– Это ты еще видеозаписей не видел, – Третьяченко хохотнул. – Они там, в СБУ, думают, что они самые крутые. Попутали хуй с трамвайной ручкой. Решили, что могут безнаказанно наехать на без пяти минут генерала разведки... Впрочем, хватит лирики. Завтра все это пришлют тебе в почту, в цифровом виде. Что с этим делать, сам решишь. Думаю, что ты понимаешь, какие соображения на этот счет у меня самого. Я хочу, чтоб это было опубликовано. И это по-любому будет опубликовано.
– Почему именно я?
– Не обольщайся, – он с усмешкой убрал папку назад в сейф. – И не записывай это себе в личную заслугу. Ты просто центральная российская пресса. И после этой публикации начнется такая международная заварушка, что мало не покажется. Уж я-то знаю, – заржал он. – Кроме того, если это не опубликуете вы, то опубликуют другие. Такой материал не пропадет. Ты извини, что я сегодня начал издалека. Просто хотелось лично ознакомиться с Машкиным капризом. Обыкновенное человеческое любопытство. А теперь всё, пиздуй отсюда, герой-любовничек. Утомил ты меня.
Артист, блин, погорелого театра. Зябко кутаясь в куртку, я шел к ожидающей меня машине. Было уже темно; под ногами скрипел снег. Несмотря ни на что, сейчас я испытывал к Третьяченко что-то даже вроде симпатии. Вот это выдержка. Мало того, что пьет виски, как воду, не пьянея, да еще и... Неизвестно, смог ли бы я сам относительно ровно разговаривать с человеком, с которым любимая женщина наставляла мне рога.
Достойные у меня враги. А значит, и сам я не пустое место. Эта мысль немного утешала.
Однако руки на прощание я ему все же не подал.
Всю обратную дорогу вспухала голова. Как журналисту, о лучшем варианте развития событий мне не приходилось и мечтать: не каждому моему коллеге удавалось на ровном месте получить бронебойный компромат на ведущие спецслужбы. Я знал, что если эти материалы будут опубликованы, то в пантеоне профессионального Олимпа я утвержусь раз и навсегда. Просто-таки отольюсь там в бронзе. Журналистский статус мой взлетит под облака и назад уже не опустится. Передо мной будут открыты все двери, все пути и дороги, а любое мое мнение навсегда превратится в экспертное.
С другой стороны, становилось все яснее, что всего этого не произойдет. Потому что во всем этом была замешана Маша. И пока она не найдется, я буду вынужден держать рот на замке.
Мы уже подъезжали, когда с водительского сиденья вдруг повеяло каким-то напряжением. У мирно бормотавшего радио прибавили звук, водитель безумно воззрился на меня в зеркало заднего вида и приложил палец к губам. Какая-то украиноязычная станция передавала новости. Всех деталей я не понимал, но общий смысл был ясен – только что был найден убитым министр транспорта и связи Украины по фамилии Кирпа. Водитель вдруг резко принял вправо; судорожно взвизгнули тормоза. Мы стояли на бульваре Леси Украинки, у поворота на Госпитальный. До квартиры Стаса две минуты пешком.
Водитель схватил мобильный телефон, нервно потерзал кнопки, приложил к уху. Каждый его жест выдавал сумасшедшее напряжение и какую-то необъяснимую панику.
– Артемий Андрийович, – с тревогой заговорил он. – За Георгия Николаевича вже... Так! Та вже прийихалы... Добре. Зараз буду.
Увидев его дикий взгляд, я все понял. Буркнув: «Спасибо, здесь уже дойду», я вышел из машины и пошел вверх по Госпитальному. За спиной взвыл двигатель и истошно завизжали шины – мордоворот втопил по газам, что называется, на все деньги.
XXX
По словам Стаса, погибший был весьма влиятельным человеком. Настолько, что, даже являясь лидером одной из партий и избравшись в парламент, от депутатского мандата просто отказался. Возглавлял он управление железных дорог Украины, при выборах выступал на стороне проигравшего Януковича, обеспечивая доставку на Майдан его сторонников из Донецка и много еще откуда. Выигравший на вчерашнем переголосовании кандидат Ющенко ненавидел Кирпу всеми фибрами души, даже недавно требовал у предыдущего президента Кучмы уволить могущественного чиновника и расследовать его деятельность, в законности которой сильно сомневался. На призывы Ющенко, впрочем, тогда не обратили никакого внимания.
– Ну, и вот, – рассказывал Стас. – Скандал этот был совсем недавно, в октябре. А сегодня, видишь...
– Интересно получается, – Ренат задумчиво почесал в затылке. – Вчера Ющенко окончательно победил на выборах. А сегодня уже начали гибнуть его враги. У вас что, всегда так?
– По радио сказали, – вмешался я, – что там возможно самоубийство.
– Ага, щас, – ехидно ухмыльнулся Стас. – Самоубийство, как же. Кирпа сам кого хочешь в бараний рог скрутил бы. Никакое это не самоубийство. Грохнули его, это сто процентов.
– Слушай, – возмутился Ренат, – ну нельзя же так. Буквально на следующий день после выборов! Это же беспредел какой-то. Похоже, выбрали вы себе...
Стас помрачнел и ничего не ответил.
На следующий день вся пресса только и писала, что о погибшем министре. СМИ раздули самую настоящую истерию. На похоронах чиновника засветились известнейшие и влиятельнейшие люди страны: бывший президент Кучма, проигравший выборы Янукович, председатель парламента Литвин, генеральный прокурор Пискун, министр обороны Кузьмук, исполняющий обязанности премьер-министра Азаров, мэр Киева Омельченко, посол России Черномырдин и даже начальник охраны Ющенко – Червоненко. Который по странному стечению обстоятельств буквально через два месяца и займет освободившийся после Кирпы пост.
Не пришел только сам Ющенко. К тому же в этой истерии никто не обратил внимание на еще одну странную смерть, в другой ситуации, возможно, оказавшуюся бы куда более заметной. В собственном особняке, точно так же, как и Кирпа, был найден мертвым один из самых активных теневых деятелей украинской предвыборной кампании, бывший спецслужбист высокого ранга, влиятельный бизнесмен Артемий Третьяченко.
XXXI
– Это в корне неправильное решение, – улыбался Стас. – Ну, какого черта вы будете делать в Москве? У вас же там на новогодних праздниках все вымирает. Оставайтесь! Съездим в Молдавию, здесь недалеко, у меня там друзья живут... Ты даже не представляешь, насколько там круто!
– Да не до веселья мне, – ответил я, собирая вещи в рюкзак. – Ренат останется, если захочет, а у меня голова кругом. Мне надо побыть одному. В тишине. Да и перед главредом тоже как-то оправдаться надо бы. А то получается, что протусовался здесь впустую, деньги редакционные спустил, а материала никакого.
– Странное, наверное, ощущение, – призадумался Стас, – да? Ну, чисто профессиональное. Имеешь на руках убойные сведения, а опубликовать не можешь.
– Да не то слово, брат. Стараюсь об этом не думать. Что там знакомые твои, выяснили про Машу что-нибудь?
– Только то, что территорию Украины она не покидала. Во всяком случае, официально, через общие границы. А так – кто ее знает...
– Плохо дело. Понимаешь, я мог бы хотя бы опубликовать то, что дал мне Пономаренко. Но боюсь, а вдруг там кто-нибудь лишний замешан. Там просто фото и видео, подтверждающие связь Третьяченко с иностранными спонсорами Майдана. Ну, деньги он там берет у них, отчеты, расчеты, беседы в ресторанах, прочее всякое...
– Ни фига себе, – он присвистнул. – Так что получается, американские валенки в качестве гуманитарной помощи – это еще не все?
– Да какие валенки, блин, – я раздраженно впихнул в рюкзак ноутбук. – Валенки. Там речь идет о конкретных шестидесяти пяти миллионах долларов, вкачанных сюда почти официально, через Государственный департамент США, а заснят Третьяченко в компании сотрудников посольства США и прочих вполне официально работающих на Украине американских организаций. И эта публикация для него была бы весьма неприятной.
– Да уж, понимаю...
– Нет, не понимаешь, – я взглянул на Стаса в упор. – Официально Третьяченко поддерживал Януковича. То есть, все это окружение, и один из его кураторов, тот самый покойный Кирпа, все они были в этом уверены.
– Эва, – Стас замер. – Кажется, начинаю понимать...
– Вот и умница, – я чуть улыбнулся. – Только молчи, я тебя умоляю. Это может сильно повредить Маше.
– Ну что, – из коридора послышался грохот ботинок, голос Рената. – Такси приехало, ты готов?
По полупустым предновогодним улицам мы ехали в сторону вокзала. По моей просьбе радио выключили, и тишину в салоне лишь изредка нарушали звуки рации, посредством которой таксисты держали связь с центральным диспетчерским пунктом. Надо отметить, что девушки-диспетчерши, в основном, относятся к своим таксистам как-то очень тепло, по-человечески, и вибрации их голосов частенько трогательно сбиваются с официально-казенных на глубоко женственные. Для девушек подопечный таксист – не обезличенная прокладка между рулем и сиденьем, как в Москве, а вполне живой человек, которому нужно по максимуму облегчить труд. Таксисты отвечают девушкам взаимностью и даже обращаются к диспетчерскому пункту очень нежно – «базочка».
– Да, базочка, понял, – улыбаясь, говорил наш таксист в рацию. – Сейчас на вокзал отвезу, а потом на Саксаганского. Спасибо, базочка.
Мы остановились на красный сигнал светофора. До вокзала оставались считанные минуты. Я задумчиво полез в карман за сигаретами. Сидевший на заднем сиденье Ренат вдруг сдавленно кашлянул и пребольно ткнул меня кулаком в плечо.
– Илюх, вправо посмотри.
Я повернул голову. Рядом с нами стоял сияющий новизной очень красивый внедорожник «БМВ». Затонированное в ноль стекло водительской двери было наполовину опущено, а сидящая за рулем девушка докуривала сигарету.
Я не поверил глазам. Рука автоматически дернулась к кнопке стеклоподъемника; стекло опустилось, и я высунул голову наружу. Маша докурила, выбросила окурок на припорошенный снегом асфальт и вскользь покосилась на наше такси.
Наши глаза встретились.
Несколько бесконечных секунд мы сверлили друг друга расширенными взглядами. Загорелся зеленый свет. Она вдруг опомнилась. Стекло быстро поднялось, мощный внедорожник утробно зарычал и без пробуксовки сорвался с места.
– За ним! Быстрее! – Я пихнул локтем нашего водителя. – Быстрее давай, ну!
– Та куда там, – опасливо покосился он на меня. – Разве это возможно? Вы ж гляньте... – водитель мотнул головой в сторону стремительно удаляющегося «БМВ». – Я ж его в жизнь не догоню.
Думать стало больше не о чем. Где-то внутри, грозясь вырваться наружу, клокотала злобная ярость. В ушах гулко раздавался глумливый голос Третьяченко: «Почему ты уверен, что выбранная тобой, говном, баба вдруг окажется не говном? Как ты смеешь на это надеяться?»
– Ренат, – я обернулся на заднее сиденье. – А может, ну ее на хрен, эту Москву?
– А чего, – заговорил он, понимающе мотнув головой. – Там Стас что-то про Молдавию говорил. У меня и загранпаспорт есть. Это для вас, хохлов, все дороги открыты, а мне, русскому, в Молдавию только по заграну можно...
Но в Молдавию попасть не удалось. Мы вернулись к Стасу, и я отправил на почту главреда всё, что скопилось у меня за это время. Несмотря на предновогоднюю суету, через час Геннадий Артурыч мне прозвонился и не терпящим возражений тоном приказал срочно мчаться в аэропорт: билет до Москвы уже заказан.
Ренат решил остаться в Киеве, так что до аэропорта я ехал один, и мне было о чем подумать. Главред ничего не объяснил, просто велел ехать, но я догадывался, что ему очень хотелось услышать все расклады лично от меня.
В аэропорту я прошел к стойке регистрации, протянул улыбающейся девушке паспорт. Девушка пощелкала клавиатурой, снова улыбнулась, уважительно назвала меня по имени-отчеству. Заказанный на мое имя билет оказался в бизнес-класс.
XXXII
В Москве я вышел в зал, где толпились встречающие, и даже не удивился, увидев здорового парня, который держал в руках табличку с моей фамилией. Несмотря на протесты, парень забрал у меня рюкзак и повел на выход. К выходу подкатила знакомая черная «ауди», передо мной раскрыли заднюю дверь, и я оказался в роскошном кожано-деревянном кабинете, который очень быстро домчал меня до родной редакции.
Там, нервно меряя шагами углы и периметры, меня уже ждали Геннадий Артурович и совладелец издательского дома Владимир Исаакович. Во всем огромном здании редакции не было больше никого, все гуляли на корпоративной вечеринке в ресторане. Завидев меня, Артурыч схватил со стола бутылку коньяка и налил мне чуть ли не полный бокал.
– Ну, что, гастарбайтер Репин. Садись и немедленно рассказывай.
Я рассказал все от начала до конца. Несколько минут в кабинете стояла тишина. Главред с совладельцем переглядывались точно так же, как и в первую нашу встречу.
– Хорошо, Геша, – наконец, улыбнувшись, среагировал Владимир Исаакович. – Я рад, что мы не ошиблись.
– В общем так, Репин, – главред раскрыл ящик стола и извлек оттуда немаленьких размеров конверт. – Сведения, что ты прислал, будут опубликованы в ближайшее время. Скажи, как ты считаешь нужным: подписывать твоей фамилией? Или как расследование, под псевдонимом, от греха подальше? Это ведь опасно.
– Не надо под псевдонимом, – устало выдохнул я. – Мне больше нечего терять.
– Хорошо, – довольно кивнул главред. – Я знал, что ты так ответишь. Значит, так, – он начал по очереди доставать из конверта бумаги. – Это твой российский паспорт. Это твой российский загранпаспорт. Это трудовая книжка, пенсионное и страховое свидетельства, ИНН и прочее, это мы отдадим в отдел кадров, пусть там лежит. Чего вылупился, как баран на новые ворота? Дыши глубже, заслужил.
Главред улыбался. Когда-то в этом самом кабинете я уже испытывал похожие эмоции. В тот день, когда оказался здесь в первый раз. Но сейчас ощущение неожиданного счастья было здорово отравлено. Я кривовато улыбнулся и молча кивнул. Главред продолжал доставать из конверта атрибуты моей новой жизни.
– Это турпутевка, поедешь на Кубу. Развеешься, поваляешься на солнышке, да и не могу я допустить, чтоб ты сейчас здесь оставался, пока все не поутихнет. Потому что после выхода материалов тебя непременно станут искать. А это, – Геннадий Артурович вскрыл другой конверт, поменьше, – карточка нашего банка, золотая, как видишь. Здесь твоя премия, на месячишко тебе хватит, если не будешь покупать бриллианты и невольниц, а отчеты о состоянии счета после каждой операции будут приходить тебе на мобильный телефон.
– Квартиру для тебя подыскали получше, – добавил Владимир Исаакович. – У нас один из крупнейших рекламодателей риэлторская компания. Так что, если захочешь не арендовать, а купить, то договоримся там как-нибудь. Ну, и поможем, если что. И это, – они с главредом снова переглянулись, на сей раз с улыбками, – пойдем-ка, что покажу.
Владимир Исаакович вывел меня в коридор и вставил ключ в замочную скважину соседней от приемной двери. За дверью располагалось совершенно пустое помещение, с самым что ни на есть свежим ремонтом. Раньше здесь сидели юристы. На пол был небрежно брошен каталог одного из лучших салонов офисной мебели.
– Это твой кабинет, – обвел помещение глазами гендиректор. – Обстановку подберешь потом под себя. Юристов сплавили в другой корпус, им-то все равно без разницы. А ты у нас теперь заместитель главного редактора.
Я стоял столбом, как во сне. Владимир Исаакович, наслаждаясь произведенным эффектом, довольно щурился, улыбаясь. Эх, на полгода бы раньше – сверлила мысль.
– Ну что, – хитро глянул на меня гендиректор. – Небось, хочешь узнать, где Маша-то твоя?
Бокал с коньяком чуть не выпал у меня из рук. Многовато на сегодня эмоций-то. Я умоляюще посмотрел на гендиректора.
– Ладно, ладно, – он улыбнулся и приобнял меня за плечо. – Пойдем, расскажу. Ты, конечно, крутой журналюга, но мы здесь тоже не пальцем деланные. Знаем, правда, не много, но направление указать можем. Хотя, честно говоря, рад ты этой информации не будешь. Там все довольно плохо.
2009 год
XXXIII
– Илья Ильич, – виновато говорила в трубку девушка-секретарь, – извините, пожалуйста, но на этот рейс до Киева мест в спальных вагонах не осталось. Может, все-таки самолет?
– Не могу я на самолете, Катюш, – я поморщился, почеркал ручкой по лежащему на столешнице листу бумаги. – У меня же встречи еще, время неудобное. Заказывайте тогда купейный, ничего страшного.
– Хорошо, Илья Ильич. Сейчас все сделаю.
Заместителем главного редактора газеты я давно уже считаюсь только юридически. Геннадий Артурович практически не вылезает из совета директоров холдинга и в редакции показывается раз в год по обещанию: особого смысла в этом и нет, так как в решении внутренних вопросов я вполне компетентен, а в случае какого бы то ни было форс-мажора могу свободно звонить на мобильный Владимиру Исааковичу, выше которого в нашем холдинге только небо.
В Киеве я не был уже года два. Не возникало особенной надобности. Мать с отцом приезжают в гости сами. Останавливаются у меня: девяностометровая квартира на Профсоюзной улице, которую мне помогли приобрести в издательстве, вполне это позволяет.
Со Стасом общаемся крайне редко. Его небольшой бизнес постоянно претерпевает какие-то геморрои, его лотки с побрякушками отовсюду выдавливаются, а их места занимают другие, так что забот у него и без меня хватает. В Москву он не наведывается; иногда глубокими ночами его имя зеленым светом всплывает в скайпе, и тогда мы имеем возможность немного пообщаться, но этого, конечно же, недостаточно. Вспоминать события 2004 года мы оба не очень любим, а новых тем для общения как-то не возникает.
Дверь кабинета без стука открылась, бесцеремонно ввалился Ренат. Он уже не первый год работает у меня руководителем хозчасти. Ему нравится: делать ни хрена не надо, всю работу выполняют менеджеры, а зарабатывает он намного больше, чем когда-то в своих ларьках.