Очевидно, и аль-Кассар сделал несколько шагов ей навстречу.
– Сейчас я помогу тебе, о господин, – прошептала Джейран, не чуя под ногами камней. – Я распущу шнурки…
Оказалось, что носящий золотую маску успел в темноте снять свой синий траурный тюрбан. На голове у него была только шелковая ермолка, а из-под нее спускались на плечи жесткие и упругие кудри, длинные, как полагается воину. Если бы вытянуть одну вьющуюся прядь, она оказалась бы не меньше локтя длиной.
Джейран поняла, что для распутывания узлов лучше бы зайти сзади, лишь когда обнаружила, что ее занятие – на самом деле объятие. Она в растерянности отступила, но аль-Кассар удержал ее.
Плащ-аба соскользнул с ее плеч и лег на пол.
– О господин. – прошептала девушка. – Не надо этого… Я не могу…
Предводитель айаров ничего не ответил, но и хватки своих сильных пальцев не ослабил.
– Я не хочу, чтобы ты думал, будто я выполняю приказ Джевана-курда, о господин… – совсем растерявшись, объяснила она.
Тут последний шнурок развязался, и маска упала с лица аль-Кассара, но каменного пола пещеры она не коснулась, а оказалась лежащей одновременно на груди своего владельца и на груди Джейран.
Чтобы взять ее, кто-то должен был прервать это странное объятие. Чтобы она не упала, ни Джейран, ни аль-Кассар не могли совершить лишнего движения.
Так и стояли эти двое, пронизанные волнением, и дыхание мужчины было громким, а девушка сдерживала свое дыхание.
– Где вода, которую тебе принес Джеван-курд, о господин? – спросила Джейран.
– Я поставил кувшин на пол, о женщина, – отвечал аль-Кассар.
И оба они не шелохнулись.
– Не бойся меня, – вдруг услышала Джейран. – Если Аллаху будет угодно, я возьму тебя в свой харим…
Джейран ощутила сильнейшую радость – вот нашелся мужчина, который готов приблизить ее к себе, и взять в свой харим, и это не ремесленник, живущий на пять дирхемов в день, а предводитель воинов, владеющий дорогим оружием, и лошадьми, и их грузом! И сразу же вслед за радостью возникла столь же сильная тревога.
Как и всякой девушке, ей нужно было время, чтобы привыкнуть к мысли, что она должна принадлежать какому-то определенному мужчине.
Джейран столько лет была всей душой готова к тому, чтобы по первому же слову хозяина харима стать его наложницей, что сейчас быстрота событий испугала ее.
Она желала этого человека, чья золотая маска не падала лишь потому, что их груди соприкасались!
Она желала целовать его руки, и ласкать пальцами его лицо, и наслаждаться безупречной атласной поверхностью кожи, и упругостью завитков его кудрей и бороды, но все это обрушилось на нее столь стремительно, что ей захотелось прервать события, и уединиться, и поразмыслить о них.
О том, что айару, живущему той добычей, какую он выследит, и тем, до чего дотянется его рука, не положено содержать харим, Джейран совершенно не подумала – так уверенно произнес свое обещание аль-Кассар.
– О господин, – прошептала она. – А как же мой обет?
– Я сам не сдержал обета и жестоко расплачиваюсь за это, клянусь Аллахом! – сказал ее незримый собеседник. – Так что я не заставлю тебя нарушать обет. Как тебя зовут, о девушка?
– Меня зовут Джейран…
– А потом, о Джейран, если Аллах будет к нам милостив, мы призовем факихов, которые смыслят в делах брака, развода и обетов, и они найдут для тебя способ войти в мой харим. А если ты не захочешь – я отдам тебя за того, кого ты сочтешь подходящим, и приданое для тебя, а также устройство твоей свадьбы для меня обязательны, клянусь…
– Нет, о господин! – воскликнула девушка, упираясь руками ему в грудь. – Ради Аллаха, не давай больше обетов! И если не ты – то мне никто не нужен…
Золотая маска упала на камни. У Джейран перехватило дыхание.
Она вздохнула и сказала совсем тихо:
– Клянусь Аллахом…
* * *– Хотел бы я знать, какой безумец выстроил эту дорогу! – воскликнул Джеван-курд. – Она ведет через пустыню и упирается в горы! Я бы еще мог понять, если бы в этих горах добывали ценный камень. Какой прок от дороги, ведущей к пустому месту? А ведь на ее прокладку ушло немало денег. Ты посмотри, о Хабрур, если столетия ничего не сделали с этими плитами, то ведь на них пошел хороший и дорогой камень!
– Что говорят о дороге местные жители, о Ахмед? – спросил Хабрур.
– Они говорят, что в горах есть старая крепость. Дорога, очевидно, ведет к ней, о господин, – сообщил Ахмед.
– И никто не знает, когда она была проложена?
– Полагают, что это случилось еще до пророка, о господин.
– Слыхал я, что много веков назад здесь велись войны, и румы держали в осаде некую крепость, и даже выстроили дорогу, по которой подвезли большие осадные устройства, – сказал Хабрур. – Вполне может быть, что это – та самая, а Аллах лучше знает.
– Не можем ли мы в ней отсидеться? – спросил Джеван-курд.
– Я не знаю дороги к ней, о господин, – отвечал Ахмед.
– Если румы что-то осаждали, то от этого укрепления мало что оставалось, о Джеван, – утешил курда Хабрур. – Мы заберемся туда, где не найдем ни пищи, ни воды, а когда будем спускаться обратно, нас встретит Джубейр ибн Умейр.
– Куда же занес шайтан Джудара ибн Маджида, порази его Аллах в печенку? – осведомился Джеван у высоких каменных скал и бескрайней пустыни, ибо люди, ехавшие с ним рядом, ответа на этот вопрос не имели. – Доживу ли я до встречи с ним и с его молодцами? А если Джудар забыл о своем долге – почему его не вразумит Мансур ибн Джубейр?
И на этот вопрос также не было ответа.
Беседа эта велась утром, когда отряд айаров, совершив молитву и поев, вышел из пещеры и двинулся дальше. Ахмед обещал показать дорогу, по которой можно ехать на конях довольно быстро, – и она действительно обнаружилась и вела вдоль гор, но, по его словам, когда-то раньше она углублялась в горы, пока ее не перекрыл обвал.
Впереди ехали аль-Кассар, Хабрур, Джеван-курд с Алидом, а эти двое почти не разлучались, невзирая на разницу в возрасте и образовании, и Ахмед, показывавший путь.
Аль-Кассар, выйдя утром из маленькой пещеры, присоединился к общей молитве, но не к общей трапезе. Джейран, первой покинув пещеру, попросила для него еды, чтобы он мог как следует поесть, пока она не завяжет шнурки золотой маски.
Узнав, что аль-Кассар позволяет женщине снимать с себя маску и надевать обратно, Хабрур и Джеван-курд радостно переглянулись.
Джейран получила от Джевана-курда строгий приказ держаться возле него и Хабрура. Он отыскал также в своих хурджинах вещь, совершенно необходимую ей сейчас, – шелковый изар. Видимо, во всех странствиях курд не забывал о нуждах своего харима. И он вручил ей этот изар со словами:
– Если Аллах будет милостив, получишь и больше, о дочь греха…
Но на нежности с его стороны Джейран и не рассчитывала.
Она ехала позади Джевана-курда на вьючной лошади, и это ее вполне устраивало. И она искренне надеялась, что айары довезут ее, как обещали, до ближайшего селения. А что касается обещания, данного аль-Кассаром, – так он сам найдет способ исполнить это обещание, когда превратности времен минуют его. Так полагала Джейран, зная, что айаров преследует некий Джубейр ибн Умейр с огромным войском.
Ей пришло было в голову, что отряд может укрыться в райской долине. Но пробраться тем путем, каким протискивалась и ползла она сама, всадники бы не сумели. И Джейран не стала умножать бесполезные речи.
А между тем ухо ее уловило разговор о неком бурном потоке, вылетающем из Черного ущелья с такой силой, что он ворочает и тащит с собой огромные камни, но потом обретает спокойствие и разливается. Сказано было, что придется, достигнув берега этого потока, спуститься по течению, чтобы переправиться, и это якобы поможет замести следы, но Джейран мало интересовалась замыслами айаров. Ей было и самой о чем поразмыслить.
Этой ночью она, едва успев оплакать свое несбывшееся счастье с хозяином хаммама, уже обещала войти в харим совсем другого человека! И Джейран силилась понять, как это все получилось.
А она и не могла понять этого, ибо в слово «любовь» всю жизнь вкладывала смысл, достойный маленькой девочки, а не девятнадцатилетней женщины. Впрочем, она жила такой жизнью, что и не могла знать, как важны для зарождения любви диковинные случайности, мимолетные взгляды и прикосновения, ощущение опасности и дозволенных ею безрассудств.
Джейран желала любить наилучшего мужчину – и единственным, похожим на этого наилучшего, был хозяин хаммама. Она просто наделила своего мужчину его лицом и его руками. Но когда во мраке ее коснулись руки аль-Кассара – оказалось, что мечта осуществилась. И великим благодеянием Аллаха было то, что она еще не видела лица своего избранника. Несходство с хозяином хаммама могло помешать зарождению любви. Сейчас же ей и мысль о несходстве не приходила в голову.
Никогда еще девушке не приходилось так тщательно разбираться в причинах и следствиях своих поступков и стремлений. Непривычная к такому делу, она все же честно пыталась все понять, и это оказалось для нее непосильным трудом.
Никогда еще девушке не приходилось так тщательно разбираться в причинах и следствиях своих поступков и стремлений. Непривычная к такому делу, она все же честно пыталась все понять, и это оказалось для нее непосильным трудом.
Углубившись в свои мысли, Джейран поглядывала на едущего впереди аль-Кассара, который уже откликался хотя бы поворотом головы, когда его называли этим именем, так что айары, не сговариваясь, перестали величать его аль-Бакбуком и аль-Хаддаром.
Он был среднего роста и тонок, подобно ветке ивы, но в плечах неожиданно широк, движения его были плавными, но при том горделивыми, и казалось, что его вороной жеребец перенял у него эти качества, так высоко он нес точеную голову, так поглядывал по сторонам, шевеля чуткими ноздрями.
С каждым фарсангом пути Джейран все больше нравился ее избранник, хотя он ни разу не обернулся к ней и не приветствовал ее хотя бы взором.
– Слышите шум воды, о господин? – обратился к аль-Кассару Ахмед. – Это ревет поток Черного ущелья.
– О аль-Кассар! – воскликнул вдруг Алид. – Клянусь Аллахом, я слышу еще и человеческий голос!
– Человеческий голос, о Алид? – переспросил Хабрур. – Что здесь делать человеческому голосу?
Но Джеван-курд уже дал знак отряду, и все остановились, и те немногие беседы, что вели между собой айары, немедленно смолкли.
– Я поеду и погляжу, что там такое, клянусь Аллахом! – Алид, радуясь тому, что первым уловил загадочную угрозу, резко выпрямился в седле.
– Я поеду с тобой, о дитя, – Джеван-курд, сказав это, переглянулся с Хабруром, и тот кивнул. – Ибо, если там ловушка, то я ее опознаю скорее, чем ты.
– О Джудар, о Селим! – Хабрур протянул руку, и двое айаров выехали вперед. – Отправляйтесь с Джеваном. И ты, о Ахмед, тоже поезжай. А мы подождем здесь.
Алид ударил коня стременами и понесся к потоку первым.
Джеван-курд, несколько недовольный такой отвагой, достал лук и, на скаку добывая из деревянного колчана бесперую стрелу, поскакал следом.
Несколько айаров тоже наложили стрелы на тетивы луков и замерли, ожидая неприятностей.
Алид, первым достигший берега потока, вдруг замахал рукой, подавая кому-то знак, и повернул коня, и помчался навстречу Джевану-курду с сопровождавшими его всадниками.
– Что это он кричит? – в тревоге спросил Хабрур. – Ради Аллаха, может кто-нибудь разобрать?
Но первым понял, о чем речь, сам аль-Кассар.
– Хвала Аллаху! – воскликнул он и помчался к потоку, с ревом летевшему из ущелья.
Джейран приподнялась в седле, пытаясь понять, что там происходит. И она подумала – а не тот ли это поток, в который она чуть не вывалилась из скользкой трубы?
Вдруг она увидела, что Джеван-курд останавливает коня, и целится из лука, и спускает стрелу. А также услышала торжествующий вопль Алида. После чего пятеро всадников, подъехав к тому месту, где начиналось узкое, как от удара огромным топором, ущелье, соскочили с коней и принялись снимать с седел свернутые кольцами конские путы, изготовленные из войлока с пальмовым лыком.
Очевидно, они собирались вызволить кого-то из бурлящей воды.
И они кинули одновременно несколько петель, и одна, принадлежащая Селиму, а может, и Джудару, угодила в цель, и все они, ухватившись за веревку, принялись ее тянуть, извлекая из потока того, кого, по всей видимости, спасли. Но Джейран не могла понять, для чего им понадобился выстрел из лука.
Аль-Кассар же, приблизившись к берегу, остановил жеребца, обернулся и махнул рукой своему отряду, как бы призывая его следовать за собой.
– Едем, во имя Аллаха! – приказал Хабрур.
Отряд пустил коней рысью, и Джейран, покачиваясь в седле сразу же за Хабруром, видела, что на берегу потока происходят странные вещи.
Алид, соскочив с коня, полез для чего-то вверх по склону. Аль-Кассар, сделав то же самое, сорвал с себя белоснежную джуббу и, держа ее обеими руками, ждал на берегу. И он обнял того, кого вынули из воды, одновременно кутая его в джуббу, обнял с такой пылкостью, что у более искушенной женщины, чем Джейран, она могла бы вызвать ревность.
– О Аллах, этого не может быть! – воскликнул вдруг Хабрур. – Как он попал сюда?
Джейран вгляделась в лицо спасенного – и тоже удивилась, как мог попасть в эти края человек великанского роста и с черным лицом. Разумеется, чернокожие рабы имелись в каждом городе, где она побывала, но не станет же гордый аль-Кассар обнимать раба, словно родного брата!
– Велик Аллах! – единым голосом ответил Хабруру весь отряд. – Аль-Мунзир – с нами! Хвала Аллаху – вот кто прекратит наши бедствия!
И сразу же все заторопились к берегу, и погнали коней что есть духу, и обступили великана, и обнимали его, и целовали.
Алид тем временем отыскал на склоне спрятанную одежду Джабира аль-Мунзира и привел его коня.
Очевидно, аль-Кассар и аль-Мунзир успели рассказать друг другу что-то очень важное, поскольку, когда и Джейран подъехала к берегу, Джеван-курд указал на нее пальцем.
– Вот эта женщина, которую мы спасли от ее похитителей! – сказал он чернокожему великану. – Спрашивай ее, о чем желаешь! А ты, о женщина, сойди на землю, чтобы нам не задирать головы.
Аль-Мунзир, все еще завернутый в джуббу аль-Кассара, подождал, пока Джейран слезет с лошади и оправит на себе изар.
– Ты рассказала, что разбойники похитили тебя и привезли в эти горы, о женщина, – сказал он. – Одного из разбойников только что застрелил мой друг Джеван. Вон его тело, оно застряло между каменных зубов посреди потока, где мы чуть не прикончили друг друга. Подойди, погляди и скажи – знаком он тебе?
– Клянусь Аллахом, я вовремя спустил тетиву! – похвастался курд. – И я впервые видел, чтобы люди, которых вот-вот погубит поток, еще и сами пытались погубить друг друга!
– Жаль, что ты не видел нашего сражения, пока мы не свалились в воду, о Джеван! – отвечал Джабир. – И жаль, что его индийский кистень пошел на дно вместе с дубинкой. Я никогда раньше не видел такого оружия. Индийские куттары у меня есть, и лук-ситхак с лезвиями на концах, и сабля-шамшер, но двойной кистень с тяжелыми кольцами вместо шаров я видел впервые!
Джейран подошла к берегу и увидела в глубине ущелья тело, застрявшее между двумя каменными клыками. Но лица она разглядеть не смогла.
– Мне кажется, я никогда не видела этого человека, о господин, – сказала она, вернувшись.
– Может быть, ты слышала, как эти люди называют друг друга? – продолжал допытываться аль-Мунзир. – Не было ли среди них Ибрахима?
Джейран задумалась, припоминая, и вдруг действительно вспомнила! Это был один из тех, что сбросили в поток еще живого человека.
– Ты вспомнила, о женщина! – вдруг воскликнул чернокожий. – Ты знаешь его, но почему же ты молчишь об этом? О Хабрур, кто ее допрашивал? Она знает больше, чем говорит, клянусь Аллахом!
– Разве я не говорил, что она будет лгать? – вмешался Алид.
– Ты испугал ее, о аль-Мунзир, – отвечал Хабрур. – Сейчас она успокоится и все тебе скажет. А ты дай решить это дело старшим, о дитя. Ведь не ты у нас пока называешься Предупреждающим, и не ты привык угадывать опасность по малейшим признакам, и не твое мнение будет решающим для нашего господина, да хранит его Аллах!
Аль-Кассар подошел к Джейран.
– Не обижай эту девушку, о брат, – сказал он.
– Когда это я обижал девушек? – удивился аль-Мунзир. – Но с этим ущельем и с этими горами связаны страшные вещи. Я шел по следу похищенной Абризы, пока не попал сюда. И я уверен, что Абризу прячут там, в горах!
Тут Джейран действительно испугалась.
Аль-Кассар вздохнул и опустил голову.
– Аллах отвернулся от нас, – прошептал он. – Сколько бедствий принес я Абризе…
– Расскажи, как все это было, о Джабир, – негромко обратился к чернокожему Хабрур. – И расскажи наконец подробно. Как это ни горько, а правду мы знать должны. Впрочем, даже хорошо, что мы узнали про Абризу только теперь. Посмотри на своего брата, посмотри, что он с собой сделал… В довершение всех бед взял себе имя проклятого разбойника, от которого только и осталось, что эта золотая маска…
– Я не знаю, кто ее похитил и зачем это сделали, – отвечал аль-Мунзир, кивком давая Хабруру понять, что он уразумел слова о состоянии аль-Кассара. – Я только шел по следу, и расспрашивал людей, и делал выводы. И оказалось, что Абриза в тот день была в хаммаме, и забыла там свои браслеты, и банщица по имени Джейран принесла их, и осталась в доме, и подсыпала всем нам в питье бандж, и впустила в дом похитителей!
– Банщица по имени Джейран? – переспросил аль-Кассар, делая к ним шаг, и невольно повернулся к той, что носила это проклятое Аллахом имя!
Джейран попятилась.
И все поняли, что это могло означать.
– Ступай-ка сюда, о женщина! – рявкнул Джеван-курд. – О аль-Мунзир, ты видел ту, что принесла браслеты? Мог бы ты ее узнать?
– Если будет на то воля Аллаха, – сказал чернокожий великан. – Она вошла к нам во двор, и завела беседу с Абризой, и в конце концов скинула изар, не обращая на меня внимания, как не обращают внимания на черных рабов. Но я отвернулся, ибо неприлично таращиться на лица женщин, тебе не принадлежащих.