— Не каждый может похвастаться такой смелостью, как вы, миссис Хиллиард, — произнес он, надеясь, что сумел найти нужные слова.
Ее улыбка стала более искренней.
— Я очень вынослива, мистер Хиллиард. Можно сказать, несокрушима. Прости, что поставила тебя в неловкое положение перед твоей матерью. Клянусь, больше тайн у меня нет. Тебе уже известно мое полное имя. Грейс Джорджиана.
Наконец Грейс мягко отняла руки, давая понять, что они уже все обсудили и лирическая часть разговора позади.
— Пора вернуться к делам. Кажется, ты говорил, у тебя встреча.
Диккан кивнул, по-прежнему оглушенный.
— Я должен быть уверен, что ты переживешь встречу с моей матерью.
Грейс искоса лукаво взглянула на него.
— Наверное, не по-христиански пожелать, чтобы ее съели мопсы?
К ее удивлению, Диккан от души расхохотался.
— Кажется, мы понимаем друг друга лучше, чем я думал, женушка. Может быть, сегодня поужинаем вместе? Заодно натаем узнавать друг друга. Наверняка нас ждут открытия.
Грейс вспыхнула, как девчонка, которую пригласили на танец.
— С удовольствием.
Диккан никогда не считал себя трусом. До того самого момента, когда увидел ее вспыхнувшее лицо. Ему внезапно захотелось обнять ее. Сказать ей, что она не заслужила такого отношения со стороны своей матери. Но тогда их отношения станут более теплыми и близкими, а это может поставить Грейс под угрозу. По крайней мере так говорил себе Диккан.
Поэтому он предпочел уйти как можно быстрее.
— Отлично. Тогда увидимся вечером.
И не дожидаясь ответа, вышел из комнаты.
* * *В тот день Грейс готовилась к ужину особенно тщательно. Конечно, она по-прежнему была в своем неизменном сером муаровом вечернем платье, которое уже начала ненавидеть. В самом платье не было ничего плохого. Просто оно не запоминалось, а именно к этому когда-то и стремилась Грейс. У женщины, живущей среди солдат в Португалии, гардероб отличается от гардероба леди, которая входит в гостиную лондонского отеля.
Диккан приветствовал ее довольно сдержанно, после чего уселся на свое место и заказал ужин.
— Итак, — начал он, потягивая прозрачный говяжий бульон, — с чего начнем?
Его улыбка была натянутой. Грейс не могла его винить. После утреннего откровения он готовился к очередным сюрпризам. Наверное, он даже сам не замечал своего напряжения, как будто ожидал катастрофы.
— Давай начнем со светских развлечений, — предложила она. — Ты любишь оперу?
Кажется, этот безобидный вопрос его удивил.
— Если есть на свете вместилище скуки, — наконец ответил он, — то это опера. Прошу, избавьте меня от пронзительных сопрано. Но только не говори никому. Это нанесет удар по моей репутации.
Грейс улыбнулась:
— Похоже, опера для тебя настоящее испытание. Ведь дипломатам, наверное, приходится частенько там бывать.
— Увы, это так. А ты? Неужели любительница арий?
Грейс смущенно произнесла:
— Пока не знаю. У меня не оставалось времени на оперу.
— Даже когда ты жила у леди Кейт?
— Она любит оперу не больше твоего.
Диккан задумчиво кивнул:
— Верно. А другие развлечения? Чем ты занимаешься в свободное время?
Грейс в свободное время только шила, убирала и готовила.
— Отец всегда следил, чтобы у нас была библиотека, — сказала она, когда официант убрал суп и принес палтуса. — Я люблю классику.
Диккан нахмурился:
— Ты намного начитаннее меня. И была бы отличной невестой для моего брата Роберта.
Грейс удивленно взглянула на него.
— У тебя есть брат?
Он чуть помедлил и улыбнулся:
— Был.
Грейс заметила в холодных серых глазах боль.
— Прекрасный малый. Подававший надежды священнослужитель. Его воспитывали для великих свершений.
Ей хотелось взять его руку, но она удержалась.
— Что произошло?
Молчание. Глоток вина.
— Ничего особенного. Он просто не вынес груза ответственности. — Не успела Грейс задать очередной вопрос, как Диккан вежливо улыбнулся, давая понять, что тема брата закрылась. — А другие интересы? Театр? Балет? Что-нибудь, о чем можно поговорить за ужином?
Она с трудом улыбнулась:
— Гарри Лидж однажды устроил постановку «Школы злословия». Он играл леди Снируэлл.
— А кого играла ты? — безмятежно поинтересовался Диккан. — Верную Марию?
Ему стоило бы предвидеть, насколько нелеп его вопрос. Мария была красива.
— Труппа состояла из солдат, — ответила Грейс, сосредоточив все внимание на рыбном блюде. — Я всего лишь играла роль благодарной публики.
Несколько минут тишину нарушало лишь звяканье серебряных приборов и бокалов.
— Это было в Индии? — наконец спросил Диккан, и его голос прозвучал странно неуверенно. — Я имею в виду пьесу. Гарри говорил, что вы встретились там. Кажется, верхом на слоне.
— В Хайдарабаде. Он спас меня от разъяренного слона. — Грейс улыбнулась воспоминаниям. — Наверное, ему пришлось меня выручать, потому что он сам же этого слона напоил.
Диккан вздернул бровь.
— И сколько же эля нужно, чтобы напоить слона?
— Не эля, а виски. Почти весь командирский запас.
Диккан хмыкнул:
— Неудивительно, что Гарри все еще майор. Сколько вы там пробыли?
Грейс неловко пожала плечами. Она не знала, что на самом деле думал Диккан о ее бродячей жизни.
— Я родилась в Калькутте. Мы дважды возвращались туда, один раз с Веллингтоном, а потом с генералом Лейком. Я была в Бхаратпуре во время осады.
Грейс сама не знала, зачем сказала это. Может быть, чтобы увидеть реакцию Диккана. Ей бы хотелось ошибиться. Но он уставился на нее с таким видом, словно она только что призналась, что состояла в «Адском клубе».
— Ты была за стенами осажденного города? И тебе не было страшно?
Грейс мысленно вернулась к тем долгим дням в залитых солнечным светом комнатах высоко над землей и улыбнулась:
— Наверное. Мне было четырнадцать лет, и местные жители спасли меня от бандитов. Меня пощадили лишь потому, что Ранджит Сингх принял меня за ирландку, а по его мнению, ирландцы всегда ненавидели британцев.
— Наверное, ты была очень счастлива, когда тебя спасли?
На лице Диккана читалась уверенность в том, что, выходя из ворот форта Лохагарх, Грейс попала из ада в рай. Но она мысленно видела, как свет падал сквозь ажурные решетчатые окна женской половины дома. Слышала мелодичное журчание фонтанов в мраморных залах. Снова ощущала аромат жасмина, слышала болтовню красивых, похожих на птиц женщин, которые баловали ее, кормили сладостями и медом. И ритмичные залпы орудий, похожие на размеренную поступь крадущегося великана, когда ядра генерала Лейка попадали в массивные глиняные стены у подножия холма.
Иногда она стояла у высоких окон, пытаясь разглядеть отца за широким рвом, там, где отряды солдат непрерывно то рассеивались, то собирались снова, как трудолюбивые муравьи в алых мундирах. Иногда она сомневалась в своем желании быть спасенной.
Но могла ли она поделиться этим с Дикканом? Тяжело вздохнув, Грейс ответила:
— Конечно, я была счастлива. Мой отец ужасно беспокоился. Но меня ничуть не обижали. Я учила женщин играть в кости. Они делали мне татуировки из хны. Это было настоящее приключение.
Позади них кто-то ахнул. Грейс оглянулась и увидела, что женщина за соседним столиком смотрит на нее сквозь лорнет с выражением восторженного ужаса. На них смотрели и другие посетители, бросив есть и отставив чашки в сторону.
Грейс вспыхнула. Она надеялась на поддержку Диккана, но и тот счел ситуацию неприличной. Он пристально взглянул на нее, и его лицо стало жестким.
— Подумай дважды, прежде чем такое рассказывать, — произнес он, переводя взгляд на Грейс. В его голосе звучала неприязнь.
И снова хрупкая надежда погибла, словно упавший на землю воздушный шар.
— Почему?
Он изогнул бровь и заговорил, понизив голос:
— Думаешь, воспоминания о днях, проведенных в языческом гареме, подходят для светской беседы?
Грейс собралась было возразить, но Диккан уже вернулся к своему ужину.
— Я думала, тебе будет интересно, — заметила она, не желая сдаваться.
— С какой стати? — Он с холодной улыбкой смотрел, как официант переменил блюда. Запах мяса перебил воспоминание о жасмине и сладостях. — Я не люблю подобную экзотику.
Грейс украдкой взглянула на него, надеясь отыскать в холодных глазах обычный лукавый блеск. Но ничего не увидела.
— Разве ты не вступил в дипломатический корпус, чтобы повидать мир?
Он взял вилку.
— Я вступил в дипломатический корпус, чтобы быть как можно дальше от моего отца. И до некоторых пор мне это удавалось.
— Если мне нельзя говорить о моей жизни в Индии, то о чем вообще можно?
Диккан ответил терпеливо — учитель, объясняющий непонятливому ученику:
Диккан ответил терпеливо — учитель, объясняющий непонятливому ученику:
— Обо всем, что не способно шокировать приличную британскую леди.
А леди, которая прекрасно провела время в индийском гареме, не может считаться приличной. А еще она читала греческих классиков, стреляла в бандитов и сама мастерила снегоступы. Удовольствие от беседы испарилось. Диккан занялся говядиной. Грейс не знала, заметил ли он, что она перестала есть.
Неужели он настолько ограничен и скован, как его черно-белый костюм? Грейс вспомнила о сокровищах, собранных ею в Лонгбридже. Возможно, теперь они больше не увидят дневного света.
Когда Диккан наконец отправился на бал в посольстве, она была почти рада остаться одна.
Час спустя он по-прежнему вспоминал тот ужин за светской беседой на балу в бельгийском посольстве.
Стоя у балконных дверей с бокалом шампанского в руке, он смотрел, как мимо проносятся в вальсе гости, и думал об оставленной в гостинице жене. Он пытался представить эту удивительную женщину в утонченном светском обществе. И никак не мог. Никогда Грейс не будет чувствовать себя уютно в этой атмосфере. Она слишком яркая, слишком беспощадная, слишком своеобразная. А ведь всего лишь хромая дочь солдата.
Дочь солдата с потрясающим чувством юмора, которой есть что рассказать ему, проведшему в путешествиях немало дней. Он улыбнулся про себя. Жаль, что не удалось дослушать историю про гарем. Она выглядела такой счастливой, когда предавалась воспоминаниям. Интересно, чему еще она там научилась?
К счастью, ему не довелось это узнать. Он чуть не выдал себя. Если бы эта старая ведьма за соседним столиком не вскрикнула, неизвестно, что бы еще произошло. Те, кто мог за ним следить, увидели бы, как он наклонился ближе к Грейс, чтобы не пропустить ни одного слова. Они бы увидели, как они улыбаются друг другу, возможно, соприкасаются руками. Когда он говорил ей о Роберте, она подалась вперед. Они были похожи на влюбленную парочку.
От одной мысли об этом по его спине пробежала дрожь. Если Берти был прав, это будет шагом к катастрофе. Диккан узнал нескольких человек в ресторане. Он не мог бы с уверенностью причислить кого-либо из них ко «Львам», но, подняв глаза, тут же ощутил знакомое странное покалывание в затылке, предупреждавшее об угрозе. Кто-то испытывал слишком явный интерес к столику Диккана.
— Слышала, тебе пришлось жениться? — раздался у него над ухом женский голос.
Диккан увидел леди Гленфаллон с узким бокалом шампанского в руке. Они с Бетт были любовниками в Вене. Он совершенно не жалел о своей потере. От этой ведьмы он бы с радостью оградил Грейс.
— Да. Моя жена — дочь генерала Фэрчайлда. Ты меня поздравишь?
Она приподняла нарисованные черные брови.
— Скорее, я поздравлю себя, — ответила она с хитрой улыбкой. — С такой женой ты скоро начнешь искать развлечений на стороне.
Диккану хотелось сказать этой дряни, что он ни за что на свете не предаст честную женщину. Он знал, что не сможет этого сделать. Но вместо этого лишь поднял бокал.
— Я восхищен ее трудолюбием и состраданием.
Бетт весело рассмеялась.
— А, достойная женщина! Надеюсь, мне удастся встретиться с этим образчиком добродетели. Думаешь, она заставит тебя ходить в церковь? Поддерживать бедных вдов и подающих надежды мальчишек?
— Конечно. Я могу рассчитывать на пожертвование?
Наконец Бетт ушла. Глядя ей вслед, Диккан чувствовал, как его настроение все больше ухудшается. Он не может отдать Грейс на растерзание таким зверюгам, как Бетт. Они уничтожат ее. Конечно, они не будут грубы. Они слишком утонченные для этого, их оружие — слова, двусмысленные взгляды и изысканное искусство молчания. Но для такого человека, как Грейс, это еще хуже. Они будут изводить ее, пока от женщины, которую он называл Боадицеей, не останется лишь жалкого подобия. Ему нужно держать ее подальше от всего этого содома ради нее самой.
Диккан кивнул лорду Каслрею. Сэр Чарлз Стюарт улыбнулся и махнул ему рукой из угла комнаты. Диккан не желал причинить Грейс боль. Она была хорошей женщиной. Достойной женщиной, черт побери. Но это не ее мир. Это его мир. Он чувствовал себя как рыба в воде там, где плетутся политические интриги и на карту ставится будущее. Здесь он был в своей тарелке. Но разве у него будет шанс на успех с такой женой, как Грейс?
В этот момент к нему подошел Маркус Дрейк, пристально глядя в лицо.
— Мне нужно с тобой поговорить.
Диккан снова ощутил покалывание в затылке. Не говоря ни слова, он шагнул на балкон.
— Сегодня вечером тебя видели в ресторане с женой, — без лишних предисловий укоризненно произнес Маркус.
Диккан вздохнул.
— Ты должен понять, что мы не единственные, кто следит за тобой.
Диккан ответил не сразу:
— Вы в этом уверены?
Дрейк посмотрел на темный сад.
— Один из людей Терека их видел.
Диккану было неприятно, что он не заметил своих преследователей.
— Я их знаю?
— Нет, но при случае тебе их покажут.
— Хорошо. Думаю, сегодня вечер закончится рано. Подключите моих людей.
— Сначала дослушай до конца.
Диккан заподозрил неладное в этих словах и замер на месте.
— Что еще?
Маркус оглядел балкон, но там никого не было.
— Бентли мертв.
Диккан застыл.
— Что? Это не самоубийство?
— Нет, не как Эвенхем.
Не как Эвенхем, в луже крови, запах которой Диккан по-прежнему чувствовал во сне.
— Тогда как?
— Ему перерезали горло.
Диккану показалось, словно у него из легких выкачали весь воздух.
— Надеюсь…
— Что на его теле не вырезали послание? — Дрейк провел рукой по волосам, и Диккан увидел в его глазах беспокойство. — Это закрытые сведения. Остальным скажут, что на него напали разбойники. Да, на его теле была вырезана надпись. «Мудрый отец знает собственного сына».
Диккан потер лоб.
— Хирург. Значит, старик вышел на охоту?
— Мы не знаем. Тебе удалось внедрить в его дом своего человека?
Диккан кивнул.
— Ты должен пойти со мной. Надо привести твоих людей в готовность, а потом пусть кто-нибудь более опытный оценит случившееся. В последний раз Бентли видели с Торнтоном.
Диккан решительно покачал головой:
— Торнтон? У него не хватит ума устроить праздник по случаю дня рождения, не говоря уже о революции.
— Да, но он близок с Джеффри Смитом, который на это способен и который, кстати, работает у Сидмаута. Мы думаем, тебе пора снова познакомиться с этими людьми.
Диккан ощетинился, рассерженный двуличием Дрейка.
— Почему бы этим не заняться профессионалам?
Дрейк наклонился ближе.
— Эвенхем говорил, что в канцелярии Сидмаута была утечка. Думаю, он прав. А значит, мы не можем поручить им проверить собственных служащих.
Диккан снова потер висок.
— Я пошлю Грейс записку, что буду поздно.
— Ты ничего не пошлешь Грейс.
Диккан взглянул на своего друга и наставника и выругался. Конечно, он прав. Он не может втягивать в это Грейс. Он не может позволить себе соблюсти простые правила приличия. Диккан все меньше и меньше нравился самому себе.
В ту ночь Грейс не могла заснуть. Она прислушивалась к шагам Диккана и чувствовала себя глупо. Неужели ее брак всегда будет таким? И ей вечно придется ждать возвращения мужа? Если бы только ей было все равно. Но все совсем наоборот. Она связана с мужчиной, который никогда не оценит ее. С мужчиной, который видит в ней скорее помощницу, нежели возлюбленную. Нет, она не может даже и надеяться, что он когда-нибудь полюбит ее. Просто в напряженной тишине незнакомой комнаты Грейс вдруг захотелось, чтобы он ее желал. Чтобы она была ему нужна. Чтобы он скучал, когда ее нет рядом, и радовался, когда она возвращалась. Она хотела быть рядом с ним. Почему она так неравнодушна именно к Диккану Хиллиарду? И к чему это может привести?
Скорее всего он никогда не подпустит ее слишком близко. Сегодня он ясно дал это понять. Их брак — отражение самой личности Диккана. Он вежливый и дружелюбный, но не более. Никаких сюрпризов, никакой игры воображения. Никаких уроков из гарема.
Глупо спрашивать, согласна ли с этим Грейс. Ей придется согласиться. У нее ведь нет выбора. Жаль только, что у нее не осталось и надежды.
Грейс в нетерпении подошла к окну, выходившему на Грин-парк. На улице было темно, и свет источали лишь несколько газовых фонарей. Даже знать посчитала этот час слишком поздним для прогулок, поэтому Грейс с удивлением заметила человека, который стоял на противоположной стороне улицы и смотрел прямо на нее.
На мгновение она замерла. Он был похож на джентльмена, но без вечернего туалета. Он улыбнулся, словно вспомнил какую-то шутку. И смотрел на нее, закинув голову назад и сунув руки в карманы. По спине у Грейс змейкой пробежал холодок. Смотрел ли он на гостиницу или только на нее? Он не мог заметить ее случайно, потому что уже стоял там, когда она отодвинула шторы на втором этаже. Может быть, он имеет отношение к Диккану? Не зная, что делать, Грейс задвинула занавески и решила при случае все рассказать мужу. Если еще увидит его.