Она не знала, сколько времени спала, когда до ее слуха донесся какой-то шум. Ничего особенного, всего лишь тихий шепот. Но Грейс моментально проснулась с бешено колотящимся сердцем. В комнате кто-то был.
Стараясь не шуметь, она сунула руку под подушку и собралась закричать. Но крик замер у нее в груди. Рука ничего не нащупала. Револьвер исчез.
Внезапно кто-то зажал ей рот ладонью и навалился сверху. Грейс казалось, сердце вот-вот выскочит у нее из груди. Она изо всех сил укусила руку, но человек лить крепче сжимал ее. Она принялась брыкаться. Он навалился сильнее. Ее легкие буквально разрывались от ужаса. И в этот момент она поняла, что опасность гораздо серьезнее, чем она могла предположить. Она узнала этого человека.
Грейс уже почти сдалась, когда услышала знакомый шепот над ухом.
— Грейс, — произнес удивленный голос, — кажется, в моей постели обезьяна. Она кусается.
Глава 18
— Где мой револьвер? — спросила Грейс, когда Диккан отнял руку и погладил ее по плечу.
Ей следовало бы его оттолкнуть. Ударить так, чтобы он надолго запомнил. Но она лишь выгнула спину. Он поцеловал ее за ухом, и по ее телу пробежала волна.
— Я не хотел, чтобы ты приняла меня за разбойника.
— Тебя не приглашали.
Он склонился над ней, и теперь Грейс с трудом различала его лицо в темноте. Она чувствовала жар, исходящий от его тела. Казалось, ее гнев растворяется в нем и слабеет.
— Ты правда не хочешь, чтобы я оказался рядом? — спросил он, поглаживая ее руки.
— Нет, — ответила она, сама удивляясь звучащему в голосе возмущению. — Что ты здесь делаешь?
Он прислонился к ее лбу.
— Нам надо разрешить один маленький спор.
Ощутив его запах, окутавший ее, словно клубы дыма, она, сама того не сознавая, потянулась к нему. Ей казалось, у нее вот-вот перехватит дыхание от ярости и возбуждения.
— Какой спор? — с трудом спросила она, продолжая лежать совершенно неподвижно, как будто это могло ее защитить.
— Насчет того, хочу я тебя или нет.
Он схватил ее руку и прижал к своему животу. Грейс вскрикнула. Он был горячим и напряженным. Ей захотелось расстегнуть пуговицы на его штанах и запустить пальцы внутрь. Ей хотелось прижаться к нему и никогда не отпускать. Ей не терпелось почувствовать его солоноватый вкус.
— И что это доказывает, Диккан? — спросила она, борясь с собой, но не убирая руки.
Она больше не могла сдаться на его милость. Этот путь ведет к гибели. Но как же трудно было оставаться сильной, когда он был так возбужден. Когда в его голосе слышались нетерпение и страсть. Боже, он почти дрожал, словно годами не прикасался к женщине.
— Я хочу тебя, Грейс! — тихо прорычал он ей на ухо и отбросил покрывало. — Я хочу, чтобы ты растаяла в моих объятиях. Хочу снова услышать твой смех.
Она пыталась отстраниться. Но он с силой прижался к ней, не давая сдвинуться с места. И Грейс позабыла обо всем.
— И со сколькими женщинами ты занимаешься любовью каждый день? — спросила она тихо. — Я нужна тебе для разнообразия?
— Я хочу любить только тебя. — Диккан поднял голову, и Грейс увидела в его глазах страсть, радость и что-то еще, на что она даже боялась надеяться. — Конечно, мы могли бы часами обсуждать достоинства моего костюма, хотя я только что испортил галстук, над которым так долго трудился Биддл. Мы могли бы говорить о твоем новом благотворительном обществе для вернувшихся с войны солдат. Мне нравится говорить с тобой, Грейс. Нравится слышать твой смех. Но мне не терпится увидеть, как ты будешь смеяться от удовольствия. Прошу тебя…
Грейс не дала ему закончить. Она проворно прижала его к себе и принялась жадно целовать в губы. Он был так близко, что она слышала биение его сердца и чувствовала легкий запах сандалового мыла в темноте. Она ощутила вкус Диккана, на этот раз никакого коньяка и сигар, один чистый, пряный вкус.
Ей хотелось сполна насытиться этим вкусом, нежным прикосновением его губ. По ее телу пробегали искры, и Грейс знала: она возьмет все, что он сможет предложить ей, и отдаст взамен еще больше. Так она сможет сказать ему о своей любви, и не важно, услышит он ее или нет и сможет ли ответить на ее чувство. А завтра она соберет остатки гордости и попытается жить дальше.
Она в последний раз попыталась отстраниться.
— Мне надо с тобой поговорить. Это очень важно, — сказала она.
— Позже, — пробормотал он, прикасаясь губами к ее груди. — Обещаю.
Она больше не спорила. Они оба не проронили ни слова. Диккан расплел ее косу и распустил волосы по плечам. Грейс продолжала целовать его, пробуя его вкус и поддразнивая, чтобы он снова утратил самообладание. От одной мысли о предстоящем ее охватывала дрожь возбуждения. Все ее тело сладко ныло, когда она думала, что он вот-вот снова потеряет контроль над собой. Она готова была полностью раствориться в нем.
Всего одним поцелуем он полностью ее подчинил, отмел все ее возражения. Его изящные, проворные руки касались ее, как во сне: легко пробегали по телу, чуть поддразнивая, отдернули в сторону одеяло и в мгновение ока избавили ее от ночной сорочки.
Грейс задрожала от прикосновения ночного воздуха к разгоряченной коже. Она не видела Диккана, но чувствовала, слышала его, ощущала его пьянящий мужской запах. Этого было достаточно, чтобы свести ее с ума. Достаточно, чтобы заставить ее забыть.
Она стянула через голову его рубашку и нетерпеливо коснулась напряженных мускулов на груди и спине.
Грейс не могла налюбоваться на его гладкие, покатые плечи, впадинку у основания шеи, она приходила в восторг от его глухого ворчания. Все его тело напряглось в ожидании, и Грейс охватил трепет. Ее тело ответило на его зов, загорелось и запело вместе с ним, как будто они соединились в каком-то древнем, как сама жизнь, танце. Грейс слышала свое тяжелое, хриплое дыхание, слышала музыку. Она принялась расстегивать пуговицы на его брюках.
Диккан ни на минуту не прекращал гладить ее плечи, руки, живот и грудь. Под его пальцами ее грудь напряглась и заныла от нетерпения. Когда Диккан коснулся ее губами, Грейс невольно встрепенулась. Ей казалось, он готов проглотить ее, так страстно он ласкал нежную кожу и напряженные соски. Грейс выгнулась ему навстречу, охваченная страстью. До ее слуха донесся сдавленный стон Диккана, когда она наконец расстегнула последнюю пуговицу и дотронулась до него рукой. Грейс улыбнулась. Теперь ничто не мешало ей медленно исследовать каждый дюйм его кожи и грубоватые волоски. Она почти ощущала его вкус на языке.
Но Диккан не дал ей шанса. Он быстро подхватил ее на руки и перевернул на спину. Вцепившись пальцами в ее волосы, он с силой прижался к ней. Его тело было напряженным и гладким, дыхание учащенным. Грейс обхватила его за талию, притягивая ближе к себе, и ее охватило торжество, когда он уронил голову ей на грудь и застонал.
Грейс молча развела бедра, словно приглашая его войти. Он долго и страстно целовал ее и через секунду уже был в ней, так что она позабыла все на свете. Забыла, кто она и о чем мечтает. Забыла гордость, чувство собственного достоинства и отчаяние одинокой женщины. В этот миг он принадлежал ей. Она подалась ему навстречу, вбирая его еще глубже без остатка. Ей не хватало воздуха, терпения, сил, потому что разожженный им огонь охватил ее. На этот раз в нем не было нежной музыки. Это была первобытная страсть, они оба напрягали все мускулы, изгибались навстречу друг другу, задыхаясь, смеясь, их тела блестели от пота, глаза были широко распахнуты в темноте, они оба испытывали одинаковую жажду.
Ее будто подхватил шторм, поднимая над землей и бросая вниз. Блеснула острая, ослепительная и смертоносная молния. Гром, яростный ветер. Она словно распалась на части, сдаваясь на милость бури. Пронзительно закричала, откинув назад голову. Диккан не заставил себя долго ждать, выкрикнул ее имя, наполняя ее огнем и жизнью, его тело напружинилось, и Грейс засмеялась. Она смеялась до тех пор, пока они, усталые, не повалились на кровать и не заснули друг у друга в объятиях.
Наутро ее разбудило пение птиц, и Грейс поняла, что упустила возможность поговорить с Дикканом. Он снова ушел, так же тихо, как накануне пробрался в ее комнату, по-видимому, позабыв о своем обещании. Она не спросила, зачем он пришел и куда пойдет. Не рассказала ему о своих подозрениях и не предупредила о происках его врагов. Даже не успела запретить ему снова входить в ее спальню.
Она потратила на него все силы, но все равно вернулась. Слушала его ласковые слова и позволила себе им поверить. А теперь ей снова придется залечивать свою уязвленную гордость.
Черт бы его побрал. И ее тоже за то, что она так легко сдалась без борьбы. Неужели ее поездка в Лонгбридж была всего лишь притворством? Разве ее решение не было окончательным? Она поклялась оставить его, вернуть свою гордость и самоуважение. Всего один поцелуй показал ей, как лицемерна она была.
Грейс долго лежала, прикрыв глаза рукой, а свет за окном становился все ярче. Сколько еще раз ей предстоит вот так просыпаться и обещать себе, что это было в последний раз? Сколько еще она будет находить оправдания Диккану и себе за совершенные ошибки? Когда перестанет ждать его появления?
Грейс весь день провела, готовясь к поездке на свадьбу Оливии, чувствуя себя такой же хрупкой и беспомощной, как тончайшая фарфоровая тарелка, небрежно поставленная на край стола, откуда она вот-вот может со стуком упасть на пол. Она не могла ничего есть, даже суп, и надеялась, что в следующие месяцы что-нибудь изменится. Она знала, ей следует пойти к акушерке, но пока с Дикканом ничего не решено, она продолжала хранить свой маленький секрет.
Грейс не знала, чего ожидать от мужа, стоит ли ей надеяться. Будет ли он жалеть ее или начнет презирать, или просто снова уйдет и станет жить новой жизнью? Как быть? У нее будет ребенок. Они смогут прекрасно жить за городом, где он будет бегать, ездить верхом и ходить с ней на рыбалку, где он научится любить землю, которая однажды перейдет к нему. Грейс никогда не думала, что у нее может родиться девочка. В детстве она редко общалась с девочками и не знала, чего от них ожидать. Но она легко могла представить, как воспитывает маленького мальчика.
Она мысленно представила Диккана. Но сейчас ей хотелось одной насладиться изменениями в жизни и поверить в будущее. Конечно, надо бы обо всем рассказать Диккану и покончить со своими сомнениями, чтобы потом решить, как жить дальше.
От этих беспокойных мыслей Грейс стала рассеянной и усталой. Поездка была еще хуже. Хотя она снова ехала в роскошном, мягко пружинившем экипаже Кейт, впервые в жизни ей стало плохо. Она знала, ее друзья о чем-то подозревают, но им хватило такта хранить молчание. Однако ее слуга Бенни не был так спокоен.
— Повар и мистер Робертс меня убьют, если вы будете плохо есть, — сказал он, когда они с Лиззи помогли ей дойти до кустов на обочине дороги. — Не выпьете немного целебного напитка, который повар для вас приготовил?
От одной мысли об этом у Грейс сжался желудок.
— Минутку, — с трудом выдохнула она, сгибаясь пополам. — Я ценю вашу заботу, но не думаю, что это поможет.
Поддерживая Грейс под руку, Лиззи усмехнулась:
— По крайней мере ближайшие два месяца.
Грейс сердито посмотрела на нее.
— Никому ни слова, Лиззи.
— Можете на меня рассчитывать, мадам.
Она взяла напиток, чтобы успокоить Бенни, выпила, но лучше себя не почувствовала. Грейс не понимала, почему ведет себя так скрытно, хотя любой внимательный человек, особенно женщина, мог понять, в чем дело. Но все это было для нее так ново, что она просто не хотела ни с кем делиться.
Когда на следующий день они приехали в Оук-Гроув и Грейс вышла из экипажа, лицо у нее было зеленоватого оттенка. Она улыбалась, непринужденно болтала и усилием воли заставляла себя держаться. Она не могла испортить встречу с подругой из-за того, что ее вдруг начнет тошнить на дворе.
Дом был очень красив — особняк из кирпича с мягкими линиями, с высокими окнами и каменным парапетом, которому было отведено почетное место в конце прямой аллеи, усаженной дубами. Но настоящий сюрприз ожидал Грейс на ступенях дома: Оливия и Джек рука об руку.
— Наконец-то. — Увидев их, Беа широко улыбнулась.
Грейс кивнула:
— Как приятно видеть их такими счастливыми.
Оливия и Джек много пережили: их первый брак был разрушен предательством и ложью, а жизнь оказалась под угрозой. Им пришлось пережить еще больше с тех пор, как они нашли друг друга во второй раз. Джек чуть, не погиб при Ватерлоо, а Оливия едва пережила нападение Хирурга. На ее щеке по-прежнему виднелся ярко-красный рубец. Но это не имело значения, потому что в ее глазах, когда-то таких печальных и уставших, теперь светилось спокойствие.
— Вы приехали! — вскричала Оливия и сбежала по ступеням навстречу экипажу. Ее бледно-желтое легкое платье трепетало на ветру, завитки светлых волос разметались. — Я так скучала!
— Она целыми днями сводила меня с ума, — пожаловался Джек, очень элегантный в своей куртке для верховой езды и замшевых бриджах.
Кажется, его раны зажили, подумала Грейс, когда он поцеловал ее в щеку. Он был высок и худощав, и в его зеленых глазах светилась жизнь. Ему повезло, что он получил второй шанс. И не упустил его. Правда, Грейс не могла представить, чтобы какой-нибудь мужчина мог отказаться от Оливии.
Гости обнимались, приветствовали друг друга, обменивались комплиментами. Грейс стояла в стороне, радуясь, что под ногами наконец твердая земля, и раздумывая, можно ли поделиться с друзьями своими надеждами, страхами и сомнениями. Как объяснить, насколько поразительные перемены произошли в ее жизни, когда любая другая женщина восприняла бы их как должное?
Как странно вдруг испытывать такую неловкость в присутствии этих женщин, которых она давно знает.
— Грейс? — Оливия нахмурилась. — Ты такая тихая. Что-нибудь случилось?
Грейс улыбнулась:
— Не могу нарадоваться. Я так счастлива вас видеть.
Большие серые глаза Оливии наполнились слезами, и она обняла подругу.
— И я тоже. Я так надеялась, что вы все приедете на мою свадьбу.
— Мы не могли не приехать. Недаром стали свидетелями такой подготовки, — сдержанно заметила Кейт.
— Акушерка, — кивнула Беа.
Даже Джек рассмеялся.
— Отличное описание твоей роли. Но зачем все рассказывать у парадного подъезда? — Он подвел Оливию к дверям и махнул рукой. — Будем пить чай в нашей обновленной южной гостиной. — Он нахмурился. — Или это Красная гостиная? Оливия постоянно меняет названия.
— Скоро это будет называться гостиной, где Джек теряет голову, когда надо вести себя благоразумно, — дружелюбно отозвалась Оливия, и Джек обнял ее за плечи.
Когда они поднимались по лестнице, из-за угла дома высыпала целая ватага детей. Визжа от восторга, они гнались за лохматой лающей собакой. Грейс заметила шестерых ребятишек в возрасте от трех до десяти лет, за которыми неотступно следовала прелестная молодая женщина с вьющимися светлыми волосами.
— Позвольте представить мою сестру Джорджи, — сказал Джек, когда она пробежала следом, махнув рукой. — Ее непоседа Лулли возглавляет всю эту шайку. Баловник, следующий за ней по пятам, — это наш сын Джейми. Понятия не имею, кто остальные. Джорджи собирает мальчишек так же, как мать Диккана собирает собак.
При виде шумных, смеющихся детей Грейс охватило изумление. Перед ней будто вдруг предстали все ее надежды. Счастливые, здоровые дети, резвящиеся на лужайках, как щенки, их громкий, заливистый смех. Горло сдавило от переполнившего незнакомого ощущения счастья.
Через несколько мгновений Грейс спустилась с небес на землю. Перед самым входом в дом Джек остановился.
— Где Диккан? — спросил он.
У Грейс снова свело живот.
— Он постарается приехать.
Джек пристально поглядел на нее.
— Чтобы Диккан пропустил самое громкое событие осени? Чушь! Уверен, он уже заказал три жилетки для выходных.
Грейс слабо улыбнулась:
— И золотой монокль. Но ему пришлось задержаться.
Из-за любовницы. Из-за «Львов». Или из-за постановления на его арест по обвинению в измене.
Или из-за всего, вместе взятого.
Грейс быстро обжилась в отведенной ей прекрасной комнате. Выдержанная в нежно-зеленых и желтых тонах, она находилась в юго-восточной части дома, с выходящими на обе стороны окнами, откуда были видны широкие лужайки и густой лес.
Как только тошнота улеглась, Грейс решила найти Оливию. Она знала, что это ее последний шанс наедине поговорить о своем положении. Ведь у Оливии уже был ребенок. Естественно, она пережила то же самое. Поделится ли она с Грейс?
Но сама Грейс испытывала необъяснимую неловкость. Она думала, что ей никогда не доведется говорить о подобных вещах, и не знала, как сообщить эту новость. К счастью, ей не пришлось этого делать, потому что когда Оливия вошла в комнату, Грейс снова стояла, склонившись над тазом.
— Грейс? — раздался голос Оливии из-за двери. — Это ты?
Невероятно, но ее подруга все поняла. Протерев лоб Грейс, она усмехнулась:
— Да, я прекрасно все помню. Мне было ужасно плохо, и стало уже казаться, что скоро я увижу в тазу свою печень. Но все прошло. Это всегда проходит. Вот увидишь.
— Надеюсь, — с трудом ответила Грейс, закрыв глаза и усилием воли заставляя желудок успокоиться. — У меня все тело будто свело судорогой. Даже пальцам больно.
Оливия улыбнулась:
— Ты просто слишком долго сжимала таз, девочка моя. Ты ведь пробовала имбирь?
Грейс кивнула:
— Наверное, я употребила весь имбирь, что был в Лондоне. Жаль хозяйку дома, которая на этой неделе захочет испечь пирог с пряностями.