Вот только плоть эта оказалась человеческой.
За долю секунды до выстрела Кирилл, осознавший ошибочность своего приказа и едва не сошедший с ума от отчаяния, рванулся к псу – и вдруг… ощутил себя Тимкой!
Он буквально «влился» не только в чувства и эмоции пса – он мог теперь управлять алабаем!
Отпустить шею жертвы, вцепиться в его здоровую руку и, упав на землю, рвануть тушу толстяка на себя, прикрывшись ею от пуль…
Кирилл еще успел почувствовать, как сотрясается тело Кабана от вонзавшихся в него смертельных ос, прежде чем вновь стал собой.
– Твою мать! – заорал Пашка, глядя на быстро увеличивавшуюся под телом приятеля лужу крови. – Ты че наделал?! Ты же Кабана пристрелил вместо пса!
– Я?! Ты тоже стрелял! Мы же видели – пес был там! – голос Гришани дрожал все сильнее. – Как… почему… Слушай, да он точно – колдун!
– Кто?!
– Да Немтырь! Это все он сделал! Он… он, наверное, оборотень! Не, его пес – оборотень… Они оба… А-а-а-а-а!!!
Глаза Гришани побелели от ужаса, разум покинул его очи окончательно, и охранник вновь поднял автомат. Только теперь прыгавший в трясущихся руках ствол был направлен на Кирилла.
– Ты че делаешь?! – сипло выкрикнул Пашка, попытавшись выбить оружие у свихнувшегося от ужаса напарника, но не успел.
Грохот выстрелов эхом заметался среди деревьев, и Гришаня неуклюже завалился на бок, удивленно уставившись в небо навеки застывшим взглядом.
Пашка пару секунд смотрел на аккуратную дырочку во лбу напарника, а затем, заорав что-то маловразумительное, развернул свой автомат в сторону стрелявшего.
Но ответить врагу аргументированно он не успел: «аргумент» выпал из его рук благодаря настойчивой «рекомендации» собачьих клыков, с хрустом впившихся в его правую руку.
Пашка автоматически глянул в сторону мертвого Кабана – грызший его тушу пес был все еще там, у тела…
Но и здесь тоже! Точно такой же зверь вцепился в его, Пашкину, руку – и рычал, рычал, рычал…
Разум охранника, и без того изрядно перегруженный событиями последних суток, не выдержал напряжения и, вспыхнув, перегорел. Как лампочка.
Пашка хихикнул раз, потом другой, а затем, шлепнувшись на задницу, залился веселым детским смехом.
Смехом безумия.
Зафиксировавший накрепко его руку алабай озадаченно посмотрел на вышедшего из-за деревьев хозяина.
– Отпусти его, Хан, – тяжело вздохнул коренастый крепкий старик. Его длинная белая борода и короткий дубленый полушубок вызывали ассоциации с Санта-Клаусом.
Если существуют, конечно, Санты с охотничьими ружьями в руках!
Старик медленно приблизился к Кириллу, рядом с которым бесновался от радости, вылизывая лицо вновь обретенного хозяина, Тимка, и устало произнес, разглядывая изувеченное тело мужчины:
– Эк они тебя… изнахратили, Кириллка!
– Ты откуда тут взялся, дед Тихон?..
– Мы за тобой пришли…
Часть 2
Глава 20
«Наш самолет совершил посадку в аэропорту Мурманска. Экипаж прощается с вами и желает всего хорошего».
И это все, что она хотела сказать?! Да еще и мужским, немного усталым, голосом?
Странные существа все-таки эти женщины! Хотя в данном случае с ним пыталась поговорить совсем молоденькая девушка. Пухленькая, розовощекая, с большими голубыми глазами, до самых краешков переполненными ужасом и отчаянием.
Она появилась ниоткуда, словно соткалась из воздуха. Матвей вздрогнул от неожиданности и невольно огляделся по сторонам, пытаясь сообразить – откуда появилась эта девушка?
Из ниоткуда, самого настоящего, полноценного «ниоткуда». Потому что вокруг не было больше салона самолета рейса Москва – Мурманск: Матвей висел в странном сером мареве, и невозможно было, находясь здесь, в нем, определить не только направление, но и разобраться, где тут, собственно, верх, а где низ.
Все пассажиры, а заодно и бортпроводницы исчезли – он был один в этом «нигде и ниоткуда». Хотя нет, не один – все ведь и началось с появления этой девчушки. Сколько ей – семнадцать? Восемнадцать? Не больше: лицо еще не утратило следов детской припухлости, хотя тело уже налилось жизненной силой – у нее была большая упругая грудь… Круглая попка, крепенькие ручки с ямочками на локтях… Для полного завершения образа у незнакомки должно было быть наивно-восторженное выражение круглого личика, а в распахнутых навстречу жизни глазах – ожидание счастья.
Но вот этого-то как раз и не было. Ни наивного восторга, ни ожидания счастья.
Ужас и отчаяние. И искаженное болью лицо…
– Ты кто? – хрипло произнес Матвей.
Девушка попыталась ответить, но у нее ничего не получилось – губы лишь дернулись, словно от удара током, но остались плотно прижатыми друг к другу. Отчаяние окончательно переполнило голубые озерца ее глаз и заструилось по щекам потоками слез.
Она умоляюще протянула к Матвею руки в попытке ухватиться за его ладонь. Но чем сильнее она тянулась, тем больше почему-то отдалялась от него. И ее отчаяние постепенно выгорало, превращаясь в пепел безнадежности.
– Погоди, я сейчас! – Матвей рванулся следом за ней, он совершенно четко понял: незнакомку надо догнать, это важно, жизненно важно!
Зачем, что в ней такого загадочного, какое отношение она имеет к цели его поездки на Север – все это он выяснит потом, когда у него появится время для рассуждений и умозаключений.
А здесь и сейчас Матвей Кравцов действовал интуитивно, подчиняясь приказам подсознания.
Он побежал за девушкой – если способ передвижения в этом безвременье можно было так назвать. А та, видимо, что-то сообразив, больше не тянулась за помощью, а развернувшись, устремилась в определенном направлении, оглядываясь и делая знаки рукой – иди, мол, за мной.
И Матвей пошел. Хотя с каждым шагом это было все труднее – серая мгла уплотнялась, постепенно превращаясь в вязкое желе.
Пока совсем не затвердела, прочно запаяв внутри себя Матвея. Но испугаться он не успел – оказалось, что они уже пришли. Девушка остановилась, судорожно сжала у груди ладони и кивком указала куда-то вниз.
Матвей перевел взгляд в указанном направлении и вздрогнул.
Нет, даже не так – его затрясло. От ужаса и омерзения.
Хотя Матвей Кравцов, начальник службы безопасности строительного холдинга Мирослава Красича, в прошлом – офицер спецназа, прошедший все горячие точки в период новейшей истории России, повидал на своем веку немало крови и смертей.
Но ЭТО!!!
Там, внизу, серой мглы не было. А был обычный, тоже серенький, вечер. Вечер над небольшим островком, тоже самым обычным: жухлая растительность, каменистая почва, зверья не видно, птиц не слышно. Жилья на этом клочке суши тоже не заметно – слишком уж он был малопригодным для жизни.
А вот для смерти – вполне…
На небольшом пологом холме располагались два странных лабиринта, сложенные из самых обычных камней. Один побольше, второй – поменьше. Посередине того, что был побольше, находился огромный плоский валун, больше всего напоминавший жертвенник.
И на нем лежало растерзанное тело девушки, над которым склонился какой-то мужчина. Хотя лица его видно не было, но по фигуре и осанке было ясно, что окровавленным кинжалом, сделанным из странного мерцающего металла, там, внизу, орудует совсем молодой парень, еще не отметивший тридцатилетний рубеж.
Но то, что творил этот парнишка, казалось полным бредом. Кадром из голливудского ужастика.
Потому что кому могло понадобиться такое – выреза́ть еще бившееся сердце из груди юной девушки, выкалывать ей глаза?!
Разве что психу.
Но тип внизу психом не был. Но и человеком в общепринятом понимании этого слова – тоже.
На пару мгновений убийца оторвался от кровавого ритуала и огляделся по сторонам.
И его взгляд вдруг пересекся со взглядом Матвея…
Кравцова затрясло еще сильнее. Потому что он уже встречался с ЭТИМ взглядом! И хотя в тот раз глаза были совершенно другими, принадлежавшими хрупкой болезненной девушке по имени Дина, но ими смотрело существо чуждым человеку разумом. Не принадлежавшее к этому миру существо…
Жрец из Гипербореи по имени Раал, вселившийся в добровольно открывшую ему свою душу Дину Квятковскую. Эта нежная светловолосая девушка с внешностью милого эльфа была настоящим исчадием ада. Она очень хотела полной власти над миром, над жалкими людишками, которых она презирала с самого рождения, и для этого впустила в свою личность душу жреца, чтобы вместе с ним открыть Врата в Гиперборею, в параллельное пространство, много веков тому назад закрытые колдунами и шаманами Земли.
Если бы несколько лет тому назад кто-то сказал реалисту Матвею Кравцову, что он без издевок и насмешек будет оперировать такими понятиями, как «жрец», «колдун», «жертвоприношение», «магия», реалист Матвей Кравцов без разговоров настучал бы шутнику в бубен.
Но все это стало именно его личной реальностью с тех пор, как в жизни людей, которых он обязан был охранять и защищать – Миланы Красич и Кирилла Витке, – появилась хрупкая библиотекарша Диночка Квятковская. И не начала свой кровавый ритуал открытия Врат, жертвами которого стали трое, в том числе и родная мать Дины[4].
Но все это стало именно его личной реальностью с тех пор, как в жизни людей, которых он обязан был охранять и защищать – Миланы Красич и Кирилла Витке, – появилась хрупкая библиотекарша Диночка Квятковская. И не начала свой кровавый ритуал открытия Врат, жертвами которого стали трое, в том числе и родная мать Дины[4].
Довести до конца в первый раз Дина свой ритуал не успела – ее поймали и отправили в психушку, посчитав девушку безумной.
Но сумасшедшей Дина не была. В чем вскоре убедились все окружающие, в том числе и Матвей Кравцов, лично следивший за пребыванием библиотекарши в спецбольнице. Для этого у него имелись и собственные мотивы – он женился на одной из несостоявшихся жертв Квятковской, Ирине Плужниковой, мужа которой, Вадима, Дина сожгла заживо. Иришка тогда была беременна, и родившаяся вскоре Лизонька стала для Кравцова ближе собственной дочери.
Так что Матвей не в меньшей степени, чем Кирилл и Лана, был заинтересован в обезвреживании смертельно опасной гадины. Раз в два-три месяца он приезжал в закрытое психиатрическое учреждение, расположенное в одном из небольших городков Подмосковья, и проверял – на месте ли милая Динь-Динь?
Но не уследил и он – Квятковская сбежала. И попыталась вновь открыть Врата, подчинив себе Яромира, родного брата Ланы, который должен был принести сестру в жертву в центре этих Врат.
В центре лабиринта Олешиного острова.
Где сейчас терзал свою жертву незнакомый парень…
Но как?! Откуда взялся Жрец?! Меткий выстрел Владимира Свидригайло, помощника Матвея, поставил несколько месяцев тому назад точку в истории Дины Квятковской. Раал вышел из мертвого тела носителя, это видели все, кто был тогда на острове. И вселиться в кого-либо насильно он не мог – для этого требовалось добровольное согласие человека плюс определенный ритуал. Врата остались закрытыми – ведь жертвоприношение не состоялось.
И они все – и Кирилл, и Лана, и Лена Осенева, близкая подруга Ланы, тоже чуть было не ставшая жертвенной овцой, и Матвей, были уверены, что теперь-то уж – все! Кошмар последних лет ушел, закончился навсегда!
Вместе со сгинувшим Раалом.
Но сейчас из глаз незнакомого красавчика на Матвея смотрел именно он.
Раал.
Глава 21
И он, кажется, тоже увидел Матвея. И узнал его.
Во всяком случае, парень усмехнулся и издевательски подмигнул Кравцову. А затем вернулся к прерванному занятию, занося над женским телом клинок – раз за разом…
А девушку, приведшую сюда Матвея, внезапно затрясло, да так сильно, что она не удержалась на ногах и упала. Вниз, туда, где в эту минуту она умирала.
Вернее, упала бы, если бы ее не подхватил Кравцов. Нет, не руками: в этом мире все было не так, как в привычном ему, человеческом. Тем более что сдвинуться с места он не мог, завязнув в серой смоле. Матвей просто инстинктивно ринулся к бедняжке, всем своим существом рванулся ей на помощь, переполненный гневом, яростью и бесконечной жалостью к ней…
И незнакомка, уже устремившаяся вниз, приостановилась. Пару мгновений она висела в сером желе, испуганно свернувшись в комочек, затем робко приподняла голову, осмотрелась и впервые за все это время улыбнулась. Слабо, еле заметно, но – улыбнулась.
А в ее опустошенных, выжженных болью глазах зажглись крохотные искорки надежды.
Девушка выпрямилась и повернулась к Матвею. Губы ее дрогнули, искривились в мучительной судороге, она явно пыталась что-то сказать. Но у нее ничего не получилось: казалось, что губы девушки прочно склеены – кем-то глумливым и жестоким.
Кравцов решил помочь незнакомке, тем более что он уже догадался, кто она такая. Собственно, за подробностями по этому уголовному делу Матвей Кравцов и вылетел сегодня в Мурманск.
Они все – и Лана, и Кирилл, и Яромир, и Ленка Осенева, и Володя Свидригайло, и он, Матвей – только-только начали приходить в норму, вернувшись к привычному ритму и образу жизни после кошмара, разыгравшегося с ними на одном из островков Белого моря. Прошло больше двух месяцев с того дня, раны физические зажили давно, душевные начали рубцеваться, жизнь постепенно вновь входила в русло…
Пока в газете с говорящим названием «Жесть!» не появилась статья на весь разворот – «Кровавое жертвоприношение на Олешином острове!».
Матвей в принципе никогда не читал прессу, обладавшую пикантным оттенком жидких утренних анализов, ему в жизни и так адреналина вполне хватало, так что щекотать нервишки смакованием по большей части выдуманных «ужасов» у него не было ни времени, ни желания. И в тот день он также не собирался изменять своим привычкам. Он предпочитал после ужина почитать «Аргументы и факты», единственную газету, которую продолжал выписывать.
Матвей с удобством расположился в кресле, собираясь погрузиться в мир весомых аргументов и достоверных фактов, когда в гостиную вошла бледная до синевы Ирина, державшая в руках какую-то газету.
Лизонька была у соседей, в гостях у своего лучшего друга Павлика, с которым ходила в детский сад, так что вечер выдался тихим и спокойным. Телевизор они решили не смотреть, отдали предпочтение – каждый – печатному слову, и Иришка ушла в спальню, собираясь понежиться на кровати, читая любимый журнал.
«Караван историй» журнал назывался.
Но сейчас в ее руках был вовсе не журнал. Да и ни одна из его тщательно причесанных и напудренных историй не могла бы вызвать у нее подобную реакцию: в глазах его достаточно стойкой и сильной жены плескался неподдельный страх.
– Господи, Ириша, что случилось?! – Матвея буквально сдуло с кресла, он отшвырнул газету и бросился к жене. – Что-то с Лизонькой, да? Тебе позвонили? Но почему я звонка не слышал? Ну что ты стоишь, надо бежать!
– Не надо никуда бежать, – еле слышно прошелестела Ирина. – С Лизой все нормально, мне никто не звонил…
– Тогда что случилось? На тебе же лица нет!
– Вот, – жена протянула Матвею газету. Костяшки ее пальцев побелели. – Это… здесь…
– Что – здесь? И что это за газета?
– Газета называется «Жесть». А в ней – статья… – ее губы внезапно искривились, и она тихо, беззвучно, заплакала. – Господи, Матюшка, ну когда же это кончится?!
– Да что – это?! – заорал Матвей, метнувшись в кухню за валерьянкой. – Что такого могли напечатать в этой газетенке?! И с каких пор ты стала покупать желтую прессу?
– Мне ее киоскерша на сдачу всучила, когда я журнал покупала… Я и решила взглянуть – что напридумывали эти брехуны. А там… там…
И она вновь протянула вернувшемуся из кухни мужу газету с кричащим заголовком.
Кричащим о нем. Об Олешином острове…
Матвей схватил газету и впился глазами в мелкий шрифт.
А Ирина, поставив на журнальный столик пузырек с валерьянкой, молча направилась к бару. Вытащила оттуда бутылку коньяка, два бокала и, пока муж читал, налила им обоим реального успокоительного.
В тот же вечер Матвей позвонил своему бывшему сослуживцу, работавшему в следственном управлении Мурманска, и попросил его собрать воедино всю имевшуюся у следствия информацию по делу об убийстве Клавы Севрюковой, дочери фермера Ивана Севрюкова, жителя деревни Поморье.
А утром, получив все сведения, он сразу же набрал номер Кирилла Витке, являвшегося не только одним из его боссов, но и другом.
И «обрадовал» его новостями – не в меньшей степени, чем накануне сам этим чувством проникся.
Потому что описанный в статейке максимально подробно (половина деталей, кстати, как оказалось, была вымышлена, так сказать, для придания нужного антуража) кошмар очень уж сильно напоминал все то, что не так давно произошло с Миланой Красич и ее подругой Леной Осеневой.
Вернее, едва не произошло – ведь девушки остались живы.
А вот семнадцатилетней Клаве Севрюковой повезло гораздо меньше. Около двух месяцев тому назад – как выяснилось, всего через десять дней после смерти Дины Квятковской и, как казалось, окончательного избавления от Раала – изуродованное тело девушки нашли на Олешином острове, в центре зловещего лабиринта. С такими же ранами, что имелись и на трупе Антона Тарского, первой жертвы малышки Динь. Выколоты глаза, перерезано горло, вырезано из груди сердце…
Да: все это можно было бы списать на какого-нибудь свихнувшегося подражателя, но только Антона убили не на острове – начался кровавый путь мадмуазель Квятковской на берегу Сейд-озера, а не у Белого моря. Именно там, в старом каменном сейде, расположенном на острове с говорящим названием Колдун, и томилась в бездействии много веков подряд душа Раала.
Которую выпустила на волю нежная хрупкая Динь-Динь…
Но этих подробностей не знал никто: процесс над свихнувшейся, как казалось следствию, библиотекаршей постарались провести в максимально закрытом режиме. Какая-то информация, конечно, просочилась в прессу, но для подражателя этого было бы явно недостаточно.
Конечно, местные жители – там, поблизости от Сейд-озера – были в курсе случившегося с группой туристов из Москвы, но, даже найдись среди них какой-то псих, вряд ли он помчался бы повторять «подвиги» Квятковской на Олешин остров.