Катя смотрела записи вместе со всеми, а вспоминала события на Узловой. Нет, прав был старший лейтенант Должиков – ВСЕ как-то не вязалось в этом деле. ЭТО дело, судя по всему, никогда не было единым, события и факты распадались на отдельные части. И если мотивом убийства Лолиты Вахиной и покушения на жизнь секретарши Надежды Лайкиной была женская ревность, то что служило мотивом убийства Вероники Лукьяновой и событий, разыгравшихся у станции метро «Новокузнецкая»?
– Катя, вам звонят, – сообщил один из оперативников.
Катя взяла трубку: ба! Драгоценный. Она говорила как ни в чем не бывало. Привет, Вадичка… Да, да, ну конечно… И я скучаю… Отпуск? Какой отпуск? Мой? А… нет, знаешь, Вадик, меня пока в отпуск не отпускают. Драгоценный на том, «немецком» конце света разозлился:
– Что-то тон у тебя того, зайчик…
– Как это «того»? – спросила Катя.
– Мечтательный больно. И лживый! Ты чем это там без меня занимаешься, а?
Катя, закончив разговор, вздохнула. Чем я занимаюсь… Смотрю видеозапись, где ни черта не поймешь, пытаюсь думать о наших убийствах, а думается все как-то о…
Мобильный запел – заиграл фокстрот из «Дживса и Вустера», который Катя недавно для себя скачала.
– Да?
– Привет.
– Здравствуй.
Мечтательный тон? Ну уж нет, самый обычный, равнодушный, подумаешь – и не ждала я вас! Я пленками занята, мыслями умными о том, как ВСЕ ЭТО РАСКРЫТЬ. А вы, дорогой, просто ночное приключение, мимолетная связь, слабость…
– Увидимся сегодня? Я вечером на сеансе.
– Женя, я… нет, я занята.
– Ах, ты занята!
Катя опешила: а это что за тон? Нервный, «рваный» какой-то.
– Кокетничаешь? – спросил Ермаков совсем уже другим тоном, более спокойным. – Конечно, теперь самое время. Убила меня.
– Как?
– Наповал. Или ночь не в счет?
Катя вдруг вспомнила, что ей говорил Деметриос. Разочарование… разочарование впереди.
– Послушай…
– Не желаю ничего слушать, буду ждать в семь на том же месте, на Никитской. Поедем в самый лучший ресторан ужинать, пить шампанское. Потом куда-нибудь в клуб танцевать. А хочешь, в Питер махнем на машине?
– Я не могу в Питер.
– Я тоже не могу. Ну и что? Ну и что с того?! – Ермаков снова повысил голос: – Я хочу тебя видеть.
В кабинет зашел полковник Гущин. Выяснять отношения при начальстве было неловко, поэтому… нет, может, и не только поэтому Катя быстро сказала:
– Ну хорошо, в семь. Тут пришли, я не могу больше разговаривать.
– Должиков только что сообщил из Склифосовского… – объявил Гущин, – он там дежурит сегодня, фигурант в себя пришел. Врачи разрешили с ним недолго побеседовать. Я еду туда.
– Федор Матвеевич, возьмите меня с собой, – взмолилась Катя. – Я там мешать вам не буду, в коридоре у палаты постою.
– Екатерина, я же предупреждал тебя и весь ваш пресс-центр: об этом деле в печать пока ни слова!
– Это не ради публикации, просто… у меня такое чувство, что этот раненый, он нам сейчас все расскажет. И все раскроется, объяснится.
Катя, как всегда, по вредной репортерской привычке своей торопилась, снова мчалась, летела впереди паровоза.
Они приехали в институт Склифосовского. Но ничего не «раскрылось», а лишь еще больше запуталось.
Фигурант по-прежнему находился в реанимации. Туда к нему пустили только полковника Гущина и старшего лейтенанта Должикова с диктофоном.
– Как ваша фамилия? – спросил Гущин.
– Карпов… Геннадий, – фигурант говорил еле слышно. Должиков в первое мгновение даже не узнал его – так он изменился.
– Вы помните, что произошло?
– Н-нет… я в больнице?
– Да, вы в больнице. На вас напали, ранили. Где вы живете, ваш адрес? – Гущин видел: беседа в любой момент может оборваться.
– Школьная 7, дом наш, еще родительский… Щербинка…
– Это Подольский район. А квартира? – спросил Должиков. – Квартира, по поводу которой вы звонили Лукьяновой Веронике… Вы помните Лукьянову?
– Она мне деньги должна, – слабый голос фигуранта окреп, – деньги за съем, я… я же вспомнил, я за деньгами поехал… встреча на «Новокузнецкой»!
– А где эта квартира? Где расположена? Адрес? – Гущин наклонился к фигуранту.
– Садовая…
– Садовая какая? Кольцо?
– Кудринская, 56, на шестом этаже. – Голос фигуранта еле-еле теплился, как огонек. – Я сдал через Интернет… Она аккуратная баба, платила хорошо, в срок… Замок только свой сразу поставила, я сначала не хотел, противился, но она семьдесят тысяч обещала… А потом месяц прошел, ни денег, ни звонка, я ездил, там дверь новая – железная, я уж хотел к участковому… Мы с женой разошлись, я в фирме работаю – инженер-электрик, квартира эта моя, двухкомнатная, родительская еще, я сдать решил на лето… пока на даче был, строился…
– Адрес пробей по-быстрому, – скомандовал Гущин, когда сестра выпроводила их из реанимации: все, достаточно разговоров, раненому нужен покой.
Катя на Садовую отправилась вместе со всеми. Решено было немедленно проверить квартиру, которую снимала Вероника Лукьянова. Дом углом выходил на кольцо. Фасад его облепляли леса: проводился косметический ремонт, укреплялись балконы, подмазывалась штукатурка.
Однако вскрыть квартиру, ключи от которой находились бог весть где (ведь дома у Лукьяновой их так и не обнаружили), оказалось не так-то просто. Пока звонили в местное отделение милиции, разыскивали участкового, связывались с ДЭЗом, приглашали понятых, потом ждали группу из отдела спецтехники, которая должна была распотрошить железную дверь, сделанную на совесть, прошло много времени.
Визг пилы, лязг металла…
Катя оглохла от этого шума. Но пенять было не на кого, она сама вызвалась, надо было терпеть, ждать.
Наконец с дверью было покончено. Открылась темная прихожая, ободранные обои. У порога и возле двери в комнату стояли оранжевые пластиковые канистры. В квартире пахло бензином.
– Осторожно, пока никому не входить. – Гущин потянул носом. – Что тут, автомастерская, что ли, на дому?
Но это была не автомастерская. Из-за плеча Гущина Катя увидела комнату: большое окно без штор (квартира на шестом этаже была угловой, и окна выходили на Садовое кольцо), стол у окна, на нем два ноутбука – оба в рабочем состоянии, их мониторы светились. На колченогой тумбочке рядом стоял какой-то темный ящик – там горела рубиновая лампочка. Это была какая-то аппаратура, и она работала – в этой затхлой пыльной комнате, где явно давно уже никто не жил.
Посреди комнаты на полу лежала картонная коробка. Гущин осторожно подошел, заглянул и изменился в лице.
– Все назад. Я сказал – назад! Не входить! Спускайтесь вниз, во двор. Должиков, звони в главк, вызывай взрывотехников. Немедленно!
В коробке были какие-то провода и еще что-то. Это Катя успела разглядеть, потом один из оперативников вытолкнул ее на лестничную клетку.
Через четверть часа во двор дома с воем въехали пожарные машины, прибыло милицейское подкрепление. И здесь, как и в Текстильщиках, двор оцепили. Но тут в довершение всего началась принудительная эвакуация жильцов из квартир.
Серые от страха лица…
Невнятные объяснения…
Катя ожидала развязки внизу вместе со всеми. Гущин поручил ей встречать группу взрывотехников подмосковного ОМОНа. Одновременно с ними во двор въехала еще одна служебная машина. Катя подумала, что это МЧС, но это были сотрудники ФСБ.
А потом час тек за часом. Начало смеркаться. Жильцы дома толпились в арке, тревожно переговариваясь между собой.
– Там взрывное устройство и при нем датчик электронный, сенсорный, – шепнул Кате Должиков. – И бензина в канистрах полно, если рванет, то ни соринки не останется целой.
Только в десятом часу с «разминированием» было покончено. Канистры вынесли все до одной. Можно было снова подняться на шестой этаж. Когда Катя переступила порог квартиры, там уже вовсю работали эксперты-криминалисты. Ноутбуками и непонятной аппаратурой занимались сотрудники ФСБ.
– Это мощное приемное устройство, ловит сигналы через спутник, – услышала Катя резюме по поводу аппарата с рубиновыми лампочками. – А с программой проблемы. Здесь система защиты, доступа к информации нет, чтобы получить доступ, надо будет еще повозиться.
Глава 33 Высоко
О том, что ее ждут «в семь на том же месте», Катя не забыла. Просто, когда она услышала фразу «там взрывное устройство», реальность стала какой-то другой. И все сразу отошло на второй план.
Обошлось…
Оперативная машина розыска подбросила Катю до дома. Было уже без малого полночь. Звонить, объясняться с человеком, который женат… А стоит ли?
Дверь подъезда, шаги за спиной. Катя обернулась.
– Ну что, спокойной ночи?
– Женя? Прости… я не смогла, нам пришлось срочно уехать по делу.
– Нам – это типам, которые были с тобой в машине сейчас?
Он стоял широко расставив ноги, нагнув голову. Катя смотрела на него, как будто видела впервые. Несколько встреч, день-ночь, та ночь. А что, собственно, она знает о нем? То, что сказал Деметриос. И то, что он сам счел нужным сообщить ей. И еще то, что она чувствует, когда он вот так близко, рядом…
Глава 33
Высоко
О том, что ее ждут «в семь на том же месте», Катя не забыла. Просто, когда она услышала фразу «там взрывное устройство», реальность стала какой-то другой. И все сразу отошло на второй план.
Обошлось…
Оперативная машина розыска подбросила Катю до дома. Было уже без малого полночь. Звонить, объясняться с человеком, который женат… А стоит ли?
Дверь подъезда, шаги за спиной. Катя обернулась.
– Ну что, спокойной ночи?
– Женя? Прости… я не смогла, нам пришлось срочно уехать по делу.
– Нам – это типам, которые были с тобой в машине сейчас?
Он стоял широко расставив ноги, нагнув голову. Катя смотрела на него, как будто видела впервые. Несколько встреч, день-ночь, та ночь. А что, собственно, она знает о нем? То, что сказал Деметриос. И то, что он сам счел нужным сообщить ей. И еще то, что она чувствует, когда он вот так близко, рядом…
Он открыл дверь своей машины:
– Садись.
– Зачем? Куда?
Она и охнуть не успела, как уже сидела рядом с ним. А машина мчалась по Фрунзенской набережной.
– С ума сошел?
– Ты это уже мне говорила, не повторяйся. Я никогда не отказываюсь от своих планов. Даже если что-то их нарушает.
– Что случилось?
– Ничего.
– Женя, я же по твоим глазам вижу.
– А какие у меня глаза должны быть, когда я… как дурак, как идиот, – Ермаков стукнул по рулю кулаком, – два часа там… все ждал… Ты это нарочно со мной?
– Женя, я же на работе была!
– Знаешь, только сказок мне не надо.
– Да там дом чуть не взорвали!
– Какой еще, к дьяволу, дом?
– На Садово-Кудринской квартира была напичкана взрывчаткой и канистрами с бензином. Мы ее проверить хотели, а там… И вообще, кто ты такой, чтобы орать на меня?
– Кто я такой?!
– Да, кто ты такой? И куда мы едем?
– Увидишь.
Это было объявлено совершенно иным – спокойным, довольным тоном. Катя так и подскочила. Шуточки в полночь?
– Приехали, давай руку.
Они стояли перед дверями гостиницы на Красных Холмах. Сияющая огнями башня, огненный купол Дома музыки. Великолепный холл. После ВСЕГО – после всех этих квартир, грязных дворов, запущенных, заросших садов, гнилых хибар, разбитых тротуаров, страха, крови, взрывчатки…
Ермаков что-то объяснял портье на ресепшн. В руках у него была картонная коробка – точно такая же, как и там…
Портье сверился с компьютером и вручил Ермакову ключ. Лифт бесшумный – вверх, вверх… И вот уже горничная-коридорная ведет их.
Огромное панорамное окно во всю стену простор-ного номера на двадцать восьмом этаже – окно, как экран, а за ним мириады ночных огней.
В картонной коробке что-то звякнуло. Это были бутылки с шампанским.
– Это все… что это?
– Нравится?
Стены цвета кофе с молоком, мраморная ванная комната, кровать, как футбольное поле, фрукты в вазах и такой вид на Москву, что дух захватывает.
– Ты кто вообще такой, эй? – тихо спросила Катя.
Он подошел сзади, обнял.
– Так, псих один, ты же знаешь. А это все наша фирма снимает здесь для зарубежных партнеров. А когда их нет, сотрудники могут снять со скидкой – фирма платит. Это что-то вроде бонуса.
– Бонуса?
Он не ответил, поднял ее на руки.
Высоко…
Огни…
Башня из стекла, двадцать восьмой этаж, панорама. По отвесной стеклянной стене, крепко привязанный страховочной лонжей, вниз головой, как шустрая букашка, семенит человечек в котелке и мешковатых брюках, машет тросточкой… И никаких вам страхов, никаких тайн и взрывных устройств – мягкий свет ламп, шелковые простыни.
Ах как, оказывается, просто «плясать на костях»! Милый, мудрый психолог Деметриос – вы правы, это, оказывается, совсем несложно…
– Ты что? – Он провел ладонью по ее лицу.
– Дом чуть не взорвали.
– Где?
– Там, на Садовой… Кудринской, – Катя глупо хихикнула.
– А я ждал тебя, бесился страшно.
– Там, в комнате, такая же коробка, как твоя, а в ней тротил… или пластид, – Катя уже не могла удержаться от смеха.
– Я убить был готов… думал – все, конец, ты нарочно не пришла…
Смех. Они заходились от смеха на постели величиной с футбольное поле.
– Мы ненормальные, – прошептала Катя.
Он плеснул из бокала себе на голую грудь. Никакого томатного сока, никакой крови – шампанское.
– Мы ненормальные.
– Ну и пусть. Наше здоровье!
Башня из стекла, постель под облаками. Он был весь горячий, как будто у него поднялась температура. Он словно хотел что-то доказать. Хотя куда уж дальше, больше, сильнее, круче, нежнее было доказывать?
Высоко-высоко…
Далеко…
Не здесь – там, на Холмах.
Глава 34 Стреляные гильзы
Утро было туманным и дождливым. Как будто погода спохватилась и решила показать свой осенний норов. В воздухе висела сырая пелена, и капало, капало беспрестанно отовсюду – с крыш, с веток деревьев…
Ненастье лучше было пережидать дома, но Витя Ивановский – студент четвертого курса биофака, крепкий, спортивный юноша, имел правило начинать свой день с обязательной утренней пробежки и не делал для себя поблажек ни в дождь, ни в мороз.
Бегал он обычно на Воробьевых горах – два с половиной километра туда и обратно – как раз от смотровой площадки до огороженной территории так называемой виллы приемов.
В это утро, напялив непромокаемую ветровку, низко надвинув капюшон, он уверенной рысцой спустился по аллее со смотровой площадки к набережной, а затем углубился в безлюдный Воробьевский парк, вдыхая сырую пряную свежесть. Он преодолел уже половину пути, как вдруг…
Странное это было ощущение. Он даже остановился, с недоумением оглядываясь по сторонам. Все было тихо. Асфальт под ногами был мокрым и сиял, как зеркало. Земля по обочинам раскисла, а трава была яркой, зеленой, совсем не осенней. И птицы не пели. Только капало с веток – кап, кап, кап…
Студент Ивановский знал эту дорогу как свои пять пальцев – носился здесь как угорелый каждое утро, но сегодня…
Что-то было не так сегодня на Воробьевых горах. Кап, кап, кап… Хрустнула ветка. Студент обернулся – никого. Он был один, и деревья обступали его стеной. Дальний конец аллеи терялся в тумане.
И опять хрустнула ветка.
– Эй, кто здесь? – крикнул студент, стараясь, чтобы голос его звучал как ни в чем не бывало. – Какого черта?!
Он подождал, стараясь вернуть сбившееся дыхание в прежний ритм. Действительно – какого черта, чего это он испугался так вдруг?
Он двинулся вперед по аллее. Но уже без прежней беззаботной прыти. СТРАННОЕ ОЩУЩЕНИЕ не покидало его: тебе не надо сюда, лучше поверни назад. Это утро не годится для пробежки.
Но он лишь упрямо наддал хода. Капало с веток, капюшон ветровки промок.
Он проделал уже больше половины своего обычного маршрута, как вдруг буквально наткнулся на стоявшую посреди аллеи машину. Это была черная иномарка, дверь со стороны водителя была распахнута настежь.
Студент медленно обошел машину, отметил, что это «Фольксваген», заглянул в салон. Ключи зажигания торчали в приборной панели.
– Эй!
В выбоинах асфальта копились лужи, и одна из таких лужиц была у самой двери машины. Студент отступил, чтобы окончательно не промочить кроссовки, и тут только смекнул, что вода в лужице какого-то странного цвета – бурого. Бурые потеки, как нити, тянулись к обочине. В серой мокрой пелене только и можно было различить кусты… и еще что-то…
Студенту Ивановскому на мгновение показалось, что там, в кустах, притаилось какое-то животное, зверь, залегший в засаду у охотничьей тропы, подстерегающий в тумане вот таких одиноких бегунов. Страх ударил в голову, как вино, надо бежать, бежать прочь, не оглядываясь, изо всех сил прочь отсюда. Но Ивановский не поддался этому почти суеверному страху. Он нагнулся, раздвинул кусты и…
Мертвое тело, скорчившееся в агонии. А рядом – пистолет: черный, с ребристой рукояткой.
Катя шла по коридору розыска. Утро… дождь… Москва с высоты птичьего полета… Быстрая, почти мгновенная смена декораций. Проснуться на двадцать восьмом этаже и, не вставая с постели, увидеть целый город у своих ног.
Зеленая ковровая дорожка… В главке только недавно постелили новые дорожки на всех этажах. А там, на двадцать восьмом… Господи, чем же ВСЕ ЭТО закончится? Только не надо, не надо, не надо никаких обещаний, объяснений и клятв. А никто и не думал клясться. И про вечную любовь тоже не было ни слова.
Чем же все это закончится?
Дверь кабинета Должикова была открыта. Катя увидела старшего лейтенанта за столом, какого-то полного мужчину в очках напротив, а рядом с ним Гая. Он сидел спиной, но тут же обернулся. Услышать Катины шаги в коридоре он не мог, новая дорожка глушила шаги, и тем не менее обернулся мгновенно – всем корпусом, как будто почуял.
– Доброе утро, Екатерина Сергеевна, – хрипло сказал старший лейтенант Должиков, увидев Катю на пороге (ей ничего не оставалось, как войти). – Это вот адвокат для задержанной гражданки Купцовой, муж вот ее нанял.