Доктор математических наук Абрамян подавленно смотрел на все это. Он только сейчас начал понимать – во что именно он вляпался.
Надев маску, Армен подошел к их «Волге», которая осела в снег и почти застряла, о чем-то переговорил с боевиком, который был в машине – по-армянски, и доктор не понял из сказанного больше половины. Потом обратился к доктору.
– Ты идешь последним, брат. Мамикон поможет тебе, слушай его. И не стреляй, пока тебе не скажут, понял?
Доктор математических наук кивнул, он был так испуган, что потерял дар речи.
– Тогда ждите пять минут и идите за нами. Все...
* * *В то время пока ударная группа армянского спецназа госбезопасности занимала позиции вокруг дачи – человек по имени Асим Реза-оглы Пашаев, мюдюрь Подмосковья, считающийся вором в законе – принимал гостей.
Для начала стоит рассказать о самом Пашаеве, потом уже переходить к гостям. Несмотря на то что он считал себя вором в законе – в тюрьме он не сидел (стоило ему сесть, и его бы, вероятно, изнасиловали и убили), отец у него был главой обкома партии одного из сельских районов Азербайджана, а сам он в молодости был комсомольцем. В советские времена таким, как он, запретили поступать в Бакинский университет, потому что процветала кумовщина – но у отца были связи, и он отправил его в Москву, потому что в Москве с кумовщиной не боролись. Пашаев окончил русский университет (при том, что на лекциях он появлялся раз в полгода) с красным дипломом, устроился в аппарат ЦК ВЛКСМ за огромную взятку, стал инструктором. Устроился туда он весьма своевременно – это был конец восьмидесятых, и комсомольцы отрабатывали схемы незаконного обналичивания денежных средств и экспорта природных ресурсов. Пашаев, с его природной коммерческой хваткой, с советами отца – пришелся как раз впору, и еще до развала СССР он стал довольно богатым человеком.
Потом, когда СССР развалился – он нашел себе новое дело. У отца было несколько подпольных заводов по производству одежды, сейчас это никому не было нужно, потому что на рынок хлынуло дешевое китайское шмотье – но вот каналы контрабандной доставки из Турции сырья и контрабандной же переправки наворованного за кордон оказались весьма кстати. Один из знакомых «комсомольцев» после распада СССР стал владельцем банка, и там Пашаев получил кредит на расширение и развитие своего дела. В девяносто третьем он связался с чеченцами – и через турецкий канал на русский Кавказ хлынул поток оружия и боеприпасов. У режима Дудаева не было денег – но расплачивался он фальшивыми долларами и наркотиками, поэтому Пашаев вынужден был стать наркоторговцем и сбытчиком фальшивой валюты. Потом – это было уже после того, как чеченцы победили русских, чеченцы совсем оборзели, и их доллары стали все хуже и хуже. Пашаев послал их с их фальшивками куда подальше и наладил прямой контакт с Ираном через Нахичевань. Иранцы производили фальшивые доллары на государственном монетном дворе и сбывали их, качество было такое, что девять проверок из десяти они проходили. Фальшивые доллары сбывать было безопасно – поэтому Пашаев переключился на них, бросил торговать наркотиками. Тогда же он купил криминальный титул «вор в законе» – теперь он продавался за взнос в общак, отчего многие воры старой формации вскрыли бы себе вены, если бы дожили до этого. Наступали новые времена – времена управляемой демократии.
В Азербайджане к власти пришел Алиев, и первое, что он сделал, – вышиб с государственной службы некоторых местечковых мюдюрей, относительно которых он знал все – в том числе и Пашаева-старшего, отчего тот слег с инфарктом и скоропостижно скончался. Но помощь отца Пашаеву была уже не нужна.
Потом пришли новые времена – нулевые, время безвременья. Денег у Пашаева было уже достаточно, российское гражданство тоже было. Он бросил дело с фальшивыми долларами, вступил в «Единую Россию», часть денег вложил в акции, часть – в московскую недвижимость, часть – в скупку чиновников. Скупив чиновников, он начал скупать заброшенные колхозные поля и дышащие на ладан подмосковные хозяйства – верно сообразил, что земля будет в цене, все-таки Пашаев был умным человеком, с коммерческой хваткой. В итоге – к сегодняшнему дню Пашаев был миллиардером, и не рублевым, а долларовым, хотя это мало кто знал. Он не давал интервью, не пытался пиариться – он просто жил. Теперь уже – жизнью честного бизнесмена, не торгующего ни наркотиками, ни фальшивыми долларами, ни оружием – если бы не одно «но».
Годам к сорока Пашаев понял, что его неудержимо влечет к маленьким детям. И мальчикам и девочкам, но больше к мальчикам. Жена у него была – он ее отправил в Баку, потому что она рано постарела, и он не мог больше выносить ее вида. Были у него и дети, взрослые, сын в Женеве, дочь в Лондоне, они не считали себя ни азербайджанцами, ни русскими и плохо говорили на родном языке. В Москве он остался один... конечно, тут было много «русский билять», выбирай на вкус – но это ему тоже надоело. И сейчас – Пашаев полностью перешел на детей.
Среди тех азербайджанцев, которые сидели с ним за одним столом сейчас – один был главой местного землячества и тоже был неравнодушен к маленьким детям. Еще один – бывший бакинский еврей, в котором уже поколении, тоже, считай, азербайджанец – это был нужный человек, потому что у него были выходы на Амстердам и Хайфу, на бриллиантовые биржи, легальные и подпольные, – а Пашаев сейчас помогал своим коллегам из «Единой России» превращать нажитое непосильным трудом в золото и бриллианты и отправлять это за рубеж. Еще был один человек, у которого были большие связи в Баку, и в Москве, и в Грозном, отряды боевиков под рукой, который был причастен ко всем громким терактам последнего времени. Этот предпочитал не детей, а молодых людей, когда он воевал в Чечне, в его отряде у него всегда была походно-полевая жена... одного с ним пола, в общем. Именно его люди похитили щенка той самой глупой русской свиньи (жирная, как свинья), которая вообразила, что азербайджанцы, мюдюри, будут с ней чем-то делиться. Мужчина не должен делиться с женщиной, мюдюрь не должен делиться с русской билять – отнимут, как и отнимали всегда. И будут жить дальше...
Ни главы администрации района, ни начальника милиции, ни тех, кого Пашаев нанял, чтобы руководить своими бизнесами – за столом не было, потому что это был стол для хозяев, а не для русских рабов, которым бросают со стола кость.
Сейчас Пашаев, держа в руке бокал с французским коньяком столетней выдержки, произносил тост.
– Братья мои... – сказал он. – Вот мы раньше сидели в Баку, в ресторанчике, и скидывались на бутылку портвейна. Сейчас мы сидим в столице Русни и празднуем новый год рюмкой дорогого коньяка. Так выпьем же за то, чтобы Кремль стоял и деньги были...
Пашаев подмигнул собравшимся за столом сородичам.
– У нас в карманах.
Сородичи одобрительно заржали.
* * *В то время пока мюдюри наверху услаждали свою утробу коньяками столетней выдержки – на первом этаже собрались их нукеры, охрана, восемнадцать человек. Русских было двое, потому что мюдюри доверяли только своим сородичам. Денег на коньяк они тратить не хотели – поэтому привезли с собой пива и хлестали пиво, самую обычную «Балтику-семерку», которой у них было несколько ящиков. Водку и коньяк было нельзя, потому что, если кто-то из мюдюрей захочет куда-то поехать и увидит, что его нукеры вдрызг пьяные, он будет недоволен.
Главным тут был некий Алмас, приближенный Пашаева, который занимался темными делами – единственный, которого Пашаев оставил при себе. Верный как собака. Именно Алмас сегодня съездил в Балашиху и украл от школы мальчика для хозяина, такими и подобными этому делами он и занимался, и для этого хозяин его держал. Самому Алмасу в жизни особо ничего не требовалось, хотя хозяин платил ему достаточно, он не купил квартиру в Москве, как это сделали другие, а жил тут же, на хозяйской даче, деньги отсылал в Азербайджан, себе оставлял немного. Только чтобы хватило на «русский билять», а когда нет денег или когда хочется чего-то особенного – он ловил припозднившихся женщин и насиловал.
Пиво Алмас пить уже научился, как это делают русские – но вот беда. Последняя из «русский билять» наградила его нехорошей болезнью, он собирался идти к врачу, да все было лень. Болезнь эта выражалась в том, что ему постоянно хотелось отлить. Вот как сейчас.
Положив недоеденный кусок мяса на салфетку – тут было не до этикета, жрали, как скоты, руками, кости бросали тут же, пиво пили из бутылок – Алмас, пошатываясь, вышел из-за стола, двинулся к двери. Одет он был легко, хозяин требовал, чтобы во всем доме топили, как в бане – и одеваться не собирался, потому что он вышел только отлить, отольет – и вернется за стол, это быстро. Хозяин запрещал испражняться на участке, мог наказать – но до туалета идти лень, хозяин пьяный и ничего не увидит, а нападавший за ночь снег скроет следы...
Он открыл дверь, свежий морозный воздух пахнул на него, чуть отрезвив, но тут со спины закричали, чтобы он закрыл дверь – и он шагнул вперед. Дверь закрылась сама – на пружине, он прошел несколько метров, хрустя морозным снегом, и начал расстегивать штаны, не замечая, что у него на боку пляшет маленькая красная точка. Он расстегнул штаны, с довольным бурчанием облегчил свой мочевой пузырь, собрался было застегнуть штаны и идти обратно – но тут ему по голове как молотком хватили, и он упал вперед, уже мертвый. Прямо в обоссанный им снег.
* * *Армянская спецгруппа, входящая в состав АСАЛА[86], уже преодолела периметр – видеокамеры были хорошо видны, пройти их – не проблема. Дом был совсем рядом, громадная, трехэтажная махина, сделана в довольно легкомысленном стиле «под Швейцарию», кирпич, а снаружи обшивка тесом – как вдруг лидер группы подал сигнал опасности, и все замерли там, где застал их этот сигнал.
Открылась дверь – желтый, сочащийся светом прямоугольник на черной стене, в нем, пошатываясь, стоял человек.
Пьяный?! Заметили?!
Идущий первым боец осторожно, по сантиметрам, стараясь не выдать себя резким движением, начал поднимать автомат.
Внутри помещения, куда вела эта дверь, что-то крикнули по-азерски, и человек шагнул вперед, дверь закрылась под воздействием пружины. Что-то бурча себе под нос, нетвердо ступая, человек отошел от двери и начал мочиться.
Лидер уже поднял автомат, красная точка лазерного прицела дрожала на боку азербайджанца, нажми на спуск – и все будет кончено меньше чем за секунду. Даже если на нем бронежилет – не поможет, потому что подмышечную впадину не защитит никакой бронежилет. Человек облегчился и начал застегивать штаны – как вдруг едва заметно дернулся, словно пораженный током, из головы его плеснуло что-то черное, и он упал лицом вперед там же, где и стоял.
Готово.
Идущий первым показал – чисто. Этнический армянин, он был родом из Сирии, хорошо знал русский язык и хорошо умел убивать. Отметился у себя на родине, а вот снайпер, который сейчас выполнил работу на пять с плюсом, был известен с куда более давних времен. Родом из Бейрута, он действовал при осаде Сараево в составе спецподразделения снайперов «Белые стрелы» боснийских сербов, на счету у него было семьдесят два мусульманина и два натовских снайпера, которые решили, что смогут уничтожить его. Он был одним из лучших профессионалов в АСАЛА и не мог понять, почему именно его, а также и других боевиков привлекли к заурядной по виду акции в России – но ему заплатили, он был за Армению и не привык задавать вопросов.
Армянские бойцы продвинулись еще дальше, двое взяли убитого снайпером азербайджанца за руки – за ноги и перекинули за беседку, туда, где труп не будет видно. Когда его все же обнаружат – это не будет иметь никакого значения. Остальные бойцы подобрались уже к двери, из которой вышел страдавший недержанием мочи человек. Штурмовать надо было быстро, потому что вышедшего хватятся в самое ближайшее время.
* * *Один из русских, который, видимо, пропустил чего-то покрепче пива – громко рыгнул, а потом вдруг с клокочущим звуком изрыгнул все съеденное на стол. Этот был пьян и пьян мертвецки.
– Тьфу, свинья пьяный! – вскочил сосед обрыгавшегося. – Анову сиким![87]
– Руси – гот оглы[88].
– Русскому Ивану только что нажраться...
Один из боевиков посмотрел на дверь.
– Вах, а где Алмас? Он же давно вышел...
* * *Дверь открывалась наружу – и армяне это запомнили. Сначала все было тихо, и армяне это использовали, чтобы все бойцы заняли позиции. Потом внутри раздался какой-то шум, ругань – и армяне подумали, что их обнаружили.
Один из бойцов открыл дверь – и наткнулся на охранника, с виду цивильного (то есть, по крайней мере, побрившегося и с нормальной прической), но пьяного. Он был без оружия и буквально натолкнулся на глушитель автомата.
– А-а-а...
– Зурна![89]
Несколько пуль вошло охраннику в живот, армянин толкнул его, чтобы он падал назад, а не на него, и прыгнул вперед, освобождая проход для остальных. В автомате был магазин на сорок патронов – и все эти сорок патронов он всадил в охранников. Второй боец открыл огонь сразу из дверного проема, а третий – упал на колени, просунул ствол глушителя внутрь и тоже стал стрелять. В помещении была хорошая изоляция, вместо грохота выстрелов был слышен только жуткий лязг бешено бегающих затворов. Охранники, пьяные, неспособные оказать хоть какое-то осмысленное сопротивление, падали под бешеным автоматным огнем, и выжить у них не было ни малейшего шанса[90].
Наконец – магазины опустели, и стрельба прекратилась.
Зрелище было поистине страшным – кровь на столе, на полу, на стенах, даже на стеклах, разбросанные тела, кто навалился на стол, кто валяется на полу, кто пытался убежать и не смог. Кровь, кровь, кажется, что даже в воздухе повисла какая-то алая дымка.
Почти синхронно щелкнули вставленные магазины, лязгнули затворы – дом остался без охраны, но дело пока еще не было сделано.
Армянские боевики двинулись дальше.
* * *– Готов?
Один из боевиков сильно ударил по роскошной, отделанной ливанским кедром двери – и Армен рванулся в комнату, вскидывая «узи».
Сначала Армен не понял, что происходит, у него просто не укладывалось в голове то, что он увидел. Потом понял – жирный, как баран, покрытый густым черным волосом, пожилой мужчина пристроился к привязанному к креслу маленькому мальчику и утробно ухая, насиловал его.
На треск двери жирдяй недовольно обернулся.
– Й-ы?![91]
Армен шагнул вперед и хлестко, с проносом ударил его ногой в лицо. Что-то испуганно вскрикнув, азербайджанец повалился на пол, Армен сделал еще один шаг и ударил азербайджанца в живот, потом в пах, потом снова в лицо. Перед глазами была какая-то тьма, он знал только то, что тут рядом лежит кусок омерзительно воняющего мяса, и он должен пинать этот кусок, пинать, пока он издает хоть какие-то звуки, пинать, пока есть силы. Он бы так и запинал его, если бы прорвавшийся в комнату командир группы армянских боевиков не оттащил его от азера.
– Херик! Херик![92] Херик, ара, херик!
Армен чуть пришел в себя, провел сложенными руками по лицу, как при намазе. На полу лежал и стонал хозяин этого дома, всемогущий Пашаев, он лежал в луже омерзительно пахнущей мочи, потому что во время избиения обоссался.
– Что с тобой?!
– Ничего, ахпе[93], ничего. Ты только глянь.
Командир боевиков посмотрел на привязанного к креслу мальчика, нахмурился. Поддел лежащего на полу Пашаева сапогом.
– А ну, вставай, гёт верен[94]!
– Ти кто, мальчик... – на дурном русском сказал Пашаев. – Я Асим Пашаев, слышал, да! Ты из милиции, да? Из ФСБ, да? Твое начальство тебя самого за это петухом сделает...
Командир группы ударил Пашаева в пах – и тот взвыл.
– А ну, пошел вниз, кутарингесси джаляб, сев камак арвамол, туз дырявый! Спустите-ка его вниз, можно и на пинках! Пошли, ахпе, отсюда, внизу разбираться будем.
* * *Трое боевиков, прикрывая друг друга, спускались вниз по лестнице, ведущей в роскошный, красного кирпича подвал – совершенно не похожий на подвалы в России, тут было сухо, чисто и можно было стоять в полный рост.
Половина подвала была перегорожена большой решеткой из толстых прутьев, внутри этого пространства имелись через решетки, которые образовывали соответственно четыре камеры. Три камеры были пусты, в одной, на брошенном в углу тряпье спал юноша, голый. Перед камерами сидел надзиратель – жирный, усатый, в камуфляже. Рядом с креслом, в которое он поместил свою обширную задницу, стояла большая деревянная палка, сам охранник спал, издавая простуженным носом затейливые рулады.
Он проснулся только тогда, когда спецназовцы окружили кресло и один из них сильно пнул по его спинке.
– Пора вставать!
– Сикдир[95]... – пораженно выдохнул азербайджанец, надеясь, что это слово сыграет роль волшебного «сим-сим».
Но окружившие его боевики в масках и с оружием никуда не исчезли, они стояли вокруг него, направляли на него оружие – как всадники Апокалипсиса, явившиеся неизвестно откуда и разрушившие до основания примитивный уютный мирок охранника, тупого сторожевого пса, который и знал-то в жизни одного хозяина и несколько команд.
– Вставай, петушина! – сказал по-русски один из боевиков и опрокинул кресло. Попытавшийся встать азербайджанец получил удар ногой такой силы, что изо всех сил врезался головой в решетку.
Один из боевиков бросил автомат, выхватил нож, схватил охранника за волосы, задрал ему голову, повернул ее в сторону сжавшегося в углу юноши.
– Говори, кто? Кто это сделал?! Говори, а то зарежу, как свинью!