Литература. 10 класс - Коллектив авторов 16 стр.

В борьбе «дяди с племянником отразилась, – пишет сам Гончаров, – и тогдашняя только что начинавшаяся ломка старых понятий и нравов – сентиментальности, карикатурного преувеличения чувств дружбы и любви, поэзия праздности, семейная и домашняя ложь напускных, в сущности небывалых чувств…».

Александр Адуев отчасти может рассматриваться как ироническое и доброжелательно добродушное, преисполненное ностальгии воспоминание Ивана Гончарова о своих «молодых летах».

Создание романа и его популярность, казалось бы, вполне определили жизнь Гончарова: главное ее содержание отныне – неторопливое творчество. Но привычное течение событий вдруг внезапно прервалось.

Бывшему ученику Гончарова Аполлону Майкову предложили участвовать в кругосветном путешествии. Начинающий поэт отказался, и Гончаров просится на его место. «Я радостно содрогнулся при мысли: я буду в Китае, в Индии, переплыву океаны, ступлю ногою на те острова, где гуляет в первобытной простоте дикарь, посмотрю на эти чудеса… все мечты и надежды юности, сама юность воротилась ко мне. Скорей, скорее в путь!» Писатель с трудом добивается желанного назначения. Осенью 1852 года он отправляется в путешествие на русском военном фрегате «Паллада» в качестве секретаря начальника экспедиции адмирала Е. В. Путятина.

Экспедиция, длившаяся два с половиной года, была серьезной дипломатической акцией, которая позже, в 1855 году, завершилась русско-японским договором. «Описание пути и наших действий я предоставляю сделать Ивану Александровичу Гончарову, который берется представить их в главных чертах, – писал адмирал министру народного просвещения А. С. Норову. – При этом я не могу умолчать, как много я обязан вам за рекомендацию и содействие в назначении г. Гончарова в состав нашей экспедиции».

Два тома очерков, названных «Фрегат «Паллада», охватывают 1852–1854 годы. Гончаров рисует окружающий мир взглядом доброжелательного человека и наблюдательного художника. При этом мы видим и самого автора – милого и трогательного человека, который с огромным трудом принимает решения, с неистощимым терпением переживает бытовое неустройство и, несмотря на трудности, постоянно, неутомимо и благодарно описывает все, что видит и слышит вокруг.

В 1857 году Гончаров завершает роман «Обломов», давно задуманный. Писатель да и все близкие ему люди рассказывают о лете этого года как о «мариенбадском чуде». «Да, сын мой Горацио, – пишет Гончаров И. И. Льховскому из Мариенбада, – есть вещи, о которых не снилось нашим журналистам. Представьте себе, если можете, что я приехал сюда 21 июня нашего стиля и мне было так скучно, что я через три дня хотел уехать… а числа этак 25 или 26-го нечаянно развернул «Обломова», вспыхнул – и 31 июля у меня написано было моей рукой 47 листов. Я закончил первую часть, написал всю вторую и въехал довольно далеко в третью часть… Неестественно покажется, как это в месяц кончил человек то, чего не мог кончить в годы?.. В том и дело, что роман выносился весь до мельчайших сцен и подробностей, и оставалось только записывать его. Я писал как будто по диктовке. И, право, многое явилось бессознательно; подле меня кто-то невидимо сидел и говорил мне, что писать. Как же это случилось, что я, человек мертвый, утомленный, равнодушный ко всему, даже к собственному успеху, вдруг принялся за труд, в котором было отчаялся? И как принялся, если бы вы видели! Я едва сдерживал волнение, мне ударяло в голову, Луиза (горничная. – Авт.) заставала меня в слезах, я шагал по комнате, как сумасшедший, и бегал по горам и лесам, не чувствуя под собой ног…»

Итак, по собственным подсчетам Гончарова, он пишет от 14 до 16 машинописных страниц ежедневно. Три страницы в час! Так создавался роман, герой которого со временем будет поставлен в один ряд с образами Гамлета, Фауста, Дон-Кихота…

В апреле 1859 года завершается печатание романа на страницах журнала «Отечественные записки». Прочитав произведение, Л. Н. Толстой в письме написал: «Скажите Гончарову, что я в восторге от «Обломова» и перечитываю еще раз. Но что приятнее ему будет – это, что «Обломов» имеет успех не случайный, не с треском, а здоровый, капитальный и не временный в настоящей публике».

«Нужно было жить в то время, чтобы понять, какую сенсацию возбудил этот роман в публике и какое потрясающее впечатление произвел он на все общество», – писал А. М. Скабичевский в своей «Истории новейшей русской литературы».

В 1863–1867 годах Гончаров вновь служит цензором (впервые он был на этом посту в 1856—1860 годах). На этой должности он сделал многое для русской литературы и конкретных писателей: способствовал изданию собрания сочинений Пушкина, публикации повести «Муму» Тургенева, включению ранее не публиковавшихся стихов в издание Лермонтова… Но Гончаров был требовательным человеком, и в его адрес звучали и критические строки. Вот одна из пародий Н. Ф. Щербины:

Молитва современных русских писателей

«Еще в дореволюционной биографической литературе, посвященной Гончарову, начал складываться канон, исходя из которого этого писателя принято изображать едва ли не самым «благополучным» из русских классиков XIX века, – пишет Ю. М. Лощиц. – В его облике на первое место выставлялись черты невозмутимости и горацианской уравновешенности… Говорили о тихой мечтательности, о неизменном внешнем и внутреннем спокойствии Гончарова, граничащем едва ли не с равнодушием…

Между тем «благополучного» Гончарова никогда не существовало, и тем более не могло его существовать в 60-е годы, на подступах к «Обрыву».

Вот одно из потрясений, которое тяжко перенес писатель. Речь идет о ссоре с Тургеневым. Гончарову показалось, что тот использовал замысел его «Обрыва» в своих романах «Дворянское гнездо» и «Накануне». Уговоры товарищей не смягчили Гончарова, и для завершения конфликта пришлось устраивать товарищеский, так называемый «третейский», суд, который состоялся 29 марта 1860 года. «Судьи» предложили примирительную формулу: они записали, что совпадения между романами одного и «программой» будущего романа другого вполне естественны, ибо «произведения Тургенева и Гончарова, как возникшие на одной и той же русской почве, должны были тем самым иметь несколько схожих положений, случайно совпадать в некоторых мыслях и выражениях».

Ссора была во многом следствием мнительности, подозрительности Гончарова. Позже, в середине 70-х годов, он написал достаточно обстоятельный очерк, который назвал «Необыкновенной историей». Прочитав его, вы увидите, как трагически глубоко переживал писатель сложившуюся ситуацию.

Однако роман, вокруг которого шли споры, пока еще не был создан. Работа над произведением «Обрыв» растянулась почти на 20 лет. В 1860 году в письме А. В. Никитенко писатель скажет: «Я пишу и листов 16 писано, но пишу или пою, по выражению Шиллера, как поют птицы, то есть как будто без цели, а наслаждаюсь только своей способностью петь, ибо что ни запою, выходит мотив, трель, колено, но выйдет ли песня, кончу ли ее, едва ли, тут уже и начинаются гамлетовские сомнения. Являются на сцену лица, фигуры, картины, но сгруппировать их, найти смысл, связь, цель – этой рисовки не умею, не могу…» В процессе работы был даже такой момент, когда Гончаров написал своему издателю M. М. Стасюлевичу: «Ах, махну на все рукой и умру, но предварительно сожгу все следующие части и вас же попрошу собрать пепел в урну и поставить на моей могиле». И все же: «Этот роман – была моя жизнь: я вложил в него часть самого себя, близких мне лиц, родину, Волгу, родные места, всю, можно сказать, свою и близкую мне жизнь».

Первоначально роман носил название «Художник». Его главный герой – Райский. Талантливый и благородный духом, он – из поколения «лишних людей», которые не доводят свои замыслы до конца прежде всего потому, что неспособны к упорному, усидчивому труду. Однако это лишь нравственная сторона проблемы. Ее масштаб пугал Гончарова: «Кажется, я взял на себя невозможную задачу изобразить внутренность, потрохи, кулисы художника и искусства». При этом автор был убежден, что всякий творческий человек становится в жизни других людей своеобразным объединяющим началом.

Райский родился и вырос в имении со значащим названием – Малиновка. Когда взрослым он вернулся туда, то почувствовал, «какой эдем распахнулся ему в этом уголке, откуда его увезли в детстве». От изображаемого автором деревенского уголка веет чем-то наивно-детским. Богатство описаний предметов, растений, животных, рисующих эту патриархальную картину, создает мифологический фон для главной темы романа – истории любви чистой девушки и ее «падения». «Пойдем вместе туда, на гору, в сад», – зовет Вера, героиня романа, своего возлюбленного. И читателю ясно, что для нее там, наверху – твердыня всего, чему она верит. Там церковь, куда она ходит молиться и где мечтает венчаться с любимым. Однако ее избранник, Марк Волохов, не способен подняться вверх. Он и Веру увлекает на дно обрыва.

Духовной основой жизни для всех героев и для автора стала Бабушка – Татьяна Марковна Бережкова. Она – любимая героиня Гончарова и часто воспринимается как символ старозаветной России.

Однако более действенным героем романа становится политический ссыльный Марк Волохов. Автор не питает к нему симпатий, но, верный своему стремлению быть объективным, показывает его положительные стороны: ум, энергию, наблюдательность. Однако Гончарова пугает умение Волохова подчинить себе других, и автор стремится уверить читателя в том, как вреден окружающим и всей русской жизни такой герой. Его цинизм, нигилизм, резкость в общении и даже избыток демократизма возмущают автора. Но главное обвинение – прямолинейность в отношениях с людьми, презрение к эстетике и вообще к поэтической стороне жизни. Особенно яростно автор обличает проповедь свободной любви, «любви на срок».

«У меня, – писал Гончаров во время работы над последними главами «Обрыва», – мечты, желания и мотивы Райского кончаются, как торжественным аккордом в музыке, апофеозом женщин, потом Родины, России, наконец Божества и Любви… Я боюсь, боюсь этого небывалого у меня притока фантазии, боюсь, что маленькое перо мое не выдержит, не поднимется на высоту моих идеалов – и художественно-религиозных настроений…»

«Обрыв» вызвал множество самых различных откликов, бурную полемику. Сам Гончаров стремился сразу в нее включиться, но в окончательном виде его суждения оформились лишь в 1879 году: в журнале «Русская речь» публикуется статья «Лучше поздно, чем никогда (Критические заметки)». В этих заметках он утверждает: «Я вижу не три романа, а один» – речь идет об «Обыкновенной истории», «Обломове» и «Обрыве».

Хотя, как говорит писатель, в романах нет ни общих героев, ни общих сюжетных линий, «все они связаны одной общей нитью, одной последовательной идеей – перехода от одной эпохи русской жизни… к другой». И эти эпохи представлены достаточно объемно. Герои, характерные для своего времени, – убедительны. С одной стороны – это личности, склонные к идеализированному восприятию мира с порывами к «высокому, великому, изящному» (Александр Адуев, Обломов, Райский), с другой – герои-прагматики (Петр Адуев, Штольц, Тушин) – воплощение всего «трезвого, делового, нужного». Ярко выписаны в трилогии женские судьбы. Мы видим тип патриархальной домовитой женщины (Софья, Пшеницына, Марфинька), а также образы женщин, стремящихся к изменению своей жизни (Наденька, Ольга Ильинская, Вера).

В конце жизни писателя начались болезни, возникли заботы о детях умершего слуги, которые оказались на его попечении. Он пишет А. Ф. Кони: «Боритесь и помните, что жизнь есть – терпение и что спасается и выходит победителем только «претерпевший до конца». Гончаров сумел многое «претерпеть». Он умер 15(27) сентября 1891 года. «На новом кладбище Александро-Невской лавры течет речка, один из берегов которой круто подымается вверх. Когда почил Иван Александрович Гончаров, когда с ним произошла всем нам неизбежная обыкновенная история, его друзья – Стасюлевич и я – выбрали место на краю этого крутого берега, и там покоится теперь автор Обломова… на краю обрыва…» (А. Кони).

Обломов

«Обломов» – центральный роман Гончарова и одно из значительных произведений русской классической литературы XIX века. «Пока останется хоть один русский, до тех пор будут помнить Обломова», – утверждал Тургенев.

«В 1848 году, и даже раньше, с 1847-го года у меня родился план «Обломова», – пишет Гончаров. – Я свои планы набрасывал беспорядочно на бумаге, отмечая одним словом целую фразу, или накидывая легкий очерк сцены, записывал какое-нибудь удачное сравнение, иногда на полустранице тянулся сжатый очерк события, намек на характер и т. п. У меня накоплялись кучи таких листков и клочков, а роман писался в голове…»

В марте 1849 года вышел из печати «Литературный сборник с иллюстрациями», изданный редакцией журнала «Современник», в котором был напечатан «Сон Обломова» с подзаголовком «Эпизод из неоконченного романа». Гончаров хотел продолжить работу, но «все выходило длинно, тяжело, необработанно, все в виде материала».

Более активно работа над романом возобновилась в 1855–1856 годах. В июне 1857 года Гончаров приезжает в Мариенбад. «Постепенный упадок сил, апатия и угрюмость» оставляют писателя, и происходит то, что позже назовут «мариенбадским чудом»: в течение семи недель был создан почти весь роман. Летом 1857 года Гончаров напишет: «Поэма изящной любви кончена вся: она взяла много времени и места… Действие уже происходит на Выборгской стороне: надо изобразить эту выборгскую Обломовку, последнюю любовь героя и тщетные усилия друга разбудить его. Может быть, все это уляжется в нескольких сценах – и тогда хвала, хвала тебе, герой».

Однако доработка первой части, написанной ранее, потребовала от автора напряженных трудов: разрыв между Обломовым первой части и Обломовым всех остальных частей, которые были написаны позже, был заметным.

Зная о неизбежности множества переделок, Гончаров соответственно и организовывал свою работу. Его рукописи – двойные листы бумаги в виде простынь, на одной стороне он писал, вторая оставалась для переделок и вставок. «Рисуя, – пишет он в статье «Лучше поздно, чем никогда», – я редко знаю в ту минуту, что значит мой образ, портрет, характер: я только вижу его живым перед собою – и смотрю, верно ли я рисую… Я спешу, чтоб не забыть, набрасывать сцены, характеры на листках, клочках – и иду вперед, как будто ощупью… У меня всегда есть один образ и вместе главный мотив: он-то и ведет меня вперед – и по дороге я нечаянно захватываю, что попадется под руку… Тогда я работаю живо, бодро, рука едва успевает писать, пока опять не упрусь в стену. Работа между тем идет в голове, лица не дают покоя, пристают, позируют в сценах, я слышу отрывки их разговоров – и мне часто казалось, прости Господи, что я это не выдумываю, а что это все носится в воздухе около меня и мне только надо смотреть и вдумываться».

Бывает, что в своем тексте писатель подчеркивает ключевые слова. Так, в «Сне Обломова» выделены авось, может быть, как-нибудь.

Гончаров тщательно правит текст и после журнальной публикации решительно сокращает материалы. При этом он постоянно думает об активной роли читателя: «Герой может быть неполон: недостает той или другой стороны, не досказано, не выражено многое: но я и с этой стороны успокоился: а читатель на что? Разве он олух какой-нибудь, что воображением не сумеет по данной автором идее дополнить остальное?»

Многим, даже не читавшим роман И. А. Гончарова, знакомо имя Ильи Ильича Обломова. Он обычно представляется ленивым и апатичным человеком, а его образ часто используется как аргумент в попытках уличить русский народ в инертности и непреодолимой лени.

Однако это заблуждение, как показывает писатель, многим дано преодолеть. «Человек поглубже и посимпатичнее, долго вглядываясь в лицо его, отошел бы в приятном раздумье с улыбкой», – пишет Гончаров о своем герое. В чем же может быть причина этого «приятного раздумья» внимательного человека? Обратимся к началу романа.

Внешность, поза, одежда, интерьер, близкое окружение – все вместе рисует облик героя. Мастер создает на наших глазах удивительный по силе обобщения образ. «В Гороховой улице, в одном из больших домов, народонаселения которого стало бы на целый уездный город, лежал утром в постели, на своей квартире, Илья Ильич Обломов». Так уже первой фразой автор обозначает вселенную Обломова: улица – дом – постель. Мы видим «человека лет тридцати двух-трех от роду, среднего роста, приятной наружности», беспечно глядящего на мир темно-серыми глазами. Мягкость «была господствующим и основным выражением, не лица только, а всей души» героя: мягки движения, мягок халат, мягки туфли…

Таким предстает герой на первых страницах романа. В его внешности и манерах нет ничего, что бы смогло оттолкнуть читателя.

Проследим за тем, как создавался портрет героя. Автор исключил из описания внешности Обломова такие строки: «…полный, гораздо полнее, нежели обыкновенно бывают люди в эти лета. Независимо от благоприобретенной полноты, кажется, и сама природа не позаботилась создать его постройнее. Голова у него была довольно большая, плечи широкие, грудь крепкая и высокая: глядя на это могучее туловище, непременно ожидаешь, что оно поставлено на соответствующий ему солидный пьедестал, – ничего не бывало. Подставкой служили две коротенькие, слабые, как будто измятые чем-то ноги»; «Волосы уже редели на маковке». Наверное, убирая эти детали, писатель стремился сделать внешность героя более привлекательной.

Обратимся к еще одному исключенному авторскому рассуждению: «Нельзя сказать, чтобы на этом лице не сквозило ума, только ум, по-видимому, не был самовластным хозяином физиономии Обломова: он, как церемонный гость, приходил, кажется, посидеть у него в глазах, в улыбке, чтобы робко озарить на время покойные черты лица, а потом вдруг, при появлении первой тучки, взбежавшей на лицо от внутреннего волнения, тихонько пропадал, точно так же, как пропадает и гость, пользуясь приходом другого. Ум не отстаивал своей позиции и не боролся с беспокойными пришельцами, он бежал». Итак, герой не склонен демонстрировать свой ум, и автор спокойно исключил свои рассуждения на эту тему, не лишая героя интеллекта, но и не фиксируя на нем внимания читателя.