В сознание пришел не через два, как говорил раненый, а через полчаса. И возвращение в мир живых было очень приятным. Я лежал в карете на сидении, а моя голова покоилась на самой лучшей подушке - коленках прекрасной девушки. Она нежно гладила мои волосы и лицо, приговаривая: "Мой дикарь! Мой хищный зверь! Мой спаситель!". Мне так и хотелось замурлыкать от удовольствия. Этого я делать не стал, но еще с полчасика глаз не открывал, слушая чарующий голос и наслаждаясь прикосновениями ласковых рук. Иногда Мирасель наклонялась ниже и ее крепкая грудь упиралась соском в мою щеку. Сквозь тонкую ткань платья я ее чувствовал очень даже, скорее даже слишком, хорошо. Мне едва удавалось сдерживать острое желание чуть повернуть голову и страстно впиться губами в волнующее полушарие.
Постепенно силы мои восстановились, и долг заставил открыть глаза. Мирасель, заметив, что я пришел в себя, обрадовалась и совершенно неожиданно для меня страстно поцеловала. Я ответил на поцелуй и снова выпал из реальности. Очнулся совершено голым, стискивающим в железных объятьях тяжело дышащую, но страшно довольную сеньориту. На спине горели глубокие царапины от острых коготков девушки, на руках, шее и ключицах саднили укусы. Я подозревал, что конкистянки - девы страстные и горячие, но эта превзошла всех встречавшихся мне доселе. Если сравнивать (что ни в коем случае нельзя делать - каждая девушка всегда несравненная), то прежние служанки, которых сеньорита для меня же и нанимала, не более чем костер прячущегося путника рядом с вулканом. То, что между нами произошло, я ни в коей мере не пытался трактовать, как любовь. После трудного боя воину необходима разрядка, а Мирасель показала себя именно воином. Силой духа и хладнокровием в минуты смертельной опасности. Попробуйте в самой спокойной обстановке перезарядить пистоль: прочистить канала ствола; отмерить порох и засыпать в канал ствола; обернуть пулю в кусочек кожи или ткани; шомполом туго забить ее в ствол; подсыпать порох на полку; взвести курок... А теперь то же самое, но в бою, в полумраке качающейся кареты, когда вот-вот могут ворваться враги и зарезать, словно свинью на бойне, и каждая секунда может стать последней...
Таким образом, я ожидал чего угодно, вплоть до стыда и презрения со стороны девушки - в таких ситуациях виноваты обычно мужчины. Это они, как правило, совращают невинных дев, заставляя их вытворять такое... что, вообще-то, и сами девы вытворять очень даже не прочь. Однако отношение сеньориты ко мне не изменилось, она смотрела на меня по-прежнему страстно и призывно... я не выдержал и более осознано, "с чувством, с толком, с расстановкой" повторил все еще раз. И плевать на новые царапины, бурную качку кареты, сопровождающуюся ритмичным скрипом. Зато я понял откуда укусы. Таким способам Мирасель сдерживала крик наслаждения, заменяя его тигриным рычанием. Представляю, как все выглядело со стороны - карета ритмично качается и поскрипывает, а из нее доносятся звуки борьбы двух здоровенных кошачьих.
Следует признать, что рассказчик был прав. Из экипажа я выполз именно через два часа кое-как одетым, но дово-о-ольным. Уверен, ни один медведь, добравшийся до богатейших запасов дикого меда, не был так счастлив, как я в те минуты.
Несмотря на состояние блаженной расслабленности, я счел своим долгом помочь отрядному костоправу - одному из гвардейцев, имеющему навыки оказания первой помощи на поле боя. Из полусотни охраны на ногах, и то лошадиных, остались пятнадцать человек. Все легкораненые. Семерых тяжелых разместили на двух телегах, позаимствованных в деревне неподалеку. Сержант после боя отрядил двоих гвардейцев за транспортом, когда сообразил, что без него тяжелых не вывезти. Лейтенант, к сожалению, геройски погиб.
Пришлось вспомнить все, чему учил нас мастер-целитель и даже больше. Тому самому раненому в живот воину, живописавшему мои подвиги, я впервые на практике применил глубокое зондирование. Собрав в ладонях клубок силы, я скрутил его жгутом и из этого жгута сформировал подобие клинка, поразившего бойца. Затем очень осторожно ввел его в рану на всю глубину. Слава Создателю, в теле не осталось посторонних предметов - как их вытаскивать я тоже знал чисто теоретически, практический результат был для меня сомнителен. Я чувствовал, как мой жгут силы уменьшается и утончается по мере сращивания поврежденных тканей. Вспомнив про очищение раны, мысленно преобразовал жгут, добавив антисептические свойства. Раненый застонал, и чуть было не заворочался, чем мог бы сбить мне весь процесс, но гвардейцы тут же пришли на помощь, обездвижив товарища. Они с изумлением наблюдали, как рана прямо на их глазах затягивается и покрывается молодой, розовой кожицей. Когда дело было закончено, я попросил сравнительно легко раненых, взявших на себя заботу о тяжелых, намазать рану мазью и перевязать чистой тряпицей, наказав выздоравливающему дня два полежать, пока ткани внутри брюшной полости не срастутся окончательно. Увидев такой результат, остальные попросили осмотреть и тех, кого уже успел перевязать костоправ. Правда, все просили не за себя, а за своих товарищей, понимая, что силы мои не бесконечны. После первого успеха, у меня как будто прибавилось сил, и я с удовольствием занялся всеми тяжелыми. На мгновение даже пожалел, что не сложилось у меня остаться в Барске учеником целителя.
Собрав трофеи и оружие своих погибших, мы, как смогли, похоронили павших, брат Зорвес попросил для них у Создателя легкого пути по небесным тропам и остатки нашего отряда двинулись в путь. Мои трофеи - оружие и доспехи (разумеется, с кошельками, и прочими дорогими побрякушками) восемнадцати сраженных лично мной, Мирасель разрешила положить к своему багажу на крышу кареты. Она, кстати, и сама не стала особо кочевряжиться, когда собрали и погрузили в багаж имущество подстреленных лично ею. Скорее это доставило сеньорите удовольствие, наподобие охотничьего трофея, которым долгими зимними вечерами хвастаются, сидя у разожженного камина с бокалом старого вина.
На границе своих владений нас встречал сам граф Азильярос с сотней личной охраны. Видимо, деревенские успели известить его о произошедшем, и он принял меры, дабы не допустить повторного нападения. Он предложил сеньорите погостить в его замке, отдохнуть и обсудить дальнейшие планы. Мирасель с удовольствием согласилась.
Ближе к вечеру мы достигли цели и через подъемный мост втянулись во двор замка. Слуги споро разобрали лошадей, обещая обиходить в лучшем виде. Раненых разместили в местном лазарете, где ими тут же занялся личный целитель графа. Мне предоставили комнату по левую сторону от двухкомнатных покоев сеньориты, а брату Зорвесу - по правую. Однако Мирасель непреклонно объявила, что после нападения ее нервы не в порядке и она не сможет спать спокойно... в одиночестве.
- Я бы с удовольствием предложил тебе свое общество, - улыбнулся граф, - но моя жена, боюсь, неправильно поймет такую заботу.
- О, не изволь беспокоиться. Мне вполне достаточно телохранителя, которого желательно поместить возле самой двери. Тебя не затруднит распорядиться поставить еще одну кровать? Вполне достаточно походную.
- Нисколько, о прекраснейшая.
Потом лично для меня была горячая ванна и три служанки помогали смыть пот, грязь и кровь. Через час я вылез из нее обновленный и готовый к подвигам на поле постельного боя. Однако старшая служанка отрицательно помотала головой и знаками показала, что им строго настрого запретили помогать мне в этой битве. Троица удалилась, тихонька хихикая.
Лакей проводил меня в покои сеньориты, где возле двери уже стояла довольно крепкая застеленная кровать. На столе благоухал разнообразной снедью и напитками большой поднос. Сеньорита сообщала через этого же лакея, что до позднего вечера она будет занята и просила ужинать без нее. Невозмутимо подтвердив, что все принесенное мое и только мое - Мирасель покормят в другом месте - лакей величаво удалился. Вещи, которые были на мне и пострадали в бою, слуга забрал для стирки и починки, а мне пришлось одеваться в то, что было запасено еще в Вармоке. То есть весьма скромно.
Отдав должное ужину, то есть, подчистив и выпив все, что было съедобного, я использовал все свободное время для тренировки холода и управления силой. Каждый день в этой поездке меня убеждает в огромной полезности этих умений. Жаль, конечно, что заработать на этом пока не удастся, но ведь не вечно же я буду телохранителем Мирасель. Со временем при следующем найме можно предложить и такие услуги за отдельную плату.
Вернулась Мирасель поздно. Скептически осмотрела мое облачение, кивнула своим мыслям, затем устало прошла в спальню и села перед зеркалом. Вскоре подошли две служанки, предоставленные ей графом. Они принесли с собой тазик воды и принадлежности для вечернего умывания. Одна помогала сеньорите привести себя в порядок, вторая - подготовила постель. Затем обе раздели девушку, уложили ее в кровать и укрыли одеялом. По знаку Мирасель тихо и быстро удалились. Я тоже разделся, положил оружие так, чтобы было под рукой, и полез в предназначенную мне кровать, собираясь честно исполнять свои обязанности.
- Ди-и-и-ит? - донесся из спальни обиженный голос девушки, - неужели ты так устал, что даже поцеловать меня на ночь не хочешь?.. Или не можешь? - добавила она в голос немного ехидцы.
Под утро мне снова представилась возможность попрактиковаться в целительстве, заживляя царапины и укусы, полученные в результате поцелуя длительностью в ночь.
В замке графа Азильяроса мы отдыхали и готовились к продолжению путешествия целую неделю. Для меня это была неделя любви и страсти. На людях мы с сеньоритой не афишировали наши отношения, но стоило наступить вечеру и мы старались поскорее завершить дела, чтобы остаться наедине. Она действовала на меня, как опьяняющие грибы, настой которых иногда используется для обезболивания в сложных случаях. Я все время ее хотел видеть, касаться ее, говорить с ней... Говорить то хотел, но слова моментально куда-то терялись, когда она была рядом. Положение усугублялось тем, что видеть сеньориту доводилось мне только вечером. В течение дня она бесконечно совещалась с графом и его доверенными людьми. Меня туда не пускали. Это положение мне не нравилось, и я перехватил девушку на пути из обеденной залы в кабинет графа. Сеньорита мигом поняла, что меня беспокоит, взяла за руку и отвела в ближайший альков. Мы стояли в полутемном помещении, нежно обнявшись, и Мирасель втолковывала мне как пятилетнему ребенку:
- Ну что может случиться в отлично защищенном замке графа?
Я было открыл рот для достойного ответа, но девушка закрыла его, и надолго, самым сладостным способом - поцелуем.
- Без меня может быть опасно, - высказал я свое отношение, немного отдышавшись.
- Лучше уж молчи, - прошептала она и положила свою голову мне на грудь. - Во-первых, если граф - предатель, то и десяток барсов не помогут, - здесь она поспешила с выводами, но поправлять ее я не стал, поскольку надеялся на интересное "во-вторых". - Во-вторых, видеть тебя рядом и не иметь возможности... даже прикоснуться... - она печально вздохнула. - Пойми. Еще не время. Я не могу допустить, чтобы кто-то прознал о наших отношениях. Это грозит моей стране большими бедами. Понимаешь?
Я что-то понятливо проворчал и Мирасель искренне обрадовалась. Похоже, я по-прежнему считаюсь недоумком, но и повода вылезти с опровержением пока не представлялось. Кажется, меня любили и так... а может как раз и за это. Глупый, но сильный и послушный мужчина, чем не мечта многих женщин? В постели хорош, делает, что скажут, а помощник и советчик в делах, скорее всего, Мирасель не нужен. В роли такового вполне успешно выступает брат Зорвес. На встречах с представителями знати, на которых я присутствовал, Мирасель показала себя умным, дальновидным, проницательным и жестким политиком. При этом незаурядные лицедейские способности помогали ей в делах. Возникало впечатление, что она буквально с младенчества варилась в котле высокой политики. Для одних она представала жестким и требовательным руководителем, другим недалекой девчонкой, которой легко можно манипулировать, третьим... потенциальной невестой с очень даже хорошим приданым.
Со мной она была нежна и ласкова. В то же время властна и требовательна. С ее точки зрения, она лучше знала, что и как надо делать... за исключением постели. Один раз она попробовала там покомандовать. Я поначалу позволил это, но потом мягко, деликатно, а, главное, на деле показал ей, что это у меня получается лучше. Впрочем, когда я чувствовал ее нестерпимое желание продемонстрировать власть, не сопротивлялся и становился послушен ее воле. Наши ночные подвиги были похожи на борьбу равных противников, когда ты несколько раз меняешь роль от всевластного монарха, до покорного раба. Это еще больше "заводило" девушку, да и меня, признаться, тоже. И в каждую новую любовную схватку мы с ней бросались со все большим и большим энтузиазмом.
Единственное, что не давало мне полностью отдаться чувствам - искреннее непонимание, что во мне могло привлечь столь богатую, знатную и воистину очаровательную девушку, имеющую богатейший выбор кавалеров на любой вкус. Готовых, не раздумывая, по малейшему намеку, движению брови и просто взгляду, на лишнюю секунду задержавшемуся на мужчине, кинуться выполнять все самые причудливые капризы? Небогатый, нетитулованный, безземельный дворянин, неспособный бросить к ногам любимой ничего, кроме шпаги... любви и верности. Ладно бы еще красавчиком был писаным - властителем дум и сердец девочек-подростков. Но ведь и этого нет. Даже скорее наоборот.
На четвертую ночь в замке я не выдержал и, когда буря любви немного поумерила свою ярость, собираясь с новыми силами, спросил Мирасель, гладя и лаская ее грудь:
- Скажи, Мирасель, а... почему я?
Она с улыбкой повернулась ко мне, поцеловала и погладила щеку.
- Глупый. Какой же ты глупый, - промурлыкала она. - Девушки подсознательно видят в мужчинах своих будущих детей. Конечно, каждая хочет, чтобы ее ребенок был красив, умен и силен. Поэтому и кидаются на смазливые личики и скульптурные фигуры, уговаривая себя, что остальное тоже в этом мужчине есть... и часто ошибаются. Для меня красота лица совсем не важна. Я увидела в тебе настоящего мужчину. Сильного. Страстного. Честного и верного. Говорят, счастливы мальчики, похожие на мать, а девочки - на отца. У меня будут только мальчики. Наследники. На то есть целители, способные предсказать и даже подправить пол ребенка во время беременности, - она легла на спину и, мечтательно глядя в потолок, подытожила. - У тебя свежая, сильная кровь. Сыновья унаследуют твою силу и воинские способности, мои красоту и ум. Они будут великими прави... В общем, это будет сильный дворянский род. Понимаешь?
Такое объяснение меня вполне устроило, и я немного успокоился. Однако не видеть Мирасель целый день с самого утра и до позднего вечера становилось для меня мучительной пыткой. Чтобы не сойти с ума я усилил тренировки и с головой погрузился в книги по целительству, найденные в библиотеке графа. Вход для гостей был свободный и я, недолго думая, решил воспользоваться случаем. Причем к тому времени я прекрасно понимал конкистос. Сказалась моя ежедневная молчаливая практика в окружении носителей языка. А читать на этом языке я научился еще в Барске. Библиотекарь, увидев мою личность, чуть не подавился очками, но книги выдал, осторожно обращаясь ко мне на ломаном аталийском. Его настолько заинтересовало, зачем этот явный дикарь приперся в храм знаний, что он несколько раз, будто по срочной надобности, прошел мимо моего стола. Картинки похабные рассматривает, пришел он, наконец, к выводу, полностью его успокоившему. Все оказалось просто и никаких загадок-странностей.
Дело в том, что книги по целительству, как правило, очень хорошо иллюстрированы. В частности, в них в красках отображались обнаженные мужские и женские тела, в том числе, разумеется, и в разрезе со всеми внутренними органами, схемами кровообращения, энергетических потоков и узлов, точек пересечения противоположных по знаку энергий. Некоторые моменты я уже хорошо знал и поэтому пролистывал, не вникая, что, видимо, и дало основание библиотекарю придти к такому выводу. Но мне это было только на руку, разубеждать его не было смысла, и я продолжал изучение материала, более не обращая внимания на архивную крысу. Очень приятно было узнать, что в составлении этого труда активное участие и немалое, судя по славословию других целителей, принимал наш мастер-целитель.
К концу недели я почерпнул много новых знаний, но все они были чисто теоретическими. Превратить их в практические навыки для меня было невозможно - ранеными занимались местные целители и ничего не хотели слышать о помощи в их нелегком деле или хотя бы о возможности присутствовать на операциях. Мотивировали это тем, что я даже не ученик целителя и не гражданин Конкисты, а они несут персональную ответственность перед графом за каждого раненого, поэтому не могут доверить столь важное дело неизвестно кому.
Наше пребывание в замке прервалось неожиданно. Мирасель хотела провести здесь еще пару дней, но однажды ночью... Я почувствовал опасность и отстранился от девушки. Та обиженно посмотрела на меня и хотела уже задать вопрос, но я приложил палец к ее губам и шепотом попросил вести себя тихо, а в случае опасности быстро прыгать под кровать. Я, плавно двигаясь, тихо соскользнул с кровати, подобрал шпагу, как всегда лежавшую под рукой и, на короткое время войдя в холод, осмотрелся. Тьма отступила, и я увидел, как к открытым настежь дверям нашей спальни, бесшумно пересекая гостиную, приближались четыре тени. Одеты они были в черные одежды и вооружены были воронеными кинжалами, не дающими отблесков в лунном свете. Один метнулся к моей кровати, но тут же вернулся к товарищам, знаком показав, что там никого нет.
Я спрятался за дверью и, когда двое пересекли порог комнаты, атаковал. Рисковать мне не хотелось, рядом была сеньорита, поэтому действовал я максимально быстро и эффективно. Фигуры убийц привычно застыли, мозг просчитал оптимальные вектора атаки и мои перемещения, тело претворило план в жизнь. Один остался без головы, второй с перерезанной шейной артерией. Трупы еще стояли, а я уже развернулся к оставшимся, оскалился и, зарычав, двумя быстрыми ударами рассек им горло.