Black & Red - Степанова Татьяна Юрьевна 10 стр.


ВОЙ.

ОН ПРИБЛИЖАЛСЯ, НАРАСТАЛ, ОГЛУШАЛ.

Елена шарахнулась в сторону, споткнулась, упала. Это чудовищная злоба, ликование, это голодная алчность – все в этом вое. Жажда крови. Ее крови…

Всхлипывая, стеная от ужаса, путаясь в траве, в палых сухих листьях, пачкая джинсы версачей, купленные в бутике на Кузнецком, она, уже не в силах подняться на ноги, вползла на какой-то пригорок. Вроде там был просвет. Просвет в этих сумерках.

Оглянулась: тень вон там… совсем близко в зарослях. А впереди, кажется, поляна. Она видела с пригорка: поляну и одинокую сосну. Ствол ее был вымазан красным. На толстом суку болтался обрывок веревки. Внизу была лужа крови.

Среди стволов что-то двигалось. Не имея больше сил бежать, согнувшись, скорчившись, стараясь укрыться, она просто ждала, когда ЭТО покажется, явит себя из чащи. Тень на фоне сосен, тень, силуэт.

Лапы елей закачались…

Зверь, хищник, он здесь. А она его добыча. Он выпотрошит ее, выпустит всю кровь. Елена судорожно прикрыла горло обеими руками.

Высокая фигура на фоне леса. Кожаный колет, серебряные латы. На голове что-то вроде варварского шлема с волчьей головой. Мертвая голова волка с оскаленными клыками. Кожаный колет, серебряные наплечники… А лицо… господи боже… его лицо… серебряные латы… волчья шкура, накинутая сзади, как плащ, серые лапы на плечах и вокруг шеи, обнимающие его. И этот варварский шлем с мертвой волчьей головой.

Елена не могла оторваться от нее. Даже ЕГО лицо было сейчас чем-то неважным, вторичным, несущественным. Мертвый волк открыл мертвые глаза.

Что-то прошуршало сзади в сухой листве и коснулось ее плеча. Елена медленно повернула голову.

Заросший бурой свалявшейся шерстью бок. Кривые лапы, нет, обросшие шерстью руки с кривыми когтями. Ощеренная в бесовской ухмылке пасть, чудовищные клыки.

Волосатая тварь прыгнула, опрокинула Елену и, урча, содрогаясь от нетерпения, вгрызлась в горло.

Сумерки. Лес. Тьма.

САД ЗАРОСШИЙ, НИЧЕЙНЫЙ…

Тьма в глазах. Боль…

– ЕЛЕНА КОНСТАНТИНОВНА, ЧТО С ВАМИ?

Елена поперхнулась, закашлялась. Вытаращенными глазами дико озирая ВСЕ ЭТО. Все, что ее окружало. Кресло – она в нем сидит. Журнал свалился на пол. Чашка с кофе… она в ее трясущейся руке. Кофе пролился на колени, на джинсах пятно. Блюдце с овсяным шотландским печеньем – вдребезги на полу. Приступ кашля…

– Елена Константиновна, вы поперхнулись. Сейчас, сейчас все пройдет. Крошка попала в дыхательное горло. Принести вам воды?

Она не на даче, никакой поездки НЕ БЫЛО. Не было ничего. Она как сидела, так и сидит по-прежнему в тесной приемной – ресепшн спортивно-тренажерного зала, владельцем которого является ее муж Гай. Точнее, поездка была, но только сюда – в зал. Она спонтанно решила навестить мужа на работе, вызвала такси, примчалась из дома и… не застала его.

Тренажерный зал работал, как обычно в будние дни. Был открыт и зал для фехтования. Но в августе клиентов было мало – все еще в отпусках. На ресепшн, как обычно, дежурила секретарша мужа Надежда Петровна Лайкина. Сорокапятилетняя, разведенная, крашенная в какой-то невообразимый красный «винный» колер. До умопомрачения, до неприличия влюбленная в красавца-хозяина.

Гай был красавец: высокий, широкоплечий, статный брюнет с серо-синими глазами. И эта красота его была для Елены такой мукой…

Что же произошло? Отчего ей ВСЕ ЭТО так ясно, так жутко пригрезилось? Она ведь только спросила у Лайкиной: «Муж здесь?»

– Он отъехал, скоро будет. Наверное…

– Не сказал куда?

– Н-нет. Сядьте, отдохните. У меня кофе горячий, вот печенье. Отдохните, вы такая бледная. Жарко на улице, да? – Секретарша налила кофе и подала. – Дорогая моя Елена Константиновна.

В присутствии Елены лицо Надежды Петровны Лайкиной всегда покрывалось красными пятнами. Она практически никогда не смотрела Елене в глаза, как-то все время отводила взор свой. И тем не менее они обе понимали друг друга с полуслова.

– Он не сказал, куда едет, но я могу догадываться. Она звонит ему – даже сюда, – секретарша кивнула на телефон. – Не то что на мобильный, а сюда, не стесняется, что я беру трубку. Бесстыжая наглая девка. Я ее видела у него в машине – патлы светлые, рот до ушей, одним словом, Лолка-проститутка. Она его любовница. И возможно… не хочу сплетничать, но знаю, знаю точно: он возит ее на вашу дачу. Тайком от вас. А меня, – Надежда Петровна скривила губы в горкой усмешке, – он давно уже не стесняется.

Она сказала «его любовница», сказала «он возит ее на дачу тайком». И после этого… неужели после этого она, Елена, выключилась из этой привычной реальности и перешла в какое-то иное – четвертое, шестое, десятое измерение. Она мчалась по Киевскому шоссе, мимо заправок, мимо поселков, дорожных указателей, сжимая руль так, что немели пальцы. Вот, кажется, они еще и сейчас плохо слушаются ее – грязные, все в глине, в прилипшей хвое…

Логика ее была проста: его нет здесь, в тренажерном зале, значит, он там, с любовницей, этой дрянью, этой молоденькой потаскушкой. Их надо застать с поличным и проучить.

Она мчалась – в беспамятстве, в забытьи, во сне – называйте это как угодно. А потом вошла в тот ЗАБРОШЕННЫЙ НИЧЕЙНЫЙ САД и очутилась в диком лесу.

Ее растерзали, разорвали на куски, ее убили там. Только что, ведь только что это было… Боль в горле – она не прошла. И ужас – он все еще в ней плещется волнами паники.

Но в это же самое время (!) она сидела в кресле напротив этой дуры Лайкиной, пила кофе, даже листала журнал мод, делая вид, что внимает ядовитым сплетням Лайкиной «совершенно спокойно», как настоящая леди, как современная жена самых широких взглядов. Потом она поперхнулась кофейной бурдой и…

Там, в лесу, ее убило чудовище. И это значит… это значит, что ее – Елены – больше нет. Той, что была, той, которую она знала – ее больше нет…

Она наклонилась, чтобы хоть как-то скрыться от пристального взгляда Лайкиной. Подняла журнал. Осенний номер «Collezioni», мода прет-а-порте, Париж – Лондон. Журнал раскрыт на коллекции Жана Поля Готье. Худосочные модели в причудливых нарядах и странных варварских головных уборах: крашеные лисьи горжетки, надетые на голову как шлемы. Мертвые лисьи головы.

На НЕМ был такой же шлем. Только волчий. Мертвый волк открыл глаза и вонзил клыки в ЕГО прекрасную голову.

Послышался какой-то резкий звук – металлический лязг. Елена вздрогнула. Дачный поезд прибывает к станции Узловая?

Шум шел из тренажерного зала, стучали не колеса о рельсы, звякали тяжелые силовые тренажеры.

В фехтовальном зале тренировалась пара яростных новичков-неумех. Бой на саблях. Иногда тут устраивались настоящие шоу, когда на тренировки являлись члены исторических «рыцарских» клубов, которых развелось сейчас в столице видимо-невидимо. Рубились на мечах, фехтовали. Порой меч брал в руки и ее муж Гай. Он умел проделывать что-то совершенно невероятное, вращая сразу двумя клинками.

Она не могла понять: где, когда он научился таким боевым фокусам? Это ведь возможно в ходе долгих изнурительных тренировок. А вместо тренировок он трахался со всеми бабами подряд – с этой вот Лайкиной, стервой-секретаршей своей – наверняка. А теперь еще и с молоденькой Лолой из ночного клуба.

Один из новичков-фехтовальщиков заглянул на ресепшн. Был он красен как рак, слегка растерян. Видно, не ожидал, что фехтование даже на тупых клинках может быть больно и страшно.

Такой очумелый вид был у тех ребят, патрульных, когда Елена примчалась в отделение милиции на Узловой. Они тоже явно не ожидали – не ожидали того, чему стали очевидцами.

После того привода в милицию Елена очень осторожно посоветовала мужу обратиться к психологу. «Это был просто нервный срыв, ничего страшного, – сказала она Гаю. – Ты придешь, вы поговорите. У тебя был нервный срыв… А такие вещи хорошо лечатся, устраняются. Есть наконец таблетки, что-то вроде антидепрессантов. Моему отцу, когда он вышел в отставку и переживал по этому поводу, что-то похожее врачи прописывали. И тебе психотерапевт посоветует, даст рецепт».

Доктора Игоря Деметриоса Елена нашла для Гая сама. И потом по его просьбе имела с ним долгую приватную беседу, даже привозила медицинские документы мужа. А теперь… после этой сегодняшней галлюцинации впору ей самой к нему записываться на прием.

Интересно, как люди сходят с ума?

Они считаются по-прежнему в своем уме, когда им мерещится, что их убило НЕЧТО из леса?

Заросший бурой свалявшейся шерстью бок…

Клыки…

Этот звериный смрад, как из логова хищника…

– А мы вас ждем, тут ваша жена приехала!

Льстивый, дрожащий от возбуждения голос Надежды Петровны Лайкиной. Елена снова чуть не уронила журнал. Гай стоял на пороге. Темные волосы его прилипли ко лбу. Даже летом он не снимал кожаной куртки-бомбера на «молнии».

– Я шлялась по магазинам, – Елена встала. У нее было такое чувство, что она оправдывается, – и вот решила к тебе… А ты где был?

– Ездил смотреть оборудование, тренажеры новые немецкие. – Гай прищурился, потом улыбнулся: – Пахнет кофе… Надя, а у вас новые духи?

– Вам нравятся? – Надежда Петровна расплылась. – Тут вот несколько платежек, но это терпит.

– Принесите мне минеральной воды из холодильника, – попросил Гай. – Лена, раз уж ты здесь, мы могли бы пообедать вместе.

– Правда? Это здорово.

– Я сейчас, одну минуту, надо взглянуть, как там в зале. – Он вышел.

Елена поняла: ему нужно сделать срочный звонок на мобильный.

Когда они вышли вместе, рука об руку, как примерные супруги, она еще издали заметила, что салон его припаркованного джипа пуст. Но на противоположной стороне улицы, на ступеньках магазина канцелярских принадлежностей, она заметила тоненькую длинноногую фигурку в белом платьице «ришелье» и с нелепой розовой сумкой. Светлые волосенки, выпрямленные по дурацкой «русалочьей» моде, загорелая мордашка. Любовницу своего мужа Лолу Елена узнала с первого взгляда.

Они откуда-то приехали вместе и вместе же планировали проводить время дальше, а она нарушила их планы. Она все же нарушила их планы, застукала парочку, пусть и не с поличным, отвоевав своего мужа хотя бы на этот отдельно взятый день.

– Неважно себя чувствуешь? – заботливо спросил Гай, открывая машину, поворачиваясь спиной к любовнице.

– Нет, а ты?

– Мы пообедаем, и я отвезу тебя домой.

– Не останешься?

– Вечером у меня встреча с психологом. Ты же сама этого хотела. Он там что-то мудрит, мудрец.

Елена тяжело оперлась на его руку, когда он подсаживал ее в салон. НИЧЕГО НЕ БЫЛО – НИ САДА ЗАБРОШЕННОГО, НИ ЗАКОЛДОВАННОГО ЛЕСА. Но отчего она чувствовала, что ее выпотрошили? Что из нее выпустили всю кровь?

Глава 12 Ухажер

Разделавшись с текучкой оперативных сводок, Катя в середине рабочего дня не поленилась справиться о новостях по красногорскому убийству. Полковник Гущин был на выезде в районе, Никиты Колосова явно не хватало (увы, увы!), подносить результаты работы как яблочко на серебряном блюдце никто не собирался. Катя звонила в Красногорск, потом в экспертное управление. «Приезжайте, коллега, – был лаконичный ответ, – нужны результаты, здесь и ознакомитесь. А лясы точить с вами по телефону, что и как у нас, извините, времени нет, мы заняты».

Охота пуще неволи: Катя двинулась на Варшавское шоссе в экспертно-криминалистическое управление. Информация по убийству этой самой Вероники Лукьяновой могла хоть как-то скрасить унылый августовский столбец криминальной хроники для «Вестника Подмосковья».

Однако, листая пухлые отчеты заключений экспертов, Катя поняла, что зря торопилась. Сенсацией и не пахло. Баллистическую экспертизу пуль, извлеченных из тела Лукьяновой, и найденных в квартире гильз провели. Они оказались от пистолета «беретта». Выстрелы производились с близкого расстояния, практически в упор, при стрельбе был использован глушитель. Об этом говорилось еще во время осмотра места происшествия. Катя внимательно изучила план, приложенный к заключению: баллисты указывали место, с которого стрелял в Лукьянову убийца. Крестик-обозначение был выставлен на месте окна квартиры.

Результаты судебно-медицинской экспертизы утверждали, что смертельным для Лукьяновой стало первое ранение. Второй выстрел был фактически контрольным. Судя по пятнам крови на постельном белье, потерпевшая в момент выстрелов находилась в горизонтальном положении – то есть спала в своей кровати.

Спала и не слышала, что на ее подоконник приземлился…

Катя разглядывала фототаблицу. Вот снимки, сделанные на крыше многоэтажки. Дверь на чердак. А вот ограждение, крупным планом снят один из участков железных перил. Полосы на металле. Вывод экспертов: сюда было прикреплено снаряжение для спуска.

Результаты дактилоскопической экспертизы были на нуле. Кроме отпечатков пальцев самой Лукьяновой, никаких иных следов обнаружено не было.

«Он же перевернул там весь дом, – подумала Катя. – Вещи выбрасывал из ящиков шкафов, он же явно что-то искал. И не наследил? Такой осторожный? Принял меры, чтобы не оставить отпечатков пальцев. Тогда выходит, что он судим и не желает давать нам такой важной улики против себя? Но если он судимый… Способ проникновения в квартиру очень дерзкий… преступник просто феномен. Вор-домушник экстра-класса. А такие все на учете, все в банке данных. Такие в первую очередь проверяются на причастность».

Вернувшись в главк, Катя отправилась в розыск за разъяснениями. Полковник Гущин вернулся из района. Он пил чай, вытирал платком с лысой головы пот и был настроен вполне благодушно. Катя завела свою шарманку «про судимых, которых проверяют в первую очередь».

Гущин выслушал, хмыкнул.

– Таких, что способны вот так, с верхотуры, залезть в квартиру, – он выделил «вот так» голосом, – один у нас в области, двое в Москве, один в Сочи был. Это из подучетного контингента. Все высококвалифицированные мастера, спора нет. Только вот двое из них сидят, сочинский в ящик сыграл весной. А тот, что остался, – он домушник, но не убийца. Впрочем, будем по нему работать. Хотя… – Гущин помолчал, – я там был ведь сегодня снова – в той квартире. Мы ее повторно осмотрели, телефонный номер взяли под контроль на случай звонков. Но знаете что, Екатерина Сергеевна…

– Вы установили, что из квартиры пропало? – Катя всегда бежала впереди паровоза: дурацкая репортерская привычка.

– Золотые часы Лукьяновой пропали, «Омега», потом еще кольца и золотая цепочка. Это все со слов соседей, которые видели эти вещи на ней. Но вместе с тем кредитные карты вор не взял. Мы их в «стенке» обнаружили в ящике.

– Там ПИН-код надо знать, чтобы деньги снимать.

– Ну да, конечно, однако при обычном налете на квартиру такое берут в первую очередь, только потом разбираются с разными там ПИН-кодами. Техника вся на месте. Телевизор – не такой уж большой, но плазма, она сейчас в цене. Потом этот, как его… ай-под, что ли… игрушка, модная тарахтелка – тоже не тронут. А вот ноутбука ее и мобильного телефона нет. Аппарат же городского телефона поврежден – эксперты говорят, что-то с памятью, с телефонной книгой, какие-то нарушения. Как будто убийца специально делал все, чтобы… чтобы мы как можно меньше знали о контактах Лукьяновой. О том, с кем она общалась – по телефону, по этой, как ее… по почте электронной.

– Мобильники же и компьютеры сейчас крадут в первую очередь, сами знаете.

– Ну да – пацанье, подростки. А этот профессионал своего дела. И при этом на мобильник польстился, а карты кредитные, на каждой из которых по сто тысяч – мы ее счета в банках проверили, – не взял.

– Я с заключениями экспертов сегодня знакомилась, – сказала Катя. – Меня знаете что удивило: что в квартире нет его отпечатков. При таком разгроме он даже следов никаких своих не оставил.

– Старался очень не оставить и не оставил. И тем не менее он что-то там у нее шибко искал и нашел, – Гущин покачал головой. – Только вот что? Знаете, Екатерина, я в розыске почти тридцать пять лет, опыт все ж… Прокурор красногорский видит там во всем этом убийство с целью ограбления. А мне… мне, чем мы дальше разбираемся с этой самой Лукьяновой Вероникой, тем все больше иная картина представляется.

– Какая, Федор Матвеевич?

– Убийство без всякого там ограбления.

– А часы, ювелирные изделия, ноутбук, телефон?

– Он взял из ее квартиры только то, что ему было нужно-важно. Носители информации, – многозначительно сказал Гущин. – Я могу отличить вора от… Черт, не знаю, как его обозвать. Кто угодно он, этот верхолаз, только не вор. Часы, колечки – это он цапнул для отвода глаз, они ведь наверняка у нее на тумбочке лежали рядом с кроватью.

Катя пожала плечами: помнится, на месте происшествия версия грабежа ни у кого сомнений не вызывала. Правда, и там Гущин высказывался…

– И потом сама эта Вероника Лукьянова любопытная личность, и весьма, – продолжал Гущин.

– Вы о ней самой что-то узнали?

– Вот именно – что-то, крохи сплошной информации. Родом сама из Нижнего Новгорода. Это у нее в паспорте, Нижний запрашивать пришлось. Там у нее сестра, мать. Она с ними давно не живет, фактически не общается. В конце девяностых, по словам родственников, перебралась в Москву. Работала в какой-то фирме. Потом непонятно что. То ли уволилась, то ли уволили. В последние годы нигде не работала. Вместе с тем купила квартиру в Красногорске в новостройке. Сколько сейчас квартиры стоят? То-то. На кредитках у нее средств хватает – это фактически на житье, на текущие расходы, она деньги снимала, тратила, мы проверили. А поступали на ее счет приличные суммы практически регулярно.

– Может, она была содержанкой? – предположила Катя. – Какого-нибудь олигарха? А что? Потом надоела, вышел какой-то конфликт. Олигарх нанял высококлассного киллера, и тот ее укокошил. А в квартире искал материалы, компрометирующие босса. В вашу версию «не ограбления» это вполне укладывается. И вообще… это было бы здорово.

Назад Дальше