– Это был твой автобус?
Я кивнул.
– Тебя подвезти?
Я снова кивнул. После «кроппинга» даже кивать было больно.
– Идем. Я вон там припарковалась.
Я пошел за Эшли к ее машине. Это оказалась ярко-желтая «мазда-миата» с откидным верхом. Я закинул рюкзак на крохотное заднее сиденье и забрался в машину.
– Откуда ты знаешь, как меня зовут?
– Кто-то сказал, не помню. Я только недавно приехала из Калифорнии. Отца сюда перевели.
– Ты из выпускного класса? – спросил я, хотя уже и сам догадался, потому что ее машина была припаркована на стоянке старшеклассников.
Эшли кивнула, а я подумал, что это отличный пример везения по-кроппски: меня решила подвезти роскошная девушка из выпускного класса и рядом нет никого, ни одного свидетеля.
– Почему те ребята тебя побили?
– Это такой «кроппинг».
– Кроппинг?
– Ты точно новенькая, раз не слышала о «кроппинге», – заметил я.
– А почему ты не дал им сдачи?
– Кодекс не позволяет.
Эшли удивленно посмотрела на меня:
– Какой кодекс?
– Ну, не знаю. Рыцарский, наверное.
– Рыцарский? Ты рыцарь, что ли?
– Нет, потомок рыцаря… – Я осекся. Эшли могла принять меня за фрика, что, вообще-то, недалеко от истины; короче говоря, я подумал, что лучше на эту тему не распространяться, и сказал: – Рыцарей больше не осталось. Ну, если не считать некоторых ребят в Англии, вроде Пола Маккартни. По-моему, он рыцарь, но это у него, скорее, почетный титул.
Тут вдруг моя левая щека стала горячей, а правая, которую не видела Эшли, похолодела, прямо ледяной стала. Это было жутковато.
Я сказал Эшли адрес Таттлов. Когда она остановилась, мы с минуту сидели и смотрели на покосившийся дом и заросший сорняками газон с неухоженными кустами.
– Значит, здесь ты живешь? – спросила Эшли.
– Нет. Здесь я существую. – Я вышел из машины. – Спасибо, что подвезла.
– Без проблем. Еще увидимся.
– Обязательно. Пока.
Маленькая желтая «миата» рванула по шоссе, а я проводил ее взглядом и пошел в дом. Надо было приложить к голове лед.
6
Следующие две недели я постоянно натыкался в кампусе на эту высокую, загорелую, голубоглазую выпускницу. Однажды в столовой за ланчем я поднял голову, и – раз! – Эшли сидит напротив меня. Она улыбнулась. Я улыбнулся в ответ, но почему-то занервничал.
– Привет, Альфред, – сказала Эшли. – Как дела?
Я огляделся:
– Ты уверена, что хочешь, чтобы тебя видели вместе со мной?
– А почему нет?
– Это плохо отразится на твоей репутации.
Эшли рассмеялась и откинула волосы. Может, я и ошибаюсь, но мне кажется, что блондинки откидывают волосы гораздо чаще, чем брюнетки или рыжие.
– Я рискну.
– Я знаю, каково это. Быть новеньким в школе. Только когда я поступил сюда в прошлом году, я не был выпускником, у меня не было крутой тачки и на меня уж точно никто не заглядывался.
– Почему ты постоянно себя принижаешь?
– Ничего я себя не принижаю, а просто знаю, какой я.
Эшли почти не притрагивалась к еде, цепляла на кончик вилки маленький кусочек и покачивала им в воздухе.
– До тебя уже наверняка дошли все эти слухи. Что я террорист, агент ЦРУ или псих.
Эшли помотала головой:
– Все, что я слышала, – это то, что у тебя дядю прошлой весной убили.
– Да, это правда.
– Бедный Альфред, – довольно искренне сказала Эшли и сменила тему.
И только на шестом уроке, за минуту до звонка, до меня вдруг дошло, что было в этой встрече в столовой нечто странное. У выпускников ланч на полчаса позже, чем у моего класса.
В тот же день я увидел Эшли по пути к автобусу.
– Привет, Альфред, – сказала она.
– Привет, Эшли.
– Куда направляешься?
Я показал на автобус.
– Хочешь, подвезу? – предложила она.
– Ты серьезно? – Если бы она спросила, не хочу ли я отрастить вторую голову, я бы и то меньше удивился.
– Ну да, – сказала Эшли.
Я пошел за ней на стоянку для выпускников и забрался в желтую «миату». Эшли любила ездить на большой скорости и не соблюдала дистанцию, но верх «миаты» был поднят, день выдался солнечным, девушка она была загорелая, так что с ее манерой вести машину я готов был смириться.
– В Огайо, где я рос, у нас была соседка. – Из-за ветра пришлось повысить голос. – Так вот, та старая леди подбирала всех бродячих собак в нашем районе.
– Зачем?
– Жалела.
– Ты думаешь, что я тебя жалею?
Я пожал плечами.
– А тебе не кажется, что ты еще слишком молод, чтобы быть циником, Альфред?
– Такие, как ты, обычно не замечают таких, как я.
– А может, мне с тобой интересно. Слушай, я проголодалась, – заявила Эшли. – Хочешь, прокатимся к «Стейк-энд-Шейк»?
Ответа Эшли дожидаться не стала. Она вырулила на линию обслуживания «на ходу» и заказала два больших шоколадных коктейля, два двойных бургера и две порции картошки фри.
Забрав все это, Эшли заехала на стоянку и остановилась под брэдфордской грушей, крона которой напоминала застывший взрыв из красных листьев. От молочного коктейля меня бросило в дрожь и появилась эта острая боль в глазах. Эшли уплела свой бургер и картошку так, будто не ела несколько дней. Правда, я уже встречал стройных девушек, которые способны на такое.
– А ты реально загорела, – сказал я. – Не боишься заболеть раком кожи?
– Солнце – моя жизнь, – ответила Эшли, и это, как я понял, означало, что ей плевать на рак.
– Моя мама умерла от рака кожи, – сообщил я.
– У тебя и мама умерла?
Я кивнул:
– Мама. Папа. Дядя.
– Получается, моя жизнь была безоблачной, – сказала Эшли. – Со мной ничего подобного не случалось. Ну, как у тебя с мамой, папой и дядей.
– О, потерь у меня было намного больше. Я давно со счета сбился. То есть нет, это неправда. Я их все время пересчитываю. Я никому об этом не говорил, кроме моего психиатра. Он не в счет, а я вот тоже умер.
– Ты умер?
– Да, и потом вернулся, – кивнул я. – Но иногда у меня возникает чувство, будто я зомби, только пожирать людей нет никакого желания и одеваюсь я получше. Наверно, это цена того, чтобы еще покоптить тут небо. Знаешь, как пауки поедают своих жертв? Они высасывают из них все соки. Тело, то есть оболочка или там скорлупа, остается, а жизнь уходит. Вот и я так себя ощущаю. Ходячая оболочка Кроппа.
Эшли втянула через соломинку изрядную порцию коктейля, не отрывая от меня глаз.
– Альфред, все течет, все меняется, – сочувственно сказала она. – Тебе обязательно станет лучше.
– Откуда ты знаешь?
– Ты же рыцарь. Ты из хороших.
Мне очень хотелось ей верить. Рыцарей не осталось, но хорошие еще были.
Упоминание рыцарей заставило меня вспомнить последнего из них, Беннасио, и его дочь Наталию, самую красивую девушку, какую я встречал. Когда мы виделись в последний раз, она меня поцеловала. Я много думал о Наталии, о том, где она, и волновался, все ли с ней в порядке, – она ведь, как и я, была сиротой. Но если честно, то в основном я думал о ней из-за ее необыкновенной красоты.
Мы подъехали к дому Таттлов. Эшли положила руку мне на плечо.
– Постой, – сказала она и принялась рыться в сумочке. – Я дам тебе номер моего сотового.
– Зачем?
– Глупый, чтобы ты мог мне позвонить.
– Зачем?
– Затем, что ты мне нравишься.
– Я сам или то, что у нас общее?
– Ты сам.
У меня сдавило грудь, я вылез из машины, но потом повернулся и наклонился к Эшли:
– Слушай, я все понял. Я для тебя что-то вроде проекта. Бедняга Кропп, большой и глупый. Так вот, мне не нужны твои чувства… то есть сочувствие. Найди себе какого-нибудь другого лузера и жалей его сколько влезет.
Эшли даже не успела ничего ответить – я развернулся и потрусил через двор к дому. Прямо у тротуара из земли торчал корень старого дуба, я его не заметил и растянулся мордой вниз. Что может быть хуже?
Я ждал знака свыше и, когда поднял свою неуклюжую тушу с земли, понял, что это и есть знак.
Пора бежать.
7
Хорас встретил меня в коридоре, в руках он держал серый костюм на вешалке.
– Что это такое? – спросил я.
– Твой костюм, Альфред.
– Нет у меня никакого костюма.
– Теперь есть. Примерь – посмотрим, впору ли. Завтра идем на слушание. Ты должен понравиться судье, Эл, – сказал Хорас.
Я быстро прошел мимо него в ванную и сразу потянулся за зубной нитью. Через секунду в дверь тихо постучали.
– Эй, ты забыл костюм, Эл, – шепотом сказал Хорас. – Я повешу его тут на ручку. Сегодня на ужин жареный цыпленок. Это ведь твое любимое?
Я не стал отвечать, и Хорас удалился.
Потом я прошел в свою комнату и достал из шкафа рюкзак. Вещей у меня было не много, так что на сборы ушло не больше пяти минут. В комнату сунулся Кенни:
– Что ты делаешь, Альфред Кропп?
– Складываю вещи в рюкзак.
– Ты уезжаешь!
Я посмотрел Кенни в глаза, и он начал плакать.
– Не надо, Кенни. Я не хочу, чтобы Хорас с Бетти все поняли.
– Куда ты едешь?
– Куда ты едешь?
– Не знаю. Пока не решил.
– Возьми меня с собой.
– Не могу.
– Почему?
– Просто не могу, и все, ясно? Слушай, Кенни, все будет хорошо. Я не могу здесь оставаться. Хорас задумал меня усыновить и прибрать к рукам все мои деньги. Я не могу это допустить.
Кенни забрался на верхнюю койку и отказался спуститься к ужину, но я, чтобы не вызвать подозрений, ел с аппетитом. К тому же я не знал, когда еще придется нормально поесть. Я планировал бежать через окно, как только Хорас и Бетти лягут спать.
Около одиннадцати я услышал, как они ушли в свою комнату.
– Альфред Кропп бежит и оставляет меня умирать, – бормотал на своей койке Кенни.
Я тяжело вздохнул:
– Послушай, как только я доберусь до места, я сразу тебе позвоню, чтобы убедиться, что ты жив и здоров. И если все будет в порядке, я вернусь и вызволю тебя. Устраивает?
– Ты вызволишь меня? Обещаешь?
– Обещаю.
Кенни притих, – очевидно, мое обещание его успокоило. Пора было уходить, но я не двигался с места. Чего я ждал? Я решил, что жалость Эшли – это тот самый знак, но мне вдруг напрочь расхотелось бежать.
Сейчас, оглядываясь назад, я задаюсь вопросом: что бы случилось, если бы я тогда дал себе пинка под зад и сбежал от Таттлов? Предотвратил бы я все те ужасы, которые готовы были обрушиться на наш мир, если бы ускользнул из дому на десять или пять минут раньше?
Этого я никогда не узнаю, потому что не сбежал в тот конкретный момент. Я прислушивался и ждал, когда дыхание Кенни станет ровным, а где-то около полуночи он вдруг закричал:
– Что? Что это? Альфред Кропп, я что-то слышал там, за окном!
– Я ничего не слышал.
– А я слышал. Я… – Кенни осекся и понизил голос до шепота: – Там кто-то есть.
– Слушай, Кенни, – сказал я, – успокойся, никого там нет.
Но Кенни все равно бы не успокоился, пока я не проверю, в чем дело, так что я подошел к окну, поднял жалюзи, оперся о подоконник и, прищурившись, посмотрел в темноту. Так ничего и не увидев, я отвернулся от окна и сказал:
– Видишь, Кенни? Никого там…
И тут вдруг окно распахнулось внутрь комнаты, прямо как в фильме ужасов, когда герой-тинейджер говорит: «Видишь, там никого нет». Большие руки в черных перчатках схватили меня за запястья и мигом выдернули наружу. Я даже пискнуть не успел.
8
Перед глазами мелькнуло ночное небо, раскачивающаяся ветка и газон, который полетел мне навстречу. Я упал лицом в траву, а в следующую секунду что-то твердое уперлось мне в поясницу. Кто-то закричал. Наверно, Кенни.
Я падал с открытым ртом и, приземлившись, сразу почувствовал вкус травы и земли.
– Не рыпайся, – произнес мужской голос.
Я повернулся на правый бок и левым локтем нанес скользящий удар в голову типу, который склонился надо мной. Он начал заваливаться, но очень быстро снова оседлал меня и выполнил удушающий захват. У меня потемнело в глазах.
Незнакомец потащил меня за угол дома, развернул кругом и прошипел:
– Успокойся! Не дергайся!
За домом он заломил мне руки и толкнул в сторону припаркованного у тротуара черного спортивного автомобиля с откидным верхом. Потом запихнул на пассажирское сиденье и нагнулся так низко, что мы оказались нос к носу. Я получил солидную дозу мятного запаха.
– Привет, Эл.
Я не поверил глазам – это был Майк Арнольд, тот самый агент АМПНА, который предал рыцарей и чуть не убил меня. Эбби Смит сказала, что Майка уволили, потому что он оказался двойным агентом. Значит, это была не их операция. А если не их, то чья?
Майк обежал «порше-бокстер» со стороны капота и запрыгнул на место водителя. «Порш» глухо зарычал. Майк так резко выжал газ, что я стукнулся затылком о подголовник. Он круто развернул машину на сто восемьдесят градусов, и завизжали шины, а из-под задних колес вырвались струйки дыма.
– В чем дело? – закричал я.
Майк вырулил на правую полосу и поехал к выезду на федеральную трассу.
– У нас это называется извлечением!
С тех пор как я видел Майка последний раз в пещере Мерлина, он мало изменился, подстригся под машинку, но по-прежнему одевался как старшеклассник из богатеньких – рубашка «лакоста», джинсы «докерсы» и кроссовки «нью баланс», а за поясом находился неизменный «глок» девятого калибра.
Движения в западном направлении по шоссе И-40 почти не было, Майк разогнался до девяноста миль в час и постоянно поглядывал в зеркало заднего вида. Я обернулся. Нас преследовал мотоциклист в черном комбинезоне.
– Кто это? – крикнул я сквозь ветер.
– Точно не лотерейщики с призом! – Рот Майка растянулся в улыбке, и я увидел большие белые зубы.
Чуть не запрыгнув на ползущий впереди «шеви-субурбан», Майк свернул на аварийную полосу и вдавил педаль газа.
– Извини, Эл. – С этими словами он вытащил из-за пояса «глок».
Я успел пригнуться, рука с пистолетом прошла у меня над головой, и Майк дважды выстрелил в преследующего нас мотоциклиста.
Стрелка спидометра подрагивала возле ста миль, наш «порш» подпрыгивал на неровном асфальте. Я снова посмотрел назад – мотоциклист исчез.
– Мы оторвались! – крикнул я.
Майк рассмеялся, но смех его больше напомнил собачий лай, и вынырнул на правой полосе прямо под носом у фуры с логотипом «Бест Бай». Впереди маячил выезд на шоссе Ноксвилл – Алкоа.
– Куда мы едем? – спросил я.
– В убежище.
– Убежище от чего?
Майк свернул на выезд с трассы, но скорость на повороте почти не сбавил, и мне пришлось вцепиться в дверную ручку, иначе я бы точно вылетел за борт. Машин на шоссе не было. Майк воспользовался этим и разогнался до ста двадцати миль в час. У меня было чувство, будто ресницы выдергивают.
– Сбавь скорость, Майк! – крикнул я.
Тут позади раздался какой-то рокот, очень похожий на далекие раскаты грома. В ночном небе появилось два боевых вертолета. Большие и черные, они опускались прямо на нас, их гладкие корпуса поблескивали в свете фонарей.
– Нам от них не уйти! – закричал я.
Майк снова отрывисто хохотнул. По обе стороны шоссе поднимались высокие холмы. Мы мчались прямо на юг, в направлении Смоки-Маунтинс[7]. Где-то в миле впереди холмы разделились, пропуская между собой Теннесси-Ривер.
Перед самым мостом Майк резко затормозил. Нас занесло и крутило по часовой стрелке, пока мы не врезались бортом в бетонное заграждение три фута высотой. Если бы не оно, лететь нам вниз до реки футов сто.
– Давай! – Майк обежал машину и подскочил с моей стороны.
Боевые вертолеты навели прожекторы на мост, и ночь мгновенно вспыхнула, как рождественская елка. Им оставалось снизиться всего на сто футов – и вперед.
Майк распахнул дверь и выдернул меня из салона.
– О нет! – взмолился я. – Майк, я не умею плавать.
– Я, слава богу, умею!
И он потащил меня к бетонному заграждению.
– Эл, это просто, поверь! Или ты прыгаешь и жив-живехонек, или остаешься – и тебе конец!
Я вытаращился на Майка, завис на секунду, а потом согласился:
– Хорошо.
Мы забрались на бетонное заграждение, Майк дал мне пенделя, и мы полетели в темные воды Теннесси.
9
Я вошел в воду «солдатиком» и сразу начал тонуть. По пути на дно я крепко зажмурился, а в голове у меня крутилась только одна мысль: «Вот и хана Альфреду Кроппу». Конечно, я размахивал руками и ногами, но без толку – я тонул. Боль разлилась по легким, движения замедлились, а потом меня, как теплое одеяло, накрыло приятное чувство умиротворения. Все шло не так уж и плохо. Я словно погружался в дремоту: опустил подбородок на грудь и вспомнил, как холодными зимними ночами в Огайо – я там вырос – сворачивался калачиком и засыпал, пока мама в кухне, щелкая калькулятором, подводила баланс в бухгалтерских книгах.
Чья-то рука ухватила меня за шиворот, и я начал потихоньку подниматься на поверхность. Если во мне еще осталась слабая, но все-таки воля к жизни, она взяла верх, и я снова задрыгал ногами. Голова вынырнула, и я от души глотнул воздуха.
– Тсс… – прошипел мне на ухо Майк Арнольд. – Мы еще не выбрались из этой жопы.
После этого он аккуратно, как утопленника, перевернул меня на спину, подтянул к себе на грудь и, лежа на спине, погреб к южному берегу. Вертолеты барражировали над рекой. Я видел, как они шарят лучами прожекторов, и отчетливо слышал стук лопастей. Но у нас только нос торчал, а Майк греб очень медленно, и не было даже ряби.
– Чудесная ночка. Самое то в речке поплавать – да, Эл? – нашептывал мне на ухо Майк. – А теперь реально приткнись, мы почти на берегу. Сейчас я тебя очень нежно отпущу. Ярдов двадцать к югу – и хрен они нас заметят. Но это будут долгие ярды, Эл. Давай, парень, успокойся. Мы почти у цели.
Майк отпустил меня в свободное плавание. Уйдя под воду примерно на фут, я ткнулся задом в дно, потом немного приподнял голову и увидел вертолет. Он завис так низко, что вода пенилась и сверкала в лучах прожекторов. Куда делся второй, я так и не понял. До каменистого берега реки осталось футов пять. Берег был крутой, а дальше начинался заросший густым лесом склон холма.