– Вот. – Максим положил на стол книгу в глянцевой обложке. На ней человек с голым торсом держал в руках сияющий шар, а над головой зияла дыра.
– Что это? – еле разлепил губы Егор.
– В этой книге кое-что об этом сказано. Возьми, почитай. Только верни.
– Бог ты мой…
– Давай выпьем.
Макс налил водки. Они выпили. Дальше Егор слабо соображал, но держался. Слушал школьные воспоминания Максима, вставлял иногда свое «Бог ты мой» и думал: какого парня загубили, суки. А Максим продолжал рассказывать и улыбаться, улыбаться и рассказывать. И ни слова о смерти родителей и убийствах мыслью он больше не произнес. По крайней мере, в этот вечер.
* * *Ну что ж? Новый день – новая мышка. Уже рассвело. В окно барабанил дождь. Мерзкая погода, во рту словно кошки нагадили, и голова словно чугунок. Ничего, кому-то сегодня будет еще хуже. Максим встал, осмотрелся. Он спал на диване в зале. Ушел Егор или нет, он не помнил. «Что я ему вчера наговорил? Черт! Теперь убить его придется. Шутка. Если даже ему вздумается пойти к ментам (Макс хотел бы послушать, что он им скажет), то кто ему поверит? Они в лучшем случае подарят ему томик Стивена Кинга и отпустят домой».
Максим встал и пошел в ванную. Оперся о раковину и взглянул на зеркало, закутанное в простыню. Его так и подмывало посмотреть на свое отражение.
– Чего это у тебя все зеркала закрыты, как на похоронах? – услышал Макс голос Егора. – Ой, прости. Твой крестный. Я вчера подслушал, случайно. Он умер.
Максим развернулся и кивнул:
– Да, повесился.
Егор не нашелся что сказать, поэтому стоял и молчал. Он старался не смотреть в глаза Максиму.
«Все-таки я вчера сболтнул лишнего, – подумал Максим. – Он тоже боится меня».
– Ты что, умыться хотел? – нарушил тишину Макс.
– Да. Неплохо было бы.
Максим вышел, пропуская в ванную Егора.
– У тебя какие планы на сегодня? – спросил тот и включил воду.
«Убить еще одну мышку».
– Не знаю. Приму ванну да буду отходить. Уже третий день пью.
«Черт! Сегодня же похороны дяди Славы».
– Слушай, Егор, у тебя корешок с машиной есть?
Егор выключил воду и вышел, вытираясь полотенцем.
– Найдем. А что, ты в сауну собрался?
– Дядя Слава, – произнес Максим так, будто это все объясняло.
«Опять, – подумал Егор. – У него снова какая-то чушь в голове».
– Что «дядя Слава»?
– Похороны сегодня. Надо в Степановскую съездить.
Егор облегченно вздохнул.
– Сейчас Стасу позвоним и поедем. Ты ж не против, если я поеду тоже?
– Нет, конечно.
– Ну, тогда давай в ванну, а я пока на телефон.
Макс вошел в ванную, закрыл сливное отверстие и пустил воду. Задвинул шпингалет на двери и уставился на простыню, закрывающую зеркало. Медленно потянул за край. По мнению Максима, ситуация ухудшилась. На него смотрел старик. Еще не глубокий, но… Это был необычный старик, который год от года зарабатывал болячки и наблюдал появление каждой глубокой морщины. На него смотрел старик, какой-то искусственный. Как будто на киностудии некому было сыграть старика, и пришлось нанимать молодого актера и посредством грима старить его лицо. Чушь! Ему даже показалось, что сейчас умойся он как следует, и на него снова взглянет тридцатилетний мужчина.
– Это уж вряд ли, – заговорил Макс-плохой. – Ты хочешь и рыбку съесть, и на люстре покататься? Хе-хе. Убивая их, ты все больше становишься мной, то есть тем, кем ты и родился.
Максим не ответил. Он быстро накрыл болтливое отражение простыней. Еще не хватало, чтобы Егор услышал, как он разговаривает сам с собой. Макс разделся и забрался в ванну.
«Да, – подумал он. – Я становлюсь этим мерзким колдуном, но это, черт возьми, клево! Следующий в списке – Пашка Рюмин».
* * *«Обманул! Он меня обманул! Когда ему нужны мои ласки и моя попка, он многое может пообещать, но как дело доходит до расплаты, ему тут же некогда…»
Пашка бегал по квартире, которую ему купил Владлен Маркович, и сжимал в руке стильный телефон со стразами. Он сгорал от скуки. Сгорал от скуки в этом никудышном городе. Единственное, чего просил Пашка у Толстоганова, так это чтобы тот устроил его в столице. Ведь у Владлена связи. Сейчас Паша наконец-то дозвонился до него и услышал только сухое: приеду, поговорим. Ну что ж, придется прибегнуть к хитрости. Пашка именно хитростью получил эту квартиру и «БМВ-7». Коварный план пришел как-то сам. В очередной раз, когда Пашка ублажал Влада, в голове возникло очень неплохая мысль. Надо заканчивать все это дерьмо!
Он не имел в виду секс. Ему очень нравился секс с мужчинами. Конечно, его маленькое увлечение не находило поддержки в сердцах салимчан, но существовали такие вот богатенькие папики, которые не прочь позабавиться. И Пашка в поисках таких папиков был полон надежд, что вырвется из этой деревни туда, где его поймут, где он будет неодинок. Но тогда, облизывая пульсирующую штуковину Толстоганова, Пашка решил взять хоть что-нибудь. В понятие «хоть что-нибудь» входила квартира и машина. Ему надоело ютиться с предками на одной жилплощади и ездить на работу на старом мопеде «Карпаты». Вот он и нанял двух спившихся колхозников. Сыграли они его родителей, надо признать, не подкопаешься. Да и Владлен Маркович от страха язык проглотил. Не нужна ему такая огласка. В общем, наплели ему эти алкаши, что Пашке пятнадцать лет и что ждет его, Владлена, череда неприятностей, в основном связанных с оглаской его увлечений. На самом деле Пашке было двадцать четыре года, благо выглядел он не старше семнадцати. Дело выгорело, и Владлен стал беднее на квартиру в элитном доме и на «БМВ» седьмой модели.
Жизнь шла. Пашка продолжал работать женским мастером в парикмахерской с романтическим названием «Елисейские Поля». И вдруг пару недель назад ему стало так одиноко… Он с трепетом вспомнил ласки Влада, его толстый пульсирующий член. Пашка решил встретиться – и будь что будет. Узнай Влад о том, что Паша его, мягко говоря, надул, этот разговор мог стать последним. На этом свете. Но Пашка решил, что прошло два года, и это станет весомым аргументом для продолжения встреч. Ведь шестнадцать плюс два равно восемнадцать, верно? И «совершеннолетний» Павел Рюмин направился в ДК, где проходило мероприятие, посвященное десятилетию сети магазинов «Семья».
Пашка пришел уже в разгар вечеринки. Концерт закончился, музыкальные группы уже разъехались. Народ был пьян и вытворял то, что назавтра будет стыдно вспомнить. Пашка выманил Влада в какую-то маленькую каморку за сценой. Тусклая лампочка в сорок свечей слабо освещала узкое помещение. У стен, на полу, везде были плакаты и транспаранты советской эпохи. На стене напротив входа висела чеканка с изображением вождя пролетариата. Под вождем стоял старый лакированный стол. Кое-где лак откололся, и в эти щербинки проглядывало дерево. Вот на этом столе Паша и уговорил Владлена Марковича. И после этого… Если б Пашка тогда знал, что его обманут, ни за что не ввязался бы в это.
– Зажрался тут один, – сказал тогда Толстоганов, впихивая уже опавший член в штаны. – На место надо поставить.
Дельце было простым. Надо всего лишь соблазнить Максима и всю эту пошлость снять на камеру. А снимки потом принести Владу. И все! За это Владлен обещал пристроить его в столице. Не вышло. Максим на такое не повелся. Пашке даже тогда показалось, что Макс и на Эллочку не клюнул бы. Было видно невооруженным глазом – мужик любит свою жену. Ведь именно поэтому он и влепил по холеной морде Владлена. А Пашке он очень понравился. Волосатик. С таким и в Париж махнуть можно.
Когда Влад узнал, что ничего не вышло, кроме пары фотографий, где Макс с Пашкой сидят на диване, он предложил новый план. Элла, Игорь и Паша должны были нашлепать порнофоток со своим участием. Что они и не преминули сделать. То есть они свою часть договора выполнили, а Владлен Маркович тянул с платой по счетам.
Паша положил телефон на журнальный столик и пошел принять душ. Он понюхал у себя под мышками. Сквозь цветочный аромат дезодоранта пробивался резкий запах пота. Свежесть после утреннего приема душа пропала. Он, когда нервничал, очень потел. А сейчас Пашка очень нервничал. Он вошел в ванную. Постоял. Решил принять ванну с солями и травками. Закрыл пробку и пустил воду.
Надо восстановить нервы.
* * *Через полчаса Максим был готов. Ни черта он не отмыл! Как залез в ванну старой сморщенной поганкой, так и вылез ею же. Чуда не произошло.
– Тебе надо к врачу, – произнес Егор. – Я слышал про болезнь… Бог ты мой, так сразу и не вспомню. Люди, молодые люди стареют раньше времени.
– Закончу с делами и схожу.
«Знаю я твои дела, – покосился Егор на Бабурина. – Тебе б еще и к психиатру бы заглянуть».
– Бог ты мой, вспомнил! Прогерия! Ну, та болезнь называется прогерия.
– Хер с ней. Как бы она ни называлась, мне от этого не легче. Когда твой Стас подъедет?
– Должен с минуты на минуту, – ответил Егор и посмотрел на наручные часы.
– Должен с минуты на минуту, – ответил Егор и посмотрел на наручные часы.
– Ты мне деньжат немного не подкинешь? А то…
– Сколько? – Егор знал, что расстается с деньгами навсегда, но хотел уточнить точную сумму выброшенных денег.
– Пару штук.
Егор достал кошелек, вынул три зеленые купюры и протянул их Максиму. Макс хотел возразить, мол, мне надо всего две, но передумал. Три – оно лучше, чем две. Взял и положил в карман джинсов.
В прихожей раздался звонок.
– А вот и Стасик. – Егор встал и пошел к двери.
Максим двинулся следом. Он шел, еле передвигая ногами. Странные боли в суставах затрудняли ходьбу.
«Теперь я старик еще и внутри», – подумал Макс и вышел в подъезд.
Максим, Егор и Стас вышли на улицу. У детской площадки стояла единственная машина – 740-я «Вольво». Старушка, но тем не менее минут за сорок домчит их до деревни.
– Ну как? – Стас повернулся к Егору. – Годится?
– Годится. За сколько взял? – Егор обошел машину.
– Пару косарей зеленых пришлось выложить.
– Нехило. Салон – кожа?
– Садитесь, и все сами увидите, – предложил Стас и впрыгнул на водительское сиденье.
– Бог ты мой, кожа! – восхищался Егор уже в салоне. – Да здесь, наверное, и кондер есть?
– Да. Климат-контроль.
Максу хотелось заорать на них. Натрескать подзатыльников и заорать. Но он сдержался и тихо произнес:
– Надо бы ехать, а то похороны…
– К себе на похороны, что ль, спешишь, папаша? – съязвил Стас и тут же схлопотал под ребра локтем от Егора.
– Извини, бать. Мы ж сейчас, быстренько. – И снова локтем под ребра. – Да все, едем, едем…
Машина плавно тронулась, и Макс откинул голову назад. Полная апатия. Ему ничего не хотелось. И только когда они выехали на улицу Ленина, а затем машина пронеслась мимо огромного здания, напоминающего средневековый замок после модернизации, Макс понял, что ошибается. Ему хотелось увидеть глаза Пашки Рюмина. Увидеть в последний раз.
– Егор, давай вернемся, – сказал Максим, обернувшись на элитный дом.
– Куда?
– Вот к этому дому. Не больше пяти минут, я обещаю.
– Стас, давай к Замку.
Машина резко развернулась и направилась к самому высокому зданию в городе.
Макс пробыл внутри не больше пяти минут. Пока его не было, Егор лихорадочно вспоминал, кто здесь мог жить. Олег жил в другом крыле. Бог ты мой, Пашка-гей-Рюмин. Егор сам на одной из фоток написал адреса всех причастных к этой порноистории. Бог ты мой, но не убивать же его Макс ходил. Там и консьержка, и охрана, и даже камеры. Нет, исключено. Просто, может, припугнул – и все.
Максим сел в машину с улыбкой на лице. Только эта улыбка ничего доброго и веселого не несла. Она больше походила на рваную бескровную рану.
– Ну что, поехали? – спросил Стас.
– Бог ты мой, свои все здесь, трогай.
* * *Вода остыла. Хорошо, хоть травы не успел кинуть. Зачем приходил Максим? Пашка недоумевал. Ну и вид у него, будто маску резиновую нацепил. Паша даже не мог вспомнить, что он сказал. Нет ничего тайного, что не стало бы явным… Что-то типа этого. Нет ничего тайного, что не сделалось бы явным, ни сокровенного, что не сделалось бы известным и не обнаружилось бы, прозвучал в голове у Пашки голос Максима. Именно так он и сказал. Да ну его. Если раньше с этим волосатиком Паша готов был в Париж махнуть, то теперь он с ним на одном гектаре удобрять почву не сел бы. Фу. Эта мерзкая улыбка. Фу-у… Без содрогания и не вспомнишь.
Паша спустил остывшую воду. Обмыл ванну и снова вставил пробку. Открыл краны. Засыпал травы, налил масла.
«Теперь мне никто не помешает. Хрен я открою кому дверь!»
Но он ошибался.
Рюмин разделся, покрутился перед зеркалом. Увидел край замысловатого рисунка на пояснице и улыбнулся. Паша сделал эту тату в салоне в Ставрополе полгода назад. Владу должно понравиться. Пашка еще не представал перед ним в таком ракурсе. Еще раз, крутанувшись перед зеркалом (он не мог не отметить, что немного похудел), он залез в ванну. Запах череды и розового масла успокаивал. Павел лег, откинул голову и закрыл глаза. Мысли становились в стройный ряд, и казалось, что появление изуродованного Максима ему только привиделось. Хорошо. Спасибо богам за то, что они сотворили мир, Пашку и травяные ванны.
Вдруг – всплеск воды, и тупая боль в паху буквально скрючила Пашу.
– Ну что, пидарок? Думал, сойдет тебе с рук?
Как он сюда попал?! Перед ванной стоял Владлен Маркович и левой рукой держал Пашку за яйца. В правой поблескивала опасная бритва.
– Ты кого развел, сука?!
– Влад, погоди! Я не пойму, о чем ты. – Паша пытался высвободить свою мошонку из цепкой руки Толстоганова. – Давай поговорим спокойно.
– Ты хочешь поговорить спокойно? Давай. Давай поговорим. – Влад разжал руку. Пашка облегченно вздохнул, хотя боль не прошла. Толстоганов вытер руку о полотенце, висевшее у раковины. Бритву он так и не убрал. Влад залез на стиральную машину.
– Я тебя слушаю, – тихо произнес Толстоганов.
«Что ему сказать? Владик, прости, мне нужна была квартира и машина?»
Яйца ныли.
– А ни хера ты мне не скажешь! – Владлен крутил перед лицом открытой бритвой. Он любовался бликами, пляшущими на отполированном лезвии. – А давай, Пашка, отрежем тебе яйца, а? На хера они тебе? А мне для коллекции сгодятся. Давай? – предложил Владлен, как будто просил его выбросить старую грязную рубаху.
Пашке показалось, что его гениталии, словно голова испуганной черепахи, спрятались в панцирь.
– Давай, Паша, – оскалился Владлен Маркович и спрыгнул с машинки. – Давай, пидарок. Чик, и все. Будешь писать, как девочка. Давай, сука, как живешь, так и будешь ссать!
Паша готов был уйти под воду, если б это помогло. Уйти и отсидеться там. Он чувствовал, что Влад взбешен.
– Ладно, – успокоившись, произнес Толстоганов. – Ладно. Ведь должен же быть какой-то выбор. Мы же живем в демократическом обществе.
– Да, да, – ожил Пашка. – Я отдам тебе все. Квартиру, машину. Все.
Толстоганов засмеялся.
– Это дерьмо материально. А я тебе предлагаю о душе подумать. Ты думаешь, в раю встречаются мальчики, писающие сидя? – Толстоганов снова засмеялся. Успокоившись, он произнес: – Я думаю, вряд ли. Все они горят в аду. В общем, так: либо ты помираешь как уставший от жизни мужик, – Влад провел бритвой в сантиметре от своего запястья, – либо сдохнешь, как позорный пидор. Пацаны поменяют тебя на барашка. Ну а дальше ты догадываешься, что с тобой сделают джигиты на кошаре. Они будут пускать тебя по кругу, пока твоя наколка на жопе не сотрется до кости.
«Откуда он узнал о тату? Откуда, черт возьми, он вообще узнал о том, что я его обманул?!»
– У тебя есть пять минут, – произнес Влад и бросил бритву в воду. Пашка подпрыгнул, подняв сноп брызг. Владлен засмеялся и вышел из ванной.
«Пять минут! Пять!» – билось в голове. То, что эти бандиты продадут его за пару шампуров шашлыка, Паша не сомневался. А там… Ему даже не хотелось думать, что будет там. Мужики, не обремененные умом, по нескольку месяцев живут на овчарне без женщин. Да там и овца за женщину сойдет, а тут такой подарок с тату на попе! Разорвут они тебе твою попу, Паша, задолго до того, как ты умрешь.
Рюмин вылез из ванны и, не вытираясь, подошел к окну в зале. Из него хорошо виден подъезд к дому. Так и есть. Стояло три «Хаммера»: один – Толстоганова, два других – его опричников. Вот из этих двух и выпорхнули пять человек в черных костюмах. Козаностра, блин. Не шутил Владлен Маркович. Пашка метнулся к дверям.
Как Влад попал в квартиру и вышел из нее? Паша стоял у двери и пялился на закрытую защелку (естественно, изнутри). После ухода Максима Паша закрылся и пошел в ванную комнату. Почти следом зашел Толстоганов. Полтергейст какой-то.
Его мысли о сверхъестественном прервали крики бандитов и стук в дверь.
Был или не был здесь Влад, яйца у Пашки продолжали ныть. Еще Паша знал, что Влад ошибся. У него не пять минут. У него было минут двадцать, пока эти лбы сломают дверь. Но Пашка не собирался медлить. Он собирался умереть, как уставший от жизни мужик. Паша вошел в ванную комнату, нащупал в воде бритву. Порезал палец, но не обратил на это внимания. Звуки голосов за дверью усилились.
Вода снова остыла, но сохранила приятный запах. Паша залез в ванну. Посмотрел на левое запястье и полоснул по нему. Да так глубоко… Ему даже показалось, что он услышал противный скрежет железа по кости. Кровь брызнула в ароматизированную воду. Он так и не смог порезать правое запястье, левая рука не двигалась. Но и этого хватило. Пульсирующие выбросы крови каким-то образом совпадали с ударами в дверь. Выброс – удар, выброс – удар. По мере затухания жизни прекращались и удары в дверь. А может, их и не было? Его теперь тоже не стало. Перед тем как полностью погрузиться в забытье, Паша подумал, что наверняка попадет в рай и будет писать стоя.
* * *Автомобиль «Вольво» пронесся по главной улице Фроловского, разогнал стаю гусей и снова выехал на трассу. Через пару километров будет Степановская. Вдоль дороги тянулись желтые поля. Парни молчали. Проехав S-образный поворот, они увидели здание школы из красного кирпича. «Вольво» пронеслась дальше, разметав сухие листья.