– Кто ты? – спросил я настойчиво .
Он отхлебнул красного вина из своего бокала.
– Давай-ка чего-нибудь поедим.
И тут он исчез. Я повернулся, чтобы пойти за ним, но за ту долю секунды, пока я оборачивался, джентельмен ускользнул. Такое впечатление, что он просто растворился в воздухе. Я огляделся по сторонам, пытаясь найти его. Но его нигде не было. И у меня в сердцу вдруг образовалась вселенская пустота – совершенно ненужная пустота.
Я опять обратил все внимание на тусовку внизу. Теперь там появился Динго Клык. Он шел сквозь толпу, окруженный многочисленными подхалимами. Сотни любящих рук прикасались к нему и гладили его шерсть, и тусовка изменила расположение, сгрудившись вокруг него. Теперь все потерялись в безликой массе, за исключением центральной фигуры – Динго-песиголовца. И в самом темном углу, далеко внизу, формировалось тело из дыма. Я уловил только проблеск, когда его разметало в толпе танцующих. Но я чуть не подпрыгнул на месте, сам не знаю – с чего бы.
Я ощущал такую кошмарную пустоту внутри и решил обратиться к еде – за неимением другого способа отрешиться. Стол ломился от яств. И это был миг неподдельной радости; я уже весь истекал слюной. Там были крошечные крылья жаворонков, тушеные в свиной крови. И чернильные мешочки осьминогов, истекающие соком на свежие сливы. Там были яйца вьюрков, зажаренные на растительном угле, в маринаде из шафрана. И покрытые коркой глаза девственных овечек, густо осыпанные темными волокнами конины, основательно зажаренными в теневом масле. Надзирал за банкетом сам шеф-повар «Сливи Тув», со своими длинными, завазованными назад волосами и впалыми щеками, поросшими щетиной. И что-то было в его глазах – какая-то дурная потребность.
– Жри, давай, Ежикоголовый, – сказал он мне. – Смакуй.
– Обязательно, – отозвался я, наполнив мой рот сочным жареным мясом. – Ого, вот это вкуснятина!
– Просто скажи им, что это Барни готовил. Барни, шеф-повар. Запомнишь?
– Запомню, – промямлил я с полным ртом.
И тут рядом со мной возник Битл, накладывая себе полную тарелку.
– Нормальная жратва, Скрибб? – спросил он.
– Разумеется, – сказал я. – Барни, шеф-повар, готовил.
Барни, шеф-повар, улыбнулся мне благодарной улыбкой.
– Что-нибудь слышно о Мердок, Скриббл? – задал вопрос Битл.
– Я держусь тише воды, ниже травы.
– Ну конечно. Играть в Лимбик-клубе, переполненном песиголовцами-говнюками. Это теперь называется тише воды, ниже травы, крошка.
– Мне же надо на что-то жить, Би.
– Эй, а все-таки здорово мы отделали эту суку-копа, правда?
– Ага.
– Надо было ее прикончить. Зря ты меня остановил.
– Они бы прислали кого-то другого.
– Я понимаю. Но зато сколько было бы удовольствия. Эй, между прочим, Скрибб, спасибо тебе за басовый отрыв. Это был заебательский трип! Ох, мальчик!
– Битл?
– Что?
– Не бросай Мэнди.
– Что?
Он, похоже, опять отлетал.
– Она – твой счастливый билет.
– Да... Ну... Я как-то к ней остываю. И она ко мне охладела. Больше не хочет принимать перья. То есть, те перья, которые я хочу, чтобы она принимала.
– Я за тебя беспокоюсь, Битл.
Он взглянул на меня, лишь на мгновение, но это было великолепно. Один из тех старых хардкор-взглядов Битла. Потом снова включились перья, захватили контроль над ним, и утроенная пелена смежила его веки, затуманив его глаза.
– Ты слишком много принимаешь, Би, – сказал я. – Слишком много Червя.
Я думал, что он на меня наорет, но Битл только молча смотрел в одну точку поверх моего плеча. В его глазах снова зажегся его фирменный «битловский» жесткий свет.
– Тристан! Мой друг! И Сьюз на буксире! – закричал он, приветствуя пару, которая поднималась наверх.
– Битл... послушай меня...
Но чувака как ветром сдуло. Он оттолкнул по пути хрупкого молодого парня, направляясь неровным курсом к паре со спутанными волосами. Я наблюдал за тем, как он обнял Сьюз, а потом – Тристана, как он гладил их дреды своими длинными, покрытыми Вазом пальцами. Матерая парочка гладила его в ответ, и все, что я мог сейчас сделать – только смотреть, не участвуя в происходящем. Сьюзи улыбнулась мне; это была глубокая улыбка, очень глубокая, и я снова почувствовал, как она забирается внутрь, лаская взглядом всего меня. Что же такое было в этой женщине, что отличало ее от всех других женщин, за исключением, разве что, Дездемоны? Мир вокруг закружился. Фетиш, и Блаженство, и танец; все они вставили мне. Я отвернулся от любви, сделал шаг назад – в сторону от Битла, в пустое пространство. Джентельмен ждал меня там, в своем павлинье-зеленом костюме-тройке и своей мудростью.
– Не дай ему до тебя добраться, Скриббл, – сказал он.
– Скажешь мне свое имя? – спросил я.
– Ты знаешь, кто я.
– Да, – согласился я. – Я тебя знаю.
Но откуда?
– Пока что этого достаточно, – заметил он, прочитав мои мысли.
– Существо все еще живо? – спросил я.
– Все еще живо. Так же, как и Бриджит.
И опять – что-то в его голосе меня зацепило.
– А откуда ты знаешь?
– Я наблюдаю за проносящимся мимо миром.
– Где Существо?
– Я думаю, ты должен сам догадаться.
– Скажи мне!
Он смотрел на меня. Желтые глаза. Этот взгляд глубокого узнавания, который достается тебе только раз в жизни. Его пристальный взгляд был золотым, и все плохие воспоминания, все потери – они уходили прочь. Я влюблялся, серьезно влюблялся в этого человека. Но я не знал – почему, разве что это было – как влюбляться в давно потерянного друга, только такого, которого ты никогда не встречал раньше. Он начал говорить, но вдруг его глаза переключились в одной быстрой вспышке направо, вверх над моим плечом.
Я обернулся и увидел Битла и Тристана. Они крепко обнимали друг друга.
И все было бы хорошо, вот только Тристан не обращал внимания на Битла, то есть, абсолютно. Он смотрел, не отрываясь, прямо в глаза Джентельмену. И больше его не видел никто. Я осознал это только тогда. Никто – только я и Тристан. Нас это объединяло, но я не мог понять, почему.
– Что происходит? – спросил я, и его глаза повернулись обратно ко мне, полные боли и страдания.
– Дело такое, Скриббл, – сказал он. – В тебе яд. У тебя внутри.
– Укус змеи? – спросил я.
– Я не знаю, откуда он берется. У некоторых он есть. У большинства – нет. Те, в ком он есть, должны это использовать. Ты не используешь.
– Ничего не понимаю.
– Я тоже когда-то не понимал. В твоем возрасте. Но однажды ты все поймешь. Однажды ты осознаешь. И все встанет на место. Ты найдешь, что искал.
– Но каким образом? – допытывался я, но Джентельмен снова проделал свой трюк c незаметным исчезновением.
– Скриббл! Иди сюда! – голос Битла ворвался в мой транс. – Скриббл! Давай поболтаем. – Он выпустил Тристана и снова пристал ко мне. Как банный лист к жопе. Его зрачки плясали под мутной пеленой, что затянула его глаза. – Скриббл, я хочу тебе что-то сказать. – Его голос был глухим и невнятным, в нем еще чувствовался отходняк от басовой инъекции. – Послушай меня! – закричал он, крепко схватив меня за руки.
– Ладно, говори.
– Скриббл... Я... Я хотел... просто хотел...
Битл вдруг огляделся по сторонам, весь нервный и напуганный, а напуганный Битл – это явление крайне редкое, поэтому я уставился на него в упор. Он отвел глаза, не выдержав мой взгляд.
Он не выдержал мой взгляд! Битл не смог посмотреть мне в глаза! Без того, чтобы не вздрогнуть. Восьмое чудо света!
– Просто скажи, что ты там собирался сказать, – голос у меня был тяжелый и равнодушный.
Я уже говорил, что заражаюсь непрошибаемым похуизмом.
Он с видимым усилием взглянул мне в глаза и сказал:
– У меня есть кое-что для тебя.
Он вытащил из кармана свою табакерку и сунул ее мне в руки.
– Я не могу это взять, – прошептал я. – Не могу...
– Это тебе.
В этой старой жестяной коробке из-под «Черной вишневой грубой ебли» Битл держал наркотики – еще с тех славных дней, когда мы учились в Дройлсден Стейте, средней школе для недорослей. Внутри этой замурованной тьмы он хранил Джэммерсы и Ваз, Пух и Теней, Перья и Дымок, все вещества, которыми он только мог разжиться. Внутри были все его мечты. Его сундук с сокровищами.
– Я не могу это взять, Би.
– Открой, – сказал он.
Табакерка открылась с приятным щелчком и замечательным ощущением в ладонях, и я ожидал найти там внутри настоящий бардак, джунгли мрачных наркотиков. Но на подстилке из ваты лежало одно-единственное перо.
– Би!
Перо было черно-синее, с вкраплением розового. Я поднял его дрожащими пальцами, наслаждаясь его трепетанием в моих руках – словно птичка грез все еще употребляла его, паря на Виртовых волнах.
– Би!
Я повернул перо, чтобы прочитать белую этикетку.
Ленточный червь.
– Би!
Я вдруг осознал, что просто тупо произношу его имя и ничего больше, слишком потрясенный, чтобы хоть что-то соображать.
– Ты знаешь, что мне назад пути нет, Би.
– Я в последнее время увяз по уши в этой хрени, – сказал он. – Не могу остановиться.
– И на что это похоже?
Я крошился и ломался под этими намеками из вчерашнего дня.
– Это драгоценный Вирт, Скриббл. Но я на него подсел. Не могу остановиться, все перечервываю и перечервываю эту ленту. Заглотил – и мир стал прекрасным. Но ты меня знаешь, я ненавижу подсаживаться, ну, не на одиночных удовольствиях.
– Я не знаю, если я...
– Дез там внутри, – сказал он, указывая на перо. – Ну... что-то типа того.
И я уже готов сдаться.
– Это просто ради... просто ради...
Чувак не мог произнести это вслух.
– Я понимаю, – сказал я. – Ради старых-добрых времен. Ради Тайных Райдеров.
– Правильно.
Он отвернулся, и теперь это был тот – прежний – Битл. Он подошел к столу с едой, осыпая комплиментами Барни, шеф-повара, типа какой он клевый гений на кухне Богов.
Прощение.
Битл просил у меня прощения, и мое сердце растаяло.
– Тебе это не нужно , – сказал голос с ирландским акцентом.
– Нужно, – ответил я тени, что формировалась рядом со мной. – Ты просто не знаешь.
– Я знаю все секреты, – сказал Джентельмен, снова полностью материализовавшийся.
– Мне это нужно!
– Тебе нужен дар. А не Вирт.
– И почему нет?
– Вирт уже у тебя внутри, – сказал он.
– Что ты имеешь в виду?
– Тебе не нужны перья. Ты можешь включиться сам. Напрямую. Ведь так уже было, да?
– Да.
Даже не знаю, зачем я это сказал!
– Ты там был. Проскользнул внутрь и выбрался наружу, – сказал он.
– Становится все хуже, – сказал я ему, и снова – не знаю, зачем. В последнее время со мной постоянно творятся какие-то странности; множество мелких нырков, внутрь и наружу, из одного состояния в другое. Я не понимал, что мне говорят. И это чувство – как будто мир не был твердым, – как будто он балансирует на какой-то неустойчивой грани. Похожие ощущения бывают, когда тебя настигает Призрачный Зов. И дело даже не в этом. Я жил на грани, и мне было страшно. Нет, жил не на грани, а внутри грани!
– Молодой человек, грань реальна, и ты не знаешь, поскольку уже подошел совсем близко.
– К чему подошел?
– К ступени. Становится не хуже; становится лучше.
– Ты так думаешь?
– Туда, где твое настоящее место. Где все твое. Мир снов, абсолютно безперьевой.
– Мне нравится здесь, на Земле.
– Дездемона ждет тебя.
– Что?!
О Господи!
– Она ждет. Взгляни.
И Джентельмен вежливо подвел меня к балюстраде балкона, и я взглянул вниз на тусовку танцующих, и там была Дездемона, застывшая в ожидании, в центре толпы, неподвижная, как изваяние, ее желтая блуза заляпана кровью, и ее лицо обезображено трещинами и шрамами. Сестра манила меня к себе, оттуда – снизу, с танцопола, – протянув ко мне руки, подгоняя меня.
– Дездемона, – только и смог вымолвить я.
– Да, это она, – сказал джентельмен. – Она ждет.
Я повернулся к нему, но он уже дрожал, растворяясь в воздухе.
– Скажи мне, кто ты? – потребовал я.
– Не дай Гадюке достать тебя, – сказал он. – Будь осторожен. Очень, очень осторожен. Оставайся чистым. Всегда на границе. Ты знаешь, я никогда не лгу.
– Эй, подожди...
Но он снова уставился поверх моего плеча, и я резко развернулся, и увидел Битла и Сьюз, они обнимали друг друга, а Тристан просто стоял и смотрел – прямо в глаза Джентельмена. Это был взгляд любви, той обреченной любви, что никогда не оставит тебя в одиночестве.
– Тристан скажет тебе, кто я, – сказал незнакомец.
– Кот? Кот Игрун? – сказал я, повернувшись на голос, но голос уже исчез. Кот исчез.
Снова это кошмарное ощущение. Эта пустота.
Я свесился с балкона, ища глазами Дездемону. И была она там, вся в дыму и крови, и уже уносилась прочь, в дым и кровь. И я не мог ей помочь. Я не смог, мать твою, ей помочь! Ее обезображенное шрамами лицо заволокло туманом, оно растворялось в нем, словно в грезах любви, в толпе, в Вирте.
Я терял ее.
Терял.
То, что нам хочется больше всего, то, что от нас ускользает.
Я бросился к лестнице и слетел вниз, перепрыгивая через три ступеньки, увертываясь от танцующих – вниз к танцполу и исчезающему, блекнущему силуэту сестры. Я ворвался в тусовку, но на этот раз сквозь толпу было не протолкнуться. Кажется, я отшвырнул с дороги какого-то бедного призрака, когда продирался между людьми. Мир закрывался, и я влетел прямо в руки Бриджит.
Бриджит!
Этот дымный силуэт, который я видел на краю, сверху; теперь она была у меня в объятиях, и дым поднимался с ее кожи, гораздо сильнее и гуще, чем я привык, и ее глаза были в пятнах теней, и источали понимание. Она вырвалась от меня, обратно в объятия ее партнера по танцу, красивого мальчика с вьющимися каштановыми волосами.
– Бриджит! – воскликнул я.
– Нет, – ответила теневая девушка, и может быть это и вправду была не она. Может быть, я просто грезил.
– Ты просто грезишь, – отозвался голос у меня в голове. Но это был голос Бриджит. Она думала, обращаясь ко мне сквозь Теневые волны, и выглядела как призрак вчерашнего дня. Я уловил лишь мимолетный проблеск узнавания у нее в глазах, а потом она исчезла, растворившись в волне дыма.
И на ее месте возникло другое лицо – лицо все в шрамах. Лицо Мердок. Полицейской. Покусанной собакой. Пронизывающей. Реальной.
Она двигалась сквозь толпу, как демон.
Тяжелые утраты
Куда ты бежишь, когда в твоей жизни появляется скверная девушка? Может быть, ты бежишь домой к мамочке. Может быть, к очередной любовнице. Или, может быть, в твою жизнь, как это случилось со мной, врывается Битл – некто могущественный и сильный, даже если он в тот момент вглухую отъехал от чрезмерного злоупотребления дешевыми перьями Ленточного Червя.
Я рванулся на лестницу, снова преодолевая по три ступеньки за раз и не обращая внимания на возмущенные крики танцующих, и влетел прямо в руки главного Райдера. Когда я проорал ему на ухо эти плохие новости, вирт-пелену из глаз Битла как будто корова языком слизала. У меня сразу возникла ассоциация с плотными шторами, распахнутыми навстречу великолепному солнечному дню. Он вскрыл пару Джэммерсов уже на ходу. Схватил меня за руку и потащил сквозь тусовку, распихивая и отталкивая танцующих.
– Битл! А как же Мэнди?! – выкрикнул я на бегу.
Но Битл уже отъехал. Джэм вставил ему, и он лихорадочно сканировал взглядом пространство в поисках выхода наружу.
– Нельзя ее здесь бросать, Битл!
– Малышка сама в состоянии разрулить ситуацию, – короткий вдох, и затем: – Здесь должен быть черный ход.
Мы продрались сквозь толпу, исключительно благодаря силе ругательств Битла и заджэмованной энергии в его кулаках. Я услышал крик снизу:
– Прочь с дороги! Полиция!
Примерно так.
Вы когда-нибудь видели копа, который пытается прорваться сквозь тусовку танцующих граждан-полулегалов? Я полагаю, что в этом смысле у Мердок были очень нехуевые проблемы. Так что отсоси, милая! Я оказался прямо напротив столов с едой, и Барни, шеф-повар, одарил меня сияющим взглядом.
– Тебе понравилась моя еда, Ежик?
Я сказал ему, что он – Король Пира, и что ангелы вкусили от его щедрот. Он указал нам на заднюю дверь.
– Вот выход, Ежик, – сказал он. – Приятного аппетита.
И мы загремели вниз по тяжелым ступенькам блестящей стальной лестницы – пожарному выходу в небеса. Мы с Битлом, снова вместе, как в добрые старые времена. Явственное ощущение полета... наверное, это сказывались остатки принятых Крыльев Грома. Потом мы оказались внизу, на глухой улочке, и побежали, как черти от ладана.
Наверное, у меня не особенно получается об этом рассказывать. Но я прошу, чтобы вы мне поверили. Вот он я – в окружении винных бутылок и манекенов, солонок и клюшек для гольфа, машинных двигателей и вывесок пабов. В этой комнате – тысяча разных вещей, и я был просто одной из них. Свет едва пробивался сквозь окна, забитые листовым железом, и я пытался выплеснуть все это на убитом, по-настоящему древнем текстовом процессоре, каких теперь просто не делают, и с трудом находил слова.
Иногда слова просто не получаются.
Иногда слова просто не получаются!
Поверьте мне хотя бы в этом. И доверяйте мне, если можете. Я стараюсь изо всех сил, чтобы рассказать вам правду. Просто бывает, что иногда мне становится слишком тяжело...
Вот так мы потеряли Дездемону.
Нет. Нет, пока еще – нет.
Самое странное, что касается нашего ночного бегства: Битла я чувствовал лучше, чем себя самого. Я не знал, где я. Но Битл был всегда, во все времена – очень четко и ясно. Я следил за его продвижением, словно через увеличительное стекло – наблюдал, как он несется, сломя голову, в темноте.
Я сам был только тенью Битла, приставшей к его пламени, когда мы с ним бежали по темной аллее, на задах ресторана «Сливи Тув». Что-то тяжеловесное и громоздкое колотилось у меня в кармане, но я тогда не обращал на это внимания. Я чувствовал, что какая-то непонятная, невразумительная толпа бежит следом со мной, но я не знал, кто они такие. Может быть, я все еще был на волне Крыльев Грома, но это тонкое щекотание в горле уже давно растворилось в кровяном потоке. Так на чем же я был?