Одну из ключевых научных лабораторий в городе возглавлял доктор математических наук Давид Славикович Абрамян. Доктор математических наук, сильный математик еще старой школы, в свое время он поступил в МФТИ[84] – не по армянской квоте, а приехал в Москву и поступил на общих основаниях. Его ценил еще академик Синицын – один из сильнейших математиков страны. Окончив московский вуз с красным дипломом, он приехал сюда и присоединился к группе, которая занималась проблемой уменьшения критической массы вещества при цепной реакции[85]. Поскольку ситуация требовала не только математических знаний – доктор Абрамян окончил заочно и факультет физики, потом защитил кандидатскую по секретной теме. Доктора наук ему дали без защиты, по совокупности работ, – немногие удостаивались такой чести, наиболее известный пример – Михаил Тимофеевич Калашников. К девяносто первому году группа Абрамяна подошла к критическому прорыву, – прорыву, который позволил бы создать ядерное оружие, при взрыве которого образуются только сверхкороткоживущие изотопы – а это значило бы, что ядерное оружие с такими характеристиками можно было бы применять как обычное, потому что оно при взрыве не дает радиоактивного заражения местности. Совсем. Один заряд – и нет больше сопротивления в Чечне, потому что некому сопротивляться. Один заряд – и больше никто не лезет через таджико-афганскую границу с мешком героина за спиной. Несколько зарядов – и выиграна война в Афганистане, причем выиграна раз и навсегда. Но... увы.
Девяностые доктор Абрамян пережил как в страшном сне, потом ситуация начала налаживаться. Все больше и больше ограничений отменялось, в начале двухтысячных он совершил ранее неслыханное – написал учебник по математике, который издали в Америке – естественно, под именем какого-то американца, потому что таковы были условия контракта. Теперь американские студенты учились по учебнику русского математика и ядерного физика – а доктору Абрамяну досталось пятьдесят тысяч зеленых бумажек. Плюнуть бы на них... но теперь гордости не было ни у кого, гордые вымерли в девяностых, часто в самом настоящем, физическом смысле слова. Взял. Потом взял еще какой-то грант, уже для института в целом, создал одну творческую группу, другую. Что ни говори – а специалисты старой школы ценились на Западе, это тебе не современные скороспелки. Да и какая разница – рассчитывать критические профили для крыла нового «Боинга» или обсчитывать протекание цепной реакции в эпицентре взрыва. Государство сказало – обогащайтесь, и они обогащались – как могли. Оказалось, что даже их профессии, профессии физиков и математиков, имеют применение в мире.
У доктора Абрамяна была семья – совершенно не та, какая бывает у армян, нормальная русская семья, супруга Маша, которая тоже работала на объекте, и сын Вадим, при рождении которого Маша едва не умерла. Жестокая статистика – если на «объектах» Минсредмаша работает один супруг – вероятность деторождения сокращается на тридцать процентов, если оба – на семьдесят. Вадим был единственным, и после его рождения врачи сказали Маше, что детей у них больше не будет – поэтому единственный сын был и единственным светом в окошке, единственным – для обоих родителей. Давид Славикович не видел его больше года.
Их семья распалась в девяностые. Денег не было, и Маша сказала супругу – какой же ты мужик, если ты не можешь обеспечить семью и ребенка. В отличие от Давида Славиковича, интеллигентностью она не отличалась, и для нее не стало проблемой пойти и торговать на базаре. Первоначальный капитал взяли, продав старую «Волгу» – единственное, за что можно было выручить хоть какие-то деньги. Сначала челночила, работала на каких-то бандитов, потом поднялась, открыла одну точку, другую. Начала торговать уже оптом, закупать товар большими партиями. Естественно, как только она поднялась на ноги – из семьи она ушла. Ни спасибо, как говорится, ни...
А потом... потом случилось то, что случилось.
Маша позвонила несколько дней назад. Давид Славикович не хотел ее ни видеть, ни слышать – выскочила потом замуж, развелась, сейчас опустилась до того, что жила с каким-то грузчиком, которому купила машину и который быстро переквалифицировался в «управляющие». Он слышал, что бывшая супруга поднялась до того, что с кем-то в доле строила большой торговый центр в Подмосковье, намереваясь забыть челночное прошлое и заняться цивилизованным бизнесом. Он уже хотел бросить трубку – но Маша крикнула, что Вадим пропал – и эта новость оглоушила Давида Славиковича, как удар обухом топора по голове...
Конечно, как же иначе. Двое строят большой торговый центр... и когда он вот-вот откроется, у одного возникает большое желание стать единоличным владельцем, тем более что на этапе строительства трудно отделить, кто и какие деньги вкладывает, какова доля каждого. Компаньоном Маши оказался человек, который был в близких отношениях с главой администрации подмосковного района, через него они получили землю под застройку – незаконно. А еще глава администрации и этот компаньон Маши оказался связан с какими-то криминальными личностями азербайджанского и узбекского происхождения, которые оккупировали пол-Москвы и которые во многие кабинеты заходили, открывая пинками дверь. В контактах с этой кодлой (бандитизма в России теперь нет, это не девяностые, власть сейчас и есть бандитизм) оказался и начальник местного РОВД, и большие люди в прокуратуре. Для того чтобы сломить глупую и наивную бабу и заставить ее отказаться от прав на новый торговый центр – бандиты «пригласили в гости» сына, а начальник РОВД добился возбуждения уголовного дела по каким-то надуманным основаниям. В общем – куда ни кинь – всюду клин.
Так получилось, что Давид Славикович армянином не был. За время, пока он жил в России – он почти забыл армянский (что в семье, когда она была, что на работе говорили по-русски), он не платил общине за покровительство. Сначала – потому что не было денег, а потом – потому что не считал нужным, в Армении он последний раз был восемь лет назад как турист. Он никому не был должен – но и ему никто не был должен, и вот сейчас – никогда еще Давид Славикович не чувствовал себя таким одиноким, как сейчас. Никогда.
Он не вышел на работу и целый день пил – Давид Славикович стал до того русским, что и на проблемы, которые он не мог решить, он стал реагировать, как типичный русский интеллигент. Потом вечером, когда пить в доме стало нечего, все подарочные коллекционные коньяки были выпиты – он, едва не падая, вышел из дома и пошел в магазин, чтобы купить еще. И хозяин этого магазина, по национальности оказавшийся армянином (Давид Славикович просто не замечал этого), который по вечерам торговал в магазине сам – спросил, что случилось.
Просто потому, что он был армянином. И перед ним стоял армянин, у которого проблемы.
Давид Славикович все рассказал – все до конца, потому что он был типичным русским интеллигентом, а они не умеют держать язык за зубами, что трезвые, что пьяные. Владелец магазина – его звали Армен, среднего роста, но крепкий, верткий, довольно молодой на вид – поцокал языком и сказал, что это не дело. Если русские начинают пить, когда у них проблемы, то это их дело, но он-то не русский. Он армянин, и Армен – тоже армянин. А значит, беда Давида Славиковича – это и его, Армена, беда, это и беда всех армян, потому что если армяне не будут стоять горой друг за друга – то их сомнут поодиночке. Армен принес блокнот, записал то, что Давид Славикович сумел рассказать по пьяной лавочке, и сказал, что посмотрит, что можно сделать.
Еще через два дня – Армен пришел в дом к Давиду Славиковичу и сказал, что знает, где бандиты держат его сына, и у него есть люди, которые могут помочь в этом вопросе. Эти люди тоже армяне, и они готовы помочь Давиду Славиковичу только потому, что он армянин. У Давида Славиковича хватило ума задать вопрос, а что его новый друг потребует взамен за помощь. Армен усмехнулся и сказал, что ничего. Просто он хочет, чтобы Давид Славикович стал армянином.
Хорошим армянином.
Еще двадцать лет назад такое просто невозможно было бы представить. Все продукты, которые появлялись в городе – они завозились государством и проходили строгий контроль, потому что враги могли отравить их, чтобы уничтожить советскую научную элиту, занимающуюся проблемами ядерной безопасности страны. Категорически запрещалось выращивать продукты самостоятельно, иметь приусадебные участки – просто потому, что эти продукты могут (а мало ли) собрать в себе повышенную дозу радиации. А о том, чтобы в городе какой-то подозрительный армянин, с подозрительными документами и неизвестно откуда взявшимся капиталом открывал магазины и одновременно искал разведывательные подходы к ведущим сотрудникам ядерных центров... такого и в страшном сне привидеться не могло. Просто если раньше на первый отдел в городе назначали матерых волкодавов – то сейчас командовал первым отделом дорабатывающий до пенсии алкоголик, а его молодой зам – фээсбэшник нового поколения – пытался крышевать местных торговцев. Вот так...
Хорошим армянином.
Еще двадцать лет назад такое просто невозможно было бы представить. Все продукты, которые появлялись в городе – они завозились государством и проходили строгий контроль, потому что враги могли отравить их, чтобы уничтожить советскую научную элиту, занимающуюся проблемами ядерной безопасности страны. Категорически запрещалось выращивать продукты самостоятельно, иметь приусадебные участки – просто потому, что эти продукты могут (а мало ли) собрать в себе повышенную дозу радиации. А о том, чтобы в городе какой-то подозрительный армянин, с подозрительными документами и неизвестно откуда взявшимся капиталом открывал магазины и одновременно искал разведывательные подходы к ведущим сотрудникам ядерных центров... такого и в страшном сне привидеться не могло. Просто если раньше на первый отдел в городе назначали матерых волкодавов – то сейчас командовал первым отделом дорабатывающий до пенсии алкоголик, а его молодой зам – фээсбэшник нового поколения – пытался крышевать местных торговцев. Вот так...
* * *«Волга» доктора Абрамяна – новенькая, он так и не смог заставить себя купить иномарку, ездил на новенькой «Волге» – прошла КП, который здесь по старой памяти был. Документы, как раньше, не проверяли – машина знакомая – поезжай. Зачем выходить на холодную, продуваемую ветром дорогу и что-то проверять? Время было уже темное, дорога – лесная, зима – суровая. Доктору математических наук Абрамяну было страшно – он создавал оружие, которое могло сжечь в атомном пламени весь мир, – но он никогда не думал, что оружие когда-нибудь придется применять ему самому.
За этот день – он многое передумал и понял, как неправильно он жил. Он жил сам по себе – но разве может человек выжить сам по себе, без помощи друзей. Он отринул свой народ, стал человеком без корней, почти что русским – но кто из русских помог ему в беде? Максимум, на что они были способны, – давай выпьем вместе. А армяне, люди его народа – помогли ему, даже зная, что он не был армянином последние три десятка лет.
Чего стоит Россия? Чего стоят русские? Чего стоит его жизнь, которую он вел? Какой он мужчина, если он не способен защитить родного сына?
«Волга» катилась по лесной дороге, и впереди догорал закат, а по обе стороны дороги был темный, заснеженный, истинно русский лес – и доктору Абрамяну казалось, что перед ним – дорога на Голгофу. Но он вступил на нее – и отступить было уже нельзя.
* * *«Волга» остановилась около знака – как и сказал Армен, на этом знаке какие-то хулиганы провели черную черту баллончиком. Доктор Абрамян вышел из машины, посмотрел на часы. Нервно закурил – он знал, что это вредно, но вреднее, чем у реактора, быть не может. Как говорится – кому суждено быть повешенным...
Ровно через пятнадцать минут – впереди и сзади его «Волги» тормознуло по джипу – большие, черные, сверкающие полированными бортами внедорожники. Из головного вышел Армен – он уже не был похож на торговца, за ним полезли явные боевики. Небритые, шумные, наглые...
– Чего привез? – дружески спросил один из них.
Доктор Абрамян открыл багажник – там лежало укутанное во фланель дорогое двуствольное ружье МЦ. Его ему подарили.
Боевики рассмеялись, загорланили на языке, который должен был быть ему родным, а был – чужим. Один из боевиков одобряюще хлопнул его по спине и рассмеялся еще сильнее.
– Вах, в тряпку завернул.
– Чо ржешь, ара, мой дед так делал...
– Дед...
– Заткнулись все! – скомандовал Армен, и все моментально замолчали.
Армен осторожно развернул фланель, посмотрел на ружье.
– Ты с этим воевать собрался?
– Другого нет.
– Плохо, что нет, – серьезно сказал торговец, тот, в отличие от остальных, и не думал смеяться над профессором, – у моего отца тоже не было оружия. Его нашли в сгоревшей машине, а рядом была мать и сестра, тоже сгоревшие. Нельзя без оружия, если ты мужчина.
– Но у меня нет! – доктор едва не заплакал.
Торговец покачал головой.
– Гагик, дай ему.
Гагик, здоровяк в зимнем камуфляже с нашивкой какой-то охранной компании – достал из-за пояса большой пистолет и протянул его профессору рукояткой вперед. Профессор неаккуратно взял его, чуть не выронив. Говорят, что прикосновение к оружейной стали заряжает мужчину энергией – но к доктору Абрамяну это явно не относилось. Ему стало еще страшнее.
Одно из правил – никогда не бери незнакомое оружие в руки, если, конечно, ты не взял его как трофей у убитого врага на войне. И даже тогда будь осторожней. На этом «стечкине» висело четыре трупа – азеров расстреляли на рынке. А у Гагика, который сделал это – на руки был нанесен прозрачный клей, который не давал оставаться на оружии отпечаткам пальцев. Пистолет был тщательно протерт – и, таким образом, доктор математических наук Абрамян стал убийцей. Правда, он этого не знал.
– Передерни затвор, – сказал торговец, – отведи назад и отпусти. Сильнее!
Доктор сделал, как он сказал – пистолет сыто лязгнул в руке.
– Вот так. Теперь у тебя есть настоящее оружие. Теперь ты настоящий мужчина.
Ночь на 01 января 2008 года Ближнее Подмосковье
Через несколько часов «Волга» и два черных внедорожника съехали с обочины подмосковной дороги, на удивление ухоженной, снег здесь аккуратно вывезли, в отличие от Москвы. Там их ждала черная «девяносто девятая» и три человека в ней. Люди эти – были в гражданском, у них были одинаковые смугловатые лица и черные, как маслины, глаза.
– Сиди... – севший к доктору в «Волгу» боевик придержал его. – Армен разберется.
Армен вышел из головного внедорожника, навстречу ему вышел один из тех, кто сидел в «девяносто девятой».
– Ну что?
– Они там, все. Азеры, б...
– Сколько?
– Четыре хозяйские тачки.
– Аслан точно там?
– Точняк. Его тачка там, черный «Майбах». Здесь ни у кого такой нет.
– Ты его видел? – мрачно спросил Армен, глядя наблюдателю в глаза.
– Каро видел. Он на стреме, по деревьям лазать умеет.
– Дай мне его.
Старший в «девяносто девятой» достал из машины рацию, протянул Армену.
– Второй канал. Позывной – Ереван-один.
Армен настроил канал.
– Ереван-один, я Ереван-главный, выйди на связь, прием!
– Ереван-главный, слушаю тебя, дорогой, прием!
– Ереван-один, доложи по ситуации, прием!
– Птицы в гнезде, подтверждаю. Седьмой участок, рядом с забором. Патрулей охраны нет, все собаки собрались на первом этаже и жрут. Четыре хозяйские машины и еще шесть. Территория убрана от стены, но можно укрыться в саду, прием!
Десять машин, настоящая сходка получается.
– Ереван-один, подтверди, что видел Первого, прием!
– Ереван-главный, Первого видел, подтверждаю. Он вышел из своей машины, приехал два часа назад. После этого – ни одна машина не отъезжала, прием!
Все – один к одному.
– Ереван-один, сможешь ли ты нас прикрыть при выдвижении, прием!
– Ереван-главный, у меня сектор обстрела примерно сто градусов. Есть помехи, но прикрыть смогу, прием!
– Ереван-один, тебя понял, поддерживай готовность один. Десять минут до выдвижения, начинай отсчет, прием!
– Ереван-главный, тебя понял. Конец связи!
Архитекторы, которые проектировали эту «маленькую Швейцарию» – не позаботились как следует о безопасности – почти вплотную к кондоминиуму подступал лес, не было ни нормальной зоны отчуждения, ни нормального наблюдения, кроме камер, причем без режима ночного видения. В конце концов – это был конец седьмого года, и люди праздновали наступление нового года, восьмого, который обещал быть лучше, чем седьмой, и те, кто купил здесь поместья, самое дешевое из которых стоило полмиллиона американских долларов, вполне могли надеяться на лучшее. Они жили в кусочке Швейцарии, перенесенном на русскую землю, и думали, что здесь безопасно. И те, кто сейчас готовился выйти на улицу с детьми, водить хоровод вокруг елки – представить себе не могли, что на одной из сосен, подступающих к кондоминиуму, сидит человек в теплом «арктическом» камуфляже и белом маскировочном халате и в руках у него винтовка «Застава М91» с инфракрасным прицелом и глушителем. И только он сейчас решает – кто будет жить в новом, две тысячи восьмом году, а кто – нет.
* * *Армен отдал обратно рацию.
– Держи на прицеле охрану на воротах. Без необходимости не стреляй, нам лишние трупы не нужны. Тем более – русских.
Как бы то ни было – русские не были врагами армян и просто так их убивать – не годилось.
– Есть.
Армен вернулся к машинам, сделал знак. Боевики начали выходить из машин, кто-то открыл багажники и начал выдавать оружие. Все боевики были вооружены одинаковыми пистолетами-пулеметами «узи» с глушителями и лазерными прицелами, которые недавно опробовали и сделали вывод, что они при правильной смазке работают на морозе, и автоматами «АКМС» – они были только у двоих, на всякий случай. Поверх своей обычной одежды боевики начали надевать маскировочные комплекты Бундесвера, а поверх этого – разгрузочные жилеты американского производства. Это никак не напоминало подготовку банды к нападению – это была подготовка армейской части к штурму укрепленного, занятого противником объекта. Впрочем – бандой они не были, кем бы их ни считали.