Добрынин. Шеф приюта - какой-то Роберт Скотт! Уж не тот ли Скотт, с которым я встречался в Норвегии? Помнится мне, что тот Скотт служил в британской военной разведке.
Сорокин. А теперь занимается сиротами?
Добрынин. Бывает... бывает... Здесь ничему не приходится удивляться... Ничему. А вот и наш провожатый!
Появляются Упманис и английский офицер.
Что вам удалось узнать, господин лейтенант?
Английский офицер. К сожалению, ничего утешительного.
Добрынин. Разве приют, перевезенный из Дрюкендорфа, помещается не здесь?
Упманис (нагло). Здесь.
Добрынин. Так в чем же дело? Значит, мы у цели! Нам следует войти в помещение.
Упманис. Это невозможно.
Добрынин. С кем я имею честь разговаривать?
Упманис. Я старший воспитатель приюта.
Добрынин. Тем лучше. Мы бы хотели познакомиться с вашим приютом. Я представитель Советского Союза. У вас в приюте находятся советские дети.
В дверях появляется Смайда. Она останавливается.
Упманис. Мы получили инструкцию не допускать в приют посторонних лиц без разрешения нашего командования.
Добрынин. Вам должны были звонить от полковника Моррисона.
Упманис. Нам не звонили. Я ничего не знаю.
Добрынин. Я хотел бы видеть шефа приюта мистера Роберта Скотта.
Упманис. Он выехал в управление.
Добрынин (английскому офицеру). В таком случае я прошу вас позвонить полковнику Моррисону и передать ему от моего имени, чтобы он подтвердил свое разрешение на посещение нами этого приюта. Произошло явное недоразумение.
Английский офицер. Я только что звонил полковнику Моррисону. Он на совещании у командующего.
Добрынин. Понятно... (Подумав.) Ну что ж, мы никуда особенно не торопимся, мы можем заехать в другой раз. Пошли, Сорокин! (Резко поворачивается и идет к машине.)
За ним идут Сорокин и английский офицер. Смайда делает
движение, чтобы остановить Добрынина.
Упманис (зло). Мисс Ландмане! Мне нужно с вами поговорить! Прошу вас! (Пропускает ее в дом.)
Занавес
АКТ ВТОРОЙ
КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ
Сцена представляет собой часть коридора и кабинета шефа
сиротского приюта. В коридоре, недалеко от двери в
кабинет, - большая деревянная скамья со спинкой. На
скамье сидят две немки: фрау Вурст и фрау Шпек. Рядом с
ними две девочки: Ира и Маша. Они давно уже ждут. Одна
из немок дремлет. Девочки шепотом переговариваются между
собой. Возле двери стоит английский часовой.
В кабинете идет заседание комиссии. На заседании
присутствуют с советской стороны Добрынин и Сорокин, с
английской стороны - Скотт, Кук, Эйт, Упманис,
переводчик и стенографистка. Английские представители
знакомятся с какими-то документами, передавая их друг
другу. Перед столом комиссии стоит воспитанник Женя.
Заседание продолжается не первый час. Англичане говорят
по-русски, с акцентом.
Кук. Ребенок не понимает по-русски. Он говорит по-польски и по-немецки. В данных упоминается о его польском происхождении. Не так ли?
Скотт. Да, это так.
Добрынин. Данные неверны! Кем они были составлены?
Кук. Это не имеет значения. Мы должны руководствоваться ими, потому что других пока не имеем. (Скотту.) Не так ли?
Скотт. Других данных у нас нет.
Добрынин (упорно). Я еще раз свидетельствую, что отец этого ребенка (показывает на мальчика), советский офицер Степан Руденко, был убит в боях за город Харьков. Мать ребенка, Анна Руденко, погибла в немецком тылу. Сейчас мальчика разыскивает его бабушка, мать его отца, Галина Григорьевна Руденко. Доказательство этому - ее личное заявление. Я представил его комиссии. Имя, фамилия и приметы Жени Руденко сходятся с именем, фамилией и приметами этого ребенка. На левой руке мальчика, чуть повыше локтя, родимое пятно.
Кук (Скотту). Есть пятно?
Скотт. Пятно есть.
Кук. Это может быть совпадением... (Просматривает бумаги.)
Эйт (Добрынину). Имя мальчика Евгений?
Добрынин. Евгений Руденко.
Эйт. Господин майор назвал сначала другое имя?
Добрынин. Я назвал мальчика Женей. Это уменьшительное от Евгений. Так же, как у вас... Эдуард и Эди.
Эйт (кивает головой). Может быть...
Кук. У нас мало времени, господа. Может быть, мы отпустим мальчика? Он устал. Он нам больше не нужен. Он может идти.
Англичане соглашаются. Добрынин, наклонившись к
Сорокину, говорит ему что-то. Упманис выводит мальчика,
ведет его по коридору. Англичане перебирают документы,
переговариваются. Добрынин что-то записывает.
Вурст (в коридоре, провожая взглядом Упманиса и Женю). Бедный мальчик! Неужели они его отправят в Россию? Он там погибнет. Что он будет делать в этой ужасной стране с ее морозами и медведями?
Ира (робко). Разве там везде медведи? По-моему, нет...
Вурст. Я, кажется, училась в школе. Я знаю, что я говорю. (Проснувшейся соседке.) Всех сирот они посылают на работы в Сибирь. Всех, кто хоть один день побывал в Германии, они посылают на работы в Сибирь. (Ире.) Но ты можешь не волноваться. Если тебя спросят, как тебя зовут, отвечай, что тебя зовут Ирма и тебе у меня хорошо живется. (Соседке.) Я ее кормлю, пою, обуваю, одеваю и учу ремеслу. (Поправляет воротничок на платье Иры.) Она должна быть довольна. (Ире.) Ты довольна?
Ира (робко). Я довольна.
Шпек. Моя Матильда получает тоже все необходимое. Она должна благодарить бога за то, что я ее терплю. Если она будет прилежна, я разрешу ей посещать школу. Но не раньше будущего года. Учиться никогда не поздно. Главное - уметь получить с клиента деньги и правильно отсчитать ему сдачу. У нее миленький голосок. Мне нравится, когда она поет...
Вурст (тихо). Она русская?
Шпек (с сожалением). Русская.
По коридору идут Упманис и Саша. Упманис оставляет Сашу
в коридоре, а сам заходит в кабинет. Саша садится на
скамью, искоса посматривает на девочек. Немки тихо о
чем-то беседуют между собой.
Скотт (наклоняясь к Добрынину). Я вижу, господин майор награжден британским орденом?
Добрынин. Да. Я получил его за спасение английских военнопленных в Норвегии.
Скотт. Я тоже имею такой крест. Вот видите, в дни великих испытаний мы делали одно общее дело!
Добрынин. К сожалению, этого нельзя сказать сегодня...
Кук (посоветовавшись с Эйт). Итак, я думаю, что мы можем считать Евгения Руденко ребенком польской национальности. Не так ли?
Добрынин. Я против такого решения!
Кук. У нас нет никаких оснований считать его русским.
Добрынин. Я так же не могу считать его русским, как и не могу считать его поляком. Он украинец. Его родители - украинцы, и сам он родился в Полтаве.
Кук. Но украинцев как национальности не существует. Не так ли?
Добрынин (спокойно). Я удивлен этим заявлением! В Советском Союзе существует не только украинская национальность, но есть Украинская Советская Социалистическая Республика со своим правительством во главе. Эта республика является членом Организации Объединенных Наций!
Кук (как ни в чем не бывало Скотту). Восьмой параграф нашей инструкции говорит, что украинцев как самостоятельной национальности не существует...
Скотт. Украина - это, так сказать, географическое понятие...
Добрынин. Может быть, в ваших инструкциях сказано, что и весь Советский Союз есть только географическое понятие?
Кук (невозмутимо). Нет, об этом в нашей инструкции ничего не сказано. Я думаю, мы наконец можем перейти к обсуждению следующей кандидатуры?
Англичане соглашаются. Добрынин говорит что-то Сорокину,
тот записывает.
Скотт. Следующий ребенок - Саша Бутузов. По имеющимся у нас данным, Саша Бутузов, двенадцати лет, - русский.
Эйт. У него даже фамилия какого-то известного русского генерала... Бутузов!
Добрынин (усмехнувшись). Вы хотите сказать - Кутузов?
Эйт. Кутузов?.. Может быть... может быть...
Кук (просматривая документы). Я полагаю, мальчика можно считать русской национальности. Не так ли?
Скотт. Да, он русский.
Эйт. Он русский.
Кук. Итак, нам остается решить, следует ли Саше Бутузову рекомендовать вернуться в Советский Союз.
Добрынин. Как? Как вы сказали?.. Простите, я не совсем вас понимаю! Само собой разумеется, ему нужно вернуться на родину! Не оставаться же ему здесь, в чужой ему Германии!
Кук (Скотту). Задача нашей комиссии - не только определить национальность того или иного ребенка, но и решить его дальнейшую судьбу.
Скотт. Решить его судьбу.
Кук (Упманису). Я прощу ввести Сашу Бутузова.
Упманис выходит в коридор и приглашает войти Сашу.
Вурст (Упманису). Господин воспитатель, может быть, скажет, когда же наконец нас вызовут для дачи показаний? Мы сидим уже три часа.
Упманис. Сидите. Ждите. Вызовут.
Саша останавливается перед столом комиссии. Он стоит,
опустив руки по швам, и смотрит прямо перед собой. Он
заметно волнуется.
Кук (Саше). Wie heist du?*
______________
* Как тебя зовут? (нем.)
* Как тебя зовут? (нем.)
Саша. Саша Бутузов.
Кук. Du bist zwolf Jahre alt? Du bist Russe?*
______________
* Тебе двенадцать лет? Ты русский? (нем.)
Саша. Jawohl*.
______________
* Да (нем.).
Кук. Ты можешь отвечать по-русски. Ты еще не забыл этот язык?
Переводчик. Kannst du russisch sprechen? Hast du diese Sprache noch nicht vergessen?
Саша. Ja, ich kann russisch... Я могу по-русски... говорить...
Добрынин. Саша Бутузов! Ты хочешь вернуться на родину? Ты меня не понял? Хорошо. Скажи мне: хочешь ли ты ехать домой?
Саша хочет что-то сказать, но, поймав взгляд Скотта,
продолжает молчать.
Сорокин (Саше). Du wirst gefragt, ob du nach Hause zuruckkehren willst?*
______________
* Тебя спрашивают, хочешь ли ты вернуться домой? (нем.).
Саша. Nein*.
______________
* Нет (нем.).
Сорокин (Добрынину). Он не хочет ехать домой.
Добрынин (Саше). Почему ты не хочешь ехать домой?
Саша молчит.
Сорокин (Саше). Warum willst du nicht nach Hause?
Саша. Ich kann nicht*.
______________
* Я не могу (нем.).
Добрынин. Warum?*
______________
* Почему? (нем.).
Саша (поймав взгляд Скотта). Ich habe kein Zuhause...*
______________
* У меня нет дома (нем.).
Кук (Саше). По-русски, по-русски!
Саша. У меня... нет... дома...
Кук. Спросите его, что он знает о своих родителях.
Переводчик. Was weist du uber deine Eltern?
Саша. Ich habe keine Eltern.
Сорокин (Добрынину). Он говорит, что он сирота.
Добрынин (Куку). Разве он не знает, что его мать жива?
Кук. Мы не можем сказать ему этого до тех пор, пока сами не убедимся, что это соответствует действительности. По нашим данным, он круглый сирота.
Добрынин. Я передал вам номер газеты, где напечатано письмо его матери.
Кук. Совершенно верно. Мы с большим интересом ознакомились с этой статьей. Но мы не можем верить всему тому, что печатается в ваших газетах. Вы, русские, сами достаточно часто опровергаете многое из того, что появляется в нашей, английской и американской, печати. Не так ли?
Добрынин. Наши газеты не издаются частными лицами. Они описывают только истинные факты.
Кук. Я ничего не могу добавить к тому, что я уже сказал. (Скотту.) Так где же хочет жить этот мальчик? (Саше.) Wo willst du leben?*
______________
* Где ты хочешь жить? (нем.).
Саша. In Deutschland! (Заученно.) Ich werde lernen. Ich werde satt sein. Ich mu? dem englischen Roten Kreuz dankbar sein.
Эйт одобрительно кивает головой.
Переводчик. Он говорит, что он хочет остаться в Германии, где его будут учить ремеслу и кормить. Он благодарен Красному Кресту Великобритании.
Добрынин. Я его понял. (Саше.) Was weist du uber die Sowjetunion?*
______________
* Что ты знаешь о Советском Союзе? (нем.)
Англичане переглянулись.
Саша. Car nichts*.
______________
* Совсем ничего (нем.).
Добрынин. Ты советский мальчик! Ты русский! Ты из Советского Союза! Тебе рассказывали о Советском Союзе? Ты помнишь, как ты жил дома, в Советском Союзе?
Саша. Нет. Я забыл... Vergessen.
Добрынин (англичанам). У меня вопросов больше нет. Вы, господа, слышали ответы Саши Бутузова?
Англичане кивают головами.
Что же тут удивительного, что мальчик не хочет ехать на родину? Да он не имеет о ней никакого представления. Он забыл все, что знал о ней. Из него вытравили воспоминания о родной семье, о родном доме. Я не знаю, господа, кого винить в этом! Может, вы назовете мне его учителей?
Кук. Мальчик получает образование, предусмотренное учебными программами сиротских приютов.
Добрынин. Образование, устраивающее попечителей этих заведений.
Кук. Я просил бы советского представителя...
Добрынин. Я не могу не выразить своего удивления и удивления моего народа по поводу того, что детей, отцы которых спасли Европу от фашизма, советских детей, английские оккупационные власти задерживают в Германии! Почему их не отправляют домой, к родителям, которые их ждут? Почему от них скрывают правду? Почему им говорят, что они сироты, когда у многих из них живы матери и отцы? Вы молчите, господа? Вам нечего мне ответить?
Англичане перелистывают бумаги. Добрынин достает что-то
из папки с документами.
Саша! Подойди ко мне! Не бойся!
Протягивает Саше какую-то фотографию. Саша берет
фотографию в руки, долго смотрит на снимок.
Кто это, Саша?
Саша (с трудом и волнением). Мама...
Добрынин. Да! Это твоя мама, Саша! Она сама дала мне эту фотографию! Она живет сейчас в Москве! Она ждет тебя домой! Домой!
Кук (резко). Я считаю поведение представителя недопустимым! Я прошу господина майора ознакомить комиссию с предъявленной воспитаннику фотографией!
Саша взволнован. Он не отрываясь смотрит на фотографию.
Саша (громко). Моя мама! (Добрынину.) Хочу домой! (Протягивает фотографию Куку, радостно.) Meine Mutter! Das ist meine Mutter! Ich will nach Hause!
Англичане знакомятся с фотографией. Добрынин
взволнованно переговаривается с Сорокиным.
Кук (кладя фотографию перед собой на стол). Это не имеет существенного значения для решения вопроса. Не так ли?
Англичане соглашаются.
Добрынин (взволнованно). Господа! Ребенок узнал свою мать!
Кук. Допустим, что это так.
Добрынин (горячо). Неужели возможно какое-либо иное решение, кроме того, чтобы вернуть матери ее сына? Я не говорю уже о том, господа, что то, чему я являюсь свидетелем, наполняет меня чувством глубокого возмущения и тревоги за судьбу наших детей! Оторвать ребенка от родной семьи, от родного дома - жестоко! Но насильно лишать его родины, заставить почти совсем забыть родной язык - это уже не просто жестокость, это бесчеловечность, навеки калечащая детскую душу! Я требую...
Кук. Господин майор, очевидно, забыл...
Добрынин (продолжая). Я ничего не забыл! Я все помню и все понимаю. Я требую, чтобы Саша Бутузов и все другие советские дети, находящиеся здесь: русские, украинцы, латыши, - все, кто бы они ни были, были отпущены домой! Только домой! И отпустить их - ваш долг, ваша служебная обязанность, господа!
Саша испуганно переводит глаза с Добрынина на Кука.
Кук. Насколько я мог понять интересную речь советского представителя, дело идет о тех детях, которых приютило и о которых заботится английское правительство. Не так ли? К сожалению, тон этой взволнованной речи скорее напоминает выступление адвоката на судебном заседании, чем выступление советского офицера, допущенного к заседанию нашей комиссии. Мы заседаем уже четвертый час, а рассмотрели всего пять дел. Не так ли?
Добрынин. Меня не интересует, сколько времени мы заседаем! Меня интересует судьба советских детей и их будущее! Я знаю, где нахожусь, и потому беру на себя смелость так выступать! Я говорю сейчас от имени сотен матерей и отцов, которым вы, господа, незаконно и бесчеловечно отказываете в праве на счастье! Вряд ли ваши несправедливые решения найдут одобрение честных людей всего мира, в том числе и сочувствие подлинных представителей вашего, английского, народа, испытавшего все тяготы войны! Что вы ответите мне на это, мистер Кук? Что вы ответите мне на это, мистер Скотт?
Кук. Мы солдаты, и мы не считаем для себя возможным вмешиваться в политику! К большому сожалению, члены британской комиссии не имеют возможности выслушивать красноречивые нотации советского офицера, как бы непосредственны они ни были! Объявляю заседание закрытым!
В коридоре появляется Смайда. Она заметно волнуется.
Добрынин (встает). В таком случае я как представитель Советского Союза заявляю протест по поводу беззаконного и необоснованного решения вопроса о советских детях!
Добрынин и Сорокин покидают кабинет. Смайда подходит к
Добрынину.
Смайда (на ходу, прерывающимся от волнения голосом). Товарищ майор! Я Смайда Ландмане, воспитательница этого приюта. Я советская гражданка! Нас вывезли из Латвии... Мне необходимо поговорить с вами... Мне необходимо... передать вам этот список.
Передает что-то Добрынину, идет рядом с ним. Все трое
уходят. Англичане молча разбирают бумаги. Все забыли про
Сашу. Саша стоит в стороне, руки по швам. Кук первый
замечает Сашу и берет в руки фотографию, оставленную
Добрыниным. Рассматривает ее. Саша наблюдает за Куком.
Кук (неожиданно). Пропаганда! Советская пропаганда! (Рвет фотографию и бросает в корзину для бумаги.)
Саша (хрипло кричит). Das ist meine Mutter! Моя мама! (Бросается к корзине.)
Кук (Упманису). Уберите ребенка! Посмотрите, до чего его довел этот большевик!
Упманис уводит всхлипывающего Сашу.
Вурст (Упманису). Когда же нас вызовут? Дети устали...
Упманис. Не до вас, фрау! Сейчас не до вас! (Уводит Сашу.)
Эйт (Куку). Зачем нам все-таки эти дети, мистер Кук?
Кук. Не знаю, мисс Эйт! Может быть, затем, чтобы в лесах Канады работал не ваш сын, чтобы в шахтах Бельгии и на плантациях Аргентины работал не ваш сын, чтобы в тыл врага с парашютом прыгал не ваш сын, - словом, вы должны понять, мисс Эйт, что не следует задавать мне вопросы, на которые с исчерпывающей ясностью вам может ответить только Лондон! Лондон!
Эйт. Благодарю вас, мистер Кук... Но у меня нет детей...
Англичане выходят из кабинета.