Первые несколько секунд глава форта ощущал лишь тепло разогретой трубами стены. Засохшая капля краски царапала старичку кожу, и он недовольно подергивал головой, не решаясь оторвать лба. Он знал, что если сделает это раньше, чем ему разрешат, то сойдет с ума.
Мало-помалу мертвая стена пробудилась. Белдо ощутил нечто похожее на прикосновение щупальцев, скользнувших ему в мозг. Некоторое время его кололи чужие, неприятные, страшные мысли. Ему чудилось, что он стоит в узком колодце, а сверху на него падают темные твердые фигуры.
Наконец эльб подстроился, и на Белдо нахлынули образы, подсказывающие ему ход сегодняшней встречи. Дионисий Тигранович внимательно моргал, а потом позволил себе тихонечко сказать, адресуясь непонятно к кому: «Какие нехорошие жадные люди!»
Однако этого Белдо было мало. Ерзнув носиком по капле, он, захлебываясь, забормотал, пытаясь передать недавний разговор с Гаем. Конечно, замурованный эльб и так мог читать его мысли, но все же глава форта торопился высказаться, чтобы получить ответ.
И получил. Тот пришел к нему в виде мгновенной яркой картины. Все это длилось не больше секунды, потому что потом Белдо в ужасе отшатнулся от стены. Главное он все же понял. Надежды эльбов вполне согласуются с желанием Гая – и, следовательно, маленькому слабому существу не удастся ни на кого донести и никого стравить.
Слепо поворачиваясь, Дионисий Тигранович задел что-то ногой и наклонился, чтобы посмотреть, что ему помешало. На него смотрели. Это были действительно крысы. Неправдоподобно огромные, с шерстью встопорщенной и точно покрытой жиром. Их было четыре. Они сидели, смотрели на него, и глаза их светились в темноте.
Потом одна из них высоко подпрыгнула и попыталась вцепиться магу в лицо. Тот успел заслониться рукой и отбросил ее. Упавшая крыса спокойно перевернулась и присоединилась к остальным. Больше не атаковали. Они продолжали наблюдать.
– Ай-ай-ай! Нехорошо! Своих не узнаете? – дрожащим голосом пролепетал Дионисий Тигранович и ужиком выскользнул из комнатки. Глава форта был взволнован. Он понятия не имел, какие опыты замурованный эльб проводит с крысами, но в том, что без этого не обошлось, был уверен.
Дрожащий гардеробщик ожидал снаружи. Видимо, готовый спасать Белдо, он вооружился тяжелой деревянной подпоркой.
– Ну что, видели?.. Знаю, что видели! У вас это на лице написано! Я уже и яда им подсыпал: жрут и не дохнут!
Белдо замахал руками.
– Да какое это имеет значение? Отстаньте от меня! – закричал он, показывая, что значение это все же имеет.
Сердито отстранив гардеробщика, Дионисий прошел в зал и занял свой любимый стол в углу – деревянный, с выступающей железной окантовкой. Когда на него что-либо проливали, жидкость не стекала, а оставалась стоять на столике, где в ней медленно плавали бумажки и зубочистки. Из кухни выглянул толстый хозяин, значительно посмотрел на гостя и скрылся. Минут через пять он появился снова, уже совершенно одетый – в теплой шапке и светлой грязноватой дубленке. Поставил на стол два больших блюда с закуской, чайник с несколькими чашками и так же беззвучно, не обменявшись с Белдо ни единым словом, вышел из кафе. Вскоре после него удрал и гардеробщик.
В кухне что-то продолжало негромко кипеть и потрескивать. Постреливали, остывая, разогретые печи, однако старый маг мало интересовался этими звуками. Кинув беглый взгляд на тарелку, он ущипнул с нее орешек и, медля положить его в рот, задумался. Затем торопливо высыпал из солонки соль, что-то быстро начертил на ней пальцем и аккуратно накрыл сверху большим блюдом. Сделав это, Белдо успокоился и съел черносливинку, еще два орешка и курагу.
Прошло еще четверть часа, прежде чем глава форта, начинавший уже слегка тревожиться, услышал, как ведущая наружу дверь скрипнула. Это было едва различимо, и уж во всяком случае намного тише, чем звуки кипения из кухни.
– Проходите-проходите! – бодро крикнул он, уверенный, что не ошибся.
Никто не ответил, но, когда несколько секунд спустя Дионисий Тигранович поднял голову, все три стула около него были уже заняты. Три человека неотрывно смотрели на Белдо.
Ему стало неловко и неуютно, однако этот неуют выразился в том, что он заулыбался еще шире и стал еще милее, еще хлопотливее, чем бывал всегда.
– Добрались? Ах, какой снег в Москве, какой снег! Чаечек? Кофеечек? – забормотал он, согревая всех вокруг лучами своего тепла.
Но чем больше улыбался, тем сильнее чувствовал, что его обаяние сбоит и работает плохо. Старичок, любивший благодарную публику, обиделся, померк улыбочкой и постепенно принял деловый вид.
«Племянники» Дионисия Белдо на первый взгляд не имели между собой ничего общего.
Первый был такой маленький и тощий, что, казалось, руки крепились у него сразу к голове, минуя плечи. Личико маленькое, обиженное, а вид такой пришибленный, что рядом с ним даже старый язвенник ощутил бы себя богатырем. На голове дурацкая шапочка, связанная из множества веревочек с узелками. Такими же веревочками – разной длины, толщины и материала – было украшено и его светлое, с глубокими карманами пальтишко. Поясом для него служила толстая черная веревка, дважды обвивавшая талию и завершающаяся чем-то вроде скользящей петли.
Глазки этой странной личности были опущены вниз, а пальцы непрерывно бегали, сплетая что-то из множества веревочек, невесть как оказывающихся у него в руках.
Это был знаменитый Паук. Любой кусок тесьмы, нитка, компьютерный шнур, шнурок – все, хотя бы отдаленно похожее на веревку, – рабски подчинялось ему, причем не только при контакте с пальцами, но и на расстоянии.
Самым знаменитым преступлением Паука было убийство повелителя акций Роальда Блоха – тщательно охраняемого богача из форта Долбушина, к дому которого и муха не подлетела бы на триста метров. Роальд Блох был задушен в ванной своего дома-крепости зарядником собственного мобильного телефона.
Рядом с ним сидел расплывшийся человек. Казалось, это огромный куль, которому кто-то с большой иронией придал форму человека. Едва оказавшись за столом, этот живой куль немедленно проявил интерес к тарелкам, и они стали пустеть, казалось, от одного его присутствия.
Это был Мантухайчик – берсерк, выбравший в свое время форт Белдо и бросивший ради него форт Тилля. Берсерки не простили ему этой измены, и Мантухайчику нередко приходилось скрываться. Невозможно было поверить, что эта туша – лучший метатель ножей из всех когда-либо живших на земле. Да и не только ножей. Даже пластиковая вилка в его похожих на колбаски пальцах была опаснее шпаги в руке новичка. Впрочем, вилками он пользовался редко, не имея в этом особой нужды. Семь его метательных ножей – каждый своей формы и размера – имели имена: Лиона, Астрал, Цыпа, Шип, Веточка, Беня и Мумр.
Третим гостем, скромно занимавшим крайний стульчик, был Триш. Его дар состоял в усилении отрицательных вероятностей. Например, лифт может оборваться в одном случае из десяти миллионов. Горошиной можно насмерть подавиться в одном случае из трех миллионов. Триш же, охотясь за кем-то, с легкостью увеличивал любую негативную вероятность раз в тысячу.
Кроме этого, он неплохо работал и двумя секирами – одна из которых была намного легче другой.
Внешне Триш походил на психа: длинноволосый, носатый, с лысиной, смахивавшей на заросший шерстью апельсин. Усов не носил, зато имел длинную узкую бороду, которую сплетал в косу вместе с волосами.
Несмотря на мороз, Триш был одет во что-то длинное, льняное, с кучей вплетенных висюлек, ленточек и колокольчиков. На правой руке была кукла-перчатка, как две капли воды похожая на него самого, разве что лицо у нее было резиновое, гнущееся во все стороны и разевающее рот, когда он дергал привязанную к нижней челюсти леску. С этой куклой Триш непрерывно разговаривал, причем она вечно противоречила.
Вот и сейчас, увидев Белдо, кукла прижала к груди ручки, затрясла головой и в восторге запищала:
– О великий Дионисий свет Батькович! Лучший из начальников! О-о-о! Пусти меня его обнять, хозяин! Я зацелую его до смерти!
– Не надо никого зацеловывать! Сиди и не вякай! – сухо сказал Триш и, словно извиняясь за нее, виновато посмотрел на старичка.
– Сам не вякай, подхалим! Я знаю: ты его терпеть не можешь, а подмазываешься! – запищала кукла совсем скандально. – Да-да-да! Он даст нам псиос! Псиос! Псиос!
– Как же, даст он! Опять надует. Старый скряга и врун, – мрачно сказал Триш, отворачиваясь от куклы.
– Что ты такое говоришь? А ну немедленно замолчи, а то я тебя побью! Негодяй! – закричала запищала кукла. Метнувшись к Тришу, схватила его ручками за ворот и стала бодать лбом в лицо.
– В прошлый раз обещал, но не расплатился!.. Тьфу, уйди! – возразил Триш, отворачивая голову и защищаясь от слабых ударов.
Белдо быстро облизал губы и тревожно покосился на Мантухайчика и Паука. Казалось, никто из них не слушает писка куклы. Паук обкручивал вокруг пальцев веревочки. Мантухайчик нежно кушал вишенку, держа ее двумя пальцами и обгрызая вокруг косточки, точно это была не крошечная вишня, а, по меньшей мере, абрикос.
Белдо быстро облизал губы и тревожно покосился на Мантухайчика и Паука. Казалось, никто из них не слушает писка куклы. Паук обкручивал вокруг пальцев веревочки. Мантухайчик нежно кушал вишенку, держа ее двумя пальцами и обгрызая вокруг косточки, точно это была не крошечная вишня, а, по меньшей мере, абрикос.
Глава магического форта занервничал.
– Нахожу нужным кое-что напомнить, друзья! Я понимаю, что вам это известно, но просто на всякий случай: я расплатился! Возможно, не совсем до конца, но расплатился, – сказал он с трогательной улыбкой вежливого врунишки.
– Вот видишь: расплатился, – укоризненно сказала кукла Тришу.
– Я тоже так могу. Угоню «Мерседес», а потом пришлю его хозяину по почте копеечку! – возразил Триш.
Дионисий Тигранович натянуто улыбнулся. Его беспокоили не столько переговоры Триша с куклой, сколько подчеркнуто отстраненные лица других двух участников беседы.
– Я обещал за хорошую работу, а ваша была неважная! – сказал Белдо несколько плаксиво, но с достоинством в голосе.
– Понял? Твоя работа была неважная! Лучше надо было трудиться! Вкалывать надо было, а не в пупке ковырять! – доступно объяснила кукла хозяину.
У Триша задрожала нижняя челюсть.
– А-а! Он назвал нашу работу неважной! А то, что мне отстрелили половину уха, а Мантухайчик лишился мизинца, – не считается? Четверку берсерков мы выкосили за полчаса, а уж они не задирали ручек, можете поверить! И что, интересно, вы не поделили с этими беднягами?
– Это были банальные, скудные душой люди! Без полета! – торопливо объяснил Белдо. О том, что с этой четверкой он не сошелся в цене за дельце с похищенной закладкой, провернутое за спиной у Тилля, обладатель балетной души предпочитал не вспоминать.
– Во многих людях нет полета! Что же нам теперь, пушку на Новом Арбате поставить и палить во всех подряд? – впервые открыв рот, поинтересовался Паук.
В момент, когда он это спросил, две короткие веревочки сами собой пришли в движение и по столу поползли к Белдо. Тот поспешно убрал оттуда локти. Веревочки не растерялись и разом приподнялись, как готовящиеся к прыжку кобры.
Дионисий Тигранович быстро покосился на блюдо, под которое сыпал соль, и незаметно подвинулся со стулом так, чтобы оно оказалось на пути веревочек. Те, изменив направление, коснулись края блюда и вдруг упали как дохлые.
Паук изумленно вскинул брови, потом что-то сообразил и кивнул сам себе.
– Развлекаемся? Руны рисуем, веревочки убиваем? – с опасной ухмылкой спросил он.
Белдо не ответил. Он смотрел на Паука с вежливым отвращением, поскольку знал, что очарование его личности на этого человека не действует. Глава магического форта всегда считал своей ум валютой и успешно паразитировал на нем, охотно меняя свой интеллект на физические услуги, принимаемые от других людей. Еще в ШНыре он умело уклонялся от работы в пегасне, рассуждая про себя: зачем мне убирать навоз? Ведь я же так талантлив! Меня можно использовать более эффективно! Я могу, например, одаривать общением или руководить!
– Хорошо! Я заплачу вам за прошлый раз полностью, и забудем об этом, – неохотно сказал Белдо.
– Да-да-да! О великий! – в восторге запищала кукла. – Я же говорила, что щедрее его никого нет! Он даст нам псиоса! Я его все-таки расцелую! Пустите меня!
Рука Триша вместе с куклой метнулась было к Дионисию Тиграновичу, но почему-то на полдороге передумала и вернулась.
– И за этот раз тоже, – добавил Триш сухо. – Он наверняка от нас чего-то хочет! Псиос вперед!
– Как? Ты что не веришь этому замечательному человеку? Нельзя быть таким циником! – возмутилась кукла.
Белдо торопливо закивал, соглашаясь, что, и правда, нельзя, а потом перестал кивать и нахмурился. Союзничество проклятой куклы совершенно сбивало его с толку, поскольку она произносила именно те слова, которые сказал бы он сам. Тем временем лукавый Триш объяснил кукле, что прекрасному человеку он верит и умереть за него готов, но псиос все равно требует вперед, потому что ему нечего оставить детям.
– У тебя нет детей! – напомнила кукла.
– Правильно. А почему? Потому что мне нечего им оставить! – заявил Триш.
Белдо еще по дороге на встречу догадывался, что сегодня с него сдерут по полной.
– Ну хорошо! Вперед так вперед! Но учтите: задание будет непростым! – уступил Дионисий Тигранович.
– Да нет проблем, шеф! Хоть родного папу! Его родного папу! – закричал Триш, показывая на Мантухайчика.
Дионисий Тигранович неохотно оторвал от колена правую руку, на которой был золотой перстень с крупным, темным, непрозрачным камнем. Причем повернут тот был не наружу, а в сторону ладони. С явным усилием Белдо прокрутил камень на пальце и почередно коснулся им лбов Мантухайчика, Паука и Триша. Прикосновений было всего три, и трижды внутри камня вспыхивали и погасали прямые синие трещинки, чем-то похожие на ходы внутри болота.
Лишь Гай, получавший псиос сразу из болота, был способен хранить его непосредственно в себе. Остальные главы фортов нуждались в предметах, накапливающих его. За сохранность перстня Белдо не опасался. Даже самый последний инкубатор его форта знал, что, если попытается похитить перстень, будет уничтожен самим же перстнем.
«Племянники» отнеслись к получению псиоса различно. Триш побледнел и вытянулся, закатив глаза. Кукла свалилась с его руки и больше ничего не говорила. Паук раздул ноздри и резко наклонился вперед, коснувшись стола грудью. Глаза стали бараньими и бессмысленными. Короткая веревочка обвила ему шею и лезла в ухо.
Лицо же Мантухайчика вообще не изменилось. Казалось, никакое выражение не способно пробиться сквозь покрывавший его жир, мясистый лоб и пухлые щеки. Лишь где-то внутри лица дрожало угадываемое наслаждение.
Не успел Белдо про себя осудить его за нетерпение, как Мантухайчик провел веснушчатой, точно распаренной ладонью по лицу, и умный старичок понял, что удовольствие он только попробовал, главную же часть отложил на потом.
– Теперь про работу! Кому нужно помочь с переездом на тот свет? – спросил он.
– Никому, хотя и это не исключено. Нужно сопроводить двоих в некое место, а потом вернуть обратно, – пояснил Белдо.
– И кто эти двое?
– Один из них я. Имени другого пока не называю.
– И все? Просто охрана? – деловито спросил Паук. Лежащая на столе веревочка сама собой свилась в петлю. – Место, надо думать, опасное, иначе вы не слишком спешили бы раздавить псиос?
Дионисий Тигранович удрученно развел ручками, подтверждая, что не без этого.
Триш наклонился и поднял куклу.
– Я согласна. А про псиос, да! Мне тоже интересно, почему он так расщедрился! – сказала кукла, а сам Триш, вопреки обыкновению, не стал с ней спорить.
Теперь слово оставалось за Мантухайчиком. Он нежно взял двумя пальцами что-то мелкое, едва различимое.
– Знакомьтесь! Это малютка Веточка! – ласково сказал Мантухайчик. – Лучше не дышите сейчас глубоко, а то она нервничает! Веточка влетает жертве в рот, нос или глаз и потом странствует по телу в поисках сердца. Она плывет по сосудам и не заблудится.
Он неуловимым движением убрал Веточку, и в руке у него возник длинный кинжал, не просто узкий, но и имевший дополнительные ребра жесткости.
– А это Шип! Грубоватый малый! Возможно, ему не хватает в обхождении тонкости, зато пробивает бронежилет почти любого защитного класса. А вот эта нервная девица с извилистым клинком – Цыпа. Она всегда жалит там, где ее не ждут. Это Беня и Мумр – близнецы. Уклониться от них почти невозможно. Особенно любят подрезать пегам сухожилия на крыльях… Только – тшш! – ни звука! Они очень ревнуют друг к другу.
Мантухайчик ловко убрал два коротких, чуть загнутых ножа и неспешно извлек массивный, очень широкий тесак. Легонько махнул, почти тряхнул кистью, и ближайший к Белдо тяжелый табурет распался надвое. Мантухайчик поцеловал клинок.
– Лиона, главная любовь моей жизни! Согласен, девочка великовата, даже грузновата! Летать не особенно любит, но все же – поверьте моему слову! – бывают случаи, когда ее никто не заменит. Год назад один из ребят Тилля наскочил на меня с топором. Он сделал это из засады, уверенный, что вблизи я ни на что не гожусь. Веточка не для таких дел, Цыпа была в рюкзаке, Беня и Мумр под шнуровкой, Шип не успевал покинуть ножен. Лишь Лиона, мое солнышко, вступилась за меня и доказала берсерку, что он был неправ.
Белдо нетерпеливо поднялся, показывая, что разговор закончен.
– Вот и замечательно, дорогой мой! Скоро у вашей девочки опять появится работа!
Глава 16 Очень недомашнее животное
Рина никак не выздоравливала. Она кашляла, ее шатало от слабости. Зная, что вылеживать в медпункте та все равно не будет, не тот характер, Кавалерия отправила ее на время к Мамасе.