– Знаешь, что происходит в моих горах, друг? – спросил гость.
– Знаю, – невесело ответил Зайнулла. – Людей из твоих гор с той стороны все больше и больше. Раньше русские были коммунистами, а теперь стали ваххабитами. Они самые жестокие и опасные из всех. Даже чеченцы не такие беспощадные.
– Идя по пути заблуждений и жестокости, ты не придешь к Аллаху, – сказал Чамаев. – Но ты судишь только о том, что видишь здесь. Надо сражаться, как бы ни было страшно. Действовать больше словом, чем оружием. Я стал имамом и совершил хадж именно потому, что увидел – моему народу сейчас это нужно больше всего. Молодежь думает, что, уходя в лес, совершает благое дело. Она не понимает, что лесные тропки кривы и ведут прямиком к шайтану. Ко мне приходят молодые люди, которые не знают и двух-трех сур из Корана, но при этом думают, что им известна воля Всевышнего. Если они и видят, что ведут свой народ к пропасти, а себя – к бесчестию, то все равно никак не могут остановиться. Хотя главная вина в том, что происходит, лежит даже не на них, а на тех, кто распространяет эти заблуждения. Эти люди знают Коран. Им ясно, чего хочет от нас Аллах, но они сталкивают правоверных с прямого пути к Нему. Их особенно много здесь, за этими горами, в том месте, которое зовется Зоной племен. Именно мы, настоящие мусульмане, должны восстать против них, покарать негодяев, творящих грех и бесчестие на горе всем правоверным. Я приехал сюда для того, чтобы совершить доброе дело. Надо избавиться от еще одного позора. Он заключается в том, что мусульмане похитили собрата по вере. Они бьют пленника, не дают ему совершать намаз и требуют за него выкуп. Пусть это не остановит зло, но сделает его чуточку меньше. В своих горах я тоже не могу остановить зло, но делаю для этого все, что только могу. Волей Аллаха я указываю людям прямой путь к Нему. Даже если по верной дороге пойдет всего одна заблудшая душа, это все равно будет доброе дело, которое, конечно же, зачтется мне перед лицом Всевышнего. Потому я и прошу тебя о помощи, Зайнулла. Если мы избавим от плена хотя бы одного человека, а еще лучше – двух, если мы накажем негодяя, который убивает людей и похищает правоверных, то тем самым спасем свои души от адского огня. Попроси у Аллаха, друг, чтобы в случае победы Он допустил бы тебя до хаджа. Соверши его, как и подобает правоверному мусульманину.
Зайнулла задумался, потом сказал:
– Да будет так.
Уже ночью Чамаев позвонил в Пешавар по спутниковому телефону. К этому времени он как раз решил вопросы с Зайнуллой – и по непосредственной помощи, и по всему остальному. Куракин уже должен был находиться в Пешаваре.
– Салам алейкум!
– Ва алейкум салам!
Приветствие должно было быть строго определенным. Этим они давали друг другу понять, что ни один из них не находится под контролем и можно разговаривать. Дальше беседа шла по-чеченски.
– Где ты находишься?
– Я в Джелалабаде. Начал работу.
– Я в Пешаваре. Гости прибыли. Пока все хорошо.
– Хорошо. Я нашел информатора и готов заслать его. Но на это потребуется время.
– Сколько?
– Неделя как минимум.
– У нас может не быть столько времени.
– Знаю. Есть еще один вариант.
– Какой?
– Я встретил старого друга. Он сейчас большой человек в Джелалабаде. У него есть хорошо подготовленные люди и птички. Он очень важный господин.
– Он может предать.
– Нет. Он пуштун и чувствует вину. У него много родственников по ту сторону границы.
– Как ты предлагаешь действовать?
– Он подтвердил, что наши люди находятся в долине Сват у чеченца, назвал имя авторитетного шейха, в доме которого находились заложники. Один из них правоверный, он хотел совершить намаз, но чеченец не дал ему это сделать. Шейх очень зол. Он фактически выгнал чеченца из дома. Люди недовольны.
– Ты предлагаешь использовать их, чтобы атаковать чеченца?
– Нет, это невозможно. Они по-прежнему воспринимают чеченца как гостя и не могут напасть на него. Это было бы нарушением их законов.
– Тогда что ты предлагаешь?
– Чеченец убил одних людей и оскорбил других. Надо выйти на этого шейха, возможно, через посредника. Не исключено, с привлечением местных сил, которые хотят отомстить. Пора донести до него, что многие недовольны тем, что в долине Сват получают приют откровенные бандиты. Пришло время дать шейху понять, что нам известно, что произошло в его доме. Мы одобряем это. Теперь другие должны поступить так же, чтобы доказать, что они страшатся Всевышнего и наказания Его.
– Это может быть опасно. Они могут убить заложников.
– Да, опасно. Но чем больше разговоров по долине, тем вернее мы узнаем, где теперь находятся чеченец и пленники, украденные им. Там не умеют хранить секреты. Тому человеку, которого я туда посылаю, достаточно будет пару раз посидеть в мадафе, чтобы все выяснить.
– Хорошо. Я попробую сделать.
– Имена я пошлю тебе так, как договорились. Аллаху акбар!
– Аллаху акбар!
Имена Чамаев послал через Интернет, скрыв в ничего не значащем письме. Отследить их было невозможно. А без имен разговор лишался львиной доли информации, содержащейся в нем. В том, что он может быть и скорее всего будет перехвачен, никто и не сомневался.
Так оно и вышло. Разговор по спутниковому телефону между абонентами, находящимися в Джелалабаде и Пешаваре, действительно был перехвачен системой «Эшелон» АНБ США, помечен как подозрительный и отправлен на тщательный анализ. Однако система не смогла его расшифровать. Компьютер просто не понял, какой язык используется. Машинного перевода разговоров с чеченского у американцев не было до сих пор. Поэтому, даже перехватив разговор, они не получили никакой информации.
Пакистан19 февраля 2015 годаВ этот день рано утром, примерно с первым намазом, полковник выбрался из города на своей машине. Его контактеры назначили ему встречу вблизи Пешавара, в Данишабаде, районе, который был известен как молодежный. Там находилось большинство городских учебных заведений, в том числе и университет. Место это, разумеется, было радикальным, и там случалось всякое. Ненависть, рождающаяся посреди современных зданий, еще страшнее, чем та, которая характерна для трущоб.
Едва только рассвет коснулся крыш, на стоянку, расположенную около одного из торговых центров, въехали две машины. Одна осталась у выезда с парковки. Другая подползла ближе со скоростью пешехода. Опустились стекла в окнах.
– Господин полковник Куракин?
– Он самый.
– Вы просили встречи с шейхом.
– Верно.
– Садитесь.
Полковник с сомнением посмотрел вокруг.
– Моя машина?..
– Не переживайте. Охрана проследит за ней. Торговый центр принадлежит нам. Садитесь, дорога долгая.
Полковник прихватил с собой большую сумку, запер машину и устроился на заднее сиденье тяжелого «Линкольна». Тот сразу тронулся, начал разворачиваться на полупустой парковке.
– Там оружие? – осведомился посланник исмаилитов, кивнув на сумку.
– Да. С этим будут проблемы?
– В этом случае – нет. Полиция могла бы вас остановить, если бы вы были не с нами. А в долине оружие у всех, это не имеет значения. Просто думайте, что вы делаете.
– Я мужчина и отвечаю за свои поступки.
– Вот и хорошо.
Машина уже шла к выезду из города. Полковник покосился на человека, которого исмаилиты прислали за ним. Лет тридцать с небольшим, чисто выбритый. Нет ни бороды, как у исламистов, ни усов, мода на которые пошла от англичан и местных военных. Очки в дорогой оправе. Полковник заметил, что в них вставлены самые обычные стекла, значит, очки не более чем модный аксессуар. Дорогой европейский костюм.
– Вы учились в Лондоне? – спросил полковник.
– Нет, в США. Окончил Гарвард, – ответил молодой человек. – Изучал международное финансовое планирование. Его высочество заботится о талантливых детях и дает им возможность выбраться наверх.
– Я понимаю.
Полковник действительно многое понимал. Исмаилиты считаются сектой в исламе. Ее особенностью является то, что она очень тесно связана с Западом, прежде всего через своих лидеров. Сейчас духовным предводителем исмаилитов являлся принц Карим Ага-хан Четвертый, постаревший, но все еще деятельный мультимиллионер, в свое время плейбой, основатель курорта Понто-Черво в Италии, точнее – в северной части острова Сардиния. По своему статусу в западном мире он равен монарху, несмотря на то что не имеет своего государства.
Ага-хан был вполне приемлемым персонажем. Он не проповедовал радикальных идей, был рукопожатным во всех лучших домах Европы, его сыновья женились на американских моделях, принявших ислам. Этот принц и в самом деле делал многое для талантливых детей, щедро тратился на благотворительность, помогал людям и в исламском мире, и за его пределами, содержал несколько фондов.
Вероятно, лидеры стран Запада были бы не прочь видеть именно его во главе всего исламского мира. Проблема состояла лишь в том, что и сам принц, и то, что он делал, было совсем не то, что требовалось.
Ага-хан был вполне приемлемым персонажем. Он не проповедовал радикальных идей, был рукопожатным во всех лучших домах Европы, его сыновья женились на американских моделях, принявших ислам. Этот принц и в самом деле делал многое для талантливых детей, щедро тратился на благотворительность, помогал людям и в исламском мире, и за его пределами, содержал несколько фондов.
Вероятно, лидеры стран Запада были бы не прочь видеть именно его во главе всего исламского мира. Проблема состояла лишь в том, что и сам принц, и то, что он делал, было совсем не то, что требовалось.
Полковник хорошо помнил Афганистан, хотя и не застал самого начала. На поля приходили трактора. Крестьяне работали на себя, они впервые за всю жизнь избавились от податей, выплачиваемых феодалам.
Он знал, как за эти десять лет так называемой советской оккупации изменилась афганская армия. В семьдесят девятом году солдаты спали на полу, на охапке соломы и даже не умели расписаться за жалованье. Офицеры, конечно же, пользовались этим. Ведь многие солдаты даже не знали, что им идет денежное содержание, считали, что служат за еду. В его время уже были построены нормальные казармы, а солдаты умели писать, читать и считать.
Он помнил, как наши солдаты возвращались в эту страну в составе строительных бригад и помогали возводить заводы. Полковник не забыл глаза афганских детей, которые старательно заучивали русские предложения. Это было первое поколение, которому преподавали не только иностранный язык, но и язык вообще.
Страшной трагедией для всех оказалось то, что они потерпели поражение. На место цивилизации пришли дикость и варварство. Бандиты и убийцы одержали верх, поняли, что одолеть цивилизацию в принципе возможно. Корень того, что творилось сейчас по всему региону, крылся именно в этом. Теперь исламистов можно остановить, только пролив море крови. Они готовы платить за победу самую страшную цену. Ту, на которую мы уже не согласимся.
Полковник помнил одну вещь, которую в Афганистане пересказывали из уст в уста. Однажды молодой человек пришел к старшему товарищу по партии и сказал: «Отец хочет отправить меня учиться. Куда мне идти?» И старший товарищ ответил ему: «Если хочешь блага для себя – езжай учиться во Францию. Если хочешь блага для афганского народа – езжай учиться в СССР».
Этот разговор и в самом деле был. Просто партийные агитаторы не любили упоминать имя этого самого старшего товарища. Им был Хафизулла Амин, который первым заявил, что в Афганистане строится социалистическое общество. Правда, он делал это террористическими методами, сместил, а затем убил своего предшественника Тараки. Амин погиб в ходе штурма президентского дворца советским спецназом в семьдесят девятом году. Вот такая, понимаешь, загогулина!..
От Пешавара машина повернула на север. Дорога шла в горы, но местность вокруг нее была относительно обитаемой. То тут, то там виднелись домишки и небольшие базарчики, где торговали гуманитаркой и самым разным добром, уворованным с конвоев. Тут же, у дороги, шустрые пацаны продавали бензин и солярку из больших пластиковых бочек.
Дорога была в две полосы в каждом направлении, кое-где сужалась до одной, просматривалась плохо. Ехать с такой скоростью, с какой двигались они, мог только опытный и знающий дорогу водитель. Машины в основном маленькие, много старых грузовиков и небольших трехколесных мотоциклов, перевозящих как людей, так и грузы. Верстовые отметки в виде камней, сильно похожих на могильные памятники, что само по себе навевало мысли о нехорошем.
Они проскакивали через городки. Дома, стоявшие у дорог, были в основном сделаны из бетонных плит, относительно современные. Но тут же сильно портила впечатление самопальная застройка, какие-то хибары из ржавого железа и шифера. Все было неопрятным. Краска облупилась от старости, кирпич полуразрушен, железо ржавое. Полно рекламы, все надписи на урду, старые, выгоревшие под солнцем.
Везде стояли спутниковые антенны, на веревках сушилось белье. Прямо рядом с трассой играли дети, потому что больше им развлекаться было негде. Для страны, в которой проживает уже под двести миллионов человек, тут было удивительно немноголюдно. По местным меркам, конечно. Дело в том, что плотность населения в Пакистане резко возрастает к югу, где стоит громадный, двадцатипятимиллионный Карачи. Многие пакистанцы и вовсе не живут в своей стране. Они работают в Саудовской Аравии, ОАЭ, Иране, Китае.
Тем не менее, когда путники проскакивали города, им на глаза то тут, то там попадались кучки мужчин. Они группировались у стоянок такси, возле дуканов или просто на улице. Эти люди никуда не шли, просто разговаривали между собой, иногда провожая машины озлобленными взглядами. Кто это – догадаться труда не составляло. Сейчас у них не имелось оружия. Но можно было не сомневаться в том, что оно есть у каждого, пока припрятано и в нужный момент появится в руках.
Потом они свернули в горы. Дорога тут была всего лишь более-менее накатанной колеей. В некоторых местах такой громадной машине, как «Линкольн», было трудновато пробраться. Пассажирам оставалось надеяться на то, что местный водитель знает, что делает, и они не улетят в пропасть. По дороге двигались мотоциклисты и пешеходы. Они давали машине дорогу, и лица их были каменными, непроницаемыми, как у индейцев.
Дважды они останавливались на намаз, но Куракин не совершал молитву, а просто смотрел по сторонам. Он подумал, что здесь можно было бы организовать курорты, как в той же Швейцарии, и даже лучше. Ведь мелмастия, пуштунское гостеприимство, остается одной из основополагающих традиций этого народа, определяющих их идентичность. Для этого надо было только перестать стрелять и изгнать с этой земли тех, кто убивал и будет это делать, что бы ни случилось.
Солнце уже миновало свой апогей, когда «Линкольн» въехал в город и остановился около больших, недавно покрашенных ворот. Машина дала сигнал, ворота отворились, и они проехали внутрь.
Хозяин дома ждал их на пороге.
Он накрыл богатый стол. С местным супом из потрохов, мясом и множеством зелени. Пищу они вкушали на местный манер, не за столом, а на расстеленном толстом стеганом одеяле, называемом курпачи. Прислуживали им молодые мужчины.
– Хвала Аллаху за то, что насытил нас, – заявил молодой исмаилит, первым оторвавшийся от трапезы. – Пусть завтра Он насытит нас не хуже.
Шейх посмотрел на него несколько неодобрительно. Возможно, потому, что тот воздал хвалу Аллаху не так, как это предписывал обычай. Возможно, потому, что молодой человек поковырялся в тарелке. Зато второй гость ел с большим аппетитом. Видимо, он действительно был голоден.
– Все в воле Аллаха. И пусть Он насытит несчастных, которым не дано такого богатого стола.
Оно, конечно, так…
После того как подали чай и сладости, стало можно говорить. Конечно, не сразу о делах. Минут десять – пятнадцать надо было вести светскую беседу, поинтересоваться делами хозяина, его здоровьем, состоянием домашнего скота.
Наконец-то полковник решил перейти к делу и проговорил:
– Мы благодарны Аллаху за то, что такой уважаемый человек, как вы, шейх Джавад, напомнил негодяю Усману о столпах веры и разрешил нашему человеку, которого он украл, совершить намаз вместе с вами. Это благое деяние, и Аллах, несомненно, оценит его.
– Это не благое деяние, – сказал шейх. – Всего лишь напоминание заблудшему и грешному не только о шариате Аллаха, но и о правилах поведения в чужом доме. Этот несчастный сам не ведает, что творит. Но свой путь в ад он уже вымостил камнями величиной с гору.
– Возможно, уважаемый шейх, Усман повел себя столь недостойно в вашем доме, потому что он из чужого народа и не знает правил поведения, предписываемых кодексом чести пуштунвали, – сказал Куракин, осторожно выворачивая разговор в нужное ему русло.
Может, ему показалось, но в глазах шейха мелькнуло одобрение. Вероятно, тот не ожидал, что неверный сможет столь умело вить нить разговора, не говоря ничего в лоб и не оскорбляя собеседника, но все-таки донося до него нужное.
– Традиции гостеприимства схожи у многих народов, – заявил шейх. – Скажи, разве у твоих соплеменников не принято дать кров и стол гостю, который не должен оскорблять чужой дом своим недостойным поведением?
– Да, в этом наши народы схожи. Русские люди тоже славятся своим гостеприимством, чем сильно отличаются от европейцев и американцев, уважаемый шейх. Точно так же, как и вы, мы не терпим чужаков на своей земле и даем отпор любому, кто придет на наши земли не с добром.
Шейх вынужден был отражать замаскированную атаку.
– Увы, наказание Аллаха в том, что теперь в наши дела вмешиваются все кому не лень. Мы сами обрушиваем кары небесные на свои головы.
– Аллах наказывает не только грешников, но и тех, кто потворствует им, видит грех, но не призывает к порядку и благочестию. В этом смысле, уважаемый шейх, вам нечего опасаться, и Аллах обязательно воздаст вам благом.