– Чего тебе нужно, Рекрут?
Заметив, что с самого момента вторжения жиганов Скулатый не раскрывает рта, Оглобля взял на себя функции переговорщика. В конце концов, кто-то должен был сделать это.
– Я хочу избежать войны с вами. Хочу, чтобы вы признали, господа, что ваше время прошло. Как это ни прискорбно – для вас. Но нужно уметь проигрывать с достоинством. Вы признаете меня полноправным хозяином в Казани, и я гарантирую вам, что никто более из вашей кодлы не пострадает. За некоторым исключением, конечно, – многозначительно добавил Рекрут.
Он, не глядя, протянул руку в направлении стоящего рядом с ним Солоуха, и тот, как по команде, вложил в ладонь соратника свой «наган». Рекрут приставил дуло к затылку Скулатого и хладнокровно спустил курок. И тут же шагнул назад, как заправский матадор, только что исполнивший сложнейший трюк с бандерильей. Кровь брызнула на белоснежную скатерть. Старый уркаган ткнулся лицом в стол. Его руки безжизненно повисли вдоль тела.
Рекрут вернул наган Солоуху и прошелся вдоль стола, попыхивая зажатой в зубах папиросой.
– Я хочу, чтобы вы просто знали, кто теперь здесь за старшего, – продолжил он с прежними миролюбивыми интонациями. – В корне для вас ничего не изменится, господа уркаганы. Вы будете работать так же, как работали прежде. За исключением самой малости. Я должен быть в курсе каждой вашей операции и размере предполагаемого навара. А также вам надлежит отчислять мне процент с каждого такого дела. Небольшой. Скажем, третью часть.
– Третью часть? – Оглобля с трудом оторвал взгляд от бесчувственного тела Скулатого и поднял голову. – А морда у тебя не треснет, Рекрут?
Вместо ответа жиган коротко кивнул одному из своих соратников, и тот, не целясь, выстрелил от бедра. Пуля угодила Оглобле в шею. Он схватился руками за рану, попытался подняться на ноги, но сил на такой подвиг не хватило. Пошатнувшись, он опрокинулся на спину, и его тело забилось в предсмертной конвульсии.
– Кто-нибудь еще считает так же, как Оглобля? – вопросил Рекрут.
Присутствующие за столом промолчали. Жиган самодовольно осклабился.
– Прекрасно, господа. Я рад, что вы проявили понимание в отношении моего предложения. Надеюсь, впредь у нас с вами не возникнет никаких разногласий.
– Третья часть с навара – это справедливо, – выдавил из себя Лапа.
– Я тоже так думаю, – Рекрут остановился рядом с ним и дружески похлопал бывшего домушника по плечу. – И раз мы обо всем договорились, я не вижу смысла и дальше злоупотреблять вашим драгоценным вниманием. А посему разрешите откланяться.
По его команде жиганы опустили оружие и потянулись к выходу из «Фортуны». Сам Рекрут вышел в числе последних.
* * *Москва. Хитров рынок
– Рекрут? – переспросил Графин, откладывая в сторону лупу и мягким движением закрывая шкатулку. – Что там опять с этим Рекрутом? Я же лично сказал Скулатому, что...
Митяй не дал ему закончить фразу.
– Скулатый мертв, – спокойно произнес он.
– То есть как мертв? Почему?
Митяй, сняв шляпу, повесил ее на спинку стула, затем расстегнул пальто и сел. Соседнее с ним место занял Леший, крепкий мужик с массивным квадратным подбородком и слегка свернутым на бок носом. Третий визитер, разодетый так же щегольски, как и Митяй, и с которым Графин познакомился лишь после своего возвращения в Москву, остался стоять на фоне дверного проема.
– Они поминали одного из своих людей, когда во главе многочисленной кодлы заявился Рекрут. Ему даже не успели оказать сопротивления. Скулатого застрелили на глазах у всех остальных. Затем точно так же пришили и его верного соратника Оглоблю. Рекрут поставил казанским «иванам» жесткие условия. Работать под ним и отстегивать третью часть с навара...
– Вот как? – перебил Митяя Графин. Откинувшись на спинку дивана, московский авторитет и думать забыл о той бриллиантовой броши, изучением которой он был занят всего пару минут назад. – Да кем он себя возомнил?
– Он объявил себя хозяином Казани, – ввернул Леший, блеснув передним золотым зубом.
На лбу Графина угрожающе вздулись вены. Его поза осталась прежней, но Митяй догадывался, какие страсти бушевали сейчас в груди авторитетного уркача.
– Вот бисова душа! – хлестко бросил Графин сквозь плотно стиснутые зубы. – Он еще не знает, с кем связался! Отчаянный малый, даром, что жиган, как вы их называете. Даже жаль будет кончать такого. Но я обещал оказать Скулатому поддержку. Слово есть слово, хотя оно покойному нынче и без надобности, – мягкими неторопливыми движениям он развязал кисет и принялся набивать кривую турецкую трубку. – Отправь в Казань парочку наших людей, Митяй. Я полагаю, Платон и Кучер вполне справятся с этим делом. Пусть отыщут Рекрута и по-тихому кончат его. Без лишних жертв.
Митяй откашлялся, привлекая внимание Графина. Трубка у того уже была набита, но поднести к ней спичку он не успел. Так и замер, взглянув на соратника исподлобья.
– Что еще?
– Я могу высказаться, Графин?
– Говори, коли есть что сказать.
– Ситуация с Рекрутом, как клубок, – Митяй любил говорить витиевато и начинал всегда издалека. – Потянешь чуть за ниточку, и придется потом отматывать до бесконечности. Не он, так кто-то другой появится. А потом вся эта жиганская волна и другие губернии охватит. Нам же достаточно и того разброда, что здесь, в Москве, творится.
– Я не понял, – нахмурился Графин. – Что ты предлагаешь? Не вмешиваться в казанские дела?
– Ну, почему же не вмешиваться? – Митяй пожал плечами и коротко переглянулся с молчаливым Лешим. – Вмешаться можно, но стоит ли вот так, по-тихому, как ты выразился, валить Рекрута.
– А что с ним делать?
– Может, стоит потолковать с ним? Он, конечно, без царя в голове, но, как я слышал, у этих жиганов тоже свой кодекс чести имеется. Договоримся с Рекрутом полюбовно, вразумим его. Дескать, пусть сбавит обороты, да пыл свой слегка поумерит. А в остальном... Хочет он владеть Казанью, пущай владеет. Нам сейчас главное, чтоб порядок держался. А рука у Рекрута сильная, волевая. Противостоять силам ЧК, я думаю, ему вполне по силам.
Графин раскурил наконец трубку. Густые клубы дыма потянулись к высоким, отделанным лепниной потолкам. Стоящая на столе свеча совсем оплавилась, превратившись в жалкий огрызок, и почти не давала света. Электричеством Графин по старинке предпочитал не пользоваться, и Митяй чувствовал себя неуютно в этом гнетущем полумраке.
– Как я понял, жиганы – разношерстная публика, – произнес авторитет, не столько отвечая на слова соратника, сколько обращаясь к самому себе. – Разве нет?
– Все правильно, – вновь неожиданно вклинился в их дискуссию Леший. – Среди них кого только нет, Графин. Даже политические, говорят, попадаются. Контра, одним словом.
Митяй недовольно поморщился.
– И где ты таких словечек чекистских набрался?
Вместо ответа Леший скорчил выразительную гримасу. Пламя гаснущей свечи отражалось в его маленьких, глубоко посаженных глазках. С возвращением Графина Леший утратил часть авторитета в московской воровской среде, к которой успел привыкнуть за минувшие годы. У него зародилось множество новых идей, и к реализации некоторых из них Леший успел даже приступить. А теперь весь процесс затормозился. Приходилось кое-что откручивать назад. И вновь набирать вес. Но уже в глазах Графина.
– Мысль твоя интересна, Митяй, – продолжил тем временем вчерашний каторжанин, перекатывая трубку из одного уголка рта в другой. – Но как можно решать что-то с такой разношерстной публикой. Сегодня они тебе скажут одно, а завтра поступят совсем иначе.
– Вот и будем смотреть по обстоятельствам.
– А ежели Рекрут сразу примет наше предложение в пику?
Митяй развел руками.
– Тогда валить по-тихому. Как ты сразу и предлагал. Но прощупать вариант можно. Что мы теряем?
Свеча погасла, и Графин, склонившись вперед, зажег вместо нее другую. Тени заплясали на стенах с удвоенной силой. Графин взял шкатулку и сунул ее в карман своего просторного шелкового халата. Митяй заметил этот жест, и он заметно покоробил его. Прежде Графин никогда не вел себя так в присутствии верных соратников. А сейчас он словно не доверял им. Или это произошло бессознательно?
– Хорошо, – согласился авторитет после небольшой паузы. – Будь по-твоему, Митяй. Но все равно отправь в Казань Платона и Кучера. Пусть выяснят, что там и как. Встретятся с Рекрутом, потолкуют. А дальше разберутся по обстоятельствам. Ребятки они смышленые.
– Не сомневаюсь, – Митяй пригладил двумя пальцами тоненькие усики. – Я сегодня же встречусь с ними и обрисую ситуацию. Думаю, завтра утром они смогут выехать в Казань.
– Добро.
Митяй поднялся со стула, его примеру последовал и Леший. Однако Графин негромко окликнул последнего, и Леший вынужден был обернуться.
– Задержись на мгновение. У меня есть к тебе разговор.
– Задержись на мгновение. У меня есть к тебе разговор.
Графин вынул изо рта трубку и положил ее на краешек старинной бронзовой пепельницы. Леший покорно опустился на прежнее место. Митяй и второй его щегольски наряженный подельник покинули комнату.
– Что-то стряслось? – Леший не ждал ничего хорошего от разговора с вернувшимся с каторги авторитетом.
– Стряслось, – сдержанно ответил тот. – Или может стрястись, если мы не примем своевременных мер. Мне не нравится то, что происходит с Митяем. Когда я знал его раньше, он был совсем другим. Но сейчас в нем многое изменилось. Расскажи мне о нем.
– Что рассказать?
– Все, что сможешь припомнить. Чем он жил последние годы, чем занимался.
Леший облегченно перевел дух. Благо дело, Графина интересовала подноготная Митяя, а не его.
* * *Казань. Майдан Кудерметовой на Винной
– Вот.
Лапа с глухим стуком поставил саквояж на стол и только после этого позволил себе опуститься напротив аппетитно уплетающего утку под ананасами Рекрута.
Жиган не прервал своей трапезы. Лишь мельком взглянув на саквояж, он подал знак Резо, и тот, подавшись вперед, щелкнул замками. Вывалил содержимое саквояжа на стол. Туго перетянутые бечевкой пачки купюр образовали внушительного размера горку. Две из них сорвались с края стола и упали на пол. Резо нагнулся и поднял их. Расположившиеся за соседними столиками жиганы любопытно вытянули шеи, но Рекруту достаточно было повернуть голову в их сторону, и интерес к принесенному уркачом саквояжу мгновенно угас.
– Сколько здесь?
– Третья часть с общего навара, – избегая встречаться с жиганом глазами, Лапа взял зубочистку и стал сосредоточенно вычищать ею грязь из-под ногтей.
– Я не спрашивал, какая это часть, – Рекрут повысил голос. – Я спросил, сколько здесь.
– Триста тысяч.
– Маловато. Тебе так не кажется, Лапа?
Резо уже срезал ножом одну из бечевок и принялся пересчитывать купюры, ловко и сноровисто действуя тренированными пальцами. Уловить его движения было сложно даже для такого наметанного глаза, каким обладал бывший домушник, переквалифицировавшийся в каталу. Лапа не мог не оценить профессионализма жигана.
– Это все, что удалось собрать на данный момент. Деньки выдались не шибко удачными. Ты же знаешь, как это бывает, Рекрут. Сегодня – густо, завтра – пусто. Аякс сказал, что к концу недели будут еще деньги.
– Откуда? – глаза жигана блеснули азартом.
Лапа заколебался, но в итоге решил, что раз вопрос уже задан, на него требуется ответить. Иначе подозрения Рекрута возрастут еще больше. А он и так-то до сих пор не проникся к ним полным доверием.
– В среду в казначейство должны доставить крупную сумму денег...
Пальцы Резо замерли. Рекрут оторвался, наконец, от утки и совсем иначе взглянул на собеседника. От этого взгляда слова застряли у Лапы в горле.
– Аякс планирует налет на казначейство?
В голосе жигана звучал неприкрытый сарказм. Даже при всей его природной бесшабашности ему ни разу не приходило в голову осуществить подобную наглость. Охрана при казначействе была такая, что даже если налетчикам удастся осуществить задуманное, потери окажутся несоизмеримыми. Рисковать своими жиганами Рекрут не собирался. Хотя кусочек был лакомым.
Лапа покачал кудлатой головой.
– Нет. Деньги повезут поездом. В золотых монетах. У Аякса есть свой человек при железной дороге. Иначе нам никак не узнать бы о подобной оказии, – уркаган расплылся в улыбке, словно это он сам спланировал предстоящую операцию. – Информация засекреченная. А потому и охрана будет никудышной. Человек Аякса с железной дороги сказал, человек пять или шесть красноармейцев.
– Это немало, – вставил Резо.
– Немало, – живо согласился Лапа. – Но нападения-то они никак не ожидают. Аякс уже все обмозговал до тонкостей. Завтра ночью по прибытии поезда будет брать золотишко. И навар будет богатый, Рекрут.
– Могу себе представить, – жиган решительно отодвинул от себя тарелку с недоеденной уткой и потянулся в карман пальто за папиросами. – Только ты передай Аяксу, чтобы он не суетился. Я со своими жиганами сам возьму этот поезд. Завтра ночью, говоришь?
Лапа опешил.
– Как же так, Рекрут? У Аякса ведь все готово. Честь по чести...
– Плевать мне на Аякса! – жиган чиркнул спичкой, и пляшущее пламя озарило его сухощавое, покрытое легкой щетиной на щеках и подбородке лицо. – И на все его подготовительные работы плевать! Аякс подчиняется мне, а не я Аяксу. Или ты забыл об этом, Лапа?
– Нет, я...
– Вот и славно. Передай ему, что поезд с казначейским золотом я возьму сам. Со своими жиганами. А вы, – палец Рекрута так резко и стремительно ткнулся в грудь уркагану, что тот невольно отпрянул. – Можете считать, что на этой неделе ничего больше не должны. И я готов простить лично тебе, Лапа, те суммы, на которые ты обставляешь меня со своих игр. Но только на эту неделю. Понял? Или ты думал, я не знаю, на сколько ты раскатываешь клиентов по майданам?
Лицо бывшего тверского домушника было бледнее простыни. Он кусал себе губы и корил сам себя за несдержанный язык. Осведомленность Рекрута относительно его дел не шибко беспокоила Лапу. Здесь он уж как-нибудь выкрутиться. Не впервой. А вот Аякс за историю с поездом с него точно три шкуры сдерет. В эту минуту Лапа принял для себя лично единственно верное решение. Бежать. Отправить Аяксу сообщение Рекрута запиской, а самому бежать. Хоть в ту же Москву, под крыло авторитетных воров, хоть еще куда, но оставаться в Казани Лапе никак не следовало.
– Я... Я передам... – пролепетал он.
– Обязательно передай. Что еще? Есть что-то, что мне нужно знать?
Терять Лапе уже было нечего.
– На следующей неделе приходит контрабандный товар из Турции. Тот, что Хасан Ибрагимов возит. Партия хорошая, и я знаю, что Аякс не собирается договариваться с Ибрагимовым. Он решил порешить Хасана и увести весь его товар. У Аякса уже и перекупщик хороший на примете есть.
– Опять Аякс, – недовольно протянул Рекрут, и на его лице появилось задумчивое выражение. Он покусал краешек папиросы зубами. – Мне не нравится его бурная деятельность. Он теперь у вас за «ивана», что ли?
– Да ты что, Рекрут? – поспешнее, чем следовало бы, открестился уркаган. – Какие «иваны»? Бог с тобой! Ты же знаешь, вся Казань под тобой. И никто супротив не попрет. Ни Аякс, ни кто-либо другой. Как на духу говорю.
– Верю. Но Аякс ваш мне все равно не нравится. И московским ворам он на меня капнул, как я слышал. Не так скажешь?
– Он не капнул, – узкий ворот как-то слишком сдавил горло, но Лапа не решался поднять руку даже для того, чтобы поправить его. В помещении было до крайности душно, и Лапа мечтал поскорее оказаться на свежем воздухе. И как можно дальше от Рекрута. – Он просто сообщил им... О смерти Скулатого сообщил. Он обязан был это сделать.
Слушая жалкие оправдания сидящего напротив уркача, Рекрут краем глаза заметил, как в дверном проеме появилась нескладная фигура Паленого. Взгляд соратника показался жигану каким-то потухшим. Не было в нем присущей Паленому искорки. Да и выглядел он на удивление тверезым.
Пошарив глазами по столикам, Паленый заметил Рекрута и приветственно махнул ему рукой. Рекрут качнул головой в ответ.
– Хорошо, – сказал он, обращаясь к Лапе. – С Аяксом я разберусь позже. А коли дознаюсь, что он за моей спиной воду мутит, отправлю на свидание со Скулатым и Петей Маленьким. Можешь ему так и передать. С Ибрагимовым со своим пусть сам разбирается. Меня это не волнует. А насчет поезда с казначейским золотишком пусть затухнет. Не по зубам ему такая операция. Пересчитал, что ли?
Рекрут слегка повернул голову к Резо. Грузин как раз бросил в саквояж последнюю пачку денег и коротко кивнул.
– Все в порядке, Рекрут. Как в банке. Триста тысяч.
– Я так и сказал, – Лапа продемонстрировал жиганам вымученную улыбку. – Разве ж я буду врать?
Рекрут устало махнул рукой. Персона тверского домушника перестала его интересовать. Все, что он хотел от него получить, он получил.
Лапа понял этот жест именно так, как и полагалось. Нахлобучив шапку, он поднялся из-за стола.
Паленый тем временем уже обменялся бодрыми репликами со многими из присутствующих на майдане, похлопал Кудерметову по пухлому заду и заказал себе бутылку дорогого вина. Хозяйка сама сбегала в подвал и принесла жигану заказанный им напиток. Перехватив бутылку за горлышко и покачивая ей на весу, Паленый двинулся по узкому проходу к столику, за которым сидели Резо и Рекрут. От былого мрачного настроения, с каким молодой жиган появился на майдане, не осталось и следа. Но Рекрут невольно нахмурился. Уж больно старательно Паленый бодрился, как ему показалось.
Резо опустил саквояж на пол.
– Чего ты сияешь, как пятиалтынный? – грузин первым обратился к Паленому, когда тот занял освободившееся после ухода Лапы место за столиком. – И где пропадал так долго? Что-то тебя не видать нигде было.