Рухнул сверху, грудь на моей спине перекатывалась. Часто дышал, громко.
– Это было феерично, – пролепетал непослушным языком.
Я промычала в подушку, и он приподнялся, чтобы я могла повернуть голову. Выдохнула, вдохнула, зажмурилась.
– Люблю тебя, – сказала так же, как и он – невнятно, разморенная и уставшая, – Люблю.
20
Так мы начали жить вместе. Конечно, не сразу – торопиться было некуда. Он показал мне свой дом, зазывал перебраться к нему, но я отказывалась – полюбила свою квартиру. Встречались у него, у меня, ходили в рестораны; Руслан дарил шикарные букеты, и конфеты птичье—молоко – мои любимые.
С той брюнеткой расстался задолго, как вернулся – не сложилось. Не обманывал – ни её, ни меня, честно сказал: «Люблю другую». Она поняла, отпустила – хорошая девочка, без злости и желчи.
Я знала это. Знала, потому что расспрашивала о нём общих знакомых – ненавязчиво. Собирала информацию о том, где живёт, чем занимается, чем увлекается. Каждая крупица: «Надёжный партнёр в бизнесе», «Ответственный строитель», «Золотые руки и светлая голова», такая незначительная для других, была для меня драгоценной. Сказали, что не женат и никогда не был – по телу приятное тепло разлилось. Поведали, странный – редко в кампанию девушек приводит – улыбалась, как дура. Потому что знаю, что ревнивый – для себя бережёт, с другими не делится, своим не хвастается.
Весной работал на объекте неподалёку от моего дома – забегал на обед каждый день. Я готовила, изучая кулинарные сайты в интернете, ни разу не подала на стол одного и того же блюда. Смеялся, что разбалую; я отмахивалась, моя посуду – ну и пусть. Заслужил.
Вечерами приходил уставший. Тащил за собой в душ, где брал меня – порывисто и жадно. Мылся сам, гладил руками моё тело – особенно ему нравилось намыливать волосы.
На полочках в ванной поселилась его тёмно—синяя электрическая зубная щётка и станок с гелем для бритья. Его парфюм – Dolce&Gabanna «The one» – всегда стоял с открытой крышечкой в прихожей, чтобы наполнять её ароматом. Возвращалась домой из магазина или с работы – готова была реветь от этого счастья – чувствовать родной запах, пропитавший стены.
По ночам обнимались, путаясь в одеяле. Любили друг друга жадно, не могли насытиться. Страсть обычно притухает, а у нас – наоборот – горела ровным пламенем, сжигающим всё на своём пути.
Он будил меня рано утром, щекоча в пятку, и улыбался, подперев щёку ладонью. Приносил кофе в постель – щепотка соли и капелька сливок – так готовил только он. Уходил на работу, глубоко поцеловав на прощание, оставляя на губах запах зубной пасты и вкус горечи от сигарет, которые курил на балконе.
Кстати, о балконе. Покрыл пол досками, прикрутил горшки – теперь у нас была своя летняя веранда. Я посадила зеленушку – укроп, петрушку, лук, кресс—салат, мини—томаты. Поливала в засушливые дни из ярко—зелёной лейки – в тон перилам, отрезала первые всходы и подавала на стол. В мебельном магазине раскошелилась на плетёный диванчик с большими белыми подушками и стеклянный стол. Когда ночи стали теплее, мы зажигали большие свечи на столе, и ужинали на свежем воздухе, закутавшись в друг друге и большом шерстяном пледе.
В мае поехали в Турцию, на две недели. Остановились в небольшом бунгало на берегу моря, там он как с цепи сорвался.
– Руслан, я больше не могу, – простонала в одно утро, когда почувствовала колючую щёку на внутренней стороне бедра.
– Цыц! – приглушённо рассмеялся, откинул одеяло и поднял голову, – Просто лежи и наслаждайся.
Не оставил мне выбора, зарылся лицом между ног, засунув язык глубоко, так глубоко, что я вскрикнула. Вцепилась в его волосы, приподняла бёдра навстречу – улыбнулся, почувствовала плотью. Поднял лицо, смотрел жадными глазами на меня – открытую, мокрую, припухшую. Просунул палец внутрь, погладил стенки, я томно простонала, двигаясь навстречу его руке. Закружил языком по клитору, как будто рисуя восьмёрки – я забилась в мгновенном оргазме.
– Вот так, – приговаривал он прямо туда, – Вот так, молодец.
Его голос возбуждал до чёртиков в такие моменты. Он говорил пошлости, приказывал раздвинуть ноги или открыть рот, требовал кончать – и я повиновалась. Вы тоже не смогли бы сопротивляться, Руслан как будто обладал какой—то невидимой властью, незаметно подчиняя себе и не давая даже секунды подумать.
Ласкал меня так, как никто кроме него не делал. Поглощал, рычал, когда запульсировала вокруг его пальцев вновь, начал жадно вылизывать всю меня – смазки стало больше.
– Ты не представляешь, как течёшь во время оргазма, – пробормотал, собирая языком мою влагу с пальцев, – Это так заводит, что я готов спать, зарывшись в тебя лицом.
Я покраснела, засмущалась. Он улыбнулся, забрался сверху, провёл языком по моей нижней губе – пахнет мной. Открыла рот, лизнула щёку – тихо рыкнул.
– Моя очередь, – мягко оттолкнула его, и он перекатился на спину.
Член стоял гордо, маня попробовать. Устроилась у него в ногах, вдохнула поглубже, и набросилась. Полюбила ласкать его, дразнить, доводить до исступления, водить по грани, но не успела насладиться. Хотела, чтобы кончил в рот – вкус его спермы стал самым—самым – всегда жадно глотала, пока он вздрагивал, выкрикивая моё имя; глотала всё до последней капли. Только нашла нужный ритм, рывком дёрнул меня наверх, схватил за ягодицы и насадил на себя. Начал трахать, работая бёдрами – вроде и снизу, а всё равно главный.
Я упала на его грудь, зарылась лицом в шею, обхватила его голову руками. Он держал за попу, высоко приподнимал и резко опускал вниз. Погладил руками анус – задрожала. Шумно засопел, протолкнул один палец внутрь, я задвигалась навстречу:
– Посмотри на меня.
Подняла лицо, упёрлась руками в подушку за его головой. Он прикусил мой подбородок и обхватил затылок рукой, впился губами в мои, и начал повторять языком движения своего члена и пальца.
Стонала ему в рот, порвала подушку – по номеру закружили крошечные перья. Дрожала от бешеного оргазма – везде, во рту, во влагалище, между ягодиц. Сжималась с ним внутри, конвульсивно насаживалась глубже. Глаза сами закатывались от кайфа, но пыталась держать открытыми и смотреть на него.
Секс с ним – как наркотик. Попробуешь раз – соскочить больше невозможно.
Я продолжала кончать, он последовал за мной, оторвавшись от моего рта. В глазах – похоть, огонь, зрачки расширены – тоже наркоман. Тоже вынужден увеличивать дозу с каждым разом – мало. Зажмурился, прикусил губу и замер подо мной.
Только расслабились, в дверь бунгало постучали:
– Room service. Your breakfast, mister.
Я села, всё ещё подрагивая. Накинула простынь на плечи, попыталась встать с кровати.
– Я открою, – успела вымолвить, когда он схватил за руку и нахмурился.
– Нет уж. Незачем горячих турецких парней радовать, – улыбнулся, но глаза недобро сверкнули.
Ревнивый до чёртиков.
Подскочил с кровати, подхватил пляжные шорты с пола и быстро надел. Пошатываясь пошёл к двери, забрал еду и захлопнул дверь перед любопытным носом обслуживающего номеров.
– Руслан, мы на отдыхе. Я вообще—то рассчитывала на пляже косточки погреть. В купальнике, а не парандже, – с укором сказала я, пока он разливал кофе.
– Мне не нравится эта затея, – покачал головой с улыбкой, – Вообще—то, я хотел запереть тебя в этом милом, – обвёл рукой деревянное убранство, – Домике до конца отпуска.
– Да я ходить не смогу, – рассмеялась, откинувшись на спину.
– Внесу тебя на руках в самолёт на обратном пути.
– Я же не могу приехать из Турции бледная.
– Тогда, перед отлётом, отнесу сначала в солярий.
Я фыркнула и покачала головой.
– А как же море? Мы ещё ни разу не купались.
– Пойдём ночью, когда все спят.
Не удержалась – рассмеялась.
– Ну, Русла—а—ан.
– Что, Еня? – люблю, когда он так сокращает моё имя, – Ну не могу я, – присел рядом, почесал затылок, – На тебя смотрят, а я бешусь, злюсь. Ты же красивая, заметная. Не хочу дел натворить, или тебя ранить. Вон, в самолёте молодые сосунки летели вчетвером, всю тебя глазами…
– Ты поэтому со мной в туалет пошёл во время полёта? – приподнялась на локтях, улыбка не сползала с моего лица.
Глупый. Пусть смотрят, пусть хотят. Никто, кроме него не нужен. Я даже не замечаю их взглядов.
Нахмурился и кивнул. Поцеловал в лоб, потянулся к столику с завтраком. Села, обняла со спины и положила подбородок на плечо.
– Руслан, я тебя люблю больше жизни. Кроме тебя мне никто не нужен. И я всегда тебя слушаюсь, но, прости, из Анталии я без бронзового загара не вернусь, – надул губы, засопел недовольно и нахмурился, – И только попробуй запереть.
– Отомстишь?
– Да. Отомщу. И мстя моя будет страшна.
– Ладно. Но без меня и шагу не делай, – рассмеялся, протянул мне кофе, который был непривычно крепким.
– Хорошо. И купаться будем днём.
– Не наглей, Божена. А то ведь и вправду запру.
21
Отпуск провели волшебно. Возвращались домой загорелые – Руслан вообще в мулата превратился, словно шоколадка. Счастливые. Я набрала пять килограммов – закармливал восточными сладостями со шведского стола и не принимал возражений. Одну не отпускал ни на шаг, всегда следовал по пятам – даже в туалет. Не подумайте ничего плохого – возле уборной просто ждал, подпирая стену мощным плечом.
В Таллинне снова завёл разговор о переезде в его дом. На носу июнь – я предложила попробовать оставаться там на выходные – в пригороде конечно хорошо летом, лучше; но работа—то далековато. Не давил, понимал, что мне трудно всё вот так бросить и перевезти коробки в новое жилище – мне за жизнь хватило. Были и общаги, и съёмные квартиры со Славой, потом долго жили в холодном, отапливаемом только дровами, деревянном домике – пока строился наш большой и собственный; была и квартира с обшарпанными стенами и ржавчиной на кафеле в ванной – после развода. Ждал, когда решусь; давал время подумать.
Я тоже ждала – его, каждый день, когда забежит на обед. Когда вернётся вечером с работы. Приедет, чтобы забрать на выходные на «дачу» – двухэтажный особняк с баней, бассейном и гаражом на две машины.
Удивлялась, для кого построил такой огромный дом – живёт—то один. Уже почти сорок – ни жены, ни детей, родители рано умерли. Отшучивался, что ждал меня, но в глазах гуляла грусть – хотел бы, да не получилось.
Рутина не утомляла, не становилась пресной, напротив. Было хорошо и спокойно. Знала, что к двум зайдёт в строительном комбинезоне, поест жадно, поцелует в макушку и убежит обратно. Вечером приходил грязный, быстро принимал душ и ужинали на балконе. Ночью лежали разомлевшие, потные, довольные на мокрых простынях.
– Рус? – шепнула в приоткрытую балконную дверь, откуда доносился запах дыма, – Ты чего опять здесь? И раздетый совсем, ночь на дворе – холодно, – прошептала с укором, – Заболеешь.
Ведь разрешила курить в квартире, правда на кухне – там чаще всего окно открыто. А всё равно, как мальчишка, прятался.
– Я сейчас, Енечка, сейчас, – быстро затянулся, отвернулся, выдохнул дым тонкой струйкой.
Подошла к нему, обняла сбоку руками, спрятала лицо на груди. С ним было хорошо и уютно, счастливо. Ну и что, что курит – зато свой, родной. От других запах табака не переносила, а Руслану он шёл что ли, подходил, как вторая кожа.
Он подносил сигарету к губам, долго затягивался и выдыхал в сторону, чтобы мои волосы не впитали запах дыма. Обнял одной рукой, погладил по плечу, прижал к себе. Почувствовала – улыбнулся, когда сказал:
– Здравствуйте, Марфа Васильевна.
– Здравствуй, Русланчик, здравствуй. А я вот уснуть не могу, – вздохнула соседка, – Вы такие красивые, счастливые, глаз не оторвать.
Я повернула голову, посмотрела на старушку с седыми завитками – искренне ведь говорит.
– Здравствуйте, – пролепетала одними губами.
– И тебе, Боженька, и тебе, – бабуля вздохнула, отвернулась, посмотрела куда—то вдаль, – Счастливые, – продолжала приговаривать она, – Деток вам надо, да побольше, чтобы продолжение ваше было.
Почувствовала, что Руслан напрягся. Докурил быстро, в две затяжки, выстрелил сигаретой далеко и обнял меня двумя руками. Поцеловал в макушку, грустно улыбнулся.
Знал, что не могу детей иметь. В своё время по молодости голодала – тогда на дискотеке ляпнули, что для таких как я проёмы надо расширять. Похудела – быстро, резко, стала, как тростинка. Вот только на здоровье это хорошо не сказалось – какой—то гормональный сбой. Сижу на таблетках уже четырнадцать лет, без них месячных нет по полгода, а то и больше. Славе не говорила, отмахивалась – думала он несерьезно о ребёнке, блажь очередная. А Руслан спросил однажды, как—то сразу рассказалось. Честно и открыто, ничего не утаивая.
Я бы и хотела. Хотела бы подарить ему наследника, родить сына, затем и дочь. Но, увы.
Он смирился. Отшутился – сказал, что всё равно старый, а детей молодым заводить надо – когда и здоровье есть, и силы.
Так и жили – вдвоём. Научила его лепить бусины. Он научил пользоваться дрелью – собрали вместе консоль в гостиную. На стену притащил телевизор с 3D—эффектом и парой забавных очков – любил смотреть ужастики и боевики «пореалистичней». Я протестовала – дорого, а он отмахнулся – не покупал ведь, а из дома привёз – там всё равно ещё три штуки таких же есть – в каждой спальне.
Продолжал щекотать в пятку по утрам и будить запахом кофе. Водил в рестораны, в кино, на концерты, а сам не мог удержаться от касаний. Сжимал талию, обнимал за плечи. Я вторила ему – гладила по бедру, зарывалась лицом в шею. Постепенно выходить куда—то перестали, всегда заканчивалось одинаково – увозил в первый тёмный переулок и брал прямо на сиденье, ненасытно, порывисто, разрывая бельё и портя одежду.
Любил жадно, со всей страстью – оставляя синяки, но я не жалуюсь. Я полюбила видеть на своём теле его отметины, следы его рук – больная на всю голову, но полюбила. Если перебарщивал, то долго не прикасался или ласкал только языком – пока у меня не заживало.
Скажете – придурки? Скажете – психопаты? Отвечу – ДА!
Завидуйте молча.
Расплата
22
Забылась обида, забылось предательство. Забылись слова, брошенные тогда – в гневе.
Как оказалось – зря.
Я простила, простила по—настоящему. Но там, свыше, решили за нас и не простили.
К осени так и не решилась собирать вещи. В итоге, Руслан переехал ко мне – плюнув на всё. Его дом пустовал – одинокий, забытый, брошенный. Продавать пока не решался, сдавать тоже, сказал: «Пусть стоит».
В то время снова работал неподалёку – строили новостройки возле парка. Как обычно, приходил домой обедать, или я относила еду прямо к нему. Он начал злиться – ребята спрашивали: «Кто такая?». Я решила эту проблему быстро – один раз пришла, столкнулась с кем—то из бригады – представилась: «Жена прораба». Все вопросы отпали, только Рус иногда усмехался, что завидуют – им никто не таскает коробками свежеприготовленный обед.
Парней стало жалко – работа—то тяжёлая, питаться нужно сытно и хорошо, уж я—то знаю – всю жизнь на стройке провела. Начала варить супы и наливать их в трёхлитровую банку. Пёрла тяжёлую сумку, или передавала Руслану дома с наказом дать бригаде поесть спокойно, а он, вечером, благодарил от всех. Не в том смысле, что вы подумали, просто словами.
Счастье было осязаемым, клянусь. Подними руку и дотронься, прикоснись, погладь пальцами – твоё, настоящее. Поиграй с ним в ладони, пощекочи, чувствуешь – не отпускай. А потом всё рухнуло.
Позвонил перед обедом, я шла с сумками к нему. Сказал, что встретит, негоже тяжести таскать – хрупкая. Шла, улыбаясь редкому осеннему солнцу – погода была шикарная. Листва на деревьях огненная – красная, оранжевая, золотая. Трава под ногами ещё отдавала зелёной – не пожухла пока. Дороги сухие, в запахе витает свежесть и прохлада.
Увидела его на тротуаре через дорогу – грязный, небритый, в синем комбинезоне. Улыбнулся, махнул рукой. Я тоже улыбнулась, когда шагнул навстречу, не глядя на дорогу. А потом свежий, прохладный воздух, прорезал мой отчаянный крик:
– Руслан!
Видела только, как его отбросило метров на тридцать. Ударился о столб и повалился на асфальт. Водитель машины, который не успел затормозить, выскочил и побежал к его телу. Пакет выпал из моей руки, трёхлитровая банка разбилась – в воздухе запахло солянкой с грибами, что готовила для бригады.
Застыла, как вкопанная, сердце тоже остановилось. Зеваки, стоящие на остановке, столпились вокруг него, а я пошевелиться не могла.
Как? За что? Почему?
Краски резко померкли. Небо мгновенно заволокло чернотой, начало накрапывать.
Отмерла – рванула вперёд, растолкала людей локтями. Рухнула на колени, протянула руку – тёплый. Дышит, но глаза закрыты. Кожа на лице содрана, вся одежда в крови.
– Руслан… Руслан.. Господи, нет, – по лицу потекли слёзы, перемешанные с дождём, слышала, кто—то вызывает скорую, – Нет, нет, нет.
Взвыла, обхватив голову руками. Ревела, цеплялась за него – оттаскивали. Кто—то говорил на ухо – нельзя трогать, мало ли какие травмы и переломы.