Так вот Резо возник на веранде и хмуро подумал, глядя на дружка возле лестницы: «Чего это Вовка последние дни дерганый?»
«Действительно, чего?» — подумала я и решила узнать.
Вовка парень крепкий, я бы на его месте не только что дергалась, я б давно на стенку полезла. А он держался молодцом, правда, все вбок смотрел, избегая взглядов дружков, а главное, хозяйских очей. А зря. Вот Резо уже заинтересовался, и хозяин тоже может обратить внимание, потому что вовсе не дурак, это он с виду мужичок-простачок, а мысли в его голове очень даже непростые.
Володя, кстати, это хорошо понимал, отчаянно боялся и портил все еще больше. А я, честно сказать, порадовалась, потому что просто сидеть на чужой веранде мне уже надоело, надо было переводить наши с хозяином отношения в новую фазу, а повода для этого не было.
Я быстренько придумала небольшой план и после обеда принялась его осуществлять. Мы все еще сидели на веранде, Владимир Иванович мне что-то о своей жизни рассказывал, попутно выведывая о моей. Я взглянула на часы и поднялась.
— Мне пора.
— Рано еще, — заметил он. — Или заскучала?
— Нет. Просто дела… вещи надо собрать. Мы уезжаем. Я ведь с вами проститься пришла. — В этом месте я улыбнулась робко и напустила в глаза слез. Не то чтобы они по щекам катились, но зримо присутствовали.
— Куда уезжаешь? — не понял Владимир Иванович. Я пожала плечами.
— Я ведь вам рассказывала…
— Постой, как же так? — заволновался он. — Когда уезжаешь, почему?
— Завтра, в восемь утра.
— Ты мне ничего не говорила…
— Не хотела расстраивать… Я ведь знаю, вы ко мне хорошо относитесь, я чувствую…
— Варя… — начал он и запнулся. — Где этот дом находится? — Он разозлился и даже не пытался скрыть этого.
— Недалеко, километров пятьдесят. Только вы ко мне не приезжайте, — попросила я. — Вы добрый, вам меня жалко станет, только расстроитесь. До свидания, Владимир Иванович, спасибо вам за все. Я пойду, ладно? Мне тяжело прощаться, я потому и молчала… До свидания. — Тут я спустилась по ступенькам и почти бегом направилась к ограде.
— Варя! — крикнул он вроде бы испуганно, а я, не оборачиваясь, помахала рукой.
Протиснулась в наш сад и с трудом отдышалась. «Лицедейка», — хмыкнула я мысленно и пошла к Доку.
— Если будет звонить, трубку не бери, — предупредила я, однако никто не позвонил. Владимир Иванович хоть и сильно переживал, но мужиком был нормальным, в том смысле, что не психом, и понимал, что против судьбы не попрешь. Я устроилась на диване, а Док рядышком и начал приставать с вопросами. Так как в моем плане ему отводилась не последняя роль, пришлось все объяснить. Он слушал, хмурился, но вынужден был согласиться, что ничего другого предложить не может, и только кивнул.
К вечеру я стала смотреть на часы с большим томлением, попробовала читать и не смогла, волновалась я чрезвычайно: если сегодня у меня ничего не выйдет, завтра придется уезжать, а другой возможности подобраться к Папе у меня не будет.
Через полчаса пошел дождь, сначала теплый, неспешный, потом поднялся ветер, стал гнуть березу под окном, небо сделалось свинцовым, полыхнула молния, и начался настоящий ливень.
Я выглянула в распахнутое окно и покачала головой: буйство природы мне в общем-то на руку, как фон для рвущей душу сцены. В этом нет ему равных, лишь бы ливень не спугнул моего старшего друга, и он не остался дома.
В 21.10 я сказала Доку: «Молись за меня, если верующий» — и бросилась вон из дома, причем в своем ситцевом сарафане и босиком, для большей убедительности. Из-за боязни опоздать возле крыльца дорогого друга я появилась рановато, и мне пришлось спрятаться возле соседского забора в густых ветвях сирени, впрочем, улица была совершенно пустынна, вряд ли кто меня заметит.
Я ежилась от холода, топала ногами в образовавшейся луже и с тоской думала: «Точно не поедет», но в этот момент ворота открылись, и появилась огромная черная машина, марки которой я не знала, должно быть, что-то американское, а я бросилась машине наперерез, размахивая руками и крича во все горло: «Владимир Иванович!»
Все-таки он успел ко мне здорово привязаться, потому что машина не только остановилась, но он сам, несмотря на дождь, вышел из нее и даже не подумал о своем костюме, когда я мокрая, точно курица, бросилась к нему на шею.
— Владимир Иванович, — синими губами зашептала я, трясясь и слегка заикаясь (все взаправду, трясучка и синие губы от холода, но он решил, что от волнения, и правильно, я на это очень рассчитывала). — Владимир Иванович, пожалуйста, не уезжайте, я вас очень прошу…
— Варя, — растерялся он и даже попробовал немного отстраниться, но я вцепилась насмерть.
— Владимир Иванович, я не сумасшедшая, так уже было, когда моя мама умерла, я всегда чувствую, и сейчас… ради Бога, не уезжайте, вы не вернетесь, пожалуйста, поверьте мне… — Я рыдала, орала, стараясь перекричать дождь, а Владимир Иванович совершенно обалдел. Из машины выскочили мальчики, но они не знали, что делать, указания не поступали, а оттащить меня под свою ответственность никто не рискнул.
В эту минуту, дождавшись своей очереди, из-за угла возник Док, тоже успевший промокнуть, выглядел он очень разгневанным.
— Сейчас же отправляйся домой! — рявкнул он, подскочив ближе.
— Что случилось? — все еще растерянно спросил Владимир Иванович.
— Она вдруг решила, что с вами что-то случится, — пояснил Док. — Да отпустите вы ее… Я вынужден был запереть ее в комнате, она весь вечер рвалась к телефону вас предупредить, а потом сбежала через окно…
В продолжение его речи я канючила свое, исходила слезами и хватала дорогого друга за руки. Все окончательно обалдели, сцена разыгралась совершенно нелепая и даже дикая. Когда я в очередной раз взвизгнула:
— Он врет, я знаю, я всегда знаю, я не сумасшедшая! — в мозгах Владимира Ивановича промелькнула любопытная мысль, и он спросил:
— Про мать она говорит правду?
— Это совпадение, вы же нормальный человек, вы должны понимать, — рассвирепел Док. — Те случаи просто совпадения, поймите, она не в себе и считает, что может предчувствовать.
— Давайте войдем в дом, — совершенно спокойно заявил Владимир Иванович, чем, признаться, всех удивил. Взял меня за руку, и мы, забыв про машину, бросились к крыльцу, шофер сдал назад в еще незакрытые ворота. Со всех действующих лиц на мраморные плиты стекала вода, однако в холле было тихо, и мы могли говорить спокойно, то есть это Владимир Иванович мог, я же говорить вообще не могла и только держала его за руку. — В чем дело? — спросил он Дока. — Только короче, без ваших медицинских терминов.
— Девчонка решила, что вам грозит опасность, что вы сегодня умрете. Два дня твердила: «Что-то случится», а ближе к вечеру… вы сами видите.
— Вижу. Такое уже бывало?
— Да, — нахмурился Док. — Она больна, я вам рассказывал…
— Так… Но ее предчувствия иногда подтверждаются?
— Я вам уже говорил: совпадения… Не можете вы всерьез думать…
— Да или нет?
— Да. Просто совпадения, — разозлился Док.
— Сколько раз? — перебил его Владимир Иванович. Человеком он был практичным. Док покачал головой, откинул со лба мокрые волосы и вздохнул:
— Да поймите вы…
— Сколько? — сурово спросил мой старший друг, и Док с огромной неохотой негромко пробормотал:
— Всегда… Она… нездорова, а вы разумный человек…
— Помолчите немного! — рявкнул Папа, и Док заткнулся, потому что просьба была выражена таким тоном, что возражений не предполагала.
Охрана пребывала в очумении, а Володя кусал губы. Он, кстати, с хозяином ехать не собирался, появился на шум из недр дома, и сейчас стоял в дверях, усиленно избегая моего взгляда.
Тут неожиданно подал голос Резо, он вообще-то редко баловал общественность переливами своего голоса, а в данной ситуации ему бы и вовсе помалкивать, но именно он открыл рот и меня порадовал:
— Владимир Иванович, не стоит вам ехать.
Владимир Иванович размышлял полминуты, потом кивнул:
— Резо, позвони Андрею… Нет, лучше я сам позвоню, а ты отправь ребят…
Резо кивнул и заявил Володе:
— Поедешь ты.
Не знаю, как тот устоял на ногах, но к машине пошел вроде был немного не в себе, но на это, кроме меня и Резо, вряд ли кто обратил внимание.
Володя и еще двое ребят сели в машину и уехали, а мы остались: я, Владимир Иванович, Док и два охранника. Теперь лишь бы мой дорогой друг не сразу кинулся к телефону.
Я прикрыла глазки и сидела у стены на резной скамейке, мокрая, с синими губами и белым от пережитых волнений лицом. Утомительная это работа — лицедейство, молоко надо давать за вредность.
Наконец-то на меня обратили внимание, точнее, на мой плачевный вид, к этому моменту я уже по стенке размазывалась.
— Варя, — кинулся ко мне Док, само собой, я ничего ответить не смогла и еще больше закатила глазки. Тут и Владимир Иванович малость струхнул и тоже кинулся.
— Владимир Иванович, не стоит вам ехать.
Владимир Иванович размышлял полминуты, потом кивнул:
— Резо, позвони Андрею… Нет, лучше я сам позвоню, а ты отправь ребят…
Резо кивнул и заявил Володе:
— Поедешь ты.
Не знаю, как тот устоял на ногах, но к машине пошел вроде был немного не в себе, но на это, кроме меня и Резо, вряд ли кто обратил внимание.
Володя и еще двое ребят сели в машину и уехали, а мы остались: я, Владимир Иванович, Док и два охранника. Теперь лишь бы мой дорогой друг не сразу кинулся к телефону.
Я прикрыла глазки и сидела у стены на резной скамейке, мокрая, с синими губами и белым от пережитых волнений лицом. Утомительная это работа — лицедейство, молоко надо давать за вредность.
Наконец-то на меня обратили внимание, точнее, на мой плачевный вид, к этому моменту я уже по стенке размазывалась.
— Варя, — кинулся ко мне Док, само собой, я ничего ответить не смогла и еще больше закатила глазки. Тут и Владимир Иванович малость струхнул и тоже кинулся.
— Что с ней? — спросил он тревожно.
— Волнения ей противопоказаны, — пробормотал Док. — Ее надо перенести на диван.
— Давайте в гостиную, — игнорируя заботу Дока, Владимир Иванович лично подхватил меня на руки и поволок в гостиную, но силы малость не рассчитал, мужчина он уже в возрасте, а девушка я довольно тяжелая, хотя на вид хрупкая. Вездесущий Резо пришел хозяину на помощь, и я оказалась на диване.
— Кто-нибудь, — волновался Док, — сбегайте к нам, на кухне возле стола чемоданчик.
Один охранник заспешил под дождь, а остальные участники спектакля таращились на меня. Резо притулился у стеночки, хмурился и сокрушенно моргал ресницами, они у него длинные, что весьма странно при такой величине глаз, Док с Владимиром Ивановичем стояли возле дивана и держали меня за обе руки, причем Владимиру Ивановичу делать это было неудобно, он стоял согнувшись, но неудобств вроде бы не замечал, а главное, начисто забыл о телефоне. Вернулся парень с чемоданчиком, и Док сделал мне укол, успокоительный, что было совершенно нелишне. Охранник, тоже согнувшись, шепнул ему на ухо:
— Я ключи нашел, на столе лежали, дверь запер, мало ли…
Док в ответ на заботу кивнул, а я чуть не фыркнула, хорошо, успокаивающее начало действовать.
— Ее надо уложить в постель, — убрав шприц в чемодан, заявил Док. — Некоторое время она будет спать. — «Уснешь тут», — съязвила я в ответ на его заявление. — Я сейчас подгоню машину…
— Зачем? — влез Владимир Иванович. — Можно оставить ее здесь. Места в доме сколько угодно. И мне будет спокойнее.
— Это… как-то неудобно, — пожал плечами Док.
— А вы наплюйте на всякие там предрассудки. Девчушку надо переодеть и укрыть как следует, вымокла вся, еще простудится. Мне или ребятам делать это неудобно, а вы врач…
Меня перенесли на кровать. Док стянул с меня сарафан, укрыл двумя одеялами и, прошептав на ухо:
— Притворщица, — скрипнул дверью. Как выяснилось позднее, он застал Папу в гостиной за телефоном, но по какой-то причине дозвонился тот не сразу. Спросил у Дока:
— Как дела?
Док неохотно что-то ответил, а Владимир Иванович увлекся вопросами о моем провидческом даре и не торопился перезвонить. А когда позвонил… в общем, удивил друга, с которым съел пуд соли, потому что тот в это время числил его уже в покойниках. Владимир Иванович этого, конечно, не знал, сказал кратко, что сам прибыть не может, и что-то там еще присовокупил. Говорил, по свидетельству Дока, совершенно спокойно и вроде ничего не заподозрил. Док, кстати, быстро вернулся ко мне, потому что в присутствии наших соседей чувствовал себя неуютно.
Где-то через полчаса раздался телефонный звонок, а вслед за этим в доме стало шумно, что намекало на волнение хозяев. Волноваться было с чего, выяснилось, что машину Владимира Ивановича обстреляли через десять минут после того, как мальчики выехали за ворота, машина при этом превратилась в груду металлолома, а двое ребят и шофер в покойников.
Вскоре покойников прибавилось, и первым стал Джинсовый. Папа провел короткое расследование, и соратников в сплоченных рядах убыло. Хотя Джинсовый официально числился без вести пропавшим, но я могла бы указать место его погребения (хотя Толик и хвастал, что никто ни в жизнь не найдет). Кончина Джинсового была примечательная, деталями я интересоваться не стала, дабы ночью не лишить себя приятных сновидений.
Док сидел рядом с постелью и нервничал, говорить боялся, ему мещерились подслушивающие устройства и прочая чушь, от безделья насмотрелся боевиков.
— Док, — позвала я тихо, он вздрогнул и придвинулся ко мне, его лицо в свете настольной лампы выглядело бледным. — Все нормально, — заверила я.
— Хорошо, если так, — вздохнул он и покосился на дверь.
— Теперь все зависит от тебя, — опять подала я голос.
— В каком смысле?
— В прямом. Нас будут проверять, тупому ясно, ты должен опередить события и рассказать мою историю максимально доходчиво, ну и жалостливо, конечно. Чтобы у Папы не осталось сомнений. А если останутся…
— Что? — насторожился Док.
— Значит, смерть у нас будет тяжелой, — хохотнула я.
— Варвара, — он пошел пятнами.
— Да не боись, — утешила я. — Прорвемся, главное, держи себя в руках.
— Черт возьми, — зашипел он. — Зачем тебе все это? Ты и так могла бы посадить этого Папу.
— Ну, Док, — обиделась я. — Просто посадить неинтересно, ты же романтик, наслаждайся ситуацией…
— Ничего себе наслаждение, — разозлился он.
— Ладно, — похлопала я его по руке. — Ты все знаешь, все можешь, и я уверена: у тебя получится. Постарайся… Конечно, история наша выглядит подозрительно, но ничто нам не мешает отыграться в свою пользу. Так что не сиди здесь, а иди действуй.
— Сейчас?
— Конечно. А чего ждать? Когда Папа узнает, что меня несколько раз навещал Орлов? Или то, что я по казино шаталась, деньги проигрывала?
— Думаешь, он узнает?
— Конечно, если захочет. А он захочет, потому что, если я ничего не путаю, решил оставить меня в своем доме. Но узнает он не сразу, у нас есть время все правдоподобно объяснить. — Видя, что Док перепугался еще больше и вроде как охвачен столбняком, я его поторопила:
— Иди, Док, работай. Очень прошу, постарайся ради нас.
— Господи… — покачал он головой, но поднялся и пошел к двери. Взявшись за ручку, обернулся и посмотрел на меня.
«Ты сумасшедшая», — произнес он отчетливо, правда, мысленно, вслух психам такое не говорят.
Док ушел, а я задремала. Далее происходило примерно вот что: Док обнаружил хозяина в гостиной в крайнем волнении.
— Владимир Иванович, — сказал он. — Варя спит, я сделал ей укол, и ночь пройдет спокойно, хлопот от нее не будет.
— О чем разговор? — вроде бы обиделся Владимир Иванович. — Как там она?
Док пожал плечами.
— После таких приступов у нее всегда наблюдается упадок сил, депрессия, сонливость… Все в пределах нормы… Я заберу ее завтра в восемь утра… Всего доброго. — Док направился к двери, но хозяин его остановил:
— Леонид Андреевич…
— Да? — Док умудрился выглядеть очень впечатляюще, несмотря на дикий страх.
Светило медицины, да и только.
— Я хотел с вами поговорить о Варваре, — неуверенно начал Владимир Иванович, а Док вроде бы удивился.
— Я вас слушаю.
— Вы лучше сядьте. Разговор-то непростой, на ходу начинать его не стоит…
Само собой, Док сел в кресло и уставился на хозяина. Тот прошелся по комнате, размышляя, потом со вздохом спросил:
— Вот вы врач, скажите честно, ей обязательно в психушку?
— Послушайте, — обиделся Док, — какая психушка? Она едет в дом инвалидов…
— И что там за инвалиды? Знаю я эти дома, — хозяин неожиданно разозлился и даже рукой махнул с досады. — Хуже тюрьмы. Колотить будут да всякой дрянью колоть, пока совсем не свихнется. Девчонка красивая, обязательно паскуда найдется, кто-нибудь из персонала или еще кто… скажет, дурочка, и… — Папа подошел к столу, торопливо налил себе водки в рюмку и выпил, малость успокоился, предложил Доку:
— Хотите?
— Нет, спасибо… — Док пожевал губами и сказал:
— Ваши чувства мне понятны, к сожалению, порядки в таких заведениях далеки от совершенства, хотя у нас была возможность выбрать, и этот дом самый лучший. Я буду навещать Варю, и если… Сразу же приму меры.
— Почему она должна ехать? — задал свой вопрос Владимир Иванович, может, сформулировал его не совсем ловко, но Док, конечно, понял.
— Потому что у нее нет никого, кто мог бы о ней заботиться. Потому что она должна находиться под наблюдением врача.
— Вы врач, — напомнил Владимир Иванович.
— Да, но я не имею возможности держать ее у себя. Мне надо работать, деньги, которые у нее были, подходят к концу и…
«Конечно, — зло подумал Папа. — На ее денежки ты вволю погулял, а теперь девчонку в психушку», — но вслух произнес: