— Может, это и есть самая черная на свете гора? — воскликнул Юм-Юм.
Самая черная на свете гора — как я раньше не догадался! Ну да, пещера Кующего Мечи именно в той горе, которая чернее всех на свете. «В самой глубокой пещере самой черной на свете горы» — так сказал Эно.
— Ой, Юм-Юм, — начал я, — вот увидишь… Но тут же смолк. Я знал: все, все пропало! Потому что из Мертвого Леса хлынула целая лавина черных стражников. Одни бежали, другие скакали на черных конях, и вся эта орава неслась прямо на нас.
Они увидели нас и громко закричали жуткими хриплыми голосами:
— Враг среди нас! Вот он! Хватайте его! Рыцарь Като приказал: враг должен быть схвачен.
Мы с Юм-Юмом стояли, прижавшись спиной к скале, и смотрели на стражников. А стражники все ближе и ближе! Да, всему конец! Не придется мне сразиться с рыцарем Като! Мне хотелось броситься на землю и заплакать. Но тут же я подумал, что еще успею выплакаться. Ведь уже завтрашней ночью старый Эно услышит над озером новую птицу, которая громче и горестнее других станет оплакивать свою судьбу! И старый Эно скажет тихо:
— Принц Мио кружит над озером!
В самой глубокой пещере самой черной на свете горы
Но тут случилось чудо! Отвесная скала за моей спиной подалась назад. И не успел я опомниться, как мы с Юм-Юмом очутились внутри горы. Затаившись в горе, мы дрожали, как ягнята при виде волка, хотя опасность уже миновала. Мы были внутри горы, скалистые стены сомкнулись за нами, а стражники остались снаружи. Проникнуть к нам было невозможно.
Но мы слышали, как стражники бесновались там, в лесу.
— Ищите, ищите повсюду! — кричали они. — Враг только что был среди нас. Ищите повсюду!
— Ищите, ищите! — сказал я. — Здесь вам нас никогда не отыскать.
Ну и обрадовались же мы с Юм-Юмом! И от радости громко засмеялись. Но тут я вспомнил про Мирамис, и мне стало не до смеха.
Оглядевшись по сторонам, мы увидели, что находимся в огромной пещере. Там было скорее сумеречно, чем темно: неизвестно откуда пробивался слабый свет. Множество темных проходов вело из пещеры в глубь горы.
«В самой глубокой пещере самой черной на свете горы» — так сказал Эно. Может, какой-то из этих ходов ведет к Кующему Мечи? Но какой? Этого мы не знали. Немало еще, видно, придется нам проблуждать, пока мы отыщем его.
— Вот мы и вошли в гору, самую черную на свете, — сказал Юм-Юм.
— Войти-то мы вошли, — сказал я, — но, сдается мне, нам отсюда не выйти!
В этом подземелье и впрямь запросто собьешься с пути. Такая гора может присниться лишь в страшном сне: идешь и идешь по диковинным темным коридорам, а им конца-краю нет!
Взявшись за руки, мы с Юм-Юмом отправились в самую глубь горы. Мы чувствовали себя маленькими заблудившимися детьми, а путь в самую глубокую на свете пещеру был не близок.
— Ах, если бы гора была не такая мрачная, — сказал Юм-Юм, — проходы не такие темные, а мы не такие маленькие и беззащитные!
Мы шли и шли. Порой впереди можно было что-то разглядеть, потом наступала такая темень, хоть глаз выколи! Местами подземные ходы были такие низкие, что приходилось идти согнувшись, а иногда пещерный свод поднимался высоко-высоко, как в церкви. На стенах проступала сырость, было холодно, и мы плотнее кутались в плащи, чтобы не замерзнуть.
— Никогда нам отсюда не выбраться, никогда не найти пещеры Кующего Мечи, — сказал Юм-Юм.
Мы проголодались и поели немного хлеба насущного. Поели немного, потому что не знали, насколько придется его растянуть. Ели мы на ходу, и когда я жадно проглотил свой последний ломтик, мы как раз подошли к тому месту, где подземный проход разветвлялся на три.
По отвесной стене струилась вода, а меня так мучила жажда. Я остановился и стал пить. Нельзя сказать, чтобы вода показалась мне вкусной, но другой не было. Напившись всласть, я обернулся к Юм-Юму, но Юм-Юма и след простыл. Он исчез. Может, он не заметил, как я остановился, и продолжал идти по одной из галерей?
Сначала я нисколечко не испугался. Стоя у развилки, я гадал, куда же отправился Юм-Юм. Уйти далеко он не мог, и надо только позвать его…
— Юм-Юм, где ты? — закричал я что есть мочи.
Но мой крик вернулся ко мне жутким шепотом. Понять не могу, что за диковинная эта гора!
Скалистые стены поглощали мой голос, приглушали его, превращая в шепот. А шепот эхом отзывался в горе.
— Юм-Юм, где ты?.. — шептало в темных коридорах. — Юм-Юм, где ты?.. Юм-Юм, где ты?..
Страшно перепугавшись, я стал кричать еще громче, но гора по-прежнему шепотом повторяла мои слова. Мне показалось, будто я слышу не свой собственный, а чей-то чужой голос. Кто-то сидит в глубине горы и издевается надо мной.
— Юм-Юм, где ты?.. Юм-Юм, где ты?.. Юм-Юм, где ты?.. — шептало эхо.
О, как я перепугался! Ринувшись налево, я пробежал несколько шагов по узкому коридору, потом бросился назад к развилке и пробежал направо, но, снова возвратившись, бросился в средний проход. Юм-Юм, куда ты подевался? Я не смел больше кричать — страшнее всего был этот шепот. Но мне казалось, что Юм-Юм должен почувствовать, как плохо мне без него, и вернуться.
Во все стороны расходились все новые и новые темные ходы, а я бегал по ним и все искал и искал. Я пытался сдержать слезы. Ведь я — рыцарь. Но какое уж тут рыцарство! Я думал о Юм-Юме, который бегает где-то и горестно зовет меня. Я бросился на каменный пол и заплакал так горько, как в тот раз, когда стражники схватили Мирамис. Теперь ни Мирамис, ни Юм-Юма со мной не было. Я остался один.
Я лежал, плакал и раскаивался, что пришел сюда. Я не понимал, как мой отец-король мог отпустить меня на битву с рыцарем Като. Мне хотелось, чтоб отец оказался здесь. Тогда бы я ему сказал:
— Видишь, как я одинок. Юм-Юм исчез. Я остался один, а ведь это ты хотел, чтоб я сразился с рыцарем Като.
Первый раз в жизни мне показалось: отец несправедлив, потому что сам послал меня в Страну Чужедальнюю. Но когда я лежал на полу и плакал, думая о своих несчастьях, мне почудилось, будто я слышу голос отца.
— Мио, мой Мио! — сказал он.
Только и всего. Но слова эти прозвучали так, словно он хотел утешить меня: мол, нет причины так горевать, нет!
И я сразу подумал: «Я обязательно найду моего дорогого Юм-Юма!»
Я вскочил на ноги, и тут что-то вывалилось у меня из кармана. То была маленькая деревянная флейта, которую смастерил для меня Нонно. Моя деревянная флейта.
«А что, если сыграть? — подумал я. — Что, если сыграть на флейте тот старинный напев, которому обучил нас Нонно?» Я вспомнил, как мы с Юм-Юмом обещали друг другу: «Если кто-нибудь из нас попадет в беду, пусть сыграет на флейте пастушью песню». Приложив флейту к губам, я не осмелился заиграть сразу. Я страшно боялся, что опять раздадутся тусклые, мертвые звуки.
О, как чисто запела флейта! Как чисто, ясно, как чудесно пела флейта в этой мрачной горе! Чудесней даже, чем на Острове Зеленых Лугов.
Я сыграл песню до конца и прислушался. Далеко-далеко в глубине горы раздались мелодичные звуки. Они были чуть слышны, но я знал: это Юм-Юм отвечает мне. Никогда еще я так не радовался!
Звуки раздавались все ближе и ближе. Все чище и чище, все громче и громче слышался старинный напев флейты Юм-Юма. И вдруг прямо предо мной очутился Юм-Юм! Юм-Юм, мой лучший друг! Протянув руку, я коснулся его. Я обнял его. Я хотел убедиться, что это в самом деле он. И это был он! Мой лучший друг!
— Если я когда-нибудь свижусь с Нонно, я поблагодарю его за эти флейты, — сказал Юм-Юм.
— И я тоже! — сказал я. Но тут же подумал, что с Нонно нам, верно, никогда не увидеться.
— Юм-Юм, куда же нам идти? — спросил я.
— Все равно куда, — ответил Юм-Юм, — только бы вместе!
Я тоже так подумал. Мы все шли и шли, не чувствуя себя больше маленькими заблудившимися детьми. Теперь мы были вместе и вместе играли на наших флейтах. Старинная песня звучала так прекрасно — казалось, она хотела утешить и подбодрить нас. Ход вел вниз. Все дальше и дальше вниз. Слабый отсвет, озарявший стены, стал чуть ярче. Будто огонь очага оживлял темные отвесные скалы, и его отблески все веселее плясали вокруг. И вот так, наигрывая на флейтах, мы вошли в пещеру Кующего Мечи.
Пещера оказалась настоящей кузницей, а в горне пылал жаркий огонь. Рядом с огромной наковальней стоял человек. Такого огромного, такого крепкого человека мне видеть не доводилось. У него были длинные рыжие волосы и длинная рыжая борода. Весь он был покрыт сажей. И таких огромных, таких черных от копоти рук, как у него, я еще никогда не видел. Он стоял, грозно нахмурив кустистые брови, и с удивлением смотрел на нас.
— Кто это играет? — спросил он. — Кто играет в моей горе?
— Рыцарь и его оруженосец, — ответил Юм-Юм. — Рыцарь из Страны Дальней! Принц Мио — вот кто играет в твоей горе.
Кующий Мечи подошел ко мне. Своим закопченным пальцем он коснулся моего лба.
— Кто это играет? — спросил он. — Кто играет в моей горе?
— Рыцарь и его оруженосец, — ответил Юм-Юм. — Рыцарь из Страны Дальней! Принц Мио — вот кто играет в твоей горе.
Кующий Мечи подошел ко мне. Своим закопченным пальцем он коснулся моего лба.
— Какой чистый лоб! — сказал он. — Какой ясный взор! И как чудесно ты играешь в моей горе!
— Я пришел к тебе за мечом, — сказал я. — Меня послал к тебе старый Эно.
— Зачем тебе меч? — спросил кузнец.
— Я должен сразиться с рыцарем Като! — отвечал я.
Только я вымолвил эти слова, как Кующий Мечи зарычал страшным голосом. Ничего подобного мне в жизни слышать не доводилось!
— Рыцарь Като! — рявкнул он так громко, что загрохотало в горах. — Смерть рыцарю Като!
Будто гром грянул в дальних темных галереях. Когда кричал Кующий Мечи, крик не заглушался, не превращался в шепот. Нет, громче грома гремел крик, и эхо повторяло его в горах.
Кующий Мечи стоял, сжав в кулаки свои огромные закопченные руки, отсвет пламени падал на его почерневшее от бешенства лицо.
— Смерть рыцарю Като, смерть!
В горне взметнулся огонь и озарил на стенах длинный ряд острых мечей. Они сверкали и блестели так, что жуть брала.
— Видишь мои мечи? — сказал кузнец. — Мои острые мечи? Я их выковал для рыцаря Като. Кующий Мечи рыцаря Като — вот кто я!
— Если ты куешь ему мечи, почему ты кричишь: «Смерть рыцарю Като»? — спросил я.
Он сжал свои закопченные кулаки так, что косточки побелели.
— Больше всех на свете ненавидит рыцаря Като тот, кто кует ему мечи, — ответил он.
И тут только я увидел, что кузнец прикован к скале длинной железной цепью. Когда он двигался по кузнице, цепь волочилась за ним и звенела.
— Почему ты прикован? — спросил я. — Почему не раскалишь цепь в своем горне и не разобьешь ее на наковальне?
— Рыцарь Като сам приковал меня, я кую ему мечи, которые убивают добрых и невинных. Без этих мечей ему не обойтись. Вот потому-то он и приковал меня своей самой надежной цепью, — ответил Кующий Мечи. — А его цепи не берет ни огонь, ни молот. Цепи, выкованные из ненависти рыцаря Като, не так-то легко разбить!
Кузнец взглянул на меня — глаза его сверкали огнем.
— Я сижу здесь в пещере и кую мечи для рыцаря Като. Дни и ночи напролет кую я мечи, и он знает об этом. Но есть один меч, о котором он не знает. Вот этот меч.
Кузнец проковылял в самый темный угол пещеры и достал из расщелины меч.
Как пламя, заполыхал огненный меч в его руках.
— Много-много тысяч лет пытался я выковать меч, рассекающий камень, — сказал он. — И сегодня ночью мне наконец посчастливилось, только сегодня ночью.
Он поднял меч и одним ударом рассек скалу.
— О мой меч, мой огненный меч! — пробормотал он. — Мой меч, рассекающий камень!
— Зачем тебе меч, рассекающий камень? — спросил я.
— Так знай же, — ответил кузнец. — Этот меч выкован не против добрых и невинных. Этот меч против самого рыцаря Като. Ведь у Като сердце из камня, разве ты не знаешь об этом?
— Нет, я так мало знаю о рыцаре Като, — сказал я. — Знаю только, что пришел с ним сразиться.
— У него сердце из камня, — повторил Кующий Мечи. — А коготь из железа.
— Коготь из железа? — переспросил я.
— Разве ты не знаешь об этом? — спросил Кующий Мечи. — Вместо правой руки у него железный коготь.
— А что он делает этим когтем? — спросил я.
— Вырывает сердца людей, — ответил кузнец. — А потом вкладывает им в грудь каменные сердца. Это закон: у всех, кто окружает рыцаря Като, должны быть каменные сердца.
Услыхав эти слова, я содрогнулся.
Ах, скорее бы, скорее бы мне сразиться с рыцарем Като!
Кующий мечи стоял рядом, поглаживая меч черными от копоти руками. Видно, у него не было сокровища дороже этого меча.
— Дай мне твой меч, рассекающий камень! — попросил я. — Дай мне твой меч, чтоб я мог сразиться с рыцарем Като!
Кующий Мечи молча глядел на меня.
— Да, я дам тебе меч, мой огненный меч, — сказал он наконец. — Как чист твой лоб, как ясен твой взгляд и как чудесно играл ты в моей горе! Ты получишь мой меч!
Он вложил огненный меч в мою руку. Частица огня передалась от меча ко мне, и я почувствовал в себе огромную силу.
Кузнец подошел к скалистой стене и отворил потайное оконце.
Холодный, ледяной вихрь ворвался в пещеру, и я услышал рокот мятущихся волн.
— Многое знает рыцарь Като, — сказал кузнец. — Но он не знает, что я пробуравил гору и распахнул окно моей темницы. Долгие годы буравил я гору ради потайного оконца.
Я подошел к оконцу и стал глядеть на замок рыцаря Като на другом берегу Мертвого Озера. Снова настала ночь, замок казался черным и мрачным, а единственное окно его светилось, словно злое око, над водами Мертвого Озера.
Подошел Юм-Юм и встал рядом со мной. Мы стояли молча, думая о том, что битва близка.
И тогда Кующий Мечи сказал:
— Скоро пробьет час! Скоро пробьет час! Пробьет час последней битвы рыцаря Като.
Железный коготь
Темные тучи спустились над озером, а воздух звенел от криков заколдованных птиц. Пеной вскипали черные волны, волны Мертвого Озера, по которым вот-вот поплывет наша ладья и, может быть, разобьется об утес неподалеку от замка рыцаря Като.
Кующий Мечи стоял у потайного оконца и смотрел, как я отвязываю утлую ладью. Она была укрыта во фьорде, средь высоких скалистых стен.
— Многое знает рыцарь Като, — сказал Кующий Мечи, — но он не знает, что Мертвое Озеро прорыло путь в мою гору, он не знает о моей тайной ладье у тайного причала.
— Зачем тебе ладья, если ты прикован и не можешь плавать на ней? — спросил я.
— Я вылезаю из оконца и плыву, сколько позволяет цепь.
Кузнец стоял у потайного оконца — огромный и черный, стоял над самым причалом. Было так темно, что я едва мог разглядеть его. Но я слышал, как он смеется. Странно и жутко звучал его смех. Видно, он забыл, как смеются люди.
— Многое знает рыцарь Като, — сказал он. — Но он еще не знает, кого понесет нынче моя ладья по водам Мертвого Озера.
— А есть то, чего не знаешь ты, — сказал я. — Ты не знаешь, вернется ли к тебе твоя ладья. Быть может, уже сегодня ночью она будет покоиться на дне озера. Будто колыбель, станут качать ее волны, а спать в ней будут Юм-Юм и я. Что скажешь тогда?
Кузнец тяжко вздохнул:
— Я скажу одно: спи спокойно, принц Мио! Спи спокойно в своей колыбели, пусть тебя укачивают волны!
Я поднял весла. Кующий Мечи исчез во мраке. Не успели мы миновать узкие ворота, отделявшие тайный фьорд от Мертвого Озера, как я услышал его голос.
— Берегись, принц Мио! — кричал он. — Берегись железного когтя! Держи меч наготове! Не то конец принцу Мио!
— Конец принцу Мио! Конец принцу Мио! — зашептали скалистые стены, окружавшие нас.
Как печально звучал их шепот!.. Но мне некогда было думать об этом, потому что в тот же миг буйные волны Мертвого Озера набросились на нашу ладью и швырнули ее далеко-далеко от горы Кующего Мечи.
— Ах, если бы наша ладья была не такой утлой, — сказал Юм-Юм, — озеро не таким бездонным, волны не такими буйными, а мы не такими маленькими и беззащитными!
О, как бушевали волны Мертвого Озера!
Никогда еще не видел я таких бешеных волн! Они набрасывались на нас, кидали и швыряли ладью все дальше и дальше, навстречу новым яростным волнам. Грести было невозможно. Мы с Юм-Юмом судорожно вцепились в весла.
Но тут с ревом набежала бурная волна и вырвала одно весло; потом, вскипая пеной, набежала новая волна и разбила другое. Пенистые, клокочущие волны до небес вздымались вокруг нас и нашей ладьи.
— Вот и нет у нас весел! — сказал Юм-Юм. — А скоро не будет и ладьи. Когда волны вышвырнут нас на скалы у замка рыцаря Като, она разобьется вдребезги. И тогда нам не нужны будут ни весла, ни ладья.
Со всех сторон слетались к нам заколдованные птицы. Они кружили над нами, крича и оплакивая свою судьбу. Они подлетали совсем близко. В темноте можно было разглядеть их блестящие печальные глаза.
— Ты не брат нашего друга Нонно? — спросил я одну из них.
— А ты не маленькая сестренка мальчика Йри? — спросил я другую.
Но они только глядели на меня блестящими печальными глазами, и в крике их слышалось отчаяние.
Весел у нас не было, а у ладьи не было руля, нас несло прямо к замку рыцаря Като. Туда гнали нас волны, там они хотели разбить нас о скалы. У ног рыцаря Като должны были мы погибнуть. Вот чего хотели волны!
Все ближе и ближе скалы, все ближе и ближе черный замок с его злым светящимся оком, все быстрее и быстрее несет ладью, все яростней катятся волны.
— Теперь, — сказал Юм-Юм, — теперь… все пропало!
Но тут случилось чудо! Только мы подумали, что вот-вот погибнем, как волны присмирели и утихли. Они присмирели, как ягнята. Плавно пронесли они нашу ладью мимо грозных рифов и, тихо покачивая, приткнули ее к подножию черной щербатой скалы у самого замка рыцаря Като.