Паленый разлил вино по стаканам.
– К тетке ездил. В деревню. На три дня.
– На сельскую жизнь потянуло?
– Да не, – когда Паленый поднял стакан, рука его слегка дрогнула, и несколько капель грязно-кровавой жидкости упало на пальцы. – Зазноба у меня там живет. Горячая бабенка, скажу я тебе, Резо. Не чета всем этим марухам, – жиган сделал неопределенный жест рукой, видимо, имея в виду тех самых девиц, что в данный момент присутствовали на майдане у Кудерметовой. – Если будет желание, можем в следующий раз вместе съездить. Познакомлю. На пару и поелдачим. Как думаешь?
Предложение явно пришлось Резо по душе. Он даже как-то приосанился весь, выпятил грудь колесом, а затем поправил воротник кожаной куртки. Незаурядная внешность Паленого способствовала тому, что возле него всегда крутились знатные девицы. Не в смысле социального положения, а в смысле особо приятной наружности.
– Вам что, кроме как о бабах поговорить не о чем? – задавая этот вопрос, Рекрут в упор смотрел на Паленого из-под полуопущенных век.
Молодому жигану такой взгляд совсем не понравился. Вино словно встало поперек горла. О шестом чувстве Рекрута, благодаря которому ему не раз удавалось с равным успехом как избегать чекистских облав, так и распознавать измену, в жиганской среде слагались легенды. Неприятный предательский холодок побежал у Паленого вдоль позвоночника. Мысль о том, что Рекрут каким-то непостижимым образом догадывается о его сговоре со Сверчинским, не оставляла Паленого ни на секунду. А с другой стороны, перед мысленным взором жигана так же неумолимо вставал образ его престарелой матушки, находящейся сейчас где-то на попечении чекистов. Ее судьба напрямую зависела от действий самого Паленого. И он намерен был постараться.
– А о чем еще базарить? – Резо находился в приподнятом настроении.
– Хотя бы о том, что нам предстоит завтра.
– А что завтра? – как можно беспечнее поинтересовался Паленый.
Рекрут улыбнулся.
– По делу соскучился на деревенских-то харчах? Понимаю, Паленый, понимаю. Мять рукоятку «нагана» не менее приятно, чем женские прелести. Это я и по себе знаю. – Новоиспеченный хозяин Казани смял окурок в пепельнице и только теперь потянулся к стакану с вином. – А суть нашего разговора вот в чем. Лапа только что рассказал нам об одном выгодном дельце. Завтра к нам из столицы прибывают казначейские денежки. В золотых монетах. Сопровождают столь ценный груз шестеро красноармейцев. Но куда их шести винтовкам против нашей дюжины «наганов» и револьверов. Положим их всех на платформе и уйдем с хорошим наваром. Что скажешь, Паленый? Поучаствуешь?
– Спрашиваешь! – словоохотливость Рекрута и его открытость подкупили молодого жигана. Все прежние страхи и опасения как рукой сняло. Паленый и не чаял так быстро исполнить просьбу Сверчинского. Видать, фарт был на его стороне. – Когда я от стоящего дела отказывался? Тем более, раз ты сам за это берешься, Рекрут. Где ты – там удача. Это уж по всему проверено. А во сколько поезд-то прибывает?
– А почему ты спрашиваешь? – изумился Рекрут. – У тебя встречи какие-то на вечер намечаются?
Паленый мгновенно осознал свой прокол. Правый глаз его нервно дернулся, и он поспешил вновь пригубить вино, в расчете совладать с собственными чувствами.
– Да нет у меня никаких дел, – сказал он после небольшой паузы. – Просто, чтобы знать. Ну, подготовиться же нужно успеть.
– Так ты можешь прямо сейчас и начинать. Выпить с ребятами для храбрости. Или еще что там тебе требуется.
Паленый нервно засмеялся.
– Выпить – это я не против. Винца вот, например. А то в деревне что за пойло? Один самогон сивушный.
Он посидел для виду за столиком Рекрута еще минут пять, а затем, слегка захмелев, двинулся в противоположный конец зала, где под общий гам и веселье шла ожесточенная игра в карты. Рекрут проводил Паленого долгим наряженным взглядом.
– С тобой все в порядке? – тяжелая рука Резо опустилась на плечо друга. – Что-то ты стал мрачнее тучи.
– Со мной-то все нормально, – ответил Рекрут, не поворачивая головы. – А вот он мне не нравится.
– Кто?
– Паленый. Странно, но у меня какое-то нездоровое предчувствие зародилось. Еще как только он вошел. Лицо у него неестественное.
– Ты дуешь на воду, – небрежно отмахнулся Резо.
– Хотелось бы верить. Но ты же знаешь, как редко меня обманывает чутье.
Грузин вынужден был призадуматься. В том, что говорил Рекрут, бесспорно, было зерно истины. Хваленая интуиция отчаянного жигана не раз и не два спасала жизни им обоим. И Резо привык доверяться этому внутреннему голосу приятеля не меньше, чем сам Рекрут.
– Ну, допустим, с ним что-то не так, – он тоже глянул в спину сидящего теперь за карточным столом Паленого. – Но что?
– Не знаю. Пока не знаю.
– Тогда на кой черт, извини меня, ты рассказал ему про налет на поезд с казначейским золотишком?
– Ты тоже заметил его странную реакцию? – Рекрут наконец повернулся к нему лицом.
– Нет. Ничего я не заметил. Я лишь спросил тебя...
– Сделаем так, – решительно оборвал фразу соратника Рекрут. – Я хочу, чтобы ты приглядел за ним, Резо.
– За Паленым? Ну, хорошо. И как долго?
– Сегодня вечером, ночью и главное – завтра утром. Я хочу знать, куда он подастся, с кем будет встречаться, с кем разговаривать. Включая марух. Понял?
– Ладно, сделаю, – большого энтузиазма в голосе Резо не было. Он предпочел бы проводить время куда веселее, нежели таскаясь по городу за Паленым почти сутки. – Хотя, сдается мне, на этот раз твое хваленое чутье собирается подложить тебе свинью. Прежде у нас не возникало повода сомневаться в Паленом. И его поездка в деревню еще не повод...
– А ты уверен, что он был в деревне?
Резо предпочел оставить этот вопрос без ответа. Переубедить Рекрута сейчас не представлялось возможным. Опять же, один из тех случаев, когда тот уверен в своей правоте. И уверенность эта непоколебима.
– Я присмотрю за ним.
* * *Казань. Площадь Московского вокзала
Крупная широкоплечая фигура отлепилась от стены и двинулась навстречу прибывшим. Станционный смотритель трижды подал сигнал колокольчиком, и поезд, с каждой секундой набирая обороты, тронулся с места.
– Вы от Графина?
Широкоплечий остановился рядом с Платоном, но смотрел не на него, а поверх его головы. Руки казанского уркагана были заложены за спину, и при каждом слове он слегка покачивался на носках хромовых сапог. Платон смерил его пристальным взглядом с головы до ног. В своем представлении московский вор видел встречающего совсем иначе. Мускулистая фигура казанца совершенно не сочеталась с его маленькой головой, казалось, сросшейся с бычьей шеей. Волосы коротко острижены, мясистый нос слегка свернут на бок. И глаза... Больше всего во встречающем Платону не понравились его глаза. Слишком уж неестественно прозрачными они выглядели. Будто стеклянные.
– Аякс? – на всякий случай осведомился москвич.
Казанец кивнул.
– Идемте за мной, – по-деловому бросил он и, тут же развернувшись, размашисто зашагал по привокзальной площади. – Экипаж уже ждет нас. И с нумерами я тоже договорился. Будете жить в «Глассоне». У меня есть там надежный человечек. Так что никто не станет задавать лишних вопросов.
Платон перехватил саквояж левой рукой, а правую сунул в карман длинного модного пальто. Пожав плечами, он двинулся за Аяксом. Шествие замкнул Кучер, молодой паренек, одетый под гимназиста минувшего столетия, до сих пор не проронивший ни слова. Весь багаж последнего, с которым он прибыл в Казань, составлял компактный футляр для скрипки. Ни дать ни взять, выпускник консерватории.
Аякс свистнул, подзывая экипаж. Затем остановился посреди площади и еще дважды качнулся на носках.
– Когда мы сможем увидеться с Рекрутом? – Платон подался вперед, и его губы почти соприкоснулись с мочкой уха казанского уркача.
Аякс резко обернулся.
– Я донесу до него известие о вашем прибытии прямо сегодня. Может быть, встречу удастся организовать уже вечером.
– Так Рекрут не знает?
– О чем?
– О том, что мы должны были приехать?
Некоторое время Аякс молча и сосредоточенно смотрел в глаза Платону. Затем опустил взгляд ниже и сфокусировал его на саквояже москвича. Правая ноздря на свернутом носе как-то угрожающе раздулась.
– Нет, – ответил он наконец. – Я посчитал, что так будет лучше. У Рекрута не будет много времени на то, чтобы подготовиться.
– Вообще-то, мы хотели с ним только поговорить, – счел нужным напомнить Платон.
– Я это и имел ввиду.
Экипаж остановился перед ними, и Аякс отодвинулся в сторону, предлагая гостям сесть первыми. Платон не стал возражать. Подобрав полы пальто, он ступил на подножку. Следом за ним в экипаже разместился и Кучер. Бережно поставил скрипичный футляр себе на колени и обхватил его обеими руками. Аякс занял место напротив.
– Трогай! – бросил он, обращаясь к вознице. – В «Глассон».
В дороге никто из трех пассажиров не проронил ни слова. Возница не торопился, а потому тряски в экипаже практически не ощущалось. Две пегие лошадки, управляемые уверенной рукой, бодро трусили по широким казанским мостовым. Платон поглядывал по сторонам, невольно отмечая для себя каждую деталь незнакомого города. Взгляд Кучера был устремлен под ноги. Он был больше похож на мраморное изваяние, нежели на живого человека из плоти и крови. Сходство со скульптурой довершала бледность его кожи.
Аякс нервно покусывал губу. С прибытием московской делегации он связывал очень большие надежды. Все должно было вернуться на круги своя...
Экипаж замер.
– Приехали.
Нумера в «Глассоне» казанский уркаган действительно забронировал для гостей хорошие. Платон, пройдясь по комнатам и то и дело характерно покачивая головой, остался доволен. Кучер не выразил никаких эмоций. Определив футляр в платяной шкаф, он разместился в одном из глубоких кресел, подхватил газету с журнального столика и развернул ее на второй странице.
– Как только я договорюсь с Рекрутом, я немедленно позвоню вам. Или приеду сам, – сообщил Аякс.
С этими словами он быстро ушел, оставив москвичей обживать временные апартаменты.
– Ни одного слова правды, – сказал Кучер, откладывая газету в сторону. – При царском режиме и то так безбожно не врали.
Если бы Аякс был еще здесь, он бы, несомненно, поразился тому факту, как приятно и мелодично звучал голос Кучера. Вероятно, этот человек и в самом деле имел в прошлом отношение к консерваторскому образованию.
– Ты застал газеты при царском режиме? – хмыкнул Платон.
Он уже снял пальто и остался в одной белоснежной рубахе с небрежно повязанным под горлом галстуком. Раскрыв саквояж, Платон срезал тонким ножичком внутреннюю подкладку и выудил из потайного отделения два отливающих блеском черных револьвера. Внимательно осмотрел каждый, но остановил выбор лишь на одном из них. Второй револьвер вернулся в саквояж на прежнее место.
– Представь себе, застал, – Кучер, все так же вальяжно развалившись, сидел в кресле. – К твоему сведению, я выгляжу гораздо моложе своих истинных лет.
– И сколько же тебе?
Но Кучер оставил вопрос без внимания.
– Давай спустимся вниз, – предложил он, пружинистым движением покидая удобное место. – Я обратил внимание, что здесь весьма приличный ресторан. Как ты смотришь на то, чтобы пропустить по рюмахе-другой? Дорога изрядно измотала меня.
– Пойдем, – согласился Платон. – Времени свободного, я думаю, у нас еще с избытком. Аякс не произвел на меня впечатление человека энергичного.
Он прошел к шкафу, распахнул обе створки и опустил револьвер в карман пальто. Однако облачаться в него не стал и остался в рубахе.
Москвичи покинули нумер и спустились на первый этаж. Торопиться им, действительно, было пока некуда. Но, как вскоре выяснилось, в своих предположениях относительно расторопности Аякса Платон ошибался. Казанский уркаган явился в «Глассон» уже через час после своего ухода и застал москвичей все в том же ресторане на первом этаже.
Кучер пропустил две рюмки водки и теперь с интересом разглядывал двух сидящих у стойки девиц, принадлежность которых к древнейшей профессии не вызывала у него никаких сомнений. Однако подходить к девицам и заводить с ними разговор Кучер не торопился.
Платон заказал себе третью рюмку и попросил присовокупить к ней чего-нибудь съестного. Им подали креветок.
Аякс грузно опустился за столик столичных гостей.
– Рекрут сказал, будет ждать вас сегодня в «Фортуне» к девяти часам, – доложил он, зябко потирая шелушившиеся от ветра руки.
Платон удивленно вскинул вверх кустистые брови. К стоящей перед ним рюмке, равно, как и к креветкам, он еще не притрагивался.
– Я думал, он сам придет к нам навстречу.
– Нет, не придет, – Аякс рад был возможности плеснуть масла в огонь. – На то он и Рекрут. Сам никуда не ходит, а ждет только, чтобы к нему на поклон все являлись. Передать, что вас это не устраивает?
– Не надо, – Платон взял рюмку и покрутил ее двумя пальцами. – Мы сходим на встречу с ним. В «Фортуне» в девять? Так тому и быть, значит.
* * *Казань. Предмостовая площадь
– Кондрат Сергеевич? Это Паленый.
Жиган говорил тихо, прикрывая рукой трубку и время от времени осторожно оглядываясь через плечо. Однако кондитер, занятый своими делами, похоже, не обращал на него никакого внимания. А с появлением в его заведении очередного клиента, приход которого был озвучен мелодичным позвякиванием дверного колокольчика, хозяин кондитерской и вовсе забыл о присутствии Паленого, попросившего воспользоваться местным телефоном пару минут назад.
– Я слушаю вас, Прохор Матвеевич, – сухие интонации в голосе Сверчинского совершенно не походили на те, которые Паленому доводилось слышать при их последней с чекистом встрече. – У вас есть для меня что-то ценное? Говорите.
Паленый почувствовал, как внутри у него все похолодело. Сердце болезненно сжалось. Он снова оглянулся через плечо. Кондитер с широкой улыбкой на лице любезно беседовал с посетителем.
– Мне не хотелось бы по телефону... Мы можем встретиться, Кондрат Сергеевич?
– Конечно. Где вы сейчас находитесь?
– Я рядом... Рядом с вашим ведомством, – последнее слово жиган и вовсе произнес с благоговейным придыханием. – На Предмостовой.
– Хорошо. Давайте встретимся минут через десять в Центральном парке, – предложил Сверчинский. – Хотя нет. Постойте! – поразмыслив секунду, чекист решил, что не стоит назначать встречу с Паленым там, где он обычно встречается с Григорием. Мало ли что. – Лучше спуститесь до Набережной. Это всего двумя кварталами ниже. Я буду ждать вас у пирса. Все через те же десять минут. Успеете?
– Успею, – заверил невидимого собеседника Паленый и тут же поспешно повесил трубку.
Высоко подняв воротник полупальто и поглубже надвинув картуз на глаза, жиган сухо поблагодарил кондитера, обогнул стоящего у него на пути добротного розовощекого мужчину и вышел на улицу. Быстрым шагом двинулся к Набережной. Глубоко засунутые в карманы руки предательски потели. Паленый знал, что после его встречи с чекистом пути назад уже попросту не будет. Сверчинский не позволит ему так легко спрыгнуть с «крючка», на который так удачно насадил жигана. Слово-то он свое, бесспорно, сдержит и отпустит матушку Паленого, но, предав Рекрута и прочих своих подельников, информатор не сможет вернуться к прежней своей жизни. Это все равно, что вечно балансировать над краем пропасти. Паленый отлично понимал это, но изменить каким-то образом ситуацию в свою пользу он уже не мог.
До боли стиснув зубы, Паленый свернул на Набережную и направился к пирсу. Высокую, ладно скроенную фигуру чекиста в поблескивающем на солнце кожаном плаще он заметил издалека. Сверчинский, как и обещал, уже ждал своего информатора.
– Ну? – Кондрат Сергеевич щелкнул крышкой часов и убрал их под плащ. – Что у вас за информация, Прохор Матвеевич?
Видно было, что чекист торопится, да и для Паленого это было как нельзя кстати. Ему совсем не улыбалось торчать здесь, на хорошо просматриваемом с двух сторон пространстве, в обществе представителя ЧК. Вероятность того, что в этот час на Набережной мог появиться кто-нибудь из жиганской братии, конечно, была ничтожна, но Паленый не мог отделаться от ощущения, что опасность подстерегает его где-то совсем близко. А посему, чем скорее он расквитается с этим делом, тем лучше.
– Сегодня ночью Рекрут планирует налет на поезд, в котором из Москвы будут доставлены казначейские деньги. Я не знаю точного времени налета, но вы ведь можете выяснить, во сколько должен прибыть этот самый поезд. – Жиган говорил быстро, стараясь при этом не смотреть в глаза собеседнику. – Включая Рекрута, в налете будут участвовать двенадцать человек. В том числе и Резо. И я тоже, – неохотно добавил он.
– Место встречи? – уточнил Сверчинский. – На вокзале?
– Нет. Резо сказал мне, что сбор будет в «Лагуне». Ближе к вечеру.
– Что значит ближе к вечеру?
– Ну, обычно это происходит часов в восемь или в девять. Вы собираетесь устроить облаву там?
Сверчинский не ответил, сосредоточившись на собственных мыслях. Для задержания двенадцати жиганов ему потребуется существенная поддержка. Но Кондрат Сергеевич верил, что Лепеха не откажет ему в подобной просьбе. Арест такого человека, как Рекрут, того стоил. И брать группировку действительно лучше всего было на малине, а не на вокзале в момент налета. Таким образом сокращалась вероятность того, что при перестрелке мог пострадать кто-то из посторонних.
– Где эта «Лагуна»?
– На Лососинской, – Паленый ждал этого вопроса. – В самом конце улицы. Там тупик, и если вы хотите провести облаву в трактире, то перекрыть достаточно будет только основной подход к «Лагуне». Со стороны Малого Вражека. А время... – жиган помолчал, быстро производя в уме какие-то нехитрые подсчеты. – Лучше явиться туда аккурат к девяти часам. Не ошибетесь, Кондрат Сергеевич. И Рекрут будет на месте, и остальные.