– И что я должен сделать?
– Ничего. Просто слушать, о чем он говорит. И если вдруг что, предупредишь меня…
– А если он мне ничего не скажет? Если я знать ничего не буду, а он тебя убьет?
– Все может быть…
– А давай уедем?
– Куда?
– В Москву! Ты сам говорил, что вы туда собирались.
– Планы изменились.
– У кого? У Сыроеда? Вот пусть он здесь и остается, а мы с тобой уедем.
– И что мы там будем делать?
– Что скажешь, то и будем делать. Скажешь воровать – станем воровать… Мы и без Сыроеда хорошо справимся. И без Ржаного. Телепня с собой возьмешь, и все, хватит… Он у тебя как телок. Такой же телок, как я… Все, что скажешь, сделаем…
– Телка ты, а не телок…
– Телка, – легко согласилась Яна. – Есть золотой телец, а я буду твоей золотой телкой. Мы в Москве так развернемся, что деньги девать будет некуда. Сам же говорил, что жирных лохов там как собак нерезаных…
– И не надоело тебе воровать? – спросил Пижон.
– Что? – оторопело уставилась на него Цыпа. – Не хочу я воровать!
– Так в чем же дело?
– Это же ради тебя!
Цыпа предлагала Пижону интересный вариант. Действительно, зачем кормить Сыроеда, Ржаного и прочих, если деньги можно делить на двоих? Даже Телепень им с Яной не нужен. А в Москве, правда, есть где развернуться. На деньги реально можно подняться.
Но тогда ему придется зависеть от прихотей Цыпы. Засосет она его своей дикой любовью. А во-вторых, у него появился шанс вплотную приблизиться к воровской элите. Не только Сыроед хочет стать законником, но и Пижон совсем не прочь подняться так высоко. Ему всего двадцать девять лет, и зона у него за плечами. Сыроед станет правой рукой Алтая, а он – левой. И это даже предпочтительней, потому что правой рукой подтирают задницу… Может, его казначеем воровского общака поставят, а это уже большой шаг к короне. В зону пойдет или лучше на централ; Алтай постанову туда отправит, его примут лучшие люди, он покажет себя, а там и коронация… Почему бы и нет? А вор в законе – это круто, особенно если сход на рыбное место поставит. И почет, и по лохам скакать не надо в поисках насущного хлеба…
– Нельзя нам в Москву. Сыроед этого не простит. И Алтай своих подпряжет. Найдут нас в Москве…
– Не найдут, Москва большая.
– А университет?
– У меня последний экзамен скоро; сессию сдам, документы заберу, и тогда в Москву можно перевестись. Деньги у нас есть – на лапу дадим, и никаких проблем…
– Через университет тебя и найдут.
– Да и черт с ним! Мне и без этого хорошо, лишь бы только с тобой.
– Не надо так, – покачал головой Пижон. – Тебе выучиться нужно. Может, в прокуратуре работать будешь. Нам там свой человек необходим…
– Я? В прокуратуре?! – засмеялась Яна.
– Овечкой прикинешься, ты это умеешь. Менты же тебя не раскусили, когда ты к ним пришла…
– Не раскусили. И пообещали меня не выдавать. Как будто они сами меня раскололи на признание… А если Вайс узнает, что я сама? Он же взбесится, искать меня начнет… В Москву мне надо, от греха подальше.
– Ничего не надо. С Сыроедом ты будешь как за каменной стеной. Пока ты с ним, никто тебя не тронет… Главное – из дома не высовывайся.
– Спасибо, утешил.
– Короче, с Сыроедом начнешь жить. Ради меня. Я тебе звонить буду. Скажу, куда надо подъехать, подъедешь. Любить тебя буду…
– Мне нужно, чтобы ты всегда меня любил, – тяжко вздохнула Цыпа.
– Я тебя всегда любить буду, – соврал Пижон. – И в Москву мы с тобой поедем. Сначала я должен убедиться, что ты действительно готова на все ради меня.
– Ты в этом уже не раз убеждался.
– Лишний раз не помешает…
– Если это последний раз, тогда ладно.
– Последний, последний…
– Но эту ночь мы проведем вместе?
– И эту, и следующую. А послезавтра ты отправишься к Сыроеду.
Яна с обреченным видом кивнула. Раба любви, мать твою…
* * *Снова СИЗО, снова эти мрачные гулкие коридоры. Но в прошлый раз была зима, и в тюрьме было холодно, а сейчас лето, жара, в камерах духота. В продоле терпимо, здесь теплый воздух движется, создавая иллюзию освежающего ветерка.
– Стоять! Лицом к стене!
Конвойный поставил Вайса лицом к стенке, передал коридорному и скрылся за перегородкой, со стуком закрыв решетчатую дверь. С тем же стуком надзиратель вставил ключ в замочную скважину. Это уже другая дверь, за ней камера и ад во всей своей красе.
Тяжелая дверь открылась, стукнулась о блокиратор, с угрожающим гулом завибрировала.
– Пошел!
А у Вайса вибрируют нервы. Попал он конкретно. Два убийства – это не фунт изюма. И хотя Дукатов обещает снисхождение, что-то мало в это верится. Как бы на пятнадцать лет не загреметь. Или даже под «вышку»…
Камера большая, шконки, шконки, арестантов как пчел в улье. Хотя вроде у каждого здесь свое место, и даже две пустые шконки имеются. У самой параши, правда. Но Вайс не вор, ему по барабану, где спать. Тем более что на втором ярусе нормально, туда брызги не долетают…
Впрочем, он еще не определяется. Ему всего лишь нужно куда-то кинуть свои вещи.
– Здорово, братва!
Его голос теряется в монотонном гуле толпы, плавится в смрадной духоте, но Вайсу все равно. Протокол, что называется, соблюден, а там хоть и не рассветай.
За «дубком» толпа. Двое расписаны от пупка до самого подбородка. Купола, паруса, кресты, тигры, коты, полуголые бабы – все вперемешку. И еще у троих уголовные наколки, но у этих галерея попроще. Даже не галерея, а так себе, мелкие фрагменты, причем ничего не значащие. Но так эти еще молодые, у них все впереди.
Вайс бросил скатку на свободную шконку, рядом поставил битком набитую сумку. Спасибо Цимбалу, не оставил он брата в беде, упаковал его перед этапом «от» и «до». Еще бы вентиляторы подогнал, но это, в принципе, без проблем. Начальника тюрьмы, или кума, прикормить не очень сложно. Схема наработана, исполнители есть, с деньгами все в порядке. Тем более процесс уже идет…
На Вайса до сей поры не обращали внимания. Но стоило ему освободить руки, как из-за стола вдруг поднялся бритоголовый арестант с выпученными глазами и поросячьим носом. Взгляд игривый, нахальная улыбка до ушей. Смеющиеся черепа у него под ключицами, орел между сосками. В общем, ничего серьезного.
– Валюха, здорово! – будто для объятий раскинул он руки. – А я думаю, что это за фраер? Не называется, сразу к шконам ломится! А это ты, Валюха! Тебя все здесь знают!
И блатные, и прочие арестанты замолчали, заулыбались в ожидании развлечения. Но не с той ноты этот скоморох начал свое представление. И не того на прицел взял.
Вайс широко улыбнулся фигляру и тут же ударил его ногой в живот. Тот еще не успел сложиться пополам, а он той же ногой влепил ему под ухо. Веселый арестант вмиг превратился в обиженного клоуна. Правда, возмущение свое выразить не смог, потому как ушел в глубокий аут.
Только клоун с черепами приземлился, как из-за стола поднялись двое. Один крупногабаритный со страшной рожей, другой помельче, но более резвый, верткий.
– Я не понял, пацаны, вы чо, за петуха подписываетесь? – недоуменно поднял брови Вайс.
– Где ты петуха видишь? – спросил из-за стола арестант с чернильной галереей на голом торсе. Глубокие залысины в желтовато-седых волосах, сухое морщинистое лицо, резкий нос, шальной взгляд.
– Так петух у него на груди, – усмехнулся Вайс, без всякой робости глядя на него. – И меня за свою подружку принял. Вот я и подумал…
– Это не петух, это орел, – хмыкнул второй арестант с такой же густой росписью на теле.
– Ну, этот клоун руками сильно махал, я и подумал, что петух у него… Сначала думал, что баклан, а присмотрелся – петух… Кто здесь смотрящий?
– Я смотрящий, – исподлобья глянул на Вайса желтовато-седой. – И на тебя смотрю. Борзый ты.
– Извини, но у меня работа такая.
– Что за работа?
– Строительная фирма у меня. Бизнесменов по стойке «смирно» строю. А тут без борзоты нельзя. И без кулаков тоже… Вайс я, «восточная» бригада за мной.
– Вайс? – озадаченно произнес смотрящий. – Слышал о таком… Слышал, что есть такая шелупонь из новых.
Это было оскорблением, причем непростительным. И Вайс думал недолго. Мощным ударом в пах он вывел из игры крупногабаритного арестанта и запрыгнул на стол, собираясь атаковать смотрящего. Тот понял, какая беда на него надвигается, поднял руки для защиты, но Вайс пробил этот блок и ударом с носка сломал уголовнику нос. Спрыгивая со стола, он взял в захват голову второго бойца и заставил его крутануться вокруг своей оси. Точно, верткий пацан резко закрутился. Правда, на пол упал уже без сознания. Как бы шею не сломал…
Второй расписной метнул в него заточку, но Вайс уклонился. Подсечкой сбил с ног первого бойца, что уже оправился от удара, перепрыгнул через стол, зацепил метателя и ловким приемом уронил на пол. При этом умудрился пнуть смотрящего, который уже оправился от удара. Пнул, поднялся на ноги и добил точным ударом в «солнышко». И дальше в ход пошли менее быстрые, но более мощные добивающие удары.
Во всей этой круговерти Вайс пропустил несколько ударов, но ни один из них не смог выбить его из колеи. Он раскидал кодлу смотрящего и наехал на крепкого парня с волевым лицом, который занимал ближнюю к окну шконку с левой стороны от двери.
– Это моя шконка! – зло, но без внутреннего ожесточения заявил Вайс.
Парень растерялся, но со своего места не сдвинулся.
– Блатной угол там!
Вайс и сам знал, что блатные предпочитают правую сторону, но сейчас он шел на принцип, поэтому и не мог принять этот вариант.
– Я знаю, где должен спать угловой. Но это место здесь осквернили эти петухи! – обращаясь ко всем в камере, заорал Вайс. – Я думал, это блатные, а это петушня! Этот у них петух!.. – Он ударил пяткой в лоб поднимающегося на ноги фигляра с орлом-бакланом на груди. – И сами они такие, если под петуха подписываются!.. Ты со мной согласен? – надвинулся он на парня.
Видно, что в авторитете пацан, но больше у простых арестантов, чем у коренных обитателей тюрьмы. Борцовская шея, накачанные плечи, татуировка «ВДВ». Похоже, из бандитских бойцов он. Только не из его бригады.
– Похоже на то, – повелся парень.
И посмотрел на такого же здоровяка, что сидел рядом. Этот поскромней, и что-то тепличное в нем. Видимо, просто культурист, хотя и довольно-таки успешный, если судить по габаритам. И еще молодой совсем: лицо едва знакомо с бритвой. Во взгляде какая-то мягкость, хотя на бесхребетного увальня он не похож. Но перед Вайсом парень явно робел, смотрел на него как переярок на матерого вожака.
– А ты что думаешь? – спросил у культуриста Вайс.
– Ну, как скажешь…
Этому телку нужна сильная воля, тогда он и сам превратится во льва. Вайс знал такую породу людей. Физическая мощь в них бьет через край, а недостаток духа компенсирует сильная рука предводителя.
– Я скажу, что петухи за хатой смотреть не могут… На парашу этот птичник!
Смотрящий уже пришел в себя, но в реальность въезжал с трудом. И нос у него сломан, и кадык отбит, и в башке бубонная чума. Но нет ему никакой пощады. Он сполна должен ответить за свой гнилой базар. Никто из очнувшихся блатных не помешал Вайсу схватить смотрящего за шею, ткнуть головой в зловонную чашу «Генуя» и в завершение – зашвырнуть под шконку. То же он проделал и со вторым расписным. Остальные блатари с ужасом смотрели на новичка, но никто не пытался нападать на него.
У Вайса уже была своя свита. И хотя качки не помогали ему вершить управу над смотрящим, они стояли рядом и своим грозным видом пугали пристяжь.
Первым не выдержал фигляр, он ломанулся к двери, за ним громила. Все правильно, лучше с позором убраться из камеры, чем оказаться под нарами. Вайс уже бывал в тюрьме и не понаслышке знал ее законы. Какие бы люди ни стояли за смотрящим, никто из них уже не подпишется за него. Опустил его Вайс, а за обиженных мазу в этом жестоком мире не тянут. Хотя, конечно, ухо теперь нужно держать востро…
* * *Цыпа порывисто выскользнула из-под покрывала, ловко сняла со спинки стула халат. Сыроед и глазом не успел моргнуть, а она уже одета.
– Чего ты прячешься? Ходи по дому голая. Кого стесняться?
– Да пошел ты!
Характер у Цыпы еще тот. Это с Пижоном она мягче разогретого воска, а для всех остальных – тихий ужас. Любого пошлет, не задумываясь. И плевать ей, что за такие слова можно ответить жизнью. Она женщина, причем чертовски красивая, и в этом ее главный козырь. К тому же Яна знает себе цену и по другой части. Мало того, что Цыпа с клиентами работает виртуозно, так она еще и удачу приносит. Как ни крути, а девчонка – талисман воровской бригады. Священная корова. А если точней, священная телка.
Нет, не поднимется у Сыроеда рука наказать ее. Разве что в постель затащить против ее воли. Но тогда он столько нового узнает о себе… Яна тогда расскажет ему все, что думает о нем. А на язык она острая. Так задвинуть может, что уши завянут. И спать с ним откажется.
Это Пижону она готова в любой момент отдаться. А для Сыроеда жесткий лимит – одна ночь с ним в три дня, причем без всяких вольностей. Проститутки такой секс называют «классикой». Но для него и это в радость. Уж очень хороша Цыпа, чтобы рисковать ровными с ней отношениями из-за чего-то большего.
Вчера секс у них был перед сном. Утром хотелось бы повторить, но Яна поблажек не дает. Сыроед еще глаза не продрал, а она уже на ногах.
Когда Яна с Пижоном жила, квартиру его до блеска вылизывала и такие блюда ему готовила – закачаешься. А Сыроеда не балует. Сейчас он завязан на Витька, на гешефт не ходит, лохов не трясет. И Цыпа пока не при делах. Она свое уже отработала – Вайса закрыла. Пока ей можно отдыхать. Этим она, в общем-то, и занимается.
Вайсовская братва ее ищет, а ей хоть бы хны. Натянет на голову белокурый парик, влезет в короткое, до пупа декольтированное платье – и вперед по городу гулять. С Вайсом она жила как тихоня и скромница, а тут роскошная блондинка легкого поведения. Да еще и раскраска ни лице боевая. И походка от бедра, а задницей такие кренделя выписывает – закачаешься… По магазинам ходит, шмотки скупает, дорогой парфюм. И не свои деньги тратит, а Сыроеда разоряет. Как будто назло. А ему деваться некуда, приходится платить. Цыпа его сразу предупредила, что жить с ней – дорогое удовольствие. И по кабакам чуть ли не каждый вечер, но Сыроед и сам это дело уважает. А еще нравится, когда мужики завидуют ему. Конечно, такая шикарная красотка с ним. И вовсе не разгульная. В ресторанах Яна умеет подать себя. Раскованная она там, раскрепощенная, но не вульгарная. Одним словом, во всех смыслах дорогая женщина.
Яна могла бы приготовить завтрак. Но нет, сейчас она сварит себе кофе, сделает бутерброд с черной икрой, потом поваляется немного на диване перед телевизором, затем у нее по плану водные процедуры и солнечные ванны – на речку пойдет, будет загорать там в своем мини-бикини. Там всякие уроды шляются, но ей все равно. А ему нет. Ведь она и лифчик снять может, и даже совсем догола раздеться… Ну да ладно, зато загар будет красивый.
Девушка лежала перед телевизором, когда к ним вдруг нагрянули гости. Алтай частенько заезжал к нему, даже ночевал у него, но все равно его визит напряг. Да и Яна выпорхнула из горницы. Вернулась в скромном платье, волосы гладко расчесаны, легкий макияж на лице. И еще две кружки чая на подносе, баранки в блюдце, карамельки-грохотульки. Еще бы радушную улыбку на лице навесила, но нет, не радуется она гостю, хотя и не пытается разозлить его. Просто цену себе набивает. Хотя уж куда дальше. Алтай смотрит на нее с восхищением.
Он такой, что и по заднице может хлопнуть. Но вряд ли станет приставать к Яне. Она себе цену знает – и лесом послать может, и даже пощечину влепить. И даже страх перед смертью ее не остановит. Только одно есть средство против ее дурного характера – слово Пижона. Но ведь и здесь она только потому, что Пижон ее об этом попросил.
– Может, по сто капель? – спросил Алтай.
– Шампанское по утрам пьют только дегенераты, – хмыкнула Яна.
– И аристократы.
– Ну, ты, Алтай, может, и аристократ…
Она не глянула на Сыроеда, но ясно, что это камень в его огород. Ну да, он же не в законе… Взять бы хлыст и разрисовать ей задницу, но нельзя этого делать. Лучше простить и забыть. Дешевле обойдется.
– Иди отсюда, женщина! – Сыроед недовольно махнул на нее рукой.
И тут же мысленно поблагодарил Цыпу за то, что она не огрызнулась в ответ. А ведь могла.
Яна вышла из комнаты, закрыв за собой дверь, но Алтай еще какое-то время смотрел ей вслед.
– Атомная баба.
– Не то слово.
– И как ты ее терпишь?
– А ты бы терпел? – пристально посмотрел на Витька Сыроед.
– Ну, если такая гусыня закрутит…
– Меня закрутила. И обабила.
– Это не самое страшное в нашем деле…
– Да и нельзя ей без меня. Восточная братва ее ищет.
– Я в курсе… Братва ищет, а Вайс думает, что она святая. Выгораживает ее. Чистосердечное накатал… Сильно твоя Цыпа его охмурила.
– Есть в ней что-то бесовское.
– Похоже на то… Ты с Вайсом говорил?
– Нет еще пока, – загрустил вдруг Алтай.
– Чего так?
– Хату ему подобрали, людей серьезных организовали. Так он им всем бубны выбил. Даже разговаривать не стал, с ходу настучал. Двоих на вокзал загнал, двое с хаты ломанулись…
– Крутой фраер.
– Ломом опоясанный.
– Каратист он. И раньше в спортзалах пропадал, и сейчас…
– Знавал я таких каратистов; шикнешь на них, и они уже лапки кверху. Но у Вайса не только сила, в нем еще и дух. И как этот дух выбить?
– Как?
– К ногтю прижать можно, так смысла в этом нет. Заземлить мы его всегда успеем. Сейчас нам надо, чтобы он процент поднял.
– Может, просто подрезать?
– Есть у меня такая мысль. Только не все так просто… Короче, я думаю командировку взять. Самому глянуть, что за дела у нас на крытом, себя поставить, с людьми поговорить, все дела…
– Дело нужное.
– Там и Вайсом плотно займусь. А так со стороны дергать что-то не очень получается…