Постепенно разговор вошел в продуктивное русло, но Антон, щадя уставших после долгой дороги сыщиков, отправил их на несколько часов отдохнуть. В последний момент, дождавшись минуты, когда они стали подниматься со стульев, он спохватился:
– Да! Ребята… Вопрос на бегу. Вы хорошо осмотрели помещения триста семнадцатого номера?
Тоцкий ответил, что занимался этим лично. И о квитанции, о которой говорит следователь, слышит впервые.
– Тогда для меня кое-что непонятно, – и Приколов вынул из папки квиток из «Потсдама». – Мусор из номеров выносят в девять утра и девять вечера. Из гостиницы его вывозят в половине одиннадцатого. Резуна убили в двенадцать, то есть после вечерней уборки, а утренней уборки не было, потому что ею занимались вы. Между тем мною в мусорной шахте был найден пакет из номера Резуна, а в нем – эта квитанция. И у меня возникает вопрос. Как она могла там оказаться?
На стене тикали часы, за окном, едва различимый, слышался шум авто. Еще чуть потрескивала глянцевая квитанция в руках следователя. Больше никаких звуков в кабинете слышно не было.
– А что еще находилось в том мусорном пакете вместе с квитанцией?
Антон упер взгляд в стену, и перед его глазами поплыли кадры пребывания в самом отхожем месте пятизвездочного отеля.
– Там, в пакете, была упаковка из-под чипсов. С пяток фантиков от шоколадных конфет. Кожура от апельсина, да! – кожура от красной рыбы, – он покосился на холодильник, который навеял на него воспоминания, хотя пахло рыбой не из холодильника, а от оперов. – Пакеты из номеров были маленькими, с такими горничные ходят в карманах, чтобы не таскать с собой большой мешок у входа. И это все, что было в маленьком мешке.
– Женщина, – сказал Дергачев.
Тоцкий покачал головой и, не глядя на капитана, объяснил Антону:
– Он не женат. А потому не знает, что женщина обязательно оставит после себя продукцию, широко разрекламированную по телевидению. С крылышками, на каждый день. Мусор выбросили в девять вечера, а до этого часа любая женщина, остановившаяся не в приюте для бездомных, а в отеле, обязательно посетит душ и выполнит все необходимые для нее мероприятия.
Он искал поддержки у неженатого Приколова, и тот, поняв очевидное, кивнул и поджал губы. Да, конечно. Душ, все дела… Тоцкому виднее. Вот только…
– Вот только твоя версия летит к черту, если выяснится, что женщина, остановившись в номере на час, тут же уехала по делам, а часов в двенадцать, вернувшись, наелась конфет, апельсинов, приняла душ и выполнила все, как ты их называешь?.. Да, мероприятия.
Но ясно было одно. Квитанция, выписанная Резуну и оплаченная им по счету, попала в мешок с мусором не в его номере и не в номере, куда заказывали креветки под чесночным соусом. В третий номер.
Приколова выдернул из задумчивости сигнал телефона. Он вынул трубку и крякнул, стряхивая с себя остатки непонимания:
– Да!
– Антон Алексеевич, вы в кабинете? – звонили с первого этажа, с поста полиции. – К вам на прием молодая особа просится. Из гостиницы «Потсдам». Райс – ее фамилия.
Антон попросил женщину впустить, а сам быстро поведал операм о результатах своей сыскной деятельности. Показывал на наглухо завязанный мешок в углу кабинета, сетуя на то, что нет времени даже выбраться в химчистку, и говорил, что о сотруднице гостиницы по фамилии Райс слышит впервые.
– Здравствуйте, – сказала она, когда ей уже дважды разрешили войти через прикрытую дверь. – Я Мария Райс. Горничная.
Приколов вспомнил. Та самая, разговорчивая, встревавшая в разговор вперед горничной бывалой и тем путающая последней все карты.
Она сказала, что у нее неприятности. Ее увольняют. Скорее, не по причине недобросовестного отношения к служебным обязанностям, ведь раньше этот вопрос не вставал, а из-за откровенности, которой она предалась в момент прибытия следователя Следственного комитета. Сразу после этого вопрос и встал.
– Вы хотите, чтобы я восстановил вас на работе? – с иронией в голосе уточнил Антон.
– Нет, что вы… – она смутилась, и вскоре стало ясно почему. – Я, тогда, в горницкой, сказала не все. Я испугалась, что старшая обязательно отрапортует руководству. Впрочем, так оно и вышло.
Она была хороша. Директорат «Потсдама» умел подбирать кадры. В горницкой и сам Антон испытал ощущение, что попал в раздевалку конкурсанток конкурса красоты. Теперь становилось ясно, что избавлялись от красивых сотрудниц в «Потсдаме» так же легко, как и принимали на работу.
– Вот видите, – разозлился он. – Когда следователь ползает в помойной яме и перебирает своими руками нечистоты, остальные хотят остаться стерильными. Но, едва они сами оказываются в дерьме, тут же бегут к следователю.
Тоцкий покосился на мешок в углу.
– Так что же вы не сказали мне в горницкой, лучистая?
– Я видела Майю…
– Я ее тоже видел. И видел Тверь. А потому в корне не согласен с жюри.
– Видела ее той ночью. Мне нужно было отнести заказ в триста четвертый номер, я поднялась с ним на этаж и увидела Майю. Она быстрым шагом шла от меня в сторону увеличения номеров и прижимала что-то к груди.
Тоцкий поймал взгляд Антона и понял, что это для него не новость.
– Мне показалось, что она обернулась, и я машинально прислонилась к стене. Вот так… – Маша показала. – Кажется, она делала что-то… – она пожала плечами и немного покраснела. – Мне показалось, что она делает что-то, что идет в разрез с установленными правилами. Я работаю всего несколько недель, и не хотелось сразу портить отношения с девушками. Подумала, что стать свидетелем чего-то неправильного будет не лучшим способом наладить отношения, и дождалась, пока Майя зашла в один из номеров и закрылась на ключ. Я подождала еще минуту и направилась в триста четвертый номер.
– В котором часу это было? – экономя время, отрезал Антон, и, судя по всему, это был последний вопрос.
– Ровно в двенадцать. Я должна была принести заказ в полночь, но из-за встречи в коридоре опаздывала на пару минут. Однако женщина в номере даже не посмотрела на меня. Пришлось озвучить свой приход и сообщить, что заказ доставлен, а она молча указала рукой на столик – там лежала купюра в сто рублей. Вообще-то это против правил. Чаевые нельзя брать самой, не из рук. Но я взяла и ушла. А женщина что-то читала, лежа в халате на кровати, и на мое «до свидания» лишь подняла руку. Книжка, наверное, была интересная, мне пришлось стучать дважды, пока не услышала: «Войдите!» Хорошая клиентка, мне понравилась.
Приколов молчал, вид у него был не впечатленный, и Мария объяснила еще и то, о чем рассказывать не собиралась. Оказывается, в ту ночь она работала на втором этаже, но на втором этаже нет номеров люкс. Значит, нет обеспеченных постояльцев, что предполагает отсутствие заказов, когда можно было бы получить хорошие чаевые. И она из чувства солидарности с горничной Зиной, подругой которой являлась, изредка выполняла по ее просьбе заказы на третий этаж.
– Спасибо, – поблагодарил следователь. – Это все?
«А разве этого мало?!» – зеленым гневом светились ее глаза.
Он поставил на пропуске подпись, понаблюдал, как за девушкой закрылась дверь, и вдруг указал Дергачеву на выход: «Верни ее».
Она снова внесла в пропахший табаком кабинет аромат туалетной воды с привкусом карамельки и робко подошла к столу.
– Какой заказ был вами выполнен в триста четвертый номер? – Антон устало разминал пальцами переносицу и морщился от ожидания совершенно ненужного ответа. Он должен был получить его еще минуту назад, но за чередой более важных тем забыл задать вопрос. От этого ответа не зависело ровным счетом ничего, но он вернул горничную, чтобы после ее ухода не осталось ненужных терзаний.
– Женщина попросила принести бутылку «Гёссер» и несколько ломтиков кеты.
И она испугалась молчанию, встретившему ее сообщение.
– Кета, – выдавил наконец следователь, вторично уверяя ее в том, что она пришла к нему напрасно. – Это красная рыба. Я правильно понял?
Он развернулся к муровцам всем телом.
– Совершенно верно. Там была еще пустая банка из-под пива «Гёссер». Ёмкостью в пятьсот миллилитров.
– Да, – подтвердила очередная бывшая горничная гостиницы «Потсдам». – Но у нас на складе были бутылки лишь по триста тридцать миллилитров, и две таких ей показалось много, а одной мало. Потребовала одну пол-литровую, и мне пришлось пройти с рыбой через ресторан. Но бутылок не было, были банки. И одну я взяла.
Лицо следователя Приколова приобрело живой оттенок, и он указал девушке на свободный стул.
Глава 8
Из рапорта начальника УФСБ по Южному федеральному округу директору ФСБ РФ:
Секретно. Экземпляр единственный.
Докладываю, что в ходе реализации оперативной информации, полученной в ходе допросов S-24 и F-11, нами были установлены два адреса явочных квартир МТО (международной террористической организации) в Республике Дагестан (г. Кизляр, мрн «Черемушки», д. 22, кв. 14) и в Республике Северная Осетия – Алания (г. Моздок, ул. Крылова, д. 41, кв.2).
В результате проведенных оперативных установок было выяснено, что данные квартиры являлись снимаемыми по устному договору с хозяевами, которые никакого отношения к описываемым событиям не имеют. При проверке адреса в РСО – Алания сотрудники УФСБ по ЮФО вынуждены были открыть огонь на поражение. В квартире был обнаружен труп Араева Аслана Аслановича, 1980 г. р., уроженца Республики Дагестан, а рядом с телом – остатки документа, подлежащего восстановлению. При проведении химической экспертизы и экспертизы спектрального анализа образец документа был реконструирован, в результате чего в нашем распоряжении имеется письмо, адресованное руководителю одного из ответвлений исламской террористической организации «пиковых воров» одним из руководителей МТО.
В тексте говорится о необходимости немедленного уничтожения сотрудников Следственного комитета и полиции в случае завладения ими информацией о направленности деятельности МТО в части внедрения в государственные структуры исполнительной власти действующих членов МТО.
Кроме того, в документе, адресованном «пиковому вору», присутствует руководство по принудительному привлечению к деятельности ныне действующих сотрудников МВД и Следственного комитета в интересах МТО. В тексте есть точные указания на моменты, являющиеся опорной точкой при вербовке сотрудников указанных ведомств.
На основании полученных данных считал бы необходимым поставить в известность работников правоохранительных органов, расследующих уголовные дела аналогичного состава преступлений или занимающихся оперативным сыском в этом направлении…
Судебное заседание не длилось и двадцати минут.
Конвой вывалился из зала, а правозащитник взял Занкиева под локоток и вывел из зала судебных заседаний.
– Я не понял, – дал хрипотцы управляющий «Потсдама». – Меня освободили?
– За такие бабки, – адвокат улыбнулся, – можно освободить даже Ходорковского. Но у Миши, дай бог ему здоровья, нет таких бабок. Поэтому он сидит, а вы на свободе. Я подвезу вас до места, где нас встретят ваши люди.
На Ленинградском его уже ждали. Из черного «Лексуса» вышел знакомый чеченец, приобнял и усадил в машину.
Они уехали в какой-то особняк в Серебряном Бору.
Дизайнерский ландшафт участка, барбекю, свежий воздух. Хозяин особняка и хозяин Занкиева выглядел гостеприимно. Постепенно ощущение свободы опьянило управляющего «Потсдама». Он сидел за столиком рядом с хозяином, отвечал на вопросы и находил себя абсолютно счастливым. В какой-то момент у хозяина в кармане заиграл кавказской мелодией телефон. Он налил Занкиеву вина и только после этого вынул трубку.
– Он у вас? – прозвучал вопрос в трубке.
– Да, – ответил хозяин. – Все в порядке.
– Его свобода – явление временное.
– Я вас понял.
Человек на том конце связи отключился.
Хозяин подумал и занес руку над столиком. А потом перевернул трубку экраном вниз и положил.
Стоящий за спиной Занкиева кавказец вынул из-за пазухи пистолет с прибором для бесшумной стрельбы, поднес к затылку управляющего «Потсдама» и нажал на спуск.
Мозги окропили стеклянную столешницу. Смахнув с рукава рубашки кровавый сгусток, хозяин особняка поднял свой бокал и до дна выпил.
– Аллах видит, Аллах вершит суд, – сказал он.
Встал и направился к домику.
– Найдите мне коридорного Колмацкого. И приведите следователя, который вывозил Занкиева в суд.
Сентябрьская ночь окончательно вошла в свои права и опустила на Подмосковье тяжелое темное одеяло.
* * *Он ходил по помещению дежурной части тюрьмы, обхватив голову руками. Казалось, что сейчас рядом с дежурным по тюрьме находится не следователь Следственного комитета, а пять минут назад осужденный к пожизненному лишению свободы узник.
Метнувшись к столу дежурного, Антон с грохотом оперся на него и, словно не понимая смысла сказанного ему мгновение назад, снова спросил:
– Кто разрешил везти Занкиева в суд?!
Майор, принимая чужую вину за свою, виновато пробормотал:
– На постановлении стояла подпись следователя Следственного комитета Южного округа и его подпись. Приехал адвокат…
– Занкиев содержался за мной! Почему вы отдали задержанного без моего ведома?! – взревел Копаев, хлопая кулаком по печати на бланке. Он его уже осмотрел и все понял. И сейчас больше неистовствовал, чтобы спустить гнев, нежели для того, чтобы вернуть в тюрьму невозвратимое – Занкиева. – Это – не моя подпись! А это – не печать Следственного комитета! Ты документацию изучаешь, майор? У тебя есть образцы оттисков печатей учреждений?!
Дежурный стал понимать, что вина не такая уж и чужая. До пенсии оставался год с небольшим, до суда над ним, невнимательным, – не более трех месяцев. Не успевал.
– Товарищ следователь… Адвокат…
– Да я на конце министра тяжелой промышленности вертел всех адвокатов! – уже не контролируя себя, закричал Антон. – Ты понимаешь, что наделал?! Ты даешь себе отчет в том, что сделал?
Приколов смахнул со стола папку и вышел из тюрьмы. Тюрьма стала для него тесной. Уже на улице, с яростью втыкая палец в кнопки мобильного телефона, он зашел за угол здания, где не могло оказаться свидетелей, и дал волю накопившимся чувствам. Если кто-то из тех, кто хорошо знал Антона, увидел бы его сейчас в таком состоянии, он наверняка решил бы, что его укусила змея.
Произошло соединение, и Антон услышал голос Быкова.
– Алексей Алексеевич, докладываю. Какие-то мерзавцы подделали бланк вывода Занкиева на процесс по делу о его ходатайстве об изменении меры пресечения и увезли в Замоскворецкий суд.
– Я не ослышался?
– Ну, если вы поняли из моих слов, – окончательно вышел из себя Приколов, – что воскрес Мао Цзэдун, то вы ослышались.
– Да не горячись ты! – не понимая, что произошло, вспылил начальник УСБ Екатеринбурга. – Как вывели на процесс? Материал ведь у тебя?! – постепенно догадываясь о масштабах наглости, он повысил голос. – Как вывели?! Кто вывел человека, находящегося за Следственным комитетом? А начальник Комитета в курсе?!
– О, вы поняли, – без вызова сострил Антон. – Тогда я перехожу к основной части. Судья Замоскворецкого суда, рассмотрев предоставленные материалы и выслушав следователя и защитника, пришел к выводу, что Занкиева задержали незаконно.
– Освободил? – поинтересовался Быков.
– Еще как освободил.
– Ну, так радуйся. Можешь заполнять первые строчку интересных тебе фамилий. Разве не за этим ты командирован? А ты еще удивлялся, почему нештатный следователь должен заниматься этим делом. Да московского следака уже давно бы к рукам прибрали, парень!
– Занкиев исчез, следователя после процесса тоже никто не может найти, – сообщил Копаев.
– Как его фамилия? Того следователя?
– Мошков. Следователь, мать его, Мошков.
– Повиси немного, – попросил полковник, и Антон услышал, как клацает клавиатура компьютера. Через минуту раздалось: – Спешу тебя обрадовать. Среди следователей Следственного комитета Москвы нет человека с такой фамилией.
– Тогда, может, и под судью кто-нибудь прихерился?
– Вполне возможно. Работай дальше. Теперь связь каждые два часа. Доложи руководителю Комитета немедленно.
Копаев выполнил просьбу наоборот. Он спрятал телефон в карман и вошел в здание тюрьмы. Свернул в дежурную часть, чем окончательно разочаровал дежурного, и опять качнул его стол.
– Кто ночью дежурил?
– Власов.
– Где живет Власов?
– В Пыжевском переулке.
* * *– Узнаешь?
– Нет.
– Тогда выйди на улицу, – сказал Антон и, не оборачиваясь, стал спускаться по лестнице.
Подполковник Власов подумал, с чем может быть связан приезд такого молодого следователя, накинул поверх спортивной куртки куртку кожаную – на улице моросил зарядивший со вчерашнего вечера дождь – и спустился со своего второго этажа для разговора.
– Документы ваши можно посмотреть? – спросил он, понимая, что подполковнику разговаривать просто так не к лицу.
– А автобиографию на капоте машины не набросать? – вполне серьезно предложил Копаев. – Нам нужно еще с одним человеком поговорить.
– В смысле? – сменившийся дежурный по тюрьме Власов, настороженно разглядывая «Форд» с двумя крепкими парнями в салоне, выдохнул в сторону следователя пары еще не переварившихся пельменей.
– В том же смысле. В сто восьмидесятой «хате» четвертый месяц гниет Виктор Николаевич Полозков. Он за Следственным комитетом за бандитизм. Надо бы, командир, случку организовать. На прежних условиях.
– Как вас понимать? – мертвыми глазами глядя на Копаева, пробасил подполковник.
– Я вас еще раз спрашиваю, – глядя на хорошо знакомого ему дежурного по тюрьме, проворочал языком Копаев, – вы меня помните или нет?