Катя подалась вперед. Он быстро перевел дуло в сторону замершего у стены молоденького официанта.
– Я убью его. Не веришь?
Катя замерла.
– Ничего личного. Просто у меня задание. Знаешь, работа такая.
– Подонок!
Гай зашевелился на полу, начал подниматься.
Ермаков легко вскинул тело Жуковской на плечо. Вот он уже у лестницы. Подниматься по ступенькам, пятясь, держа зал под прицелом – невозможно, нереально.
Он повернулся спиной, не выпуская свою добычу. Но прежде подбросил что-то к самому потолку.
Маленький круглый предмет, железный шарик, описал дугу под кованой люстрой кафе «Потсдам».
– Ложись! Граната! – заполошно заорал официант, с силой толкнул Катю в спину, и они растянулись на полу среди опрокинутых стульев.
Бум! Железный шарик гулко брякнул по доскам паркета, покатился, покатился, покатился рокоча…
И не взорвался. А они лежали на полу. Все, кроме Гая.
Катя протянула руку – граната была у самого ее лица. Взрыватель отсутствовал, это была просто болванка. Обманка… Гай ничего этого словно и не заметил. Как будто не боялся взлететь на воздух.
Они выскочили из кафе вместе. И увидели мотоцикл, распугивающий гуляющую по вечернему Арбату публику, мотоцикл, который, как потом выяснилось, был специально оставлен на стоянке у пивбара напротив «Потсдама», где тусовались байкеры, чертов мотоцикл – а на нем двое. Дорога была каждая минута.
– Он убьет ее, если мы их не догоним, он убьет ее, не оставит живой! – Кате выть, кричать хотелось от досады, от обиды, что она так ошиблась, просчиталась, была такой дурой наивной, не смогла понять, поддалась на обман, фактически помогла ЕМУ, заманив Жуковскую.
– Да кто он такой?! – Гай ринулся к джипу, припаркованному в переулке.
КТО ОН ТАКОЙ?
– Убийца… Он шпион!
В салоне Гай глянул в зеркало, вытер кровь с разбитых губ. Что-то в его глазах было такое… Не страх, не ярость – предвкушение. И еще что-то – гораздо хуже, страшнее.
Джип рванул с места по Арбату. И все – орущие пьяные тинейджеры, уличные клоуны, проститутки, припозднившиеся туристы – веером из-под колес.
Зацепил угол веранды летнего кафе – грохот, вопли, рухнувший на посетителей полотняный навес.
Рев мотоцикла впереди…
А потом все слилось в сплошной поток огней. Кате казалось, что они мчатся по оранжевому туннелю, и нет, нет, нет ему конца. Мертвенно светящаяся панель бортового компьютера, рев мотоцикла, который они почти настигли, если на полной скорости высунуться из джипа, можно дотянуться до этого грохочущего ревущего миража. Но тут рывок вперед, бешеная скорость. И две фуры впереди, приближающиеся стремительно и неотвратимо. Узкое ущелье между ними – рывок. Вонь бензина, смрад выхлопов. Фуры – дорожная Сцилла, груженая Харибда, нарастающий, как вал, шум в ушах…
– С моим телефоном что-то случилось. – Катя отчаянно сражалась с мобильным, пытаясь связаться с Гущиным, позвонить в управление. Телефон был заблокирован, видимо, кое-кто позаботился об этом еще там, за столиком в «Потсдаме». – Дайте мне свой! Я должна сообщить, предупредить… Слышишь ты, дай же мне!
Она увидела его лицо. Он улыбался, воспринимая ее отчаянные просьбы не больше чем писк комара, вьющегося над головой. И Катя внезапно поняла: некуда звонить, никто ей не поможет. И еще она поняла: САМОЕ СТРАШНОЕ ВПЕРЕДИ.
Визг тормозов на вираже, встречная полоса, огни, огни, огни. Вереницы машин… А впереди над всем этим рев мотоцикла – удаляющийся, приближающийся и снова удаляющийся…
Реальность как будто дала трещину, сместилась вправо, а может, влево. И все, что могло помочь – милицейские патрули, телефонные будки у станций метро, остались где-то там. Бешеная скорость словно растворила их в себе, оставив в реальности только сизые сумерки, алую полосу на горизонте да вырастающие на фоне темного неба утесы… нет, дома, остовы недостроенных высотных домов.
Гигантский пустырь, отведенный под строительство элитного жилого комплекса, распаханный бульдозерами, залитый бетоном, законсервированный из-за разразившегося финансового кризиса.
Пустые глазницы оконных проемов, сваи и перекрытия, глина, краны как скелеты динозавров, лужи мазута. Слепящий глаза прожектор, нацеленный на проходящую рядом со стройкой улицу, густо застроенную панельными девятиэтажками.
Рев мотоцикла оборвался где-то там, возле строительных кранов…
Джип уперся в запертые железные ворота. Гай колебался лишь одну секунду. Потом сдал назад и разогнал машину.
– Голову береги!
Катя едва успела закрыться руками. Джип снес ворота. Звон разбитых фар, скрежет металла, грохот осыпавшейся «лобовухи».
Жидкая, как растопленный шоколад, грязь под ногами, когда они выскочили. Катя едва держалась на ногах.
– Они здесь, – сказал Гай.
– Здесь? Как мы их найдем?!
Недостроенных высоток было несколько. И все они походили на руины. Как ужасны пустые дома, в которых никто не живет. Как ужасны такие дома в сумерки в огромном городе, где никому ни до кого нет дела, где никто не слышит шума погони и криков о помощи.
– Как мы их найдем?
Катя крикнула это ЕМУ, но лучше бы она молчала. С ним что-то творилось прямо у нее на глазах. Он уже мало был похож на того Гая, которого она впервые увидела в Калашном переулке, и даже на того, который так странно вел себя в кабинете розыска.
Он раздул ноздри, огляделся по сторонам. Что-то достал из салона разбитого джипа – Катя не видела, что это было. Повернулся в ту сторону, откуда дул ветер. И движение это было скорее звериным. И как и там, в кабинете розыска, Кате вдруг показалось, что он ЗНАЕТ, где они, – знает, не оттого, что видит или догадывается, а потому, что…
Одним прыжком он перескочил через лужу с мазутом и ринулся вперед. Катя помчалась за ним, хотя догнать его ей было практически не под силу. Больше всего на свете она жалела в эту минуту, что у нее с собой нет никакого оружия.
Те, кого они искали, за кем гнались, действительно были здесь. Оксана Жуковская очнулась от свиста ветра, от пронизывающего холода. Оксана не понимала, где она и что с ней, как она тут очутилась, отчего у нее адски болит затылок. Она дотронулась до головы. Кровь под волосами. Кто-то стиснул ее подбородок, задирая голову. Мужское лицо… Она никогда не видела его прежде… Нет, видела там, в кафе… И кажется, еще раньше, когда была в офисе у Деметриоса…
– Очнулась? Слушай внимательно, что я тебе скажу.
Оксана испуганно взирала на голые бетонные стены, огромный оконный проем. Это была какая-то стройка, и они находились где-то высоко. Как они сюда попали? Они поднялись на двенадцатый этаж недостроенного дома в строительной люльке, но этого момента Оксана не помнила, она была еще без сознания. Ее просто закинули в люльку как вещь, как груз.
Мужчина на фоне окна что-то делал. Возился с чем-то, что-то навинчивая, надевая, защелкивая. Приклад, дуло, оптический прицел. Винтовка… и рядом еще что-то навороченное – автомат, гранатомет, Оксана совсем не разбиралась в этом, видела такие штуки только по телевизору в боевиках.
Она попыталась встать, и он сразу же оказался рядом с ней. Сунул ей мобильный.
– Звони Алексею Жуковскому.
– Алеше? Зачем?
– Попросишь, чтобы он приехал к тебе домой – сейчас, как только сможет. Скажешь, что это срочно, что это касается смерти твоего мужа и тебе кажется, что это может повредить всем вам, он должен сам это увидеть у тебя дома, в квартире. Он ведь бывал у вас в квартире?
– Давно. Но я не буду ему звонить!
– Значит, тогда мы поедем к тебе. Кто там сейчас дома – твоя дочь с твоей матерью?
– Кто вы такой? Что вам надо?!
– Звони Жуковскому. Ты ведь часто звонила ему. Я слышал. Он тебе не откажет. Потом можешь убираться на все четыре стороны, ты мне не нужна, мне нужен он.
Оксана глянула на винтовку с оптическим прицелом. Вид из окна на фоне ночных сумерек. Внезапно она узнала это место. Это же… это их микрорайон, эта стройка видна из их окон, прожекторы ночью слепили так, что они даже звонили в управу, жаловались. Здесь рядом улица – въезд в их квартал. Тут иного пути нет, если свернуть с Октябрьского проспекта, то попадешь как раз сюда – на улицу, ведущую мимо стройки.
– Звони. Когда он будет здесь, можешь убираться. У меня нет выбора. А у тебя есть. Скажи «нет», и мы поедем к тебе домой, Жуковскому позвонит твоя дочка. Он ведь любит свою племянницу?
Она увидела в его руке пистолет. Голова кружилась от боли. Ладони были мокрые от пота, она никак не могла набрать знакомый номер. Этот номер не знали даже губернаторы, руководители думских фракций, министры. А она этот номер знала – родственные связи, личные, очень личные отношения…
– Да, слушаю, это ты, Оксана?
– Это я.
Она почувствовала, как дуло пистолета уперлось ей сзади в шею.
– Алеша… пожалуйста, ты мог бы приехать сейчас ко мне?
– Сейчас? Что случилось?
– Мне надо кое-что тебе показать, это важно, это срочно. – Дуло пистолета холодило кожу. Странно, это было почти приятно. – Ты должен это увидеть сам, я нашла это у Володи, в его вещах…
– Это я.
Она почувствовала, как дуло пистолета уперлось ей сзади в шею.
– Алеша… пожалуйста, ты мог бы приехать сейчас ко мне?
– Сейчас? Что случилось?
– Мне надо кое-что тебе показать, это важно, это срочно. – Дуло пистолета холодило кожу. Странно, это было почти приятно. – Ты должен это увидеть сам, я нашла это у Володи, в его вещах…
– Я боюсь, – одними губами подсказал ей тот, кто держал ее под прицелом.
– Я боюсь, что это попадет в руки милиции, это, возможно, связано с его смертью… господи, помоги же мне, мне страшно!
– Ты дома? – спросил Алексей Жуковский. – Хорошо, я сейчас приеду. Я уже на пути домой, хотел выспаться, завтра я улетаю. Не волнуйся, всего на двое суток, к похоронам вернусь… Все, уже развернулись, еду к тебе. Ты что, плачешь? Оксана, ты плачешь?
Она рыдала, оплакивая все – смерть мужа, свое предательство и самое главное – то, что Гай, – ее ненаглядный Гай, был далеко и ничем, ничем не мог ей помочь.
– Он ездит с шофером и охранником?
Она не ответила, не могла.
– С ним обычно шофер и охранник? – Он снова схватил ее за подбородок, встряхивая, приводя в чувство.
– Н-не знаю… д-да… наверное…
Обзор был отличный. Место для засады было выбрано умело.
– Перестань выть, – он стоял, прислонившись к стене, смотрел на часы.
Ночь опускалась, на улице, по которой должна была проехать машина Жуковского, зажигались фонари.
Внезапно внизу раздался какой-то звук. Заскрипели доски. Потом все стихло. Был слышен лишь гул оживленного проспекта, который проходил совсем рядом – там, за деревьями, за жилыми домами.
Гай не блуждал по строительной площадке. Он почти сразу взял курс на одну из недостроенных башен – крайнюю, нависавшую над тихой тенистой улицей.
Он не помогал Кате, не втаскивал ее по лестницам, он был занят – нет, лихорадочно озабочен этой погоней, которая здесь, в этом мертвом заброшенном месте, больше походила на охоту. В некоторые мгновения Катя видела его силуэт на фоне зияющих оконных проемов. Ощущение было, что рядом – хищник. Или, может быть, два хищника, которые вот-вот сцепятся в смертельной кровавой схватке.
Она боялась отстать, остановиться. Она не понимала – отчего ТОТ, другой, выбрал именно это место, отчего он примчался на мотоцикле именно сюда со своей жертвой. С высоты была видна только тихая улица спального района с жилыми домами.
Железная лестница…
Девятый этаж…
Тень на фоне стены…
Кате хотелось крикнуть, чтобы разогнать этот мертвенный морок, эту давящую тишину, этот страх, который сковывал ее.
САМОЕ СТРАШНОЕ ВПЕРЕДИ…
Почему она так в этом уверена? Он же помогает ей остановить того – другого. Он ей помогает? Разве так помогают представителю правоохранительных органов?
Катя остановилась, вслушиваясь, стараясь даже не дышать. Тихо, как же тихо кругом… Скрип досок, порыв ветра, взметнувший пыль и строительный мусор.
Тишину разорвал вопль – неистовый рев. И тут же грохнул выстрел – еще и еще один.
Катя взбиралась по железной лестнице, обдирая ладони. Какой же это этаж? Ветер свистит. Бетонные стены, окно – и на фоне него две фигуры. Взвихренная пыль, застилающая глаза.
– Господи, помогите, помогите же кто-нибудь! Гай, осторожно, у него пистолет!!
Женский визг, как сверло, вонзающееся в бетон.
Вспышка! Выстрел!
Удар – что-то рассекло воздух, как лезвие. Катя увидела в руках Гая стальной прут, он выбил им пистолет из рук своего противника, а затем, отшвырнув прочь, бросился на него с неистовым бешенством. Против такого животного бешенства были бессильны любая шпионская выучка, любая специальная подготовка, любые боевые приемы, потому что все это чисто человеческие ухищрения, а в той силе, что питала эту дикую ярость, этого самого человеческого было очень мало. Это было что-то другое. ДРУГОЕ…
Но это Катя осознала уже позже. А пока она видела: Гай побеждает в этой схватке.
Оксана Жуковская испуганно, потрясенно затихла. Забилась в угол, зажимая руками рот. Она все забыла – свой звонок, Жуковского, боль в затылке; она забыла все и только завороженно смотрела, как Гай убивает, как он умеет побеждать, убивая.
Удар, удар, еще удар…
Тысяча ударов…
– Остановитесь, хватит! – Катя не узнала своего голоса.
Гай обернулся на ее крик. Тот, другой, остался лежать на бетонном полу.
Оружие на подоконнике, приготовленное для стрельбы по движущейся мишени…
– Господи, – всхлипывала Оксана, – что же это… зачем… Гай…
Катя увидела на полу какой-то предмет. Это был отброшенный в схватке пистолет. Она наклонилась за ним, собираясь поднять. И в этот миг Гай одним прыжком оказался рядом, тяжело наступил ей на руку, так что едва не хрустнули пальцы.
Смех… Его лицо кривилось, дергалось, словно эти красивые черты были всего лишь маской, и вот теперь эта маска сползала клоками…
Ударом ноги он отбросил Катю к стене, подальше от оружия. Он смеялся все громче, всхлипывая и завывая, и от этого безумного обезьяньего смеха становилось жутко.
Глава 40 Никто не поможет
– Обойдемся без пальбы, – фраза рвалась сквозь смех. – Другим… способом. – Гай наклонился к лежащему на полу, схватил за волосы.
Его противник застонал, попытался перевернуться, уперся локтем в бетонный пол, приподнимаясь. Гай ударил его ногой в живот.
– Это что, все его? – обратился он к Жуковской, кивая на арсенал на подоконнике.
– Да… он…
– Что? Громче, не слышу тебя.
– Он хотел убить брата мужа.
Гай зашелся смехом, а потом снова ударил лежащего. Как ребенок, который пинает мяч.
– Неужели? Как интересно… А мы, значит, ему помешали. – Он повернулся к Кате, задыхавшейся от боли – удар был очень сильным. – И теперь разве все мы не заслужили маленькой награды? Слышишь, ты, – он наклонился, – ты вне закона. С таким, как ты, можно сделать все что угодно. Все! Вполне безнаказанно. Например, узнать, какого цвета твоя кровь. – Он горстью сгреб сгустки, взмахнул рукой – картинный жест.
Лицо Кати обрызгали капли.
– Я давно искал такого, как ты. Я всегда хотел ЭТО сделать, знал, что когда-нибудь сделаю. И боялся и хотел, и хотел и боялся, мечтал, видел во сне, глотал пилюли, нес какую-то хрень на этих наших совместных сеансах, помнишь? – Смех оборвался. – Я хотел. А вот жена моя смогла… Надо же, я никогда так – ВОТ ТАК о ней не думал. Мне казалось, в нашей семье я один такой. Однажды была возможность… Алкаш, путевой обходчик… Как же он струсил! Он все тогда понял. Мы могли с ним так славно позабавиться там, в его хибаре, под гул поездов… Но сорвалось. Зато здесь, с тобой, не сорвется. Когда я сейчас сдеру с тебя живого кожу…
Катя, вскочив на ноги, бросилась к подоконнику – столько оружия… Этот жуткий параноик… Он заткнется.
Выстрел! Пуля выбила кусок бетона в сантиметре над ее головой. Гай целился в нее – он веселился.
– К стене, на пол! Ты не думай, это не я, это он в тебя стреляет. Он и убьет. Потом, позже, – он просто заходился от хохота. – Это ж его пистолет. И всем будет ясно, что это он стрелял. А мы промолчим. Он уже ничего не расскажет, у него не будет языка. Я вырву ему язык.
– Гай! – крикнула Жуковская.
– Молчи! Ты должна быть со мной. Ты обещала – что бы ни случилось, ты мне обещала, помнишь? Что бы ни случилось… Мы теперь вместе.
Щелкнуло выкидное лезвие. Гай рухнул на колени, он весь трясся. Что это было – припадок, истерия, эйфория, метаморфоза чудовища? Нечто скрытое, сокровенное вырвалось наружу, и он уже не мог этого удержать. Он не контролировал себя, да это уже был и не он вовсе – кто-то другой, кто так долго, с самого рождения носил его шкуру.
Он рванул на груди своей жертвы клочья рубашки, ткнулся головой в плоть, нюхая свою добычу, раздирая кожу ногтями, а потом медленно, но с неистовой силой вонзил нож в позвоночник.
Раздался истошный вопль, но это кричал не раненый, а Жуковская. Через секунду ее крик оборвался – Гай (странно, но ему уже не подходило его привычное прозвище) рванул ее к себе, вцепился в ее лицо окровавленной пятерней. Пачкая, марая, уродуя.
– Вот, вот, вот, вот какой у этого вкус! Вот какой запах!
Он отшвырнул и ее. Он больше не принимал их в расчет, не обращал внимания. Орудуя ножом, как мясник, он старался не наносить глубоких смертельных ран, чтобы все продолжалось как можно дольше.
– Когда я доберусь до его кишок… А потом и до сердца… Слышишь, ты… Больно? Боль – это жизнь, она должна утекать по капле… Когда я вырву тебе горло… вырву твои глаза…
Нож звякнул об пол, он уже не был нужен этому существу. Скрюченные пальцы, впившиеся в рану, раздирающие ее когтями…
Все дальнейшее произошло мгновенно: Катя – она была готова на все, лишь бы только… Но она не успела. Жуковская, схватив железный прут, обрушила его как палицу на голову своего любовника.
На сотую долю секунды она увидела… это было… этого не было… В этот страшный миг утратилось, сошло на нет и чувство реальности, и разум.