«Здесь апельсинами не побросаешься, – опять подумала Эльвира. – Надо еще что-то придумать».
По мере продвижения по холлу у нее постепенно стал вызревать план нейтрализации Худинского. Правда, конец этого плана оставался не ясным, он был как в тумане. В голову лезли всякого рода глупости да пословицы и поговорки, типа «Либо пан, либо пропал», «Без отваги нет и браги», «Или грудь в крестах, или голова в кустах». Главное, что они лишь только промелькнули в голове, но, как ни странно, именно они в конце концов и помогли решить эту проблему. Эльвира улыбнулась, подумала: «Ну, что ж, рисковое дело». Наконец, решившись на что-то, она остановилась посреди зала, и, ни к кому не обращаясь, вслух произнесла:
– А, где наша не пропадала? Попробуем.
Подойдя к стойке бара, она о чем-то переговорила с барменом, после чего, нигде не задерживаясь, отправилась к себе в номер. Для любопытствующих хорошо была слышна только ее последняя фраза:
– Приготовьте молодого человека, который все это понесет со мною, я буду минут через двадцать.
Проходя мимо Шпееровича, Эльвира обратила внимание, что он держит газету вверх тормашками.
«Все, кажется, спекся», – подумала она.
В холле между тем публика стала рассасываться. Очевидно, пришло время доить коров, так что местным было чем заняться, ну а большинство приезжих отправились отдохнуть.
Из номера она вышла примерно через полчаса, удивительно красивой и элегантной женщиной: в строгом деловом костюме, волосы зачесаны и уложены милым пучком сзади. Остатки мужского племени из совхозной общины, а в основном шоферы, охранники и продолжающие разогреваться теперь уже в баре телевизионщики проводили ее жадными, желаемыми взглядами. Она мило улыбнулась телевизионщикам, помахала рукой Шпееровичу, почти так же, как до этого махал ему Алексей Иванович, отчего его лицо вновь передернуло, но теперь уже судорогой. В замешательстве он перевернул газету.
«Задымил, кажется», – не преминула отметить Эльвира.
Подойдя к стойке и перекинувшись несколькими фразами с барменом, она и в сопровождении его молодого симпатичного помощника, державшего в руках большой поднос, прикрытый сплошь салфеткой, направилась в сторону апартаментов Худинского. Для интересующихся, что было там, на подносе, по контуру обтекаемой салфетки можно было только вычислить присутствие трех больших бутылок вина или шампанского. Остальное для наблюдавших оставалось тайной.
Подход к двери Худинского был прегражден дюжими молодцами его охраны.
– Прошу доложить – Эльвира Иванова, работник радио и телевидения, вот с ним, – указав на молодого человека в бабочке и с подносом.
Один из охранников тут же скрылся за дверью.
– Впустите, – был слышен крик Худинского за дверью. Дверь отворилась, они вошли.
– Добрый вечер.
– Добрый, – ответил хозяин, – прошу.
Он был в халате, точно в таком же, какой она видела на Алексее Ивановиче дома.
«Наверное, подарок турецкой делегации думцам», – подумала она.
Ранее на халате Алексея Ивановича она рассмотрела «Сделано в Турции». На голове хозяина апартаментов был красный тюрбан. Такой же она видела у Алексея Ивановича. В углу лежал громадный пушистый пес белого меха. Эльвира с любопытством посмотрела на хозяина и с опаской – на пса.
– Не бойтесь, он не кусается, – успокоил ее хозяин, – если вы, конечно, не от партии коммуняк или демократов. На них он натаскивался специально. – При этом он громко рассмеялся.
Эльвира улыбнулась:
– Нет, я представитель радио и телевидения, Эльвира Иванова, а для вас – просто Эльвира.
Она опять мило улыбнулась, показав молодому человеку в бабочке, чтоб он поставил поднос на стол.
– Надеюсь, не бомба? – с улыбкой поинтересовался хозяин.
– Ну, что вы, всего лишь шампанское. Я ваша искренняя поклонница и пришла выразить вам свою поддержку в связи с хулиганскими действиями депутата от демократической партии.
Тот необычайно оживился:
– Прошу вас, присаживайтесь сюда, не стесняйтесь, – он подбежал к ней, придвинул стул, – здесь вам будет уютно.
Затем мелкими шажками Худинский быстро переместился на другую сторону от стола и сел. Но тут же вскочил, очевидно, вспомнив недавнее, и заговорил очень быстро и нервно:
– Да я его засужу, он у меня будет пыль с ботинок сдувать и слезами их обмывать. В колонию… в колонию строгого режима, только там таким место. А он в интеллигентного человека яблоком…
– Апельсином, – поправила его Эльвира.
– Да, да, именно апельсином, – согласился Худинский. – У меня в роду второе поколение юристов, вы поймите. А знает ли он об этом?
При этом он так яростно размахивал руками, что Эльвира даже подняла руки, боясь, как бы он не задел ее. Она сделала паузу, дала ему выговориться, а затем милым спокойным голосом прервала уже изрядно надоевшую ей речь:
– Я прошу вас, не волнуйтесь, а лучше совсем забудьте этот неприятный инцидент. Откройте лучше шампанское, я хочу выпить за успех вашей партии.
– Да, да, конечно, – он опять пришел в движение, засуетился. – За это я могу выпить хоть ванну шампанского.
Худинский говорил быстро, некоторые слова даже не успевали обрабатываться языком, и они выскакивали какими-то деформированными и незаконченными. От чрезмерной жестикуляции тюрбан сполз набок и непонятно почему еще не свалился на пол.
– Да, но у меня нет даже бокала, – пожаловалась Эльвира.
– Алексей, Андрей, – заорал Худинский совсем уж как-то дико, – быстро бокалы на стол!
Два молодых человека, неожиданно откуда-то появившиеся, споро сервировали стол.
– Черт его побери, – проворчала про себя Эльвира, – хотя бы предупреждал, когда собирается орать. – Она потрогала свои уши и подумала: «Еще один такой крик, и я лишусь перепонок».
Худинский между тем сел за стол и начал внимательно рассматривать Эльвиру. Взгляд его скользил сверху вниз, явно раздевая ее.
– Да, так, ничего, можно было… – что-то невразумительное прошамкал он, затем пристально посмотрел на нее, нехорошо улыбнулся и спросил:
– Вы работаете на телевидении? Странно, я что-то ни разу вас там не видел.
Не дожидаясь ответа, он опять вскочил, потрогал рукой лицо возле травмированного глаза и вновь разразился ругательствами:
– Да я ему по… чтоб у этого подлеца больше никогда не было детей, выродок, ублюдок, и т. д.
Между тем помощник уже разлил шампанское по бокалам.
Эльвире до чертиков надоели его публичные выступления, и чтобы как-то закончить это затянувшееся шоу, она неожиданно для себя и тем более для депутата, вдруг громко мяукнула. Старая, проверенная Эльвирина штучка. Мы уже сталкивались с этим.
Депутат отвалился к спинке стула, вытаращил глаза и с испугом забормотал:
– В чем дело? Позвольте…
Белый пес поднял уши, насторожился.
– Я пошутила, – засмеялась Эльвира. – Так мы сегодня и не выпьем за успех вашей партии? – огорченно произнесла она. – А жаль, я так искренне люблю вашу партию, и главное, ее бесценного председателя.
Она игриво посмотрела на него.
– Да, конечно же, – он уже, кажется, отошел от неожиданной шутки Эльвиры, – спасибо за внимание и за дружескую поддержку, просто этот подлец вывел меня из меня.
И опять завел свою нескончаемую песенку:
– Мерзавец, бабник, алкоголик, бандит, – перечислил он все возможные пороки человечества. Да еще бы, наверное, продолжал, если бы его не прервала Эльвира:
– Вот это последнее ближе всего к истине, – спокойно заметила она.
– Это вы о чем? – настороженно поинтересовался Худинский.
– Так, в общем… но об этом чуть позже, а сейчас давайте выпьем, а то шампанское выдохнется.
Они чокнулись, выпили. Эльвира, показав на поднос, где было все, что было самое лучшее в баре, пригласила его откушать.
– Прошу вас, пусть это хоть как-то сгладит его наглую выходку.
Про себя подумала: «Сам напросился, жаль, что этому Шпееровичу мои ребята не позволили, может быть, и он дал бы ему по второму, тогда бы восторжествовала полная справедливость».
– Прекрасное французское шампанское, но очень дорогое, – заметил он. – Вам не накладно будет?
– Отнюдь нет. Я не стеснена в средствах, да и потом, вы, по-моему, всегда заслуживали большего и лучшего.
Эта Эльвирина фраза на Худинского произвела прямо магическое воздействие. Он откинулся на спинку стула, блаженно расслабился, глазки его замаслились, губки сложились бантиком.
– Ну, что вы, я, наверное, не заслуживаю такого вашего отношения, – как бы смутился он. – Вы знаете, я как-то принимал ванную из такого же шампанского в обществе одной интересной и весьма известной дамы, – совсем неожиданно сообщил он.
Эльвира тоже сделала вид, что она засмущалась.
– Ой, ой, прошу вас, не рассказывайте эту историю мне, я так не люблю чужих секретов. – А про себя подумала: «Вот засранец, я можно сказать, последнее трачу из выданного нам, а этот мочит свои… в шампанском, да еще какую-то известную тварь в нем купает».
Эта Эльвирина фраза на Худинского произвела прямо магическое воздействие. Он откинулся на спинку стула, блаженно расслабился, глазки его замаслились, губки сложились бантиком.
– Ну, что вы, я, наверное, не заслуживаю такого вашего отношения, – как бы смутился он. – Вы знаете, я как-то принимал ванную из такого же шампанского в обществе одной интересной и весьма известной дамы, – совсем неожиданно сообщил он.
Эльвира тоже сделала вид, что она засмущалась.
– Ой, ой, прошу вас, не рассказывайте эту историю мне, я так не люблю чужих секретов. – А про себя подумала: «Вот засранец, я можно сказать, последнее трачу из выданного нам, а этот мочит свои… в шампанском, да еще какую-то известную тварь в нем купает».
Ну, а Худинского, похоже, понесло:
– Когда я был последний раз в Германии, у своих единомышленников с официальным визитом…
Эльвира его уже не слышала. Она мучительно выбирала вариант его нейтрализации на завтрашней спарринг-встрече: купить, запугать, пригрозить компроматом. А может?… У Эльвиры промелькнул и чисто женский вариант решения проблемы. Но что это даст? А потом, последний вариант ей категорически не хотелось претворять в жизнь. Достаточно для меня и Алексея Ивановича. Конечно же, она уже кое-что приготовила с этой целью. Человек, которого она привезла с собой из Москвы, сейчас сидел в холле и только ждал ее команды. Но этого было явно недостаточно, учитывая неукротимый нрав ее подопечного. Надо было придумать еще что-то, чтобы было наверняка.
Эльвира вновь погрузилась в свои мысли, отыскивая наиболее правильное решение в достижении намеченного, с минимальными для них жертвами. Ее размышления протекали под монотонное жужжание депутата. Она прислушалась. Как раз сейчас он ей рассказывал о своих похождениях в Германии, причем о событиях явно сексуальной направленности.
«Ведет артподготовку, скоро надо ждать наступления», – дала она оценку ситуации. Во время его монотонного жужжания она только периодически вставляла что-нибудь вроде того: – Да что вы, не может быть! – А то и просто мимикой и жестами сопровождала его речь, а про себя думала: «Нет, деньгами его не возьмешь, если только очень большими. А у нас их нет. На шантаж и компромат он плюет, сколько уже вылито, а он только наглее стал. Остается только…»
Раздался более настойчивый голос ее визави:
– Позвольте мне выпить за вас, вы такая восхитительная женщина.
Лицо его прямо расплылось, не излучая ничего, кроме наслаждения и восхищения, только глазки по-прежнему буравили ее насквозь, в них было много хитрости и лукавства, но и не меньше ума, отметила Эльвира.
«Жаль, что он наш противник, а так мужчина на все сто». И уже чисто автоматически, попав под его влияние, она произнесла:
– Да, но не настолько, чтобы устроить мне ванну с шампанским?
– Хоть сейчас, – необычайно возбудился он, причем глазки его опять сделались маслянистыми, губки сложились соответственно. – Даю команду, – прокричал он, – двадцать ящиков шампанского, но только нашего, – опять проорал он.
Эльвира сделала кислую физиономию:
– А что же, на ванну из французского я уже не тяну? – не без элемента игривости обидчиво произнесла она.
– Ну, что вы, да если хотите. Сейчас же едем в Москву, в бани, у меня есть такие бани, – закатил он глаза. – Мне эта деревня вот где сидит, – показал рукой по горлу.
Эльвира сделала успокаивающий жест рукой и мягко его остановила:
– Ну, что вы, я просто пошутила.
Ну, а про себя, как и полагается, подумала: «С таким настойчивым козлом даже во французское полезу только после его кастрации». Это про себя, а наяву она улыбнулась своею милой, так разящей мужчин улыбкой. Сейчас он напомнил ей почемуто Кису Воробьянинова из хорошо известного шедевра Ильфа и Петрова.
«Вот те на, времена меняются, а эти козлы и козлики во все эпохи остаются одинаковыми. Единственное отличие – так он что-то кричал насчет номеров, а этот все про бани… вшивый, что ли? – Она неожиданно громко рассмеялась, подумав про себя. – Это как запасной вариант надо иметь в виду, да и девушки в джипах есть, можно что-нибудь и придумать».
– Так вы согласны? – услышала Эльвира сквозь тихое журчание голоса депутата.
– Ну, что вы, я слишком глубоко уважаю вашу партию, и вас, чтобы… да и потом, у меня здесь слишком много дел еще не сделано. Давайте лучше завтра… или нет, знаете что, я вам лучше позвоню, когда вернусь в Москву.
Но, увидев, что Худинский огорчился и повесил нос, она решила смягчить ситуацию:
– Дорогой мой, вы мне очень симпатичны, и я совсем не хочу каких-то гостиничных вариантов по теме любви… Надеюсь, вы меня понимаете?
– Конечно же, но вы не думайте так. Мы с вами расслабимся в моих апартаментах.
Эльвира громко рассмеялась, спросив:
– До безобразия?
Глазки депутата шарили по ее налитым прелестям, в уголках рта стала выступать пена, а ручки в напряжении замерли. Казалось, еще секунда – и они в нее вцепятся. И опять про себя Эльвира подумала:
«Кажется, пора заканчивать с этим легко возбудимым». И, пожалуй, впервые она подумала с теплотой об Алексее Ивановиче – простота и остатки скромности выгодно отличают его от этого…
Ну, а вслух сказала:
– Знаете что, налейте еще, пожалуйста, по бокалу шампанского.
Он опять засуетился: вскочил, стал размахивать руками:
– Ну, конечно, конечно, как же без этого. – Схватив бутылку, стал разливать. Но, наливая в ее бокал, промазал мимо фужера, шампанское попало на костюм Эльвиры. – Я сейчас, я быстро все исправлю, – он вскочил, обежал стол и пытался белым платочком, вытащенным из халата, поводить по тем местам, куда попало шампанское.
Однако Эльвира сразу же пресекла эту попытку:
– Я вас прошу, у меня к вам очень серьезное дело. Любовь к вашей партии – это была не единственная причина увидеть вас сегодня.
Он вздохнул. Ее строгий голос на него воздействовал как электрошок. Он приуныл. Худинский стал похож на маленькую обезьянку из породы носатых обезьян. Он заговорил быстро, слова вылетали опять не обработанные языком.
– Да что вы? Вы о чем-то подумали? Да вы что? Я хорошо воспитан, у меня три языка, – зачастил он, – и…
– Послушайте, – прервала его Эльвира, – я совсем не хочу, чтобы наша встреча в Москве не состоялась.
– Это вы к чему? – тревожно спросил он.
Он, кажется, уже отошел от шоковой терапии, проводимой Эльвирой, и приобрел прежний вид старого облезлого льва, подминающего львицу лишь только для того, чтобы показать, что он – царь зверей.
– Так вы о чем? – проявив явную заинтересованность, повторно спросил он Эльвиру.
– Дорогой мой, когда вы перечисляли характерологические особенности типа, который запустил в вас фруктом, вы забыли сказать еще об одном.
– О каком? О чем речь? – забеспокоился депутат. Он опять, с тревогой в голосе, стал перечислять те достоинства, которыми он наградил своего обидчика: – Бабник? Алкоголик?…
– Подождите, вы уже об этом говорили, – прервала его Эльвира, – Вы не сказали…
Она наклонилась к нему поближе, а он, в свою очередь, приблизил свое лицо к ней.
«Слава Богу, – подумала Эльвира, – что стол широкий», – и тут же шепотом: – Мафиози.
– Кто? Этот болван? – Взорвался Худинский.
– Да вы не кипятитесь, лучше послушайте меня. Все не так просто, как вы себе представляете. Мы – журналисты – обо всем должны быть информированы. Это наша работа. Другое дело, что эту информацию не всегда можно обнародовать. Да о чем я говорю, вы сами все это прекрасно знаете. Короче говоря, я об этом человеке много что знаю и давно за ним наблюдаю. Он не такой простак, как это вы себе представляете. Он… – Эльвира сделала паузу, депутат же не спускал с нее глаз. – Он – черная лошадка, знаете, работает под такого простачка-алкоголика, а под его и еще нескольких человек контролем находятся практически все финансовые потоки от нефти, энергетики, да и все деньги, которые крутятся в Чечне. Он – крупнейший мафиози международного плана, им человека убрать – как бокал шампанского опрокинуть.
При этом она демонстративно допила оставшееся шампанское в бокале.
– А выжил он в тот смутный период, когда убирали других воротил бизнеса, благодаря только своей незаметности. Одним словом, это черная лошадка, вы поняли меня?
Лицо Худинского посерьезнело, нос его еще больше обвис, и он опять стал походить на старую обезьяну…
Эльвира меж тем продолжала напирать.
– Как Вы думаете, убийство видных деятелей бизнеса – это чьих рук дело?
– Ну, наверное… – начал было лепетать он.
– Вот именно что наверное, – не сказала, а прямо рубанула Эльвира, – нет человека, а он всегда в тени. Короче, с ним дело темное и не нам с вами в него влезать, себе дороже обойдется, здесь дело в другом.
Она сделала паузу и опять наклонилась в его сторону для доверительного сообщения. Худинский также наклонился в ее сторону, вытянул шею, весь напрягся, стараясь не пропустить ни одного слова.