Алексей рванулся вперед и схватил его за рукав. Но Эльстон перехватил его запястье и хладнокровно отвел его.
– Потише, мсье, – сказал он. – Все равно второй раз я не дам вам вызвать меня на дуэль, так и знайте. Так что можете не стараться зря. Мое почтение мсье Видоку.
Он негромко рассмеялся и не спеша сошел вниз по ступенькам вслед за своими знакомыми. Алексей в гневе топнул нотой.
– Мерзавец! Ах, мерзавец!
Он повернул голову и встретил взгляд княжны. Слова замерли у него на губах.
Медленно, очень медленно Александра Михайловна развернула веер. Ее глаза были прикованы к лицу Алексея. Она смотрела на него так, словно только теперь по-настоящему увидела его, и этот взгляд, скорбный и строгий, проникал до самого дна его души.
Все же он сделал попытку оправдаться.
– Адини, – начал он, – я…
– Не надо, – устало ответила она, складывая веер.
Она повернулась и двинулась к ближайшей комнате. Со спины ей вполне можно было дать лет пятьдесят – такой затрудненной вдруг сделалась ее походка. Не медля и не колеблясь, Алексей бросился вслед за ней.
Глава двадцать девятая, в которой все рушится, а потом приходит спасение
Это была маленькая комната, где на оттоманке лежала почему-то шелковая женская подвязка. Кажется, там было всего одно окно, но обстановку Алексей запомнил плохо. У него было ощущение, что вся его жизнь рушится и он ничего не может поделать, чтобы помешать этому.
Княжна села на краешек оттоманки, глядя в противоположную от Алексея сторону. Плечи ее поникли.
– Это правда? – наконец спросила она.
– Что? – проговорил Алексей беспомощно. Он очень хотел быть в эти мгновения искушенно-лживым, убедительным и медоречивым, но – не мог.
– То, что он сказал. Это правда? Я заподозрила неладное, когда в Париже жена барона М. сказала мне, что у Голиковой никогда не было ни сестер, ни братьев, и, конечно, никаких племянников. Значит, это правда?
– Что Варвара Федотовна не тетка мне? Да, правда.
– И на Кавказе вы никогда не воевали. Верно?
Она все-таки повернула голову и посмотрела на Каверина сухим, отчужденным взглядом.
– На Кавказе – нет. Но…
– Значит, все ложь, – тихо проговорила она. Так тихо, словно каждое слово доставляло ей несказанную муку. – Вы все время лгали мне. Зачем вы приехали во Францию?
– Альфред уже объяснил вам, – стиснув челюсти, ответил Алексей. Его маскарадный костюм казался ему в эти мгновения донельзя нелепым.
– Альфред? – Александра в недоумении приподняла брови.
– Да, для вас он Родольф Эльстон, но на самом деле он мелкий мошенник, и зовут его Фредо Болтун.
Княжна отвернулась.
– Значит, еще один лжец, – промолвила она. Голос ее звучал почти безжизненно. – И чего же он добивался? Зачем поселился рядом, зачем говорил мне все эти комплименты?
Алексей закусил губу.
– Он хотел добиться от вас компрометирующих писем, чтобы потом шантажировать ими русское правительство, – наконец выговорил он. Никакая сила в мире не смогла бы заставить его сказать княжне правду.
– А вас, значит, прислали защитить меня, – с вызовом проговорила она. – Как это благородно. Теперь я поняла, отчего у вас с мсье Видоком так много общего. – Каверин не отвечал. – Где теперь мои письма, сударь?
– У меня, – сказал Алексей.
– Вот и прекрасно. – Княжна поднялась, обдавая его презрением. – Завтра же вы вернете мне их, и мы покончим с этой нелепой историей. – Она раскрыла веер и, обмахиваясь им, холодно спросила: – Надо ли уточнять, сударь, что я более не желаю вас видеть?
Алексей вскинул голову. Нет, не может она разговаривать с ним так после всех этих поцелуев в карете и признаний в письме. Он должен объяснить ей… Но в приотворенную дверь уже лезла унылая физиономия немецкого принца, а за его плечом виднелось устрашающее декольте Варвары Федотовны.
– Ваше высочество! – приседая, церемонно пропела фрейлина. – Разрешите представить вам…
Александра подала руку принцу, вежливо улыбнулась и заговорила с ним по-немецки. Судя по всему, жених был в восторге от своей невесты. Он сразу же повел ее танцевать. Голикова смерила раздавленного «племянника» пронизывающим, неприязненным взглядом и поплыла следом за своей подопечной.
Алексей рухнул на оттоманку и обхватил руками голову. Он сидел бы так очень долго, но тут возле него прошуршало женское платье. Каверин поднял голову и встретил полный сочувствия взгляд Полины.
– Я мерзавец, – промолвил он с горечью. – Просто мерзавец. Княжна больше никогда не захочет меня видеть.
Полина легонько дотронулась до его руки.
– Расскажите, что у вас произошло, – попросила она. – Может быть, я сумею вам что-нибудь подсказать.
И хотя Алексей понимал, что ничего уже не вернуть, он все же рассказал Полине об их с княжной Александрой беседе.
– Мне надо было броситься перед ней на колени, – мрачно сказал Алексей. – Но…
Он запнулся, не желая признаваться, что никогда ни перед кем не стоял на коленях и всегда надеялся, что милосердное небо избавит его от этого.
– Вы знаете, что Чернышёв сделает с вами, если узнает, что вы влюбились в княжну? – тихо спросила Полина. – Вы хоть представляете себе, какие последствия это будет иметь для вас?
Но Алексей только дернул плечом, показывая, что это ему в глубочайшей степени безразлично.
– Вы, конечно, пришли, чтобы расспросить меня о Видоке и нашем расследовании, – проговорил он. – К несчастью, расследование в тупике, а сам я с ним рассорился.
«Наверняка это произошло вовсе не из-за зеленого бриллианта, а из-за ее высочества», – подумала умная Полина. Но, так как она была не только умна, но и тактична, вслух она не сказала ничего.
* * *На следующий день Алексей принес связку писем в особняк на Шоссе д'Антэн, в котором жила княжна со дня своего прибытия в Париж.
Ему пришлось долго томиться в скучной приемной, а когда наконец дверь растворилась, он поднял глаза – и увидел перед собой пышущую сдержанным злорадством Варвару Федотовну. Сегодня даже ее бородавки казались крупнее, чем обычно.
– Дорогой племянник! – воскликнула она. – Вы так неважно выглядите! Похоже, парижский воздух не идет вам на пользу.
Алексей улыбнулся краями губ.
– К чему все эти церемонии, Варвара Федотовна… Великая княжна просила меня прийти, и я пришел.
Варвара Федотовна сложила свои уродливые ручки.
– Мне очень жаль, но ее высочество никак не может вас сегодня принять. Они сегодня с женихом едут в театр. Познакомились совсем недавно, и, я должна вам сказать, ее высочество уже без ума от него, – добавила Варвара Федотовна, зорко наблюдая за молодым человеком своими маленькими, близко посаженными глазками.
– Я счастлив узнать о счастье ее высочества, – ответил Алексей, улыбнувшись совершенно по-волчьи. – Но ее высочество просила меня… – Он сбился, не зная, как объяснить фрейлине, каким образом письма оказались у него.
– Верно, – живо подхватила Варвара Федотовна, – она мне говорила, что вы должны принести какие-то бумаги.
– Да-да, – пробормотал молодой человек, отдавая ей связку писем. – Вот, возьмите. Передайте ей и скажите… Нет, лучше ничего не говорить.
Он улыбнулся, и при виде этой улыбки Варваре Федотовне стало его почти жаль. Впрочем, ее жалости хватило только на мгновение.
– Всего доброго, – сказала старая фрейлина. – Заходите к нам почаще. – Она возвысила голос. – Франсуа! Проводите мсье.
В сопровождении представительного лакея Алексей спустился по лестнице и навсегда покинул особняк на Шоссе д'Антэн.
Варвара Федотовна направилась во внутренние покои, где полулежала на кушетке великая княжна. С утра она чувствовала себя немного неважно и даже начала кашлять. Фрейлина предложила вызвать доктора, но Александра Михайловна довольно резко отказалась.
– Это был Алексей Константинович? – спросила княжна. – Он принес?
– Да, ваше высочество, – ответила Голикова, приседая. – Должна заметить вашему высочеству…
– Дайте сюда, – перебила ее княжна, почти выхватив пачку у опешившей фрейлины.
Голикова почтительно поклонилась и отошла в сторону.
– Где Полина? – резко спросила Александра Михайловна. – С утра я ее не видела.
– Ах, эта вторая фрейлина просто невыносима, – пожаловалась Варвара Федотовна. – Кажется, в Париж приехал ее кузен, которого она давно не видела, и она объявила, что непременно должна с ним встретиться, пока он опять не пропал на десять лет. Я говорила ей, что она не имеет права отлучаться без вашего дозволения, – добавила старая фрейлина с металлом в голосе, – но она ничего и слушать не хотела! Она заявила, что это ее друг детства, что их родители дружили и даже деды…
Княжна Александра нетерпеливо махнула рукой, показывая, что ее не интересуют ни деды, ни родители Полины, и приблизилась к камину. Она начала вынимать письма из конвертов и быстро проглядывала каждый листок, после чего бросала его в огонь.
– Пойдите посмотрите, привезли ли кружевные перчатки для поездки в театр, – распорядилась она, не поворачивая головы.
Варвара Федотовна присела.
– Да, ваше высочество. Как вам будет угодно.
Когда старая фрейлина удалилась, княжна стала бросать письма в огонь почти механически, не глядя. По щекам ее текли слезы, и она не успевала их вытирать. У нее было такое чувство, словно она являлась самым несчастным человеком на свете. Бросив последний конверт в огонь, она вернулась на прежнее место и закрыла лицо руками.
* * *Алексей Каверин брел куда глаза глядят.
Он был угнетен, измучен, повержен. Еще вчера счастье казалось так близко, он танцевал с княжной, и ее маленькая ручка так упоительно трепетала в его руке; а сегодня его выставили за дверь, как лакея, с ним не пожелали даже говорить, от него отделались, как от надоевшей вещи. В глазах княжны он отныне был никем – лжецом, негодяем, предателем, с которым приличному человеку, тем более женщине, зазорно знаться. Но сам-то Алексей отлично знал, кем он являлся на самом деле. Его можно было назвать игрушкой судьбы, но, сколько она ни пыталась сделать из него подлеца, он все равно не поддавался. Даже история с Эльстоном, который сумел обвести его вокруг пальца, как младенца, доказывала это. За что же княжна так обидела его?
Он свернул с Елисейских полей и спустился к реке. Сена лениво катила свои зеленоватые воды, цвет которых чем-то напоминал навеки пропавшую «Принцессу грез». Но Алексею при виде реки пришла в голову только одна мысль – как хорошо было бы сейчас утопиться.
«Умереть? – тут же возмутилась его гордость. – Из-за чего? Из-за девчонки, которая с легкостью унизила тебя, потому что ей показалось, что ты не соответствуешь ее романтическому идеалу? Что за вздор!»
И мысленно Алексей вернулся к тому, что он мог бы сказать Александре, как он мог бы ей объяснить положение, в котором оказался не по своей вине, а по воле рока.
«Да, у меня не было выбора. Я убил того немца на честной дуэли, но оказалось, что он был шпионом. А граф Чернышёв… Граф Чернышёв строил свои планы, как бы выслужиться перед государем. Мне и сказали: либо вы соглашаетесь идти в особую службу, либо в крепость. Потому как убийство – тяжкий грех, хотя и его замолить можно. Верной службой царю и отечеству, как вам предлагают. Правда, на этой службе вас запросто убить могут, так что не взыщите. В крепости оно, конечно, понадежней, под охраной четырех стен. Правда, до крепости ваше дело рассмотрит военный суд, и тут всякое может случиться. Начальство-то убиенного немца ненавидит вас до кровомщения, авось и добьется для вас смертного приговора по всей форме. Говорите, шпион? Ну так это еще доказать надо, на нем же не было написано, что он шпион, а выглядел он как всякий честный гражданин. Все ведь зависит от того, как дело повернуть. Так как вы решаете, милостивый государь?»
У Алексея заболела голова. Он оперся о парапет и стал смотреть на воду невидящими глазами.
«Впрочем, что я могу ей объяснить? Спору нет, она очень мила, но будем откровенны: она же никогда не жила реальной жизнью. Все свои знания она почерпнула из сплетен русского двора да из французских романов… Господина Бальзака, например. Того, с кем дружит Видок».
Его охватило самое настоящее отчаяние. «Бывают обстоятельства, а бывают непреодолимые обстоятельства», как сказал Видок. Вновь, как и прежде, Алексей был игрушкой судьбы, которая забавлялась с ним, как хотела. Он в последний раз взглянул на реку и повернулся к ней спиной.
«К черту… Она забыла меня, а я забуду ее. В конце концов, я даже не был в нее влюблен. Или все-таки был?»
На соседней улочке он нашел тихую кофейню. Есть ему не хотелось, пить – тоже. Он бегло просмотрел газеты, не вникая особо в смысл того, что было там напечатано. В одной из статей говорилось о Германии. Алексей вспомнил унылую вытянутую физиономию немецкого принца и нашел, что у него вид потомственного кретина.
Его охватила тоска. Он взял пирожное с подноса, который ему в третий или четвертый раз протягивала хорошенькая служанка. Пирожное было очень вкусное, но Алексею почему-то напомнило те яблоки, которые отдают картошкой. Он без особой охоты выпил свой кофе, расплатился, кивком поблагодарил служанку и вышел наружу. Париж уже был одет вуалью летних сумерек.
«Так, и куда теперь? – спросил себя молодой человек. – Домой? И что я там буду делать? В театр? Нет, благодарю покорно. В бордель? Нет, продажная любовь обходится слишком дешево, а непродажная – слишком дорого. В посольство? Барон М. сразу же начнет меня распекать, почему я вернул письма княжне, а не отдал ему. К черту барона М. Никуда я не пойду».
Однако он все же сунул руки в карманы и зашагал вперед. Когда Алексей миновал мост, начал накрапывать дождь.
– Этого еще не хватало, – проворчал Каверин сквозь стиснутые зубы, и в следующее мгновение рядом с ним остановился фиакр.
Молодой человек замедлил шаг, опасаясь подвоха. Из глубины фиакра прозвучал знакомый низкий голос:
– Мсье Каверин? Садитесь, чего зря мокнуть под дождем.
– Я вам очень благодарен, – начал смущенный Алексей, – но…
– Не говорите глупостей, Алексей Константинович, – сказала Полина, высовываясь из окна. – Зачем бродить под дождем, рискуя простыть, когда есть карета? Ну же, садитесь!
Решившись, Алексей ловко забрался в экипаж и затворил дверцу. Под мерное цоканье подков и посвистывание кнута фиакр покатил дальше.
Глава тридцатая, в которой Полина выдвигает догадки, а Видок теряет сознание
– Знаете, – начал Алексей, – вы мне, конечно, не поверите, но я чертовски рад вас видеть… и вас, Полина Сергеевна, – добавил он, оборачиваясь к молодой женщине.
Видок ухмыльнулся.
– Вы мне тоже не поверите, но я рад это слышать. Хотя и подозреваю, что именно у вас могло случиться, чтобы вы смогли произнести эти слова.
– Вы, как всегда, попали в точку, – признался Алексей. – Так мадемуазель Полина уже все вам рассказала?
Полина покачала головой и послала своему напарнику сердитый взгляд.
– Простите, ради бога, – спохватился Алексей. Конечно же, Полина никогда в его отсутствие не стала бы обсуждать его личные дела. Пересилив себя, молодой человек коротко рассказал старому сыщику о том, что произошло на маскараде, и о том, что за этим последовало.
– И вы расстроились? – спросил Видок. – Понимаю. Хоть и должен сказать, что все закончилось наилучшим образом. Раз княжна к вам охладела, никому в голову не придет избавляться от вас так, как они чуть было не избавились от мсье Эльстона.
– Видите ли, – помедлив, промолвил Алексей, – дело в том, что я, кажется, неравнодушен к княжне.
– Это все пустяки, – отмахнулся Видок. – Как говорят у нас во Франции, любовь убивает время, а время убивает любовь. Через каких-нибудь полгода вы и думать о ней забудете.
– А если нет? – спросил Алексей.
– Значит, через год, – спокойно ответил Видок, – и вообще, вечной любви не бывает, как бы ни пытались господа поэты доказать обратное.
– Мсье Видок, – подала голос Полина, – я нахожу, что вы возмутительный циник.
– Я реалист, – отозвался Видок не моргнув глазом, – а это гораздо хуже, мадемуазель!
– В таком случае, – решительно промолвила Полина, – я, пожалуй, останусь идеалисткой.
– Вы опять начинаете ссориться? – спросил Алексей, переводя взгляд со старого сыщика на хорошенькую разрумянившуюся барышню Серову в легкомысленном розовом платье.
– Я никогда в жизни не ссорилась с мсье Видоком, – заявила Полина. – Он великий человек, а я…
– Осторожнее, мадемуазель, – ухмыльнулся Видок, – всякий раз, когда меня так величали, сразу же вслед за этим меня пытались бессовестно надуть!
– Могу биться об заклад, что их усилия пропали даром, – не осталась в долгу Полина. – По части надуть вы и сами обойдете кого угодно!
– Я много раз пытался быть честным, – вздохнул Видок, – но это приносит столько хлопот! Быть бесчестным куда проще.
И оба спорщика, увидев изумленное лицо Алексея, совершенно беззастенчиво расхохотались.
– Мсье Видок шутит, – сказала Полина, – а раз так, почему бы не пошутить и мне?
– В самом деле, – согласился Алексей. У него было ощущение, словно в этой атмосфере полушутливой, полусерьезной болтовни его бремя начало таять и вот-вот совсем оставит его. – Кстати, – спохватился он, – куда мы едем?
– Гм, – сказал Видок, почесав нос. – Честно говоря, когда я заприметил вас на том мосту…
– Совершенно случайно, конечно, – заметил Каверин, забавляясь от души.