! Молодец! Ну и первые испытания для тебя. Первое: ты должен за предстоящую ночь убедить обеих женщин в своей крайней необходимости. Второе: докажи в течение суток, что умеешь учиться быстро и лучше всех. Третье: сумей показать себя крепким мужчиной, от которого родятся здоровые и умные дети. Четвёртое…
Он замолк, словно раздумывая, и тут же голос подала злая Симелия:
– Никогда! Никогда и ни в чём он меня не убедит! И да будет умерщвлён тот, кто осквернит своим касанием будущую царицу!
Словно не слыша её, старик отошёл ещё дальше и обратился уже ко всем представителям разных династий одновременно:
– Вы глубоко заблуждаетесь, если поверили в причины и следствия данного испытания. Дело не в том, что следовало разбудить похоть в теле Аргота. И не в том, чтобы вас научить смирению или умению терпеть…
Он прикрыл глаза и сделал такую длинную паузу, что Табити не выдержала:
– А в чём, дедушка?
Тот опять помолчал, кивая головой, и пробормотал:
– Сегодня не скажу… Завтра.
– Ну почему?!
– Должна же остаться какая-то тайна, интрига. Иначе меня твоя кузина и моя некогда очень любящая внучка сегодня убьёт. Слышала ведь, как она мне угрожала?.. А так, может быть, до завтра не тронет… Хе-хе!
Симелия заговорила неожиданно спокойным голосом:
– Я сразу была уверена, что дело тут не в соблазнении Аргота. В любом случае, оставшись с ним наедине в спальне, мы добьёмся от него желаемого. И даже догадываюсь о главной сути здесь происходящего издевательства. Моя прабабка и твоя внучка, противный дед Приакс, давно рассказывала мне что-то такое. Но я была слишком мала и не обратила внимания на её рассказ. А зря.
– Мм? – задумался старик. – Ты, наверное, вспомнила о Саншит? Милая была девочка, умная… но болтливая к старости. Никогда не умела держать язык за зубами. Она могла тебе и приоткрыть тайну… Но если ты всё вспомнила дословно, то наверняка уже поняла, что здесь с вами произошло?
Симелия долго молчала, напряжённо вспоминая, но потом всё-таки призналась:
– Не уверена… Точно и дословно не могу припомнить…
Старец самодовольно усмехнулся:
– Тогда до утра я как-нибудь доживу!
Он достал из своих одежд костяной свисток, сильно дунул в него, вызывая еле слышный свист. Но на него где-то за спинами троицы озлобленно залаяла собака.
– Сейчас вас слуги снимут, четыре часа истекло. Дадут умыться, слегка перекусить и попить. Надеюсь, вы не забыли, что переедать на ночь вредно? Тем более перед интенсивными ублажениями плоти?
После чего, не дожидаясь ответов, мерзко хихикающий старикашка удалился. Трое угрюмых глухонемых слуг опустили устройства наземь, вращая метровые колодезные круги. Затем развязали пленников и придерживали их, пока те вновь не обретут возможность переступать затёкшими ногами.
Всё ещё обнажённая Табити потребовала от Симелии:
– Что ты вспомнила? Расскажи!
Та вначале надела на себя длинное платье из тонкого льна, напоминающее ночную сорочку, и только потом многозначительно покосилась в сторону Аргота:
– Возле нас посторонние. Я не хочу, чтобы меня потом прозвали болтливой. Пошли в мойню.
Но её худощавая кузина не торопилась. Слишком замедленно надела свою сорочку, потом оглянулась на парня, который словно первый раз в жизни рассматривал доставшиеся ему вязаные из шерсти шаровары, и повысила голос специально для него:
– Здесь нет никого, кто раскроет тайну твоих слов. Если Аргот будет казнён, он уже никому не расскажет. А если сумеет нас убедить в своей полезности, станет нашим особо доверенным лицом. К тому же завтра дедушка всё равно расскажет о сути сегодняшнего издевательства над нами.
Слуги, видя, что в их помощи больше не нуждаются, безмолвно ушли. Но Симелия даже не глянула им вслед, зато с насмешкой следила, с каким недоверием и опасением наследник древнего рода облачается в собственные одежды. Потом не выдержала:
– Пастух, такое впечатление, что ты превратился в ребёнка несмышлёного. Как ты только умудрялся так быстро считать?
Парень уже и кафтан примерил, с удивлением глядя на несуразно короткие рукава, что рассмешило будущую царицу ещё больше:
– Или ты вырос за четыре часа, или судьба у тебя такая: донашивать обноски с чужого плеча?
На это парень встряхнулся, живо приблизился к девушкам и ловко, а главное совсем неожиданно, подхватил обеих под локотки и повёл в сторону внушительного дома, застывшего этаким курганом в наступающих сумерках. И говорить при этом стал уверенно, словно старший брат:
– Милые красавицы! Считать в пределах ста проще простого. И я постараюсь вас обучить этому за четверть дня. Другой вопрос, что для этого вам придётся выучить иные написания старых цифр.
– О-о! Их же так много! – поразилась Табити.
– Это по-старому много, – убеждал Александр, так толком и не сумев припомнить знаки и их количество, используемые скифами для вычислений. Отец утверждал, что у скифов была десятичная система, но это ещё следовало проверить. – Поэтому вначале вы мне покажете, как записываете цифры, а потом я решу, как лучше.
– Глядите на него: он решит! – фыркнула Симелия, вырывая свой локоть и отстраняясь от парня. – И чего это ты меня руками лапаешь?
– Только придерживаю, чтобы случайно не споткнулись. Да и привыкать нам как-то надо перед неизбежным… Но ты так и не сказала, о чём тебе говорила бабушка Саншит?
Симелия с каким-то злорадством плотно сжала губы. Сразу стало понятно, что она желает дальнейших уговоров и признания своей особенности. Кажется, Табити уже собиралась это сделать, но Александр резко сменил тему разговора.
– Ладно, потом расскажешь! Послушайте лучше, что я знаю о простых исцелениях кожи! – начал он шпарить как по писаному. Да и что для академика, знающего кучу самого разностороннего материала, запудрить мозги двум молоденьким девушкам из явно отсталой эпохи? Хорошо ещё, если они сейчас находятся в начале нашей эры, когда скифы знали много и уже началось плотное взаимопроникновение с другими культурами.