— Думаешь, для меня это сейчас важно? — спросила я, бросив на Леонида печальный взгляд.
— Действительно. Какую-то чушь несу.
Леонид посадил меня к себе на колени и снял резинку с моих волос.
— Вас вообще здесь моют? — Видимо, он заметил, насколько мои волосы сальные и жирные.
— Моют, но не так часто. Психи в очереди с железными тазиками по четыре часа стоят. Знаешь, я когда это вижу, хочется взять какой-нибудь таз и треснуть по башке санитара…
Глава 17
— Не нужно… Я грязная…
— Ты самая чистая.
— Может прийти главный врач.
— Еще рано. Он дал нам час. Я хорошо ему заплатил.
— Я толстая…
— Ты самая красивая…
— Сейчас я самая страшная…
— Ты самая чудесная женщина, которую я когда-либо видел…
Леонид наклонился ко мне, чтобы поцеловать. Я хотела его оттолкнуть, но не смогла. Он был слишком настойчив. Мне было ужасно стыдно от запаха своего тела, оттого, что на мне белье, которое носят бабушки-пенсионерки. Лобок, заросший волосами… Волосы под мышками и на ногах… Даже не верилось, что когда-то эпиляция была для меня первым делом. А теперь я даже забыла, как она делается.
Но мне казалось, для Леонида все эти нюансы не имели значения. Он по-прежнему шептал, что я самая прекрасная, и властно положил меня на стол. Я думала о том, что красота — понятие субъективное, и стала вяло отвечать на его поцелуи. Я была обессиленная. Сумасшедшие таблетки забрали все мои силы. Когда он вошел в меня, мне показалось, что внутрь проникла свежесть, ведь эта свежесть была из реального мира, который был мне недоступен.
Он словно растягивал меня в разные стороны, оставляя пальцами следы на теле.
— Я люблю тебя… — шептал мне Леонид на ухо и слегка его прикусывал. — Даже несмотря на то, что ты убийца. Только не рассказывай про покойных мужей, статуэтки и шторы. Ты моя любимая «черная вдова». От такой, как ты, нужно держаться подальше. Но я обожаю тебя…
Когда все закончилось, Леонид снова стал угощать меня.
— Вытащи меня отсюда. Умоляю…
— Я только об этом и думаю.
— Почему так долго?
— Девочка моя, быстро хорошо не бывает. Если тебя признают здоровой, то посадят за решетку, но от этого лучше не станет. Два убийства. Как бы ты ни хотела, придется мотать срок.
— Тело Абель не нашли?
— Она жива.
— Странно…
— Ты помнишь, как ее убивала?
— Я помню, как запихивала ее мертвую под кровать.
— Так вот, она жива и здорова.
— Тогда ничего не пойму. Мне с некоторых пор вообще ничего непонятно. Помоги мне отсюда сбежать.
— А других вариантов нет. Только побег. Новый паспорт и новая жизнь. Нам придется уехать подальше от этих мест. Конечно, можно еще признать тебя умершей, но с этим столько мороки…
Я встала перед Леонидом на колени.
— Ленечка, миленький, родненький, ты действительно поможешь мне бежать и вернуться в реальный мир? Если ты это сделаешь, я уеду с тобой куда хочешь. Буду сидеть тише воды, ниже травы и жить только для тебя. Пожалуйста, не бросай меня здесь. Ты не представляешь, как здесь страшно. Я ведь уже овощ.
— Успокойся. Я тебя не бросал и бросать не собираюсь. Придумаю, что-нибудь, обещаю.
— Только ты долго не думай, а то будет поздно, — принялась я гнуть свое. — А то ведь я потом не смогу собрать остатки разума, которые сейчас теряю. Пока у меня еще хоть немного мозг есть, меня можно отсюда забрать. Потом это будет бессмысленно.
— Наташа, что ты творишь? Встань с колен. — Он силой поднял меня и посадил на стул. — Патрика давно похоронили. Все в трансе. Столько времени прошло, а у него на могиле всегда живые цветы. Люди его любили.
— Мне очень жаль, что так произошло.
Я дернула Леонида за руку и всхлипнула, как ребенок, сама удивляясь, что у меня еще остались человеческие эмоции.
— Пожалуйста, на кону каждый день. Вытащи меня отсюда.
— Потерпи еще чуть-чуть…
— Ну, если только чуть-чуть…
Свидание закончилось, я вернулась в палату. Я была очень перевозбуждена и постоянно прокручивала в голове свидание с Леонидом.
— Чо не спишь? Думаешь кого-нибудь убить? — спросил меня тетка на соседней койке.
— Иди на фиг, — только и смогла сказать я, повернувшись на бок.
— Думаешь, если убийца, тебе все можно? Думаешь, тебя тут должны все бояться?
— Я объяснила, куда тебе нужно пойти. Или еще раз это повторить?
— Помогите, убивают! — стала кричать психованная.
В палату влетели медики, нас тут же усмирили уколами. Я провалилась в глубокий сон. А следующей ночью произошло то, чего я даже не могла себе представить. Ко мне подошел санитар и велел идти за ним. Я тут же накинула халат, сунула ноги в тапочки, стянула резинкой волосы и пошла по длинному тусклому коридору. Мы спустились на пару этажей вниз и он подвел меня к железной массивной двери. Я ничего не понимала.
— Всё. Пошла прочь.
— Куда? — опешила я.
— Прочь, я сказал.
Санитар открыл дверь и толкнул меня на улицу. От свежего воздуха меня повело, и я чуть не потеряла сознание. Жадно хватая воздух, как рыба, выброшенная на сушу, я попала в объятия Леонида и, с трудом держась на ногах, тут же нашла в нем опору.
— Ты?
— Да. Я же тебе обещал…
— Я думала, обманешь.
— Как я могу? Я же тебя люблю.
— Это побег?
— Конечно, побег.
— Санитара, наверное, завтра накажут.
— Санитар завтра будет сидеть где-нибудь на Канарах на своей вилле и попивать отличный коктейль.
— Ну, ты даешь. Это же так дорого.
— А ты у меня бесценная… Давай быстрее. Нам нельзя терять ни минуты. Видеокамеры не будут еще работать несколько минут. Потом включатся. Дольше нельзя. Иначе сработает сигнализация.
Через минуту я уже сидела в машине Леонида, и мы мчались прочь от больницы. Я обхватила колени руками и зарыдала.
— Наташка, ты что? Ну, прекрати! Все закончилось. Послушай, все закончилось. Всё, моя девочка. Больше никогда и ни за что ты не попадешь в подобное учреждение. Мы улетаем в другую страну. У тебя будут новые документы и новая жизнь. Мы будем жить долго и счастливо, но для этого нужно только одно: чтобы ты никого не убила.
Увидев, что я хочу возразить, Леонид потрепал меня по щеке.
— Знаю, что хочешь сказать. Не должны никого убить ни твои покойные мужья, ни шторы, ни статуэтки, ни кто-нибудь и что-нибудь еще, понимаешь?
— Понимаю.
— Сможешь?
— Я очень постараюсь, но от меня мало что зависит.
— Девочка моя, теперь ты должна жить так, чтобы от тебя зависело всё…
Глава 18
Этой же ночью мы вылетели в Австралию. По новому паспорту меня звали Ольгой. Правда, перед тем как лететь, мы поменяли мой фланелевый халат на деловой строгий костюм, а мои тапочки на дорогие туфли на невысоких каблуках, а также заехали к знакомому мастеру Леонида, который быстро меня подстриг и покрасил в рыжий цвет, который, как ни странно, мне очень даже оказался к лицу. В самолете я взяла Леонида за руку.
— Неужели все самое страшное позади?
— Да.
Когда стюардесса разносила напитки, я с тоской посмотрела на вино — мне ужасно захотелось выпить. Леонид тут же уловил мой взгляд и сказал, что лучше этого не делать.
— У тебя не самая хорошая реакция на алкоголь, дорогая.
— Не буду, — согласилась я. — Я ведь пила психотропные таблетки. Мне еще отходить и отходить. Они же просто съели мой организм. Вино сейчас точно нельзя.
— Я рад, что ты меня понимаешь и мы находим общий язык, — кивнул Леонид и пригубил вино.
Я положила голову на его плечо и стала всматриваться в темное ночное небо через иллюминатор. Даже не верилось, что где-то там, далеко, осталась психушка с ее страшными буднями и безнадежностью.
— Пока поживем в Австралии. Когда все успокоится и забудется, можно будет вернуться обратно. В Австралии у меня дом.
— Я в этом даже не сомневалась, — улыбнулась я. — У тебя дома по всему миру.
Мы поселились в самом красивом городе Австралии — Сиднее. Сидней еще больше, чем Москва. Правда, людей живет гораздо меньше, а значит, дышать легче.
В первые же дни нашего пребывания в Сиднее Леонид водил меня по ресторанам, чтобы я попробовала различные экзотические блюда. Самым его любимым было мясо кенгуру. Мне нравилось наслаждаться панорамными видами из ресторана на самой верхушке Сиднейской башни, высота которой превышает триста метров, валяться на золотом песке роскошного пляжа Бонди прямо в черте города. Я сразу влюбилась в этот портовый город, имеющий репутацию одного из самых привлекательных и комфортных для жизни городов мира. Жилые кварталы города окружены национальными парками. Я даже решила, что этот город — один из самых красивых в мире.
Время, проведенное в больнице, давало о себе знать, и я очень быстро уставала. Когда долго ходила, у меня начинали болеть руки и ноги. Все мои движения были замедленными, как на старой пленке допотопного фильма. Я быстро чувствовала слабость, головокружение, боялась упасть в обморок, ведь я долгое время совсем не двигалась. Давали о себе знать и перемены в психике. Она была неустойчивой, я могла капризничать, вести себя как ребенок, заплакать, разозлиться. После больнички моя психика должна восстанавливаться долго, нужно набраться терпения.
Время, проведенное в больнице, давало о себе знать, и я очень быстро уставала. Когда долго ходила, у меня начинали болеть руки и ноги. Все мои движения были замедленными, как на старой пленке допотопного фильма. Я быстро чувствовала слабость, головокружение, боялась упасть в обморок, ведь я долгое время совсем не двигалась. Давали о себе знать и перемены в психике. Она была неустойчивой, я могла капризничать, вести себя как ребенок, заплакать, разозлиться. После больнички моя психика должна восстанавливаться долго, нужно набраться терпения.
Я полюбила свой дом в Австралии, полюбила Леонида, его заботу. Правда, меня очень беспокоило, что официального статуса его жены у меня нет. Однажды я решила поделиться с ним своими страхами.
— Леонид, мы с тобой живем вместе. У нас все хорошо, но я не твоя жена.
— Наташка, ты в своей жизни уже столько раз выходила замуж. Мне кажется, пора остановиться. Угомонись. Что даст тебе официальный статус?
— Уверенность. Спокойствие. Чувство надежности, — тут же перечислила я.
— Но я и так тебе это все даю. Ты же видишь, как сильно я к тебе привязан. Когда мужики на тебе женятся, они все умирают. Так что официальная регистрация брака нам ни к чему. Я хочу еще пожить. Давай жить долго и счастливо и умрем в один день.
Да, других вариантов нет. Значит, старая жизнь полностью потеряна, а вместе с ней и мое имущество, которое осталось в Москве и Сен-Тропе. Интересно, кому оно отойдет? Близких родственников у меня нет, завещания я не составляла.
Что касается моего нынешнего положения, то даже если бы Леонид зарегистрировал со мной отношения, это бы их не спасло, ведь брак все равно считался бы липовым, потому что мой паспорт поддельный и такого человека, как я, в природе просто не существует. Поэтому регистрация брака по новому паспорту ничуть не узаконит мои отношения. От одной этой мысли меня бросило в пот. А как же «подушка безопасности», как же хоть какие-то дивиденды? Если честно, любовь Леонида ненастоящая. Он присушен. Всё сделано против его воли, и неизвестно, как это обернется завтра.
Я знала, что у меня особая судьба. В жизни и так полно скучных и предсказуемых людей. Я никогда не хотела быть в их числе. Всегда любила странных, но при этом смелых людей. Они никогда не боялись носить удивительную одежду, совершать непредсказуемые поступки, говорить о непонятных вещах, которые не укладываются в нормальной голове. Таких даже можно узнать по стуку в дверь. Это очень странный стук. Очень… Своими странностями эти люди не боятся менять свою жизнь. Я не отношусь к тем сумасшедшим, которым нужны настоящие чувства. Если у человека нет на меня времени, я не настаиваю. Я ухожу. Просто не хочу всю жизнь стоять в очереди. С самооценкой у меня всегда был полный порядок, но и в вечную любовь я не поверю. Уж я-то знаю, красивую женщину всегда можно заменить более красивой. Поэтому шаткое положение при Леониде меня не очень устраивает, но пока не вижу, как можно его изменить.
Даже не верится, что когда-то я верила в любовь, была очень хорошей и любящей девочкой. Три года любила и боялась быть плохой, но за все это время ничего не получила взамен. С каждым днем тот, кого я самоотверженно любила, все меньше меня замечал. Однажды он не заметил, что я покрасила волосы. Потом — что я их остригла. Что накачала губы гелем. Что на нервной почве очень сильно похудела, что старалась порадовать и приготовила его любимое блюдо.
А однажды он не заметил, что я не ночевала дома. Я пришла утром, он собирался на работу и равнодушно попросил найти его галстук. Я нашла галстук и поинтересовалась, почему он не спрашивает, где я была. Он пожал плечами и выдал: зачем спрашивать, если он и так знает, что у родителей. Он даже не спросил, почему я не предупредила, что не ночую дома. Я поняла: он просто не заметил моего отсутствия. Принял душ, завалился в кровать, стал смотреть в футбол и уснул. Вспомнил обо мне, когда не мог найти галстук. И даже после того, как я призналась, что эту ночь провела с другим мужчиной, он не поверил. Мол, кому ты нужна? Так и закончилась история этой любви. Повторения не хочу. Эти отношения превратили меня в человека-невидимку. Настал момент, когда меня перестали видеть в упор, что бы я ни делала и что бы ни говорила.
Остывшие чувства — как остывший чай. Когда остывает чай, мы никогда его не подогреваем, а просто выливаем и завариваем себе новый. Свежий, душистый. Точно так же и с чувствами: когда они остывают, нет смысла их подогревать, потому что они должны быть свежими и вкусными. Тот, с кем я нашла в себе силы расстаться, так и не узнал меня настоящей. Он не знал, сколько я пролила слез, сколько раз теряла надежду, насколько была сломлена в тот момент, и о том, что больше всего я боялась его потерять, не зная, как удержать и стать воздухом, которым он дышал. Людей почему-то впечатляет, когда ради них умирают, но не когда ради них живут. И тогда я подумала, что люди хуже, чем звери. Они не задумываются о том, что разрушают чужие жизни.
— Наташа, я вижу, тебя очень сильно что-то беспокоит. Не понимаю, что тебя не устраивает?
— Я хочу за тебя замуж. Я знаю два иностранных языка. Могу спокойно обсудить творчество Достоевского и Мопассана с англичанами и французами на их родном языке. Я разбираюсь в истории моды, театра, кино. Могу рассуждать об искусстве и литературе, в том числе классической, так, что заткну за пояс любого. Я хорошо танцую и неплохо пою. Могу играть на фортепиано, отлично разбираюсь в политике и экономике. В курсе всех событий, которые происходят в мире. У меня прекрасные манеры, и я владею ситуацией. Со мной не стыдно. Я не подведу. Я умная, эрудированная, интересная. При этом попа круглая, у меня нет брекетов на зубах.
— Я в этом не сомневаюсь, — засмеялся Леонид.
— Даже если бы мы и пошли на такой шаг, что тебе это даст? Прошлой жизни у тебя нет. Там только психушка. В новой по новым документам брак в любом случае будет недействительным.
— А кто узнает, что у меня поддельные документы?
— Если кто-то захочет узнать, обязательно узнает. Такой человек, как в твоих документах, просто не нуждался. И я еще раз повторю: все твои мужья мрут после свадьбы, и я не хочу быть следующим. Ты что, меня похоронить собралась, если переживаешь, что после меня останется?
— Не говори ерунду.
— Не говорю, но твое маниакальное желание выйти замуж любой ценой наводит меня на разные мысли.
— Мало ли, а вдруг ты найдешь себе другую?
— Да я без тебя дышать не могу, а ты говоришь о другой. Тебя ко мне будто цепями приковали.
Я слушала Леонида и думала, что богатые мужики почти всегда уходят. Шикарность и ухоженность женщины, увы, не залог семейного счастья. Это уже давно известно. Какая бы красотка ни была, мужики всегда меняют на ту, что моложе, иначе «не респект в тусовке».
Леонид будто почувствовал мои переживания, тут же обнял и прошептал на ушко:
— Все будет хорошо. Я никогда тебя не брошу. Не переживай. Я очень тебя люблю и считаю своей женой. Давай нарушим эту привычную цепочку, которую ты выстроила в своей судьбе, и оставим меня живым.
Глава 19
Леонид часто уезжал по делам из Австралии, оставлял меня одну, а когда возвращался, частенько стал прикладываться к бутылке. Оно и понятно, он же присушенный. Другого поворота событий я не ожидала. Присушенные мужики либо спиваются, либо становятся импотентами, либо наркоманами. Жить счастливо и умереть в один день — это совсем не про того мужика, на которого сделана присушка.
Я понимала, что когда уезжает из Австралии, он не один, потому что мир полон соблазнов и мне наступают на пятки толпы молодых и красивых девиц, которые, возможно, являются хищницами похлеще меня.
— Ты опять напился, как скотина, — бросила я ему, когда он приехал из поездки и завалился в гостиной на диван прямо в ботинках.
— Хочу и пью, — пробурчал Леонид и посмотрел на меня с ненавистью. — Я ж на свои заработанные пью! А ты вообще клуша, сидишь и не работаешь.
— Где я могу здесь работать? Да и зачем при таком муже? Я художница, но не думаю, что здесь кому-то нужны мои картины.
— Тоже мне художница нашлась. Да твоими картинами только задницу вытирать. Может, ты еще вышиваешь и книжки пишешь, курица? Да ты никто и зовут тебя никак! У тебя даже паспорт липовый. Такого человека нет в природе! Ты живешь на мои деньги, потому что своим маленьким умишком даже представить не можешь, как они зарабатываются. Иждивенка! Содержанка! Ты всего лишь обыкновенный кусок дерьма!
Я стаскивала с Леонида ботинки и думала: почему любовь так мало живет? Ведь он действительно меня любил. Я не могла ошибиться. Конечно, ответ один: потому что он присушенный. Вспомнилась наша встреча в психиатрической лечебнице, когда я сидела у него на коленях. Он кормил меня, как ребенка, постоянно целовал в макушку и говорил, как сильно любит.