Тюхин, взглянув на него, сразу отвел глаза и медленно пошел к дому.
- Я Шор. Или Федор Шорин, - проговорил тот. - Все благополучно?
- Кажется.
- И мы чудок знакомы. Так вот, для остальных мы старые кореши. По документам я отбыл срок заключения, а теперь ищу работу. Тюхин лишь это знает.
Пока Шор говорил, его лицо было точно каменное и мускулы щек не двигались, а когда из сарая, прижимая к груди кувшин, вышла Настасья, он жестко усмехнулся левой половиной рта. Она быстро пробежала мимо, наклонив голову, и только щеки ее вдруг охватил румянец.
- Не нравится мне здесь, - сказал Волков.
- Почему?
- Этот Тюхин.
- Старый мерин, - опять усмехнулся Шор. - На цепь готов посадить бабу. Ревнует ее. Да Тюхин у меня в кулаке. Здесь все нормально Еще что?
Волков понял, что Шор ждет каких-то расспросов.
- Я предполагал, все будет иначе, - сказал он.
- А-а... Шухер на мосту и прочесывание леса?
- Что-то в этом роде.
- Не всегда можешь то, что хочешь, - снова краем рта усмехнулся Шор и, обняв его за плечи и ведя на крыльцо, громче добавил: - Ну, Витюха, жисть была!
Мы еще возьмем эту жисть.
Настасья без шубки, но еще в платке хлопотала у стола, расставляя тарелки, глиняные кружки для браги. Тюхин, сидя на массивном дубовом стуле, ковырял вилкой истертые, как у лошади, зубы. Вся мебель и даже тарелки отличались какой-то грубой прочностью, будто хозяин строил и покупал на два века. И Тюхин среди этой отвечающей, видно, его душевному складу обстановки как бы успокоился, немного подобрел - Ну, Семен Григорьевич, - произнес Шор, садясь рядом, - решили. Идем с Витюхой на фронт. Еще недельку погуляем - и айда.
- Берут, что ли?
- Добровольцами.
Настасья чуть не уронила сковородку, где шипели облитые сметаной грибы, и Федор, тут же метнувшись, подставил снизу ладонь.
"Реакция у него мгновенная", - отметил Волков.
- Ах ты! - пробормотал Семен Григорьевич - Чего это?
- Тяжелая... Руки болят, - оправдывалась Настасья.
- Своя ноша-то гнет? - буркнул Тюхин, сверля глазами жену.
- Я корове сена дам... А вы ешьте, ешьте, - упавшим голосом произнесла Настасья, и ее лицо с мелкими рябинками на щеках испуганно застыло, точно боялась она, что вырвутся какие-то другие слова.
- Опять ночью бил ее? - спросил Шор, когда Настасья хлопнула дверью.
- Люблю, вот и бью! - стукнув по столу кулаком, ответил Тюхин. - Я ваших дел не знаю, и мои не замай ..
- Скандалы любопытство вызывают, - процедил Шор. - Десять тысяч заплачено, чтобы все нормально было, пока я тут. Витька пробудет недельку - и еще отвалим.
У Тюхина напряглась шея, кулаки дрожали, но голову под взглядом Шора он опустил. Будто мысль его, проделав тяжелую, опасную работу, сломленная этой тяжестью, улеглась в привычное место, и только лоб покрылся испариной.
- Я ваших дел не знаю, - повторил он миролюбиво. - Ночью, говорят, снова пять машин ограбили, которые из Москвы ехали. Люди в исподнем прибежали на станцию.
- Кто же их? - засмеялся Шор.
- "Черная кошка", говорят... Когда деньги за нового постояльца отдашь?
"Ну и тип, - думал Волков. - Каких еще мне придется увидеть?"
- На кой хрен ты, Семен Григорич, деньги копишь? - цепляя вилкой гриб, шутливо спросил Федор. - В могилу-то не заберешь.
- Всякий свое рассуждает, - ответил Тюхин. - А я ишо пожить хочу долго.
- Ладно, - кивнул Шор. - Живи...
После завтрака Шор увел Волкова в небольшую комнатку с окнами на луга и речку.
- Вот как бывает, - сказал он, плотно затворив дверь. - Не ждал, что увидимся?
- Не ждал, - сказал Волков.
- Одной веревочкой нас тюрьма связала. Эта веревочка крепкая.
- Что же мост? - спросил Волков.
- Осечка вышла. Как добрался?
- В лесу рассвета ждал, заблудиться боялся.
- Никогда в этих местах не гулял?
- Нет.
- Здесь безопасно. Тюхин завяз крепко. С женой, верно, ладит плохо. Баба давно кипит, а старый осел не замечает. Для его же пользы я малость любовь кручу. Если пар не выпускать, так разорвет котел. А если что, и Настасья предупредит.
"Вот для чего ведет эту опасную игру", - подумал Волков, а вслух сказал:
- Как она живет с таким?
- Все люди живут и умирают по-разному, - отозвался Шор, глядя в окно. Я делю человечество на три категории: мечтатели, практики и дураки. Мечтатели хотят изменить мир, практики управляют, а дуракам остается верить, что кто-то им устроит лучшую жизнь. Но в каждом заключена эта троица - вопрос лишь, чего больше.
Слушая Шора и приглядываясь к нему, Волков старался исключить эмоции. Он уже знал, как трудно разобраться в другом человеке. Знал, что, глядя на другого, каждый незаметно для самого себя делает отбор каких-то слов и потом рисует его внутренний портрет, а точнее, более приемлемую для себя схему. Говорят, первое впечатление бывает самым верным. Но это лишь кажется, потому что затем фиксируются детали, которые оправдывают возникшую симпатию или антипатию.
"Немец он или русский? - думал Волков. - Под уголовника он, конечно, только маскируется".
Шор казался противоположностью Мюллера, и Волков сказал:
- А лейтенант Мюллер делит человечество просто на умных и глупых.
- Мюллер? - вырвалось у Шора. - Этот аристократический цыпленок?
Как бы спохватившись, он помолчал и добавил:
- Ты не глуп, лейтенант.
Но Волков заметил и мелькнувшую в его глазах усмешку.
- Теперь о деле, - сказал Шор. - Слухи бродят, что в лесах у Оки накапливаются какие-то войска. Просят узнать, откуда эти войска. Завтра поедешь в сторону Москвы, до Раменска. На этой станции уже требуют особые пропуска. Документы у тебя надежные.
Вроде ищешь эвакуированных родных. Поищи земляков и среди бойцов.
- Ясно, - кивнул Волков.
- А сейчас отдыхай. После обеда можно в город сходить. Оглядишься тут.
После обеда Шор, запьянев, улегся спать. Волкова насторожило то, что он будто способствует его замыслу, и тоже хотел остаться дома. Но Шор тоном приказа сказал:
- Тебе Надо узнать обстановку. Иди.
На кривых, с покосившимися домиками улицах городка было много военных: спешили куда-то интенданты, прохаживались курсанты училищ, летчики. Группами шли усталые, в промасленных телогрейках рабочие с завода, где окончилась смена. У магазинов стояли очереди за хлебом.
"Верит Шор, что я крепко запутан, - думал он, - или это проверка?"
Все же он рискнул зайти на почту и отправил короткую телеграмму: "Здоров, адреса пока нет. Еж" - так его называла мать в детстве.
Женщина, принимавшая телеграммы, даже не глянув на него, выписала квитанцию Выйдя снова на улицу, он разорвал эту квитанцию, бросил в железный ящик с песком и направился к дому Тюхина.
Шор еще лежал на своей кушетке.
- Ну как? - равнодушно поинтересовался он.
- Можно было и не ходить, - сказал Волков.
- Давай тогда спать. Завтра пораньше встанем.
Шор повернулся к стене и вскоре захрапел.
В другой комнате что-то неразборчиво бубнил Тюхин, очевидно ругая жену.
Ночью Волков проснулся от легкого шороха. Луна торчала в окне углом свежевьгструганной доски, и мерцающий свет падал на кушетку Федора. Но его там не было. Дверь осталась приоткрытой, и слышался храп Тюхина. Босиком, чтобы не греметь сапогами, Волков пробрался на кухню: если заметят, можно объяснить желанием напиться. И вторая дверь была открыта.
- ...Феденька, что же мне?.. - донесся слабый говор. - Измаялась я... Мочи нет. Семь лет маюсь, хотела и руки наложить. Девчонкой ведь замуж пошла. Голод был... А теперь с постылым как жить?
- Ты погоди еще немного, - отвечал Шор.
- Я и в армию уйду. Стирать буду. Прачки в армии нужны. А смерти не боюсь. И смерть приму.
- Настасья! - вдруг крикнул из глубины дома проснувшийся Тюхин.
- Здесь я, - ответила с крыльца она. - К скотине выходила.
- А чего холода напустила? - проворчал Тюхин. - Иди сюда.
Волков пробежал в комнатку и улегся на свою лежанку.
XV
На станцию Волков шел мимо почты, однако его никто здесь не ждал. Только у вокзала какой-то человек обогнал его, задев локтем. Лицо этого человека в брезентовом плаще и рваной шапке показалось Волкову знакомым. И, как бы для того, чтобы Волков мог лучше разглядеть его, тот остановился, прикуривая.
"Это же Комзев, - узнал его Волков. - Старший лейтенант..."
В памяти его на миг всплыли осыпавшиеся траншеи, ломаная цепь автоматчиков, стук пулемета, разрывы гранат и атака...
А Комзев подмигнул ему одним глазом, точно хотел сказать: "Удивился, брат?"
Не оглядываясь, Волков пересек вокзальную площадь, где стояло много повозок. На перроне толпились мобилизованные, все остриженные наголо, но еще в своей домашней одежде. Это были уже не молодые парни, а степенные пожилые люди. Молча, с закушенными губами, стояли жены. Лишь некоторые всхлипывали, что-то тихо говорили напоследок мужьям.
Волков нырнул под состав открытых платформ, нагруженных станками эвакуированных заводов, обгорелыми танками. Из другого подошедшего состава выпрыгивали бойцы с котелками, торопясь набрать воды.
Комзев догнал Волкова. Они присели у товарного вагона, сброшенного с насыпи.
- Что не удивляешься? - весело играя глазами, спросил Комзев.
- Я теперь ничему не удивляюсь, - ответил Волков. - Значит, вы тогда пробились?
- Четверо... И комбрига дотащили.
Комзев мало изменился: та же широкая заразительная улыбка, румянец во всю щеку. Лишь одет иначе, а вместо щегольских сапог на ногах какие-то грязные ботинки, перетянутые шнуром.
- Меня с фронта отозвали две недели назад и говорят: "Лейтенанта Волкова из десантной бригады помнишь? ." "Помню, - отвечаю. - Убит на моих глазах".
"Тогда, - говорят, - надо встретить мертвеца". "Есть, - отвечаю. Когда двигаться на тот свет?" "Пока немного ближе", - говорят А вчера телеграмму приносят. .
Дома у тебя все живы, здоровы. Папаша из газет сводки аккуратно вырезает. Решил подсчитывать, сколько фрицев ухлопали. На его счетах война через месяц должна кончиться. А мамаша грозилась тебя выпороть, как домой заявишься. Мамаше надо бы полководцем стать. Ну, вообще беспокоятся... Как тебя называть?
- Виктор Никифоров, - сказал Волков.
- Ясненько.
- Что-нибудь известно про лейтенанта Жаркового?
- Жарковой?
- Его выбрасывали тогда с группой на парашютах.
- Дружок твой, - вспомнил Комзев. - Нет... О нем ничего не знаю. Четвертый месяц воюем, а сколько всего было.
Волков оглянулся. Два железнодорожника шли мимо них.
- Ты не беспокойся, - сказал Комзев. - Наблюдают. Если появится любопытный, аккуратненько уберут.
Ну, давай рассказывай.
Он записал имена, которые сообщил Волков,
- Можно брать их сегодня, - добавил Волков. - Надоело мне уже...
Комзев хмыкнул:
- В этом районе передатчик действует. Шифровки лупит ночью. И отыскать его не могут. Шор, конечно, тут не один. Возможно, и не он руководит. Я думаю, с тобой генерал захочет повидаться. Когда бы лучше?
- Лучше завтра, - ответил Волков. - Неизвестно, что будет потом.
- Пожалуй, - согласился Комзев. - А сейчас двигай в Раменск, как тебе приказано. Мы что-нибудь организуем. И все аккуратненько Шору доложи. По непроверенным данным, войска отводят с фронта на пополнение. Чтобы проверить, надо еще съездить разок.
Понятно? Завтра, как вернешься, тут буду ждать. Теперь расходимся...
К Раменску Волков доехал на товарняке. Станцию ночью бомбили. В тупике догорал санитарный поезд.
Мокрый снег кружился над разбитыми дымящимися вагонами, над глубокими воронками, над зенитками, у которых стояли, накрывшись плащ-палатками, бойцы.
Купив газету, Волков узнал, что немцы подошли к Можайску. Их наступление развертывалось по всему фронту тремя гигантскими уступами.
На станции из вагонов поезда, прибывшего из Москвы, высаживали старух и детей. Шумливая суета, крики создавали паническую неразбериху. Подальше разгружался воинский эшелон: с платформ скатывали гаубицы, из теплушек по дощатым лазам выводили коней. Два молодых артиллерийских лейтенанта в новеньком обмундировании уговаривали девушку с миловидным лицом, измазанным паровозной копотью, и масленкой в руках, назначить им свидание.
- Утром здесь проезжали, - говорил один из них, - думали, уже на фронт. И вернули oj Москвы.
- Неразбериха, - сказал другой.
Волков подошел к этой девушке и спросил, когда будет поезд на Коломну.
- Вот, - кивнула она на состав. - Разгрузят - и уйдет порожняком.
Оба лейтенанта с недовольным видом уставились на Волкова.
- А ну шагай отсюда! - проговорил один, у которого из-под сдвинутой набекрень фуражки выглядывал рыжий чуб.
- Человеку же ехать надо, - заступилась девушка, рассматривая Волкова голубыми, какими-то очень ясными на чумазом лице глазами.
- Шпаки гражданские еще ходят, - сказал лейтенант. - Эшелон воинский.
У состава выкрикнули команду.
- Адрес, Надя, адрес, - проговорил другой лейтенант. - Эх, не успел записать...
И оба побежали к пушкам.
- Знакомлюсь каждый час, - вздохнула девушка, - на три минуты. Вы глядите, поезда тут долго не стоят. Ночью бомба прямо на вагон с ранеными упала.
Вчера и днем бомбили...
- А вы тут живете?
- Я из Москвы, училась в консерватории, - ничуть не удивляясь его любопытству, ответила она.
- И Машу Галицыну знаете?
- Галицыну?.. Конечно. Вы дружили?
- Нет, - сказал Волков. - Так просто.
- Мне Галицына всегда не очень нравилась. Гордячка... Ой, - тихо проронила она, глядя уже мимо Волкова. - Ленька опять удрал...
Мальчишка лет двенадцати в больших не по росту сапогах и большом картузе шмыгнул за вагон.
- Помогите догнать его. Третий раз на фронт убегает. Мать же с ума сойдет.
- Рискну, - улыбнулся Волков, представив, как "немецкий агент", выполняющий опасное задание, ловит сбежавшего из дому мальчишку.
Ленька притаился у колеса и осторожно выглядывал, рассудив, должно быть, что для него-то главная опасность исходит от масленщицы. Не проявил он беспокойства и когда Волков схватил его за руку.
- Пусти... Чего ты?
Но, увидев бегущую девушку, сразу захныкал:
- Большой, да? Справился. Ма-амке скажу!
- Как тебе не стыдно, Ленька! - проговорила Надя. - Мать расстраивается, а тебе не стыдно. Опять хотел убежать? Вот нашлепаю тебя... Горе от этих мальчишек!
- Все равно убегу, - насупился Ленька.
- А убьют, что матери делать?
Ленька засопел, презрительно вытянув губы. Должно быть, понятие "убьют" казалось ему столь нелепым, что и разговор вести об этом попусту.
- Беда от этих мальчишек. Одна беда...
В этот момент клацнули буфера и заскрипели вагоны состава.
- Ой, поезд уходит, - сказала она.
Волков догнал тронувшийся состав, вскочил на подножку тамбура, где уже сидело несколько беженцев.
Холодный, мокрый ветер с заснеженных подмосковных лугов бил в лицо. У переезда остановились тягачи с гаубицами и колонна пехоты. На бойцах истрепанные, прожженные шинели. Пушки были исцарапаны осколками, дула закопчены.
"Хватит, - подумал Волков. - Завтра скажу, что хватит. И тоже на фронт..."
Вечером Шор подробно расспрашивал о воинском эшелоне на станции Коломна, о том, сколько пушек сгружали в Раменске, о калибре гаубиц на переезде Досаду вызвало у него то, что Волков не сумел узнать ни одного номера части.
- И так видно, что потрепанные части, - говорил Волков, - с фронта отвели. Артиллерийские дивизионы в Раменске были свежие, но пушки допотопные.
Каким-то остановившимся, тяжелым взглядом Шор посмотрел на него:
- Это все неточные сведения. Мало чего ты узнал В голосе не было угрозы, но холодные зрачки под набухшими веками давили беспощадной жестокостью Так, наверное, сытый удав мог смотреть на пойманного кролика, раздумывая, что с ним делать. И казалось, вся его физическая сила концентрировалась в этом взгляде.
- Попробую узнать, - сказал Волков, делая судорожное глотательное движение. - Попробую еще завтра...
Шор отвернулся.
- Чем смелее действуешь, тем у людей меньше подозрений... Ночевать я сегодня буду в другом месте А ты останешься и завтра утром езжай в Раменск.
На следующий день Волков опять поехал в Раменск Он толкался среди беженцев, слушая разговоры о грабителях, называющих себя "Черной кошкой", узнал, что в подошедшем эшелоне батальоны дивизии, отведенной из-под Можайска на формирование.
- Это двадцать шестая? - наугад спросил Волков у одного бойца.
- д зачем тебе? - подозрительно уставился на него тот.
- да брательник письмом сообщил, что едет, - ответил Волков - Он из двадцать шестой.
- Не, мы восемьдесят первая.
Снова разгружались и артиллеристы, которых он видел здесь вчера. Лейтенант с казацким чубом узнал его, сам окликнул:
- Эй, парень, а где она?
- Кто? - спросил Волков.
- Масленщица эта... Надя.
- Откуда я знаю? - ответил Волков.
А из репродуктора доносилось: "Наши войска, ведя упорные оборонительные бои в районе Харькова, за истекшие сутки..."
Назад он возвращался с эшелоном беженцев.
Не доезжая Коломны, он спрыгнул и пошел к опрокинутому вагону. Там уже сидели Комзев и пожилой рабочий в замасленной спецовке.
- Это Волков, товарищ генерал, - сказал Комзев. - А теперь Виктор Никифоров.
- Здравствуйте, - кивнул тот, не вставая.
- Ну, что в Раменске? - спросил Комзев.
- Восемьдесят первая дивизия из-под Можайска.
И артиллеристы. Они возмущаются, что гоняют тудасюда.
- Правильно, - засмеялся Комзев. - Через три дня сильнее возмущаться будут. Между прочим, там еще один человек крутился. И сюда он приехал раньше тебя.
- Шор? - спросил Волков.
- Шор не такой дурак. Видимо, поручил следить за тобой.
- Хорошо, что вспомнили кличку Рыба, - сказал генерал. - Перед войной еще искали, а он сидел в тюрьме как уголовник. Настоящее имя этого человека Вальтер Штрекер. Офицеры абвера называют его "железный Вальтер"... Летом на Украине был захвачен гауптман Кюн и немного рассказал о своем друге Штрекере, уверенный, что тот находится в безопасности.