Брандир подошел к Ниниэли. Он чувствовал, как ей плохо, и ему было до слез жаль ее; но он все же подумал: "Черный Меч погиб, а Ниниэль жива". Он передернул плечами — ему вдруг показалось, что от водопада несет холодом, и он набросил свой плащ на Ниниэль. Он не знал, что сказать; и Ниниэль молчала.
Время шло, а Брандир все стоял молча подле нее, вглядываясь во тьму и прислушиваясь; но ничего было не видно, слышался лишь грохот вод Нен Кирит, и Брандир подумал: "Глаурунг, должно быть, уже в Бретиле". Но теперь ему было не жаль своего народа — этих глупцов, что смеялись над его советами и презирали его. "Пусть Дракон ползет на Амон Обель — будет время скрыться, увести Ниниэль". Куда — он представлял смутно: он ни разу не покидал пределов Бретиля.
Наконец он наклонился, коснулся руки Ниниэли и сказал:
— Время идет, Ниниэль! Нам пора! Позволь, я поведу тебя.
Он молча встала, приняла его руку, и они перешли мост и пошли по дороге, что вела к Перекрестьям Тейглина. Те, кто видел их — две тени во мраке, — не знал, кто это, — да они и не думали об этом. Брандир и Ниниэль некоторое время шли через безмолвный лес, и тут луна поднялась над Амон Обель, и лесные поляны озарились тусклым светом. Тогда Ниниэль остановилась и сказала Брандиру:
— Разве это та дорога?
И он ответил:
— Какая дорога? В Бретиле все погибло, надеяться не на что. У нас теперь одна дорога: бежать от Дракона, бежать, пока еще не поздно.
Ниниэль удивленно посмотрела на него и сказала:
— Как? Ты ведь обещал отвести меня к нему. Ты что, хотел обмануть меня? Черный Меч был моим возлюбленным, моим супругом, и я иду лишь затем, чтобы быть рядом с ним. А ты что подумал? Делай как знаешь, а мне надо спешить.
Брандир на миг застыл в изумлении, а она бросилась прочь; он звал ее: крича:
— Ниниэль, Ниниэль, подожди! Не ходи одна! Ты ведь не знаешь, что там! Подожди, я с тобой!
Но она не обратила внимания, и бросилась бежать, точно кровь у нее кипела, хотя только что была холодна как лед; Брандир поспевал за ней как мог, но она быстро скрылась из виду. Проклял он тогда свою судьбу и свое увечье; но назад не повернул.
Белая, почти полная луна поднималась все выше и выше, и когда Ниниэль спустилась с холма на приречную равнину, ей показалось, что она узнает это место, и ей стало страшно. Ибо она вышла к Перекрестьям Тейглина, и перед ней возвышался Хауд-эн-Эллет, озаренный бледным сиянием луны, отбрасывающий косую черную тень; и от кургана веяло ужасом.
Она вскрикнула и бросилась бежать на юг вдоль реки; на бегу она сбросила с себя плащ, словно пытаясь стряхнуть наползающую тьму; и ее белые одежды сияли в лунном свете, мелькая меж стволов. Поэтому Брандир увидел ее с холма и повернул ей наперерез, пытаясь перехватить ее; ему посчастливилось найти тропинку, по которой спустился Турамбар — она оставляла нахоженную дорогу и круто спускалась на юг, к реке; так что Брандир почти догнал Ниниэль. Он окликнул ее, но она словно не слышала, и скоро снова оказалась далеко впереди; и так вышли они к лесам у Кабед-эн-Арас и к тому месту, где бился издыхающий Глаурунг.
Небо было ясное, и с юга сияла луна, озаряя все вокруг холодным светом. Ниниэль выбежала на выжженное место и увидела лежащего Дракона, его белесое брюхо, освещенное луной. Но рядом с ним лежал человек, и Ниниэль забыла страх. Она перебежала тлеющее пожарище, и увидела Турамбара. Он лежал на боку, и меч был под ним, но лицо его при свете луны казалось мертвенно-бледным. Ниниэль, рыдая, упала к нему на грудь и поцеловала его, и показалось ей, что он еще дышит, но она решила, что надежда обманывает ее, ибо он был совсем холодный, не шевелился и не отвечал ей. Лаская его, Ниниэль вдруг увидела, что рука его почернела, как обожженная, и омыла ее слезам, и, оторвав полосу от платья, перевязала его. Но Турамбар по-прежнему не шевелился. Ниниэль снова припала к нему и воскликнула:
— Турамбар, Турамбар, вернись! Слышишь? Очнись! Это я, Ниниэль! Дракон мертв, мертв, и я здесь, с тобой!
Но Турамбар не ответил.
Брандир вышел из леса и услышал ее крики; он хотел было подойти к Ниниэли — и застыл. Ибо Глаурунг тоже услышал крики Ниниэли, и в последний раз зашевелился. По его тулову пробежала дрожь, он приоткрыл свои жуткие глаза — лунный свет блеснул в них, — и, задыхаясь, проговорил:
— Привет тебе, Ниэнор, дочь Хурина. Вот и снова встретились, прежде, чем все кончится. Должен тебя обрадовать: ты наконец нашла своего брата. Вот он какой: убивает во тьме, подл с врагами, предает друзей, — проклятие своего рода, Турин сын Хурина! Но худшее его деяние ты носишь в себе.
Ниэнор сидела, словно громом пораженная; Глаурунг же издох. И в миг его смерти завеса, сплетенная его коварством, пала, и Ниэнор вспомнила всю свою жизнь, день за днем; не забыла она и того, что произошло с ней с тех пор, как ее нашли на Хауд-эн-Эллет. Она вся дрожала от боли и ужаса. Брандир тоже все слышал, и стоял, опершись о дерево — у него подкосились ноги.
И вдруг Ниэнор вскочила на ноги — в лунном свете она казалась бледным призраком, — и, глядя на Турина, вскричала:
— Прощай, о дважды возлюбленный! A Turin Turambar turun' ambartanen — властелин судьбы, судьбою побежденный! Какое счастье умереть!
И, обезумев от горя и ужаса, она стремглав помчалась прочь; Брандир же заковылял за ней, крича:
— Ниниэль, Ниниэль, подожди!
Она на миг остановилась, глядя на него расширенными глазами.
— Подождать? — воскликнула она — Подождать? Да, ты все время советовал мне подождать. Ах, если бы я послушалась! Но теперь — поздно! И нечего мне больше ждать в Средиземье.
И она помчалась дальше, а он за ней.[26]
Она выбежала на обрыв Кабед-эн-Арас, остановилась и, глядя в бурные воды, вскричала:
— Река, река! Прими Ниниэль Ниэнор, дочь Хурина; Скорбную, Скорбную дочь Морвен! Прими меня, унеси меня к Морю!
И бросилась с обрыва: черная пропасть поглотила белый сполох, последний крик растаял в реве реки.
Воды Тейглина струились по-прежнему, но Кабед-эн-Арас больше не было: Кабед Наэрамарт нарекли его люди; ибо ни один олень не перескочил его с тех пор, и все живое чуралось того места, и никто из людей не ходил туда. Последним из людей заглянул в то темное ущелье Брандир сын Хандира; и отшатнулся в ужасе, ибо дрогнуло его сердце, и, хотя и ненавидел он жизнь, не смог он принять там смерть, которой желал[27]. Тут обратился он мыслями к Турину Турамбару, и воскликнул:
* — Чего ты достоин, ненависти или жалости? Но ты мертв теперь. Я не обязан тебе благодарностью, ибо ты отнял у меня все, чем я владел или желал владеть. Но мой народ в долгу перед тобой. Кому же, как не мне, поведать им обо всем?
И он, содрогнувшись, обошел Дракона и заковылял назад к Нен Кирит. На крутой тропе он повстречал человека — тот осторожно выглянул из-за дерева и, заметив Брандира, шарахнулся назад. Но свет заходящей луны на миг озарил лицо встречного, и Брандир признал его.
— Эй, Дорлас! — окликнул он. — Что там было? Как ты спасся? И что с моим родичем?
— Не знаю, — огрызнулся Дорлас.
— Странно, — сказал Брандир.
— Ну, если хочешь знать, — запальчиво ответил Дорлас, — Черный Меч заставил нас перебираться через Тейглин, вброд, и в темноте. Чего странного, если я отказался? Секирой я владею лучше многих, но я же не горный козел!
— Значит, они пошли на Дракона, а ты остался? Но как же он оказался на этой стороне? Ты ведь, наверно, был тут, неподалеку, и все видел?
Но Дорлас промолчал — он смотрел на Брандира исподлобья, и глаза его горели ненавистью. И Брандир вдруг понял, что этот человек бросил товарищей, от стыда утратил мужество и спрятался в лесу.
— Позор тебе, Дорлас! — воскликнул Брандир. — Из-за тебя все наши беды: ты подзадоривал Черного Меча, ты навлек Дракона на нашу голову, ты опозорил меня, ты погубил Хунтора — а сам струсил и удрал в кусты!
Тут ему пришла новая мысль, и он гневно вскричал:
— Ведь ты мог бы хоть прийти и рассказать обо всем! Этим ты отчасти искупил бы свою вину. Принеси ты вести, госпожа Ниниэль не пришла бы сюда, не встретилась бы с Драконом, она бы теперь была жива! Дорлас, я ненавижу тебя!
— Ненавижу! Подумаешь! — фыркнул Дорлас. — Твоя ненависть бессильна, как твои советы. Да если бы не я, орки давно бы повесили тебя вместо пугала в твоем же огороде. Сам ты трус, понял?
Дорлас сгорал от стыда, и потому был еще вспыльчивей обычного. Он замахнулся на Брандира огромным кулачищем — и умер, не успев как следует удивиться: Брандир выхватил меч и убил Дорласа на месте. Он стоял и дрожал — ему стало плохо от вида крови. Потом Брандир отшвырнул меч, и потащился дальше, тяжело опираясь на клюку.
Когда Брандир вышел к Нен Кирит, бледная луна уже села, и ночь близилась к рассвету: восток порозовел. Люди, что прятались у моста, увидели серый силуэт Брандира в слабом предутреннем свете. Кто-то изумленно окликнул его:
— Где ты был? Ты видел ее? Госпожа Ниниэль ушла, ты знаешь?
— Да, — ответил Брандир. — Она ушла. она ушла, она не вернется! Но я принес вам вести. Слушай меня, народ Бретиля — никогда не слышал ты подобной повести! Дракон лежит мертвый, и рядом с ним лежит Турамбар. Оба они мертвы, и это добрые вести — и та, и другая.
Люди зашушукались, дивясь его речам. Иные стали говорить, что Брандир сошел с ума, но он воскликнул:
— Выслушайте меня! Я еще не все сказал. Ниниэль тоже мертва, Ниниэль прекрасная, Ниниэль, которую вы любили, которую я любил больше всего на свете! Она бросилась с обрыва Олений Прыжок[28], в клыки Тейглину. Она возненавидела свет солнца и ушла, ибо перед смертью узнала, что они были братом и сестрой, детьми Хурина. Его звали Мормегилем, а сам себя он назвал Турамбаром, скрывая свое прошлое, но имя ему — Турин сын Хурина. Ниниэлью звали мы ее, не ведая ее прошлого, но то была Ниэнор, дочь Хурина. В Бретиль принесли они тень своей черной судьбы. Здесь настиг их рок, и край этот вовек не освободится от этой скорби. Не Бретиль ему имя отныне, и не край Халетрим: зовите его Сарх ниа Хин Хурин, "Могила детей Хурина"!
Люди горько зарыдали, хотя все еще не могли понять, как это вышло. И многие говорили:
— Ниниэль прекрасная нашла могилу в Тейглине, пора упокоиться в могиле и Турамбару. отважнейшему из людей. Нельзя оставить нашего спасителя непогребенным. Идем, позаботимся о нем.
Смерть Турина
Когда Ниниэль бросилась прочь, Турин шевельнулся — сквозь непроглядный мрак ему послышался далекий зов возлюбленной. Но когда Глаурунг издох, тьма рассеялась, и Турин глубоко вздохнул и уснул крепким сном — он ведь очень устал. Но ближе к рассвету сильно похолодало. Турин повернулся во сне, рукоять Гуртанга впилась ему в бок, и он очнулся. Светало. Дул предрассветный ветерок. Турин вскочил на ноги. Он вспомнил, как убил Дракона, и как ему на руку брызнул огненный яд. Турин поглядел на руку и удивился: рука была перевязана белым лоскутком, еще влажным, и ожог почти не болел.
"Странно, — подумал Турин. — Почему меня перевязали, а потом оставили здесь одного, в холодную ночь, на пожарище, рядом с этим Драконом? Что случилось?"
Он крикнул — никто не отозвался. Вокруг было черно и страшно, и пахло смертью. Турин наклонился и подобрал свой меч — тот остался цел, и клинок сиял, как и прежде.
— Кровь Глаурунга ядовита, — сказал Турин, — но ты, Гуртанг, сильнее меня. Ты выпьешь любую кровь. Ты победил. Ладно! Теперь мне надо найти людей — я устал, и до костей промерз.
И Турин пошел прочь, оставив Глаурунга гнить. Но каждый новый шаг казался уходящему все тяжелее.
"Может быть, кто-нибудь из разведчиков остался у Нен Кирит, и ждет меня, — думал Турин. — Поскорей бы очутиться дома — там меня ждет нежная Ниниэль, и благой целитель Брандир!"
И вот наконец, с первыми бледными лучами рассвета, опираясь на Гуртанг, он дотащился до Нен Кирит. Люди как раз собирались отправиться за телом Турина, когда он сам вышел им навстречу.
Они в ужасе шарахнулись назад, решив, что это бродит беспокойный дух мертвеца. Женщины спрятали лица и зарыдали. Но Турин сказал:
— О чем вы плачете? Радуйтесь! Смотрите, я ведь жив! И я убил ужасного Дракона!
Тут все набросились на Брандира:
— Дурак, что за сказки ты нам рассказывал? "Мертвый, мертвый"! Должно быть, ты и впрямь сошел с ума!
Брандир же стоял, как громом пораженный, ничего не отвечал и с ужасом смотрел на Турина.
Турин же сказал Брандиру:
— Так это ты побывал там и перевязал мне руку? Спасибо тебе. Однако какой же ты лекарь, если не можешь отличить обморок от смерти. Глупцы! — сказал он бывшим рядом. — За что вы браните его? Кто из вас отважился на большее? Он хотя бы побывал на поле битвы, пока вы тут сидели и стонали!
— Послушай, сын Хандира! — продолжал Турин. — Объясни мне, что делаешь здесь ты, и все эти люди? Я ведь велел вам ждать в Эфель. Раз уж я рискую жизнью ради вас, быть может, я имею право требовать, чтобы мне повиновались? А где Ниниэль? Надеюсь, ее-то вы сюда не привели? Она дома, под охраной надежных людей, не так ли?
Никто не ответил.
— Ну же, где Ниниэль, отвечайте! — вскричал Турин. — Она первая, кого я хочу видеть; ей первой поведаю я о деяньях этой ночи.
Все отвернулись. Наконец Брандир выдавил:
— Ее здесь нет.
— Это хорошо, — сказал Турин. — Тогда пойду домой. Нет ли здесь лошади? Или, лучше, носилок — я еле на ногах стою.
— Да нет же! — простонал Брандир. — Пуст твой дом. Ее там нет. Она мертва.
Но одна из женщин, жена Дорласа — она недолюбливала Брандира — завопила:
— Не верь ему, не верь ему, господин мой! Он свихнулся. Притащился и кричит, что ты, мол, умер, и это добрые вести. А ты ведь жив. Значит, и про Ниниэль все вранье, что она будто умерла, и еще похуже!
— Ах вот как, значит, это добрые вести, что я умер? — воскликнул Турин, надвигаясь на Брандира. — Я всегда знал, что ты ревнуешь. А теперь она умерла, говоришь? И еще похуже? Что ты еще выдумал в своей злобе, косолапый? Не можешь разить оружием — так хочешь убивать ложью?
Тогда жалость сменилась гневом в сердце Брандира, и он вскричал:
— Я свихнулся? Это ты свихнулся, Черный Меч с черной судьбой! Ты, и все эти безумцы! Я не солгал! Ниниэль мертва, мертва, мертва! Ищи ее в Тейглине.
Турин остановился.
— Откуда ты знаешь? — холодно спросил он. — Что, это твоих рук дело?
— Я видел, как она прыгнула, — ответил Брандир. — Но это дело твоих рук, Турин сын Хурина. Она бежала от тебя, и бросилась в Кабед-эн-Арас, чтобы больше не видеть тебя. Ниниэль! Она не Ниниэль! То была Ниэнор, дочь Хурина.
И в этих словах Турину послышалась поступь настигающего рока, но сердце его ужаснулось и вспыхнуло яростью, не желая признавать поражения — так смертельно раненный зверь убивает всех, кто попадется на пути, — и Турин схватил Брандира и встряхнул его:
— Да, я Турин, сын Хурина! — заорал он. — Ты давно догадался об этом. Но про мою сестру ты ничего не знаешь. Ничего! Она живет в Сокрытом Королевстве, она в безопасности! Это ты все выдумал, подлая душонка, это ты довел до безумия мою жену — а теперь и меня хочешь свести с ума? Ты решил затравить нас до смерти, хромой негодяй?
Брандир вырвался.
— Не трогай меня! — сказал он. — И не ори. Та, кого ты зовешь своей женой, — она пришла и перевязала тебя, и она звала тебя — а ты не отозвался. Вместо тебя отозвался другой. Дракон Глаурунг. Должно быть, это он околдовал вас. Вот что он сказал перед смертью: "Ниэнор, дочь Хурина, вот твой брат: он подл с врагами, предает друзей, — проклятие своего рода, Турин сын Хурина".
И Брандир вдруг расхохотался безумным смехом.
— Говорят, на смертном ложе люди не лгут. Видно, драконы тоже! Турин, сын Хурина — ты навлекаешь несчастья на своих родичей, и на всех, кто приютит тебя!
Турин выхватил Гуртанг — глаза его горели страшным огнем.
— Что же сказать о тебе, косолапый? — процедил он. — Кто выдал ей мое настоящее имя? Кто стоял рядом и позволил ей умереть? А потом явился сюда, чтобы поскорей рассказать об этом ужасе? Кто собирался посмеяться надо мной? Значит, перед смертью все говорят правду? Что ж, говори, да побыстрее!
Брандир увидел по лицу Турина, что тот сейчас убьет его. Брандир не дрогнул, хотя у него не было оружия, кроме клюки, — он выпрямился и сказал:
— Как все это вышло — долго рассказывать, а я уже устал от тебя. Но знай, сын Хурина, ты клевещешь на меня. Оболгал ли тебя Глаурунг? Если ты убьешь меня, ясно будет, что нет. Но я не боюсь смерти — я отправлюсь искать Ниниэль, мою возлюбленную, и, быть может, найду ее — там, за Морем.
— Ниниэль! — вскричал Турин. — Глаурунга, Глаурунга ты найдешь там — лжец со лжецом, вместе со Змеем, в единой тьме сгниете вы оба!
И он взмахнул Гуртангом, и нанес Брандиру смертельный удар. Люди отвернулись и спрятали глаза от ужаса. Турин пошел прочь, и люди в страхе разбежались с его пути.
Турин, как безумный, бродил по лесу, не разбирая дороги. Он то проклинал жизнь и все Средиземье, то призывал Ниниэль. Но наконец безумное отчаяние немного рассеялось. Турин сел и задумался о своих деяниях. Он вспомнил, как сказал: "Она в Сокрытом Королевстве, она в безопасности!" Теперь жизнь его рухнула — так не уйти ли ему в Дориат? Ведь это обманы и наваждения Глаурунга мешали ему вернуться туда! И вот Турин встал и пошел к Перекрестьям Тейглина. Проходя мимо Хауд-эн-Эллет, он воскликнул:
— О Финдуилас! Дорого поплатился я за то, что внял словам Дракона! Помоги мне советом!
Но едва он сказал это, как увидел на переправе двенадцать эльфов-охотников во всеоружии. Когда эльфы подошли ближе, Турин признал одного из них — то был Маблунг, предводитель охотников Тингола.
— Турин! — воскликнул Маблунг. — Наконец-то свиделись! Я ищу тебя, и рад, что ты жив. Но, видно, тяжкими были для тебя эти годы.