«Еще бы!» – подумала Лиза.
По лицу Юры пробежала мимолетная тень.
– Я только не понимаю, – сказал он задумчиво, – что же теперь-то?.. Ну ладно, потом об этом! – оборвал он сам себя. – Ты выглядишь чудесно, и прическа новая какая-то. Поехали на раут! – При этих словах он снова улыбнулся. – Это немного смешно, вот увидишь. Ты вообще-то как, любишь светскую жизнь?
Он смотрел на Лизу веселыми глазами, слегка наклонив голову.
– Я не знаю… По правде говоря, я никогда не вела светскую жизнь. И разве она сейчас существует?
Услышав ее ответ, Ратников расхохотался:
– Ты умница, Лиза, я все больше в этом убеждаюсь! Конечно, ее не существует, и это совершенно естественно.
– Почему?
– Потому что светская жизнь может быть только там, где жизнь вообще подчиняется каким-то правилам – внутренним и, значит, внешним. А у нас сейчас – откуда? Каждый дует в свою дудку и ориентируется только на собственные желания. Каждый черпает свободу полными ложками, и, видимо, это занятие надоест еще не скоро. Не будем о грустном, милая моя, чудесная девушка. Поехали!
Дыхание у Лизы перехватило, когда он произнес последнюю фразу. Конечно, он произнес ее легким, шутливым тоном, но ей вдруг показалось, что голос его дрогнул.
Но они уже садились в машину, и Лиза не успела заглянуть в Юрины глаза.
– Ты мне хоть расскажи, – попросила она уже в машине, – куда мы едем? И как мне…
– Мы едем на Патриаршие пруды, – сказал Юра. – Хозяйка – подруга моей мамы, я тебе говорил, зовут ее Маргарита Семеновна. А об остальном тебе беспокоиться не надо. Разве ты неловко чувствовала себя у Виссенбергов?
– Виссенберги – другое дело, – попыталась объяснить Лиза. – Но здесь-то… Хотя ты прав – какая разница?
Они довольно долго добирались через наглухо забитый машинами центр.
«Хорошо все-таки, что он не за рулем, – подумала Лиза. – Уже извелся бы давно».
Светский раут должен был состояться в двенадцатиэтажном доме из желтого кирпича – одном из тех, что незаметно вклинились в советское время между ветшающими старинными особнячками и постепенно облепились бронзовыми досками в память великих партийцев.
Дверь открыла сама хозяйка – высокая, изящная женщина неопределенного возраста «после сорока». Увидев ее, Лиза замерла за спиной у Ратникова, желая только одного: провалиться сквозь все шесть нижних этажей.
– Юра! – воскликнула Маргарита Семеновна. – Боже, неужели ты все-таки нашел время и для нас?
– Нашел, Ритуля, нашел. Да ты ведь знаешь, я не обманывал. Правда, занят был.
Они вошли в квартиру, и Ратников представил Лизу:
– Лиза Успенская, работает у меня референтом.
Ритуля окинула Лизу быстрым оценивающим взглядом, потом брови ее удивленно приподнялись, и Лиза внутренне сжалась, ожидая какой угодно реакции. Но хозяйка только сдержанно кивнула ей и обернулась к Ратникову:
– Юрочка, радость моя, как ты себя чувствуешь? Вижу, вижу, посвежел, красавец неотразимый, как всегда. Как Юля?
– Ничего. Звонила, передает привет. Она приедет в эти выходные.
– Надолго? – поинтересовалась Ритуля.
– Еще не решила. У нее ведь тоже дела, ты знаешь.
– Как ее агентство?
– Вот-вот.
– Ну, дай Бог. Проходи, Юрочка, все уже здесь. Проходите, пожалуйста, – кивнула она и Лизе.
«Она совсем не изменилась, – думала Лиза, идя вслед за Ритой и Юрой в гостиную. – И взгляд тот же. Сейчас назовет меня „мадемуазель“».
Но Рита словно бы демонстративно не смотрела в ее сторону. В гостиной уже собралось не менее двадцати человек, но комната была далеко не тесной, и гости разместились на диванах, креслах и банкетках у стен. Мебель в доме была не просто старинная – все было подобрано с таким вкусом, что даже не искушенная в антикварных стилях Лиза поняла, как много усилий приложила хозяйка, чтобы ее квартира приобрела такой элегантный вид.
Здесь не чувствовалось той непринужденности в общении, которая сразу была заметна в доме Виссенбергов, да и в любом немецком доме. Гости словно бы оценивающе приглядывались друг к другу.
– Здесь многие незнакомы? – тихо спросила Лиза.
– Думаю, да. Я и то кое-кого не знаю, – ответил Юра.
Рита в это время беседовала с гостями то в одном, то в другом углу комнаты, улыбалась, кивала, ахала… Лиза наблюдала за ней украдкой, не желая встретить ее взгляд. Было заметно, что Рита чувствует себя прекрасно среди множества своих гостей и ее удовольствие относится даже не столько к каждому из них, сколько к самой атмосфере разговоров, ахов и улыбок.
– Друзья мои! – произнесла она, слегка похлопав в ладоши; взгляды собравшихся обратились к ней. – Извините, что еще не готова пища, необходимая для нашего духовного оздоровления.
– Ничего, Маргарита Семеновна, – ответил ей полный, дородный мужчина в мятом льняном пиджаке. – Голод в живом существе может выглядеть неприятно, но еще неприятнее – полная и безразличная сытость.
Лиза слушала их, не зная, удивляться или смеяться. Но все собравшиеся хранили полную серьезность, и она сдержала улыбку. Мельком взглянув на Юру – как он-то воспринимает эти странные слова? – она заметила, что его подбородок слегка подрагивает, как всегда, когда он готов рассмеяться.
Гости вернулись к своим разговорам, и Лиза повнимательнее пригляделась к ним. Уже было заметно, что образовалось несколько кружков, собравшихся вокруг разных людей. Человек пять обступили человека в мятом пиджаке, внимательно вслушиваясь в то, что он говорит неторопливо и тихо.
Но Лизино внимание привлек мужчина, являвшийся центром другого кружка – состоящего из наиболее изысканно одетых дам и импозантных мужчин. На вид он был постарше Ратникова, одет в свободный светлый пиджак из дорогой ткани, скрывавший изъяны его полноватой фигуры. Несколько длинных светлых прядей были тщательно зачесаны на небольшую лысину. Заметив Ратникова, этот мужчина солидно кивнул ему, то ли здороваясь, то ли приглашая присоединиться к его кружку, но тут же отвернулся, чтобы продолжить разговор со своим собеседником.
В те несколько мгновений, что он смотрел в Юрину сторону, Лиза заметила, какой жесткий у него взгляд: не смотрит, а словно обыскивает.
– Кто это? – спросила она, когда, незаметно передвигаясь по гостиной, они оказались в противоположном от этого человека углу.
– Потом, – ответил Юра.
Лиза тут же решила, что больше не задаст ему ни одного вопроса. В самом деле, как он может ей рассказывать о людях, которые стоят совсем рядом?
В этот момент большая дверь, ведущая в гостиную, распахнулась, впуская целую процессию. Впереди шел высокий костлявый человек неопределенного возраста, одетый в такого же неопределенного покроя одеяние, и нес огромное деревянное блюдо с тремя большими буханками черного хлеба. Он выступал так величественно, что Лизе показалось, будто его выход сопровождается торжественным маршем. У каждого из членов процессии на таких же деревянных подносах стояли миски, наполненные какой-то жидкой пищей.
Они принялись обносить гостей этим супом и хлебом, каждый отламывал себе по куску от буханок. Лиза беспомощно оглянулась на Юру. Что надо делать – неужели есть эту подозрительную похлебку? Поймав ее взгляд, он взял ее под руку и, обойдя процессию за спинами гостей, оказался среди тех, кто уже вкушал пищу. Лиза вздохнула было с облегчением, но тут же услышала рядом с собою голос:
– Вижу, милая барышня, вам не хочется поучаствовать в нашем обряде?
Перед нею стоял тот самый человек не слишком опрятного вида, в мятом льняном пиджаке. В руках он держал миску и хлеб.
– А ведь этот хлеб приготовлен людьми, исполнившимися благоговения и смирения, – продолжал он. – Кстати, вы обратили внимание, как русский человек вкушает пищу? Нет более наглядного смирения, чем сама поза еды, со склоненной головой, как бы в знак уничижения и благодарности. Заметьте, что люди Запада, по видимости лучше нас воспитанные, едят выпрямившись, поднося ложку высоко ко рту. Они как бы стоят выше пищи и снисходят к ней, точнее, позволяют ей возноситься до себя.
Речь его лилась как по писаному, и Лиза смотрела на него уже почти с испугом.
– Наши же люди едят рабски, низко склоняясь к тарелке, словно бы заискивая перед едой. Но чьи же они рабы – пищи или подателя ее? Ведь и всякая тварь склоняется перед щедростью творца, сознавая свое бессилие прокормить себя! Хлеб наш насущный… Не так ли, господа?
Его последние слова были обращены уже к Юре.
– Не знаю, не думаю, – пожал плечами тот. – По-моему, ваши трактовки несколько избыточны. И суп, насколько я знаю, невкусный, хоть и приготовлен с благоговением.
Рита незаметно подошла к ним, коснулась Юриного рукава.
– Ну что ты, мой милый, споришь с Викентием Тихоновичем! Он много думал над тем, что говорит. Ты знаешь, что он написал новую работу? «Теология пищи» – так, Викентий?
По-прежнему минуя взглядом Лизу, она повернулась к мужчине. Тот с достоинством кивнул.
– Вот видишь, Юрочка, не надо спорить. Пойди лучше перекуси там, у столика, если супа не хочешь. Там и аперитив, пойди.
– Это что, опять коньяк собственного изготовления? – спросил Ратников, улыбаясь. – Ты, Ритуля, неисправима, но я тебя люблю!
Он направился к столику, на который показывала Ритуля. Лиза последовала за ним. На овальном столе красного дерева сервированы были такие изысканные закуски, которые нелегко встретить даже в дорогом ресторане.
Юра тут же обнаружил среди многочисленных бутылок свой «Мартель», Лиза выбрала бургундское «Мюзини».
– Как это странно… – сказала она.
– Что? Похлебка и «Мюзини»? – усмехнулся Юра. – Конечно, несколько эклектично. Но такой это дом, Ритуля обожает шокировать публику контрастами. Меня другое удивляет: ну ладно я – я ее действительно с пеленок помню и люблю, но почему остальные-то клюют на этих пищевых теологов, которых она собирает? Ты представить себе не можешь, ведь сюда действительно рвутся, как на великосветский прием! По-моему, просто уж так установилось, престижно стало здесь бывать. А вообще-то она писательница, бестселлеры пишет.
«Я знаю», – чуть не ответила Лиза, но прикусила язык.
Тем временем прием благоговейной пищи был окончен, и гости без помех болтали, пили, подходя друг к другу с бокалами в руках. Видно было, что даже те, кто были здесь впервые, стали чувствовать себя непринужденно.
– Юрий Владимирович! – услышала Лиза и обернулась в сторону Ратникова.
Рядом с ним стоял тот лысеющий господин, который был центром самого импозантного кружка с начала вечера.
– Какая с вами девушка красивая!
– Елизавета Дмитриевна Успенская, моя сотрудница.
– Очень, очень приятно! Петр Григорьевич, будем знакомы. Извините, Юрий Владимирович, а ведь я собираюсь похитить вас на несколько минут. Надеюсь, вы разрешите, Елизавета Дмитриевна?
Впрочем, он не стал дожидаться Лизиного разрешения и, мягко взяв Юрия под локоть, пошел с ним вместе на огромный балкон, превращенный в настоящий сад. Лиза видела, что они сели в плетеные кресла среди каких-то экзотических растений.
В этот момент она почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд и обернулась. Рита стояла в дверях гостиной и смотрела на нее так повелительно, что Лиза безропотно подошла к ней. Они вместе вышли в небольшую комнатку, примыкавшую к гостиной.
Похоже было, что эта комната и предназначалась для бесед с глазу на глаз. Здесь стоял низкий резной столик и два глубоких кресла с шелковой обивкой. Рита села в одно из них.
– Садитесь, – сказала она, указывая Лизе на другое.
– Я рада видеть вас, Маргарита Семеновна, – произнесла Лиза. – Несмотря ни на что…
– Вот именно, несмотря ни на что. Я вижу, вы отлично умеете устраивать свою судьбу, мадемуазель. Юра Ратников! Интересно, с ним вы тоже на улице познакомились?
– Не совсем. Но какое это имеет значение?
Глядя на Риту, Лиза не чувствовала ни смущения, ни раздражения, даже недавняя неловкость прошла. Только легкая печаль воспоминаний…
Точно таким же повелительным тоном разговаривала с ней эта одноклассница Виктора Третьякова, когда они познакомились у него в подмосковном особняке в день Лизиного рождения… Лиза вспомнила ее бесцеремонный вопрос: «И что же, вам нравится Виктор Станиславович?» Тогда ее бросало то в жар, то в холод при виде надменного Ритиного лица, теперь же она легко чувствовала себя рядом с этой женщиной. Может быть, это было связано только с тем, что Лиза знала: она не злая, эта Ритуля, просто ядовитая слегка. А может быть, прошло время, когда Лизу могла смутить светская дама.
– Вы переменились… – медленно произнесла Рита.
Ее лицо тоже сразу переменилось. Исчезла надменность, в глазах промелькнуло заинтересованное внимание.
– Я рада, что встретила вас, – повторила Лиза. – Ведь у меня даже телефона вашего не осталось. И ничьего не осталось телефона – ни Павла, ни Гриши Кричинского…
– Вы, однако, могли бы заглянуть в салон к Орлову, или к Неретинскому, или, в конце концов, к Вите в офис, если так уж интересовались нами, – заметила Рита.
– Я не могу назвать это интересом… Я просто не решалась это сделать. Ведь прошлого не вернуть, Маргарита Семеновна, правда? Я вспоминаю Виктора с благодарностью. Где он сейчас?
– В Швейцарии, – ответила Рита. – Его мальчик окончил там школу, учится теперь международной юриспруденции в Лозанне. Витя отошел от дел, хотя не думаю, что это сильно сказалось на его благосостоянии. Он очень переменился – как-то резко постарел, стал выглядеть в точности на свой возраст. Ведь этого не было раньше, вы помните?
Лиза кивнула. Воспоминания нахлынули на нее при этих Ритиных словах… И вспомнила она почему-то тот вечер расставания, когда они сидели с Виктором в джелатерии у Красных Ворот и он сказал: «Я устал, Лиза, это и значит – старость… И при всем желании я не могу не спать ночами, думая о вас!»
– И вы ни в чем себя не вините? – спросила Рита. – Мне кажется, это произошло с ним именно после расставания с вами.
– Я виню себя, хотя и понимаю, что не виновата перед ним, – ответила Лиза. – Что я могла сделать, Маргарита Семеновна? Я не любила его, и он это знал. Я никогда не говорила ему, что люблю его, и ничего между нами не было. Вы мне не верите? Поймите, я могла бы ничего этого не говорить вам, и никому другому я не стала бы этого говорить. Но с вами связаны счастливые воспоминания. И с Павлом, с Гришей…
Рита слушала ее внимательно. Налет равнодушной светскости совершенно исчез с ее лица, оно вдруг стало казаться старше. Видно было, что Лизины слова затронули какие-то живые струны в ее душе – может быть, те самые, из-за которых любил ее Юра…
– Вероятно, так оно и есть, – задумчиво произнесла она. – Но к Юре, наверное, вы относитесь иначе?
Лиза ожидала этого вопроса, но он все-таки смутил ее.
– Я… Простите, Маргарита Семеновна, я не могу вам ответить. Я работаю у Юры, мне приятно его общество, и ему, кажется, тоже. Это все, что я могу сказать.
– Он особенный человек, – сказала Рита.
– Я знаю, это сразу понятно.
– И он любит свою жену, учтите. Может быть, вам показалось, что это не так: они подолгу живут порознь, она очень независимая деловая женщина. Но это какой-то особый роман, я с самого их детства наблюдала за его развитием. Видите ли, Лиза, – Рита неожиданно назвала ее по имени, – они оба мало значения придают постороннему мнению, для них обоих важнее то, что думают они сами, а не окружающие, потому они и живут так, как считают для себя возможным. Он дорожит Юлей, гордится ею, это всегда так было, с самого детства, можете мне поверить.
– Но… Зачем вы говорите мне об этом, Маргарита Семеновна? Разве я претендую на…
– Может быть, и не претендуете, – перебила ее Рита. – Я только хочу вас предупредить, что и не надо претендовать. Для вашей же пользы. Вы стали мне очень симпатичны, и мне было бы жаль, если бы вас постигло разочарование. А еще больше мне не хотелось бы, чтобы Юрина жизнь осложнилась. У него и так забот достаточно, даже к старой тетке не мог вырваться!
Она легко поднялась из кресла, Лиза тоже встала.
– Вы зашли бы к Орлову, – сказала Рита. – Он рад вам будет, зря вы стесняетесь. Ваше платьице ведь он делал? Оно очаровательно, но это слишком характерный фасон, он был моден в прошлом году. Никита с удовольствием придумает для вас что-то новое. Ведь вам, наверное, неплохо платят в Юриной фирме? А теперь извините, я должна идти к гостям.
Лицо Риты снова стало непроницаемым для любых чувств, кроме ни к чему не обязывающей любезности.
«Может быть, никакого „света“ и нет на самом деле, – подумала Лиза, – и эти пищеславцы, конечно, смешны, но в Рите есть что-то, заставляющее брать себя в руки».
Она вошла в гостиную одновременно с Юрой.
– Я очень советую вам подумать, Юрий Владимирович! – громко сказал ему вслед лысеющий собеседник. – Мое предложение может оказаться для вас решающим.
Не отвечая ему и даже не оглядываясь, Ратников подошел к Лизе:
– Извини, я задержался.
– Ну что ты, Юра! Мы с Маргаритой Семеновной пока поговорили.
– Да? – удивился он. – Не напугала она тебя? Ритуля любит холода напустить!
– Нет, вовсе нет. У нас с ней были общие знакомые.
– Лиз, а тебе не надоело здесь? – спросил Ратников. – Я бы, честно говоря, поболтал еще с Ритулей пару минут и ушел. Скучно здесь, ей-Богу! Как ты на это смотришь?
– Как хочешь, Юра.
Видно было, что настроение у него испортилось – похоже, что после разговора с этим Петром Григорьевичем. Юра пошел к Рите, и Лиза увидела, что они скрылись в той самой «комнате бесед».
Пока Ратников беседовал с хозяйкой, Лиза рассматривала его недавнего собеседника, который успел вернуться к своим дамам. Она еще раз убедилась, что первое впечатление не обмануло ее. Как ни старался этот Петр Григорьевич принять вид добродушного любезника, в каждом его взгляде чувствовалась внимательная жесткость и даже, как ей почему-то показалось, готовность к мгновенному удару.