– Ах, Скрибб...
– Не называй меня так.
Однако шум становился все громче, в то время как я гнал на вертушках, доходя прямо до Ультимакса. Танцоры двигались, отрывались, врубались в атмосферу, суперприкалывались. Из темного угла, Карли, робосука, выла на музыку, и я вставил ее в композицию, прямо в гибкий диск, микшируя ее лай с ритмом. Толпа подсела на это и принялась выть на подсвеченные очертания полной луны. Все это было похоже на вечеринку лисьего клана в брачный сезон. Люди были близки к тому, чтобы начать совокупляться прямо на месте, только из-за моей музыки, и мне это нравилось, нравилась сила, и тут вдруг снова раздался стук в дверь.
– Скажи им, чтобы убирались прочь, Твинкль. Никаких переговоров.
– Убирайтесь! – крикнула Твинкль. – Никаких переговоров.
– Это же я, Скриббл, – сказал голос из-за двери, и когда я его услышал, мои руки соскользнули с вертушек. Танцующие упустили ритм – неправильный шаг, – и теперь они громко жаловались сквозь систему.
О, черт! О, нет! Не сейчас!
– Мэнди? – спросила Твинкль.
– Не впускай ее! – сказал я.
– Эм-Си Инк говорит, нет, – крикнула она сквозь закрытую дверь.
Никакого толка.
– Это я, Скрибб. Ваша новенькая. То есть, теперь не такая уж и новенькая.
Она замолчала, а я изо всех сил старался игнорировать этот сильный голос. Голос Мэнди.
– Тут со мной Битл, – добавила она, и я почувствовал внезапный прилив слабости.
– Скриббл? – это был уже Битл, и его голос... такой настойчивый, такой добрый.
На хуй! Все кончено.
– Это не мое имя, приятель. – Я сопротивлялся. То есть, пытался сопротивляться.
– Битл хочет тебя видеть, – молила Мэнди. – Он пропустил твое выступление.
Снова – молчание, и тут голос Динго Клыка довел толпу до экстаза, и Твинкль смотрела на меня, и этот взгляд был таким сладким...
– Впустить их внутрь, мистер Скрибб... то есть, Инк?
Я ответил лишь через семь тактов.
Дверь открылась, и эта безбожная парочка раздолбаев-развратников ввалилась внутрь Ди-Джейской коробки, и я просто не смог этому помешать, мое слабое сердце было полно любви к ним. Своего рода побитой любви, если по правде.
– Скриббл! – распустил слюни Битл.
– Хорошо, Битл, – сказал я. – Меня зовут Эм-Си.
– Ага. Я слышал.
Его глаза были сейчас затуманены втрое больше обычного.
– Давно не виделись, дружище.
– Угу.
Я нарочно сдерживал свои чувства – чтобы вывести его из себя, чтобы выстроить свои мечты, чтобы разорвать отношения с концами.
Чтобы разорвать отношения с концами. Потому что иногда приходится лезть из кожи вон, просто чтобы изобразить улыбку, просто по чуть-чуть.
– Скриббл, детка, ты повел всю толпу за собой!
– Я занят, Би, – сказал я.
И я действительно был занят, работая за вертушками, как пилигрим в поисках Бога. Это Бог Лимбика. Бог музыки, спрятанный внутри ритмов.
– Твинкль и собака Карли, – продолжил Битл, – ты взял их на попечение. Это прекрасный поступок. А я-то думал, что ты остался совсем один в этом мире.
– Может быть, ты просто меня не знаешь, Би.
Я заглянул ему в глаза и увидел там спрятанного рехнувшегося призрака.
Битл был словно зомби. Один из тех зомби, которые работают в круглосуточных гаражах, заливают бензин и Ваз в мобили сутенеров – глаза полны дыма, лопнувших сосудов и скуки. Раньше я никогда не видел, чтобы Би скучал.
– Может быть, ты ни с того, ни с сего в кои-то веки прав, – сказал он.
Я был вынужден повернуться к нему спиной.
– Как ты, Мэнди? На плаву?
– Пока держусь на поверхности, Скриббл, – ответила она. Ее волосы были такими же красными, как почтовый ящик, и это, само собой, заставляло меня трепетать.
– Пойдем, Мэнди, – небрежно бросил Битл. – Придем навестить Скриббла в другой раз. Он зарабатывает себе на жизнь... Он... Он играет... О черт... не имеет значения.
Его голос замер вдали, и его взгляд сосредоточился на каком-то видении, за тысячу ярдов отсюда, на некоем отстраненном чуде за пределами этого царства.
– На чем он, Мэнди?
– На Ленточном черве.
О Господи. Ленточный червь. Это плохое перо, Би. Очень плохое.
– Черт, парень! – сказал я, поворачиваясь к нему. – Что с тобой происходит?
– Кстати, Скриббл? – спросил он. – Как тебе удалось найти такую кормушку? У тебя есть связи?
– Да, конечно, у меня есть связи.
– Это клево!
– Да, правильно. Это клево, – ответил я. – Ты выглядишь, как ебло, Би.
– Да, наверное. Но это хорошее ебло.
– Есть какие-то новости о Существе или Бриджит?
– Да, разумеется, каждый день...
– Что?
– Я с ними каждый день.
– Ты их нашел?
– Конечно, нашел. Они здесь внутри, детка, – и он постучал длинным ногтем себе по вискн. Ну да, все правильно. Ленточный червь – то, что надо.
– Что ты здесь делаешь, Мэнди? – спросил я.
– Он сказал, что хочет найти тебя. Сказал, что хочет опять собрать всех...
– Правильно, черт возьми, Скрибб, – вставил Битл.
– Сказал, что хочет, чтобы Тайные Райдеры снова собрались вместе.
– Тайных Райдеров больше нет, – сказал я.
Битл открыл рот и тут же закрыл – словно Терморыбка сосала чью-то больную кровь.
И в этот самый момент Динго Клык появился на сцене, со своей тусовкой музыкантов, «Оборотнями». Оборванное сборище гибридов; рободоги, теневые псы, кобели и суки. Они подняли громкий шум с волчьим воем и яростными ритмами, и мне удалось сделать хороший постепенный уход на микшире, несмотря на то, что меня просто трясло от ярости.
– Что мы делаем, Песиголовцы? – кричал Динго своей толпе.
– Лаем во имя Британии!!!
Один голос, один вой.
– Да ты посмотри на этого говеного дегустатора! – выдал Битл. – Вид у него какой-то... что-то в нем есть от Эльзасца, и по-моему, даже немало.
– И не только по-твоему, – сказал я, наблюдая за песиголовцем сквозь стекло. Он довел толпу до слюнотечения, его шерсть моталась взад-вперед под ритм пса-барабанщика.
Мелодия называлась «Сука как магнит», и его рэп был лаем!
– Как-то оно меня не привлекает! – проревел Битл. – Собачья ебля! Я имею в виду, кто, черт возьми, находит в этом удовольствие?!
– Толпа его любит.
– Гребанные извращенцы! Они просто заполонили все тут своим блядством. Блядский выводок непотребства.
– Где ты сейчас живешь? – спросила Мэнди.
– Не скажу.
– Черт, он не скажет! – воскликнул Битл. – Алло, это я, Битл! Именно я тебя вытащил из дерьма. Ты помнишь, Скриббл, как ты жил? До того, как встретил меня?
– Меня зовут Эм-Си Инки.
– Для меня ты всегда будешь Скрибблом. Или, может быть, Стиви.
– Тогда все кончено, – сказал я.
– Все – это что?
– Между нами.
– Это твоя основная работа, Скрибб?
– Нет. Я тут подрабатываю.
– Знакомая история.
– Продолжай продавать наркотики, Би. Никаких проблем.
– Подключи нас, Скрибб.
– Ничего не выйдет.
– Давай, Инк, приятель. К басу.
– Только через мой труп.
– У меня есть Вирт.
– Я его больше не употребляю.
– Хороший Вирт.
– Без меня.
– У меня есть Ленточный червь.
– Даже знать не хочу.
О Господи, дай мне силу. Не позволь, чтобы меня соблазнили.
– Подключи нас, Инк, детка. К басу. Меня и Мэнди. Мы хотим этого. Правда, Мэнди?
Мэнди смотрела на меня, как в тот раз, когда я впервые ее увидел. Когда она воровала с прилавков Кровяные Вирты.
– Я уже не могу его контролировать, Скрибб, – сказала она, указав глазами на Битла, который раскачивался под какой-то свой сон, перечервевывая ленту назад.
– Он ходит туда в одиночку. Говорит, я не соответствую тому месту, куда он погружается. Говорит, я не заслуживаю, чтобы встретиться с Дездемоной. А мне бы очень хотелось встретиться с твоей сестрой, Скриббл. О ней говорят, как о клевой девушке. Я не знаю, что сказать. Я действительно скучаю по нашей компании. Мне не хватает таскать инопланетян вверх по лестнице. Мне не хватает тебя, Скриббл. Это правда.
Мгновения тишины. Я стою ошеломленный.
Тишину нарушает Битл.
– Конечно, тебе не хватает, Мэнди. Я имею в виду, типа, нам всем не хватает.
– Ты считаешь, что Дездемоне не хватает Райдеров? – спросил я.
– Все еще разыскиваешь этот труп, Скрибб? – сказал Битл, и вот тогда гнев прорвался, прямо ко мне в глаза, и на них навернулись слезы.
– Знаешь, что я думаю, Битл? Я думаю, что ебись ты конем и параллельно вали отсюда.
– Давай, чувак! Подключи нас. Давай вкусим басов! Давай, Скрибб. Доставь нам удовольствие. Ну, хоть разок! Ну, пожалуйста!
Хорошо, Битл. Ты сам попросил. Ты сам захотел. Что ж: иди, получи. Надеюсь, тебя там раздавит до смерти. Я взял в руки пятиштырьковую вилку. Я весь дрожал, когда вставил ее в разъем. Прямо во вход. Битл застыл с широко открытым ртом, и его десны начали кровоточить, когда я втиснул на место басовый флекс. И потом вывернул ручку – вывел басы прямо вверх, на порядок выше законных ограничений, – и одновременно обратился к толпе.
– Лимбическое племя! Это для вас! Почувствуйте! Почувствуйте! Динго Клык! Взываю к тебе! Оставь нам место для басов, Пес-Звезда!
Толпа зашлась в безумии, забилась в неистовстве, в то время, как бас ударил вовне, и Битл затанцевал в воздухе, когда тяжелые волны влились в его организм. Впечатление было такое, что его тело сейчас взорвется. Он выкрикивал мое имя, просил, чтобы я остановил басы, пока они не погрузились глубже.
Детка, это всего лишь ебля!
Знакомое чувство?
Я думаю, да.
День двадцать второй
«Сливи Тув»
Привратником в «Сливи Тув» был толстый белый кролик: голова, покрытая кровавыми пятнами, заляпанная пивом шея, шерсть и огромные карманные часы – в лапах в больших белых перчатках. Большая стрелка указывала на двенадцать, маленькая – на три. Это означало, что третий час этой ночи только-только начался.
Две уличные шлюхи пытались пропиздовать внутрь без кодированного символа. Кролик их огорчил – прорваться не удалось. Я осветил свой ламинированный – с допуском во все зоны, -зашифрованный пропуск на вечеринку после выступления, сделанный в форме маленького миловидного щенка, вернее, наполовину щенка и наполовину человеческого ребенка, с испещренной пятнами шерстью; на обратной стороне было фото Динго Клыка – голого, но с его авторизованным автографом. По краю пропуска бежал слоган: Динго Клык. Лай на Британском турне. Представлен Das Uberdog Enterprizes.
Кролик-вышибала просканировал мой пропуск и уставился мне в глаза. Взгляд у него был тяжелый .
– Я был Ди-Джеем Динго на сегодняшнем выступлении, – сказал я ему. Это его проняло; он дал мне пройти.
Я протиснулся сквозь скользкий портал; сквозь нору в земле, вдоль полок с Джэмом, через коридор подвешенных светильников – прямо в давку.
В этом маленьком пространстве собралось, должно быть, человек пятьсот: друзья и подруги, любовники и любовницы, враги, мужья, жены, двоюродные братья, группиз, агенты, роуди, менеджеры, одетые в шерсть, зарыватели костей, разносчики блох, блистающие великолепием собаки и мусорщики, Ди-Джеи, Ви-Джеи, Эс-Джеи, матери, перематери, бывшие любовники и любовницы, торговцы пластинками. Весь антураж Динго Клыка, пляшущий вокруг портативного Вирт-транслятора, установленного на стропилах, проникал даже наружу – в Фетиш-сад, и танцевал там под луной уличного фонаря.
Я вошел в плотную толпу, и сразу завелся до умопомрачения, и потерялся, врубившись с концами в эту атмосферу, с дуновением Блаженства. Иначе было никак нельзя. Любовь – штука привязчивая, она прилепляется и не отпускает. Ну, то есть, когда вдыхаешь ее напрямую, через очиститель воздуха – тут уже без шансов. Я глубоко вдохнул, чувствуя себя кайфово – как бумажный самолетик. Чуваки, это был клевый Ветер Блаженства. Я сделал еще один вдох, на этот раз набрав полные легкие, голова закружилась, и я вдруг возлюбил всех и каждого в этой толпе. Изящным движением проложил себе путь к бару и заказал стакан Фетиша. Темные ароматные приходы зацепили палитру моего восприятия, вызвав блескучие искры, и меня унесло, возбужденного, разгоряченного. Система в «Сливи Тув» играла «Лучшая из лучших костей», оригинальная штамповка Динго Клыка, но это был очень тяжелый (очень тяжелый!) ремикс, состряпанный Кислотной Лэсси, и композиция завела танцующую толпу до исступления. Я обернулся, облокотившись спиной о стойку, чтобы понаблюдать за действием. Я уставился в даб-зеркало. Это такое особое зеркало, в котором видны только лучшие куски. Именно этот изумительный микс Блаженства и Фетиша, собакомузыки и танцующей толпы заставлял тебя ощутить звездой в своей собственной системе.
Я отхлебнул еще Фетиша, смакуя его, вдыхая запах Блаженства, и включился уже на полную в атмосферу тусовки, просто влился в нее целиком. Боже, мне нужно было расслабиться!
Наверху был балкон, и у меня вдруг появилась мысль, что мне хотелось бы оказаться там и глядеть вниз на толпу. Я протолкался от стойки, крепко сжимая в руке стакан, достиг мальстрема танцующих и пошел дальше, продираясь сквозь небольшие зазоры между танцорами. Одни были одеты в черное, другие – в пурпур, третьи – в винил, четвертые были все в перьях, пятые – в радугах, шестые – обнажены до исподнего, седьмые – все в шерсти, восьмые – в дыму и дымке, девятые – в лохмотьях, десятые – в невнятных бормотнях. Остальные – в украшенных булавками нашивках. Здесь присутствовали все цвета. Пот уже лился с меня ручьем, когда я добрался до тесной компашки ценителей перьев. Проходя мимо них, я словил небольшую щекотку в горле, действительно небольшую, я уловил только проблеск залитых лунным светом лугов, когда я пролетал над ними, хлопая Крыльями Грома, преследуя добычу. Банда сидела на Крыльях Грома и его сладкое ощущение оставалось со мной, даже когда я прошел дальше, прокладывая себе путь по направлению к лестнице. Крылья Грома помогли мне продраться сквозь тусовку и взобраться наверх по ступенькам. Было ощущение, как будто я летел над этими ступеньками. Наверх – на балкон, где мир застыл в ожидании.
Это был мой первый Вирт за восемнадцать дней, с той самой ночи, когда мы отправили в Валгаллу того толстого копа, и у меня было такое чувство, как будто я вернулся домой. Этот вкус... Может быть, я начинают слабеть. Но в этом не было ничего плохого.
Там на балконе было спокойнее. Атмосфера была не такой заводной. Там стояли кресла, и люди беседовали друг с другом у столов с едой. С едой! Не ел уже целую неделю! Так мне казалось. Но сначала мне надо было взглянуть вниз, чтобы посмотреть на тусовку с верхотуры. И когда я посмотрел вниз, последние остаточные фрагменты Крыльев Грома заставили меня ощутить себя так, словно я летел над танцполом, над собаками и тенями, робо и Виртовыми, – все смешалось в Блаженстве.
Там был и Битл, уже вернувшийся из своего басового трипа. Его до сих пор слегка подергивало, но он игрался в толпе как робо-профи, принимая перья от случайных знакомых. Я огляделся в поисках Мэнди. Мэнди не было. Но зато были Тристан и Сьюз со своими общими волосами; они приподнимали волосы над толпой, двигаясь в давке. Боже! Там была эта теневая девушка, как же ее зовут? Она пыталась избить нас в Бутылке. Нимб! И, посмотрите, там был и Скриббл, принимающий в рот перо . Нет! Только не это! Я был здесь, наверху, на балконе, а не внизу! Внизу меня не было! Я боролся за контроль над своим телом, с трудом пытаясь определиться в пространстве.
Я наблюдал за тем, как я пропадаю в толпе, в дыму. И так было лучше. Снова быть только одним-единственным, опять в одном теле. Меньше всего мне нужны эти трудности, этот пиздец!
Теперь появилась и Мэнди. Я ее вычислил. Ее сдавили в тусовке и какой-то незнакомый чувак тыкал пером ей в губы – вне всяких сомнений, какой-нибудь Порновирт, – надеясь на должный настрой. Попробуй Кровяной Вирт, дружище. Тогда больше шансов на шоу. Но, как я понял, чуваку не покатила малина, потому что он сразу же был отмудохан, и, вцепившись в свои яйца, поспешно исчез в толпе. Ничего особенного не случилось. И в любом случае, Мэнди отхватила перо на халяву. Черт! Вот девка! Рядом с такой будет приятно проснуться утром, когда ты бодр, полон сил и готов к дневным приключениям.
И тут ко мне обратился голос, практически – в упор, с левой стороны, но я был уверен, что там никого нет. Я повернулся, и там стоял он... Этот джентельмен. Другого слова и не подберешь. Джентельмен был окутан знанием и страданием. И на нем был павлинье-зеленый твидовый костюм-тройка с кожаными эполетами. Его лицо обрамляла окладистая борода и усы – щедрая компенсация за редеющие волосы на голове. То, что осталось от этих волос, было зачесано назад сложным узлом и болталось над одним плечом, как какая-то мутантская топология. Его глаза были абсолютно желтые, мягкие и апатичные. Они будили самые худшие воспоминания. Губы полные и красные, и когда они разделились, чтобы заговорить, у меня возникло странное ощущение, что он говорит со мной напрямую – прямо мне в душу.
– Да, эта девушка особенная, – сказал он, словно уловил все мои секреты. Он говорил с сильным ирландским акцентом, и это тоже пробуждало воспоминания и чувства, которые я никак не мог определить, словно я уже слышал его раньше, но не обращал на него внимания.
– Это правильно, – сказал он. – Ты не обращал на меня внимания.
Я же не говорил это вслух! Черт! Точно как с Бриджит.
– Ты что, Дремлющий? – спросил я.
– Типа того, но не такой, как Бриджит.
– Что?
– Ты ищешь Дездемону. Я прав, Скриббл?
Он знал мое имя.
– Ты знаешь, как...
– И Бриджит, разумеется. Ты хотел бы найти Бриджит. Единственная беда: ты уверен, что Существо для тебя важнее, чем Бриджит. Из-за обратной перекачки для твоей сестры. И поэтому ты себя чувствуешь виноватым.
– Кто ты? – спросил я настойчиво .