— Нет, а что там случилось?
— В одночасье слетел со своего места главный врач Кашурников. В этом нет ничего странного и необычного, дело житейское, одного сняли, другого назначат, но повод, повод!
— Вы меня заинтриговали, — рассмеялся Данилов. — Поводов обычно три. Нарушение финансовой дисциплины, недостаточный контроль, алкоголизм.
— Тут другое. — Глаза Марка Карловича, завзятого сплетника, загорелись в предвкушении интересного рассказа. — Кашурников расстался с должностью из-за убийства в его больнице!
Разумеется, Марк Карлович не был бы самим собой, если бы не сделал после этих слов паузу для усиления эффекта.
— Кто кого убил?
— Родная мать утопила в сортире новорожденного младенца! — выпалил Марк Карлович.
— Вы меня не разыгрываете? — Данилов даже остановился от удивления.
— Не разыгрываю. — Марк Карлович взял его под руку и увлек за собой. — Пойдемте, нас ждут великие дела по приему страждущих. Дело было так: положили к ним в роддом на сохранение одну молодую дамочку, кажется двадцатилетнюю. Она спокойно лежала в патологии. Когда у нее ночью отошли воды, она никому об этом не сказала, а пошла в туалет, где вскоре благополучно родила без посторонней помощи. Тихо так, можно сказать, келейно. Не знаю точно, но склонен думать, что роды были не первыми…
— Пожалуй, да, — согласился Данилов. — Первородящая вряд ли бы родила быстро и тихо.
— А потом она утопила малютку в унитазе! Его не спасли.
— Ничего себе мамаша! Нелады с психикой?
— Не иначе. Может, наркоманка. А может, детей не хотела.
— До такой степени, чтобы топить в унитазе? Нет, это уже голова не в порядке должна быть. Могла отказаться от ребенка прямо в роддоме…
— Согласен. Но имеем мы то, что имеем. В результате мамашу-убийцу арестовали, Кашурникова моментально сняли, заведующего патологии беременных тоже сняли, а вот заместитель по акушерству и гинекологии остался сидеть на своем месте. Представляете?
— Неисповедимы пути господни, — усмехнулся Данилов. — Вполне возможно, что в департаменте имелась подходящая кандидатура в главные врачи и в заведующие отделением, а на место зама по акушерству никто не претендовал.
— Не исключено.
— Вообще, если вдуматься и придраться, то можно обвинить в халатности дежурную медсестру, — продолжил Данилов. — Она обязана следить за порядком в отделении и по идее должна была обратить внимание, что кто-то надолго задержался в туалете… Хотя мало ли что бывает, может, запор у человека? На помощь не зовет, жалоб не предъявляет, пусть себе сидит. Но как главный врач или заведующий отделением могли бы воспрепятствовать подобному? Ума не приложу.
— Формальная логика такова – заведующий не обеспечил своевременное выявление психических нарушений и негативного отношения к еще не родившемуся ребенку. А главный врач плохо организовывал и контролировал заведующих. Вот и все дела. Помню, лежал у нас в сосудистой хирургии мужчина, полностью здоровый на голову, как утверждал лечащий врач. Восстанавливался после операции, готовился к выписке, как вдруг ему сообщили, что его дочь – студентка – разбилась в аварии. Насмерть. Мужик, не перенеся такого горя, положил мобилу на тумбочку и буквально на глазах у соседей по палате выбросился в окно. С двенадцатого этажа. Кто мог это предвидеть? Никто. Однако же и заведующему отделением, и лечащему врачу нервы потрепали изрядно. Правда, обошлось без увольнений – в итоге оба получили по строгому выговору. Врачи – они же как, они всегда виноваты…
— Аксакалы от медицины утверждают, что когда-то все было иначе, — сказал Данилов.
— Да, когда-то во мнении общества врачи были просто святыми, — согласился Марк Карлович. — Я сам из врачебной семьи и наслышан о том, как оно было. Но что толку в прошлом? Живем-то мы настоящим! Я что-то забыл, а у вас родители врачи?
— Нет, но зато жена врач.
— Это хорошо, — одобрил Марк Карлович. — Приятно, когда супруги понимают специфику работы друг друга.
— Был у нас на подстанции доктор, — вспомнил Данилов, — жена которого работала врачом в больнице восстановительного лечения. Так она все никак понять не могла, почему ее муж валится с ног после дежурства. Она-то на дежурстве у себя просто отдыхала, разбудят один раз за ночь, и то не всегда. Так что и врач врача не всегда поймет…
По приемному отделению расхаживало пятеро мужчин. Одеты они были по-разному, кто в костюме, кто в джинсах и рубашке навыпуск, но угадать в них сотрудников контролирующих органов не составляло труда.
«Наркоконтроль», — решил Данилов. Логика его размышлений была проста. Версия о милиции отпадала сразу – не произошло ничего такого, что могло послужить причиной для ее появления. Тем более в таком количестве.
Отдел по борьбе с экономическими преступлениями сначала должен взять с поличным, а уже потом разворачиваться и начинать работу по оформлению. Значит, наркоконтроль, или, если официально, Федеральная служба Российской Федерации по контролю за оборотом наркотиков. Больше некому. Неопытный человек мог бы принять незваных гостей за какую-нибудь комиссию из департамента, но хотя бы половине этой комиссии положено состоять из лиц куда более старшего возраста.
Марк Карлович, как заведующий отделением, был удостоен беседы сразу с двумя гостями, а Данилова, предварительно осведомившись, есть ли у него минутка для разговора, увел в ординаторскую лысый, невнятно представившийся мужик. Удостоверение он раскрыл ровно на то время, которое дало Данилову возможность сличить фотографию с оригиналом, не более.
В ординаторской лысый по-хозяйски уселся за стол, а Данилов намеренно не стал садиться напротив него – предпочел в вольной позе, закинув ногу на ногу, усесться на диване. Не на допросе как-никак, а в своем отделении. Можно сказать, дома.
— Только давайте в темпе, — предупредил Данилов. — Я на дежурстве, как поступит больной – должен сразу принимать.
— Я понимаю, — кивнул лысый и выдал первый вопрос: – Если предположить, что в вашем корпусе имеет место преступный сговор, имеющий целью незаконный оборот наркотических и сильнодействующих средств, то кто, по-вашему, мог бы в нем участвовать?
— Не знаю и гадать не буду, — ответил Данилов, проглотив нагловатое «вам надо – вы и предполагайте».
— У вас никогда не было пропаж медикаментов, в которых вы подозревали кого-нибудь из сотрудников?
— На моей памяти нет.
— Можете отличить имитацию вашего почерка от настоящей записи, сделанной вами?
— Разумеется.
— Не сталкивались вы с подменой медицинской документации?
Вопросы вылетали из лысого, как из автомата. Ни эмоций, ни запинок: вопрос – ответ – еще вопрос… «Профессионал», — усмехнулся про себя Данилов. Впрочем, черт его знает, может, такая методика оправдывает себя. Расслабится человек, отвечая на кажущиеся ему глупыми вопросы, и скажет что-нибудь интересное. Или это просто одна из методик «вербального сканирования», где имеет значение не что ты отвечаешь, а как быстро или с каким выражением лица.
— Нет, не сталкивался.
— Вы доверяете всем вашим товарищам по работе? — Да.
— Расскажите, пожалуйста, как именно происходит списание наркотических средств?
— Пожалуйста… — Глядя в глаза собеседнику, Данилов почти дословно процитировал соответствующую инструкцию.
Допуск к работе с наркотическими средствами и психотропными веществами у Данилова был оформлен, бюрократическую волынку, сопровождающую каждое назначение этих самых средств, он знал досконально и за все время работы в приемном отделении еще ни разу никому их не назначал. Не было в том необходимости. Принимал в начале дежурства ампулы, которые хранились в сейфе, стоявшем здесь же, в ординаторской, а в конце их сдавал. Точнее, принимались и сдавались ключи от сейфа, а ампулы только осматривались.
— Давайте повторим процедуру назначения наркотиков, — попросил лысый, дослушав до конца. — Итак…
— Итак, я осматриваю больного и прихожу к выводу, что по его состоянию показано назначение наркотического препарата, подлежащего предметно-количественному учету… — Данилов рассказал об инструкции.
Следующий вопрос откровенно повеселил его:
— У вас нет впечатления, что кое-кто из ваших коллег живет не по средствам?
— Нет у меня такого впечатления.
— Среди ваших родственников есть наркоманы?
— Нет.
— Ваши коллеги никогда не выглядели подозрительно? В смысле употребления наркотиков?
— Не замечал.
— Как часто проводятся инвентаризации? А внеплановые бывают? Полные или, скажем, частичные?
— Это вам лучше спросить у заведующего отделением или у старшей сестры.
— Мы спросим, — пообещал лысый. — А вы в хороших отношениях с вашим начальством?
— В рабочих, не более того.
— А с товарищами по работе вы в хороших отношениях?
— Тоже в рабочих.
— Как происходит сдача-прием смены?
— Передаем, обязательно проверяем и расписываемся. Если что не так – немедленно доводим до сведения администрации.
— Не было ли на вашей памяти жалоб на то, что сделанная инъекция наркотического средства не оказала должного действия?
— Не было.
— Ключи от сейфа вы во время дежурства всегда носите с собой?
— Да, в кармане. — Данилов достал ключи, продемонстрировал их лысому и убрал обратно. — И никогда не расстаюсь с ними во время дежурства.
— И медсестрам не даете?
— Разумеется. Сам открываю сейф и сам закрываю.
«Привезли бы кого поскорей, что ли, — уныло подумал Данилов. — А то так до вечера просидим. Товарищ явно не торопится…»
Как назло, никто не поступал.
— Металлической решетки на входе у вас нет. — Лысый неодобрительно покачал головой. — Не помешало бы…
— Во-первых, этот вопрос меня не касается, установкой решеток я не занимаюсь.
«Еще не хватало того, чтобы мы на дежурстве решетку то и дело открывали да запирали», — подумал Данилов.
— В ординаторской хранится всего лишь суточный запас наркотиков, — продолжил он, — что относит ее к четвертой категории помещений. А для этих помещений решетки на входе не требуются, достаточно надежного сейфа. Обратите внимание – он, как и положено, прикручен к полу.
— Прикручен, — согласился лысый. — Спасибо, у меня больше вопросов нет.
— Вот и хорошо.
Данилов вышел в коридор следом за ним и направился в смотровую, на свой, так сказать, боевой пост. Сидеть в ординаторской ему не хотелось.
В кармане халата запищал мобильный. Прежде чем ответить, Данилов взглянул на дисплей и удивленно присвистнул. Звонил Рябчиков, рентгенолог из двести тридцать третьей поликлиники.
— Здорово, дружище! — сказал Данилов. — Сколько лет, сколько зим…
После его ухода из поликлиники они виделись всего лишь однажды.
— Привет светилам токсикологии, — ответил Рябчиков. — Вот, решил узнать, как твои дела. А то пропал, как в воду канул…
— Быт заел напополам с работой, — повинился Данилов. — А дела нормально. Дежурю вот.
— Тогда я позвоню тебе завтра…
— Не беспокойся, пока у меня есть время для разговора. — Данилов уселся за стол в смотровой. — Как ты? Все там же?
— Да, пока все там же. Слушай. Мне все-таки неудобно отвлекать тебя на дежурстве, может, мы встретимся на днях и пообщаемся?
— Да хоть завтра, — ответил Данилов. — Ты завтра в какую смену?
— В первую.
— Вот и хорошо. Я отдохну после дежурства и в половине четвертого буду ждать тебя в нашей любимой чебуречной.
— Давай лучше к четырем.
Данилову показалось, что Рябчиков был чем-то взволнован. Ему было свойственно волноваться по каким-нибудь пустячным или надуманным поводам.
— Вова, а тебе никогда не доводилось участвовать в пижамных вечеринках?
— Нет, а что? — О пижамных вечеринках Данилов слышал первый раз в жизни.
— Да нет, ничего. Это я так, спросить. Пока, до завтра…
Рябчиков отключился.
— Вы не в курсе, что такое пижамная вечеринка? — спросил Данилов у вошедшей в смотровую Маши.
— Сегодня какой-то день дурацких вопросов! — Маша картинно схватилась за голову. — Сначала наркоконтроль, потом вы, Владимир Александрович… Извините…
— Да ничего, — не стал обижаться Данилов. — Если эта тема вам неприятна, замнем ее.
— Да нет, я просто удивилась. — Маша присела на край стола, за которым сидел Данилов. — Пижамная вечеринка – это новомодное развлечение офисных девушек бальзаковского возраста.
— Только девушек? — уточнил Данилов. — Или мальчиков тоже?
— Исключительно девушек! — отрезала Маша. — Пижамная вечеринка – это возвращение в розовое сопливое детство. Какие тут могут быть мужчины? На пижамных вечеринках тетеньки переодеваются в пижамы, жрут мороженое и попкорн, смотрят фильмы, дерутся подушками и занимаются прочей фигней. Потом все вповалку укладываются спать на полу в обнимку со своими плюшевыми мишками или хорьками, у кого что осталось с детства…
— А почему на полу? — удивился Данилов. — В этом есть какой-то смысл?
— Чтобы вечеринка удалась, в ней должно участвовать хотя бы пять человек. И спать положено в одной комнате, типа в детской. Если, конечно, все поместятся на кровати – то пожалуйста, это смотря какая у кого кровать. А вопрос можно?
— Нужно, — разрешил Данилов.
— С чего это вы, Владимир Александрович, пижамными вечеринками заинтересовались?
— Да так, сейчас позвонил один друг и спросил, не участвовал ли я в пижамных вечеринках…
— Продвинутые у вас друзья! — оценила Маша. — Респект!
— Принимайте отравление! — раздалось с порога.
— Вы бы хоть раз внематочную беременность привезли или инфаркт! — пошутила Маша, выходя навстречу врачу «скорой».
— Вы все шутите… — неодобрительно ответил тот и посторонился, пропуская вперед парня, одетого в спортивный костюм и шлепанцы-вьетнамки. — Садитесь сюда, сейчас доктор вами займется…
— Диагноз? — спросила Маша и протянула руку за сопроводительным листом.
— Отравление нитратом стрихнина. Суицид. — Кроме сопроводительного листа Маша получила паспорт пациента и его полис обязательного медицинского страхования. — Выпил десять ампул нольоднопроцентного раствора.
— Откуда взяли стрихнин? — спросил Данилов, подходя к кушетке, на которую сел парень. — Вы медик?
— На лекарственном складе работаю, — глядя куда-то в сторону, ответил несостоявшийся самоубийца.
— Компания «Проток-фармацевтика», — добавил врач «скорой». — Слышали, небось?
— Слышал, — ответил Данилов. — Известная фирма. Что сделали, коллега?
— Желудок промыли, дали активированный уголь и привезли.
— Десять ампул – это довольно много, — вслух подумал Данилов. — Один грамм…
— Он позавтракал как следует, а потом уже заперся в ванной и начал пить стрихнин. Мать вломилась за ним. Увидела ампулы и сразу нас вызвала. Я думаю, что ничего не всосалось толком…
— Жалобы есть? — спросил Данилов. — Например, на тошноту или судороги?
— Как же тут не будет тошноты после этой садистской процедуры? — окрысился парень. — Вам когда-нибудь желудок промывали?
— Я понимаю, что это неприятно, — согласился с ним Данилов. — Но что поделать, сами ведь напросились. Зачем надо было пить стрихнин?
— Затем… — Парень демонстративно отвернулся и попытался изобразить отсутствие интереса к происходящему.
— Оставляйте, — сказал Данилов. Врач получил даниловский автограф и ушел.
— Раздевайтесь, пожалуйста.
— Для чего?
— Для осмотра.
— Нечего меня смотреть! Дайте подписаться, где там у вас положено, и я уйду!
Парень по-прежнему глядел куда-то в угол.
— Отпустить я вас не могу, — мягко сказал Данилов. — Вы совершили попытку самоубийства и подлежите обязательной госпитализации.
— Где это написано?
— Если я покажу вам соответствующий приказ, то что от этого изменится? Разденьтесь, пожалуйста, я вас осмотрю и отправлю в отделение.
— Если вам нечего делать, осмотрите свою сестричку! — заявил непокорный пациент. — У нее есть на что посмотреть и что пощупать!
— Каз-з-зёл! — обиделась Маша, заполнявшая титульный лист истории болезни.
— Спокойствие, только спокойствие, — предостерег Данилов, — молодой человек нервничает, это закономерно. Не каждый же день выпадает с жизнью прощаться, а потом в больницу ложиться. Давайте будем благоразумны…
— Вам надо – вы и будьте! — ответил наглец, не меняя позы. — Если девочки не интересуют, разденьте бычару, который у вас дверь сторожит, чтобы не убежал!
— Маша! — Данилов повернулся к медсестре. — Вы не хотите подышать свежим воздухом?
Понятливая Маша тут же встала и вышла. Данилов сел на кушетку рядом с парнем и также дружелюбно сказал:
— Между прочим, этот бычара умеет не только сторожить дверь, но и учить хорошим манерам. Мне, честно признаюсь, совершенно безразлично, молодой человек, почему вы решили отравиться и отчего вы не в духе. Я должен осмотреть вас, записать осмотр в историю болезни и отправить вас в отделение. И будьте уверены, я это сделаю, независимо от вашего желания и вашего настроения. Ваши желания в настоящий момент, увы, никого не интересуют. Вы как человек, совершивший попытку самоубийства, подлежите недобровольной госпитализации…
— Принудительной…
— Это одно и то же, только термин «принудительной» обычно применяется к тем, кто совершил преступление. Но суть едина. Закон «О психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при ее оказании» гласит, что лица, предоставляющие непосредственную опасность для себя или окружающих, подлежат недобровольной госпитализации. Вы меня поняли?