– Не имеете права! – судорожно воскликнула Вера.
– Не тревожьте соседей. – Китаец ловко надел один «браслет» на ее правую руку, а другой пристегнул к решетке, поддерживающей перила. – Не советую вам шуметь, иначе мне придется рассказать им, при каких обстоятельствах я застукал вас здесь.
Не обращая на секретаршу внимания, он занялся ящиком и вскоре вынул из него обычный почтовый конверт. Сложив «инструмент» в сумку, он освободил Веру от наручников и, плотно обнимая ее, повел к машине.
– Сейчас мы немножко побеседуем, – шепнул он ей на ухо, – вы расскажете мне, какое отношение имеете к этому посланию.
Усадив онемевшую Веру в салон, Китаец запер за ней дверку и сел за руль.
– Я вас слушаю, – повернулся он к остолбенело смотрящей в пустое пространство Вере.
Китаец не спеша вскрыл конверт. Обратного адреса на нем не было. Вера очнулась, дрогнула и снова уставилась в окно.
Из конверта Китаец извлек несколько фото девять на тринадцать. На всех Екатерина фигурировала в объятиях одного и того же молодого человека. Лица парня видно не было, зато Екатерина узнавалась сразу. Пара фотографий могла запросто послужить иллюстрациями к какому-нибудь порножурналу.
«Профессиональные фото», – отметил про себя Китаец.
Он не поморщился, но и не стал особо рассматривать. Его внимание скорее привлекли те фотографии, на которых были видны фрагменты обстановки квартиры, где происходило действо.
На обороте одной фотографии он прочел: «Если не хочешь, чтобы эти фотки попали к Грише, не позднее двадцати ноль-ноль третьего апреля принеси в камеру хранения пять тысяч долларов. Ячейка номер триста семь на железнодорожном вокзале. Получишь негативы. Шифр ячейки– А333, оставишь таким же».
– Интересно, – усмехнулся Китаец, ознакомившись с содержанием требования, – каково ваше участие во всем этом?
Он включил скорость и надавил ногой на акселератор. «Массо» плавно тронулся с места.
– Давай договоримся так, – устав обращаться к каменной стене, перешел он на «ты» и на менее гуманный тон, – я сейчас еду в отдел, сдаю тебя, сдаю эти фото…
– Хорошо, – дрожащим голосом проговорила Вера, – если я расскажу…
– Обещаю обдумать, что можно сделать, – уклончиво ответил Китаец. – Это твой знакомый? – ткнул он в парня на фото.
Вера кивнула.
– Уже хорошо. Как его зовут и как мне его найти?
– Зачем? – бессмысленно завращала она глазами.
– А что, если он причастен к смерти Екатерины?
– Вешников Максим. Он живет на улице Лермонтова. Но он ни в чем не виноват, – запротестовала Вера.
– Посмотрим. А кто снимал?
– Мой брат, – глухо проговорила Вера.
– Вот как? И как же мне с ним встретиться?
– Я позвоню ему. Завтра он будет в «Орихидее».
– А сегодня это никак нельзя сделать? – проявил настойчивость Китаец.
– Он на занятиях, а потом – тусовка. Дома будет за полночь.
– Тогда мне нужен твой адрес.
Вера продиктовала. Ее возмущение сменилось безучастной подавленностью и заторможенностью.
– Твой брат – профессиональный фотограф?
– Нет, но он посещает фотошколу.
– Инициатором шантажа была ты? – сухо спросил Китаец.
Вера отрицательно покачала головой.
– Я просто рассказала о похождениях Катьки, а он предложил мне заработать деньги на этом.
– Вешников – его приятель?
– И мой парень.
Китаец присвистнул.
– Значит, такой вот треугольник. А где проходили съемки?
– На квартире у нашей бабушки.
– Бабушка входила в долю? – иронично посмотрел на Веру Китаец.
– Нет, она парализованная.
– Очень удобно порой иметь парализованных родственников. Ладно, прости, – добавил Китаец, увидев, как задрожали губы у Веры.
– Это первое и последнее письмо, – тихо проговорила она.
– А видеокассета?
– Какая видеокассета? – округлила глаза Вера.
– Которую вы послали Олегу Сорокину в офис, – Танин пристально посмотрел на свою собеседницу.
– Не знаю я ни о какой видеокассете… – недоуменно сказала Вера.
– Может, ребята тебя не просветили, решили проявить самодеятельность? – не без издевки произнес Китаец.
– У нас нет камеры, – решительно возразила Вера, – да это вообще не входило в наши планы. Не думайте, ребята – никакие не преступники. Нормальные парни… -… придумавшие способ немного заработать?
Вера понуро посмотрела на Танина и вздохнула.
– Как все было организовано?
– Я показала Максиму Катьку, он с ней познакомился, сводил ее в ресторан, привел к нам, то есть к бабушке. Катька совсем отключилась. Пьяная была вусмерть. Ну, а Колька, мой брат, сидел в комнате бабушки. Потом Макс сделал ему знак, он и стал снимать.
Вера стыдливо потупилась.
– А ты где была?
– Дома.
– Весело, – усмехнулся Танин. – И что было потом?
– Ничего. Сразу после съемки Колька с Максом отвезли ее домой. Катька больше с Максом не встречалась…
– Она случайно не догадывалась, что ее вздумали шантажировать?
– Кажется, нет, – пожала плечами Вера.
– Вы думали, что она примет ваше предложение?
– Да просто действовали на авось, – горько усмехнулась Вера.
– И когда запахло жареным, испугались?
– Было.
– Это ты сказала ментам, что я расследую это дело? – разочарованно посмотрел он на нее.
Вера грустно кивнула.
– Спасибо, – саркастично сказал Танин. – Предупреди брата, что я хочу с ним поговорить. Пусть не прячется, все равно найду. Кстати, где он был позавчера утром с семи до девяти?
– У своей подружки. Она в коммуналке живет на Мичурина.
– Точнее?
– Дом двадцать два, квартира пять.
– Как ее зовут?
– Нина Акопян.
– Армянка? – Танин вопросительно посмотрел на Веру.
– Наполовину, – кивнула она, – ее отец был армянином.
– Что значит «был армянином», – Китаец прищурил глаза, – он что, сменил национальность?
– Он погиб в автокатастрофе.
– Понятно.
Китаец достал записную книжку и записал все продиктованные Верой адреса.
– Надеюсь, ты говоришь правду, – он внимательно посмотрел на Веру. – А Максим где был в то утро?
– Дома, наверное.
– Итак, – решил подытожить Танин, – с твоим братом я завтра встречусь в «Орхидее»… лучше с утра. Я позвоню тебе, и ты мне скажешь, когда он подъедет. А с Максимом я постараюсь поговорить сегодня.
Он затормозил у салона красоты. Вера выпрыгнула из машины.
– А это, – Танин махнул конвертом, – я оставлю у себя.
Вера поспешила войти в помещение.
* * *
Танин двинулся к центру. Он решил пообедать в каком-нибудь тихом кафе. Остановил машину у «Жар-птицы». Пока пухленькая, но юркая официантка выполняла его заказ, он выкурил пару сигарет – в кафе, слава богу, курить разрешалось.
Неожиданная встреча с секретаршей «Орхидеи» настроила его на оптимистический лад. Несмотря на ее показания, на уверения, что-де, парни нормальные и ничего другого, кроме невинных фоток, не предпринимали, он склонен был думать, что не кто иной, как эти парни, и отправили видеокассету Олегу. Правда, на кассете фигурировал другой «любовник», но это сути дела не меняло.
Может, решили действовать на два фронта? А почему бы нет? Тогда они должны были знать того самого блондинчика, о котором ему рассказала Боженова и которого он имел счастье лицезреть на присланной Олегу пленке.
Что же произошло, задавался вопросом Китаец, в клане шантажистов, что повлекло за собой смерть Петрушенко? Он был почти уверен, что гибель последней явилась непредвиденным результатом деятельности парней. Кто-то из них, боясь разоблачения, убил ее. Значит, Петрушенко что-то пронюхала. Но могла ли она это сделать за такое короткое время?
Судя по текстам, сопровождающим видеокассету и фотографии, это действительно первая попытка шантажа. Если бы было иначе, угрозы показать компромат Мозелу отсутствовали бы. Жертва в случае повторной попытки должна была бы знать, о чем идет речь, что намеревается предпринять шантажист, если она не заплатит ему.
Китаец рассеянно посмотрел на принесенный бифштекс.
В зал вошла молодая пара. Невысокий полноватый субъект в очках и девушка с короткими темными волосами. Одного взгляда на нее Китайцу хватило, чтобы вспомнить о Саше. Черные бархатные глаза таинственно замерцали на самом дне его души. Интересно, кем ей приходится Сорокина? Может, родственницей?
Иногда он ловил себя на мысли, что красивые женщины, возбуждая в нем желание, в то же время и усыпляли его. Вдали от них он хотел обладать ими, очно же не знал, зачем вообще придуман весь этот ритуал с постелью, когда вполне достаточно просто смотреть на красивое лицо, зрительно наслаждаясь каждой его черточкой. Лицо настолько подавляло его, что он недоумевал, что ему делать с телом. Вернее, знал по опыту, но физическое обладание в момент созерцания дивного лика казалось ему если не святотатством, то пустой тратой времени. Он вспоминал Платона, видевшего в Эросе в первую очередь философский концепт, возможность универсальной гармонизации мира, и не мог не согласиться с гениальным греком.
Хотя иной раз стоило ему прикоснуться к коже, волосам или даже краю одежды такой вот красотки, кровь в нем вскипала, и он забывал о Платоне, визуально-церебральном удовольствии а-ля Сальвадор Дали и погружался в море плотских наслаждений.
Нехотя поглощая обед, Китаец отогнал смутные видения и попытался как-то рассортировать имеющиеся у него факты, касающиеся смерти Петрушенко. Андрей Долгих ушел из квартиры Бергер около семи часов утра. Катя, как он утверждает, в это время была жива. Когда Танин беседовал с Андреем, он был уверен, что тот говорит правду. Да и зачем ему было врать? Знал он Катю недолго, из квартиры ничего не пропало… «Нет, это не Долгих, – решил привыкший во всем сомневаться Китаец, – ты это уяснил для себя еще вчера».
Поехали дальше. Вика Бергер вернулась домой в восемь тридцать и обнаружила подругу с ножом в груди. Получается, Петрушенко убили между половиной седьмого и девятью часами. Но Долгих сообщил, что, когда он уходил, Катя была уже одета и тоже собиралась домой. Но не успела. Почему она открыла убийце дверь? Вот в чем вопрос. Может быть, знала его? Вообще, у Китайца сложилось мнение, что покойная при жизни была довольно безалаберной особой. Можно было даже сказать – рискованной. Что, она сама искала острых ощущений или просто не задумывалась о возможных последствиях? Скорее всего – второе.
Значит, она открывает дверь – и ее убивают. Без шума, без драки. Единственный удар ножа. Кто мог это сделать? Гриша Мозлов? Ничего вразумительного о том, где он находился в момент убийства, он не сказал. Конечно, он мог узнать, что его подруга встречается с другим мужчиной, но, судя по Грише, он скорее убил бы соперника, чем неверную подругу. Впрочем, и первый вариант тоже не исключается. Тот факт, что его отпустили из милиции, ничего не значит. Он мог просто-напросто откупиться, и его дело спустили на тормозах. Выходит, что он все еще остается в числе подозреваемых. Его появление в офисе у Олега может быть обычной игрой.
Теперь можно поразмышлять о видеокассете и фотографиях. В обоих случаях речь идет о шантаже. В последнем даже известны все его участники. Придется ими тоже заняться, посмотреть в глаза. Если кто-то из шантажистов замешан в убийстве, это будет нетрудно выяснить. И в том, и в другом случае для передачи денег предполагалось использовать ячейку камеры хранения на железнодорожном вокзале. И фотографии, и кассета присланы по почте. Только вот адрес на конверте и послание на фото написаны от руки, а адрес на бандероли и сопроводительная записка отпечатаны на принтере. И еще, в случае с видеокассетой есть некоторые «но». Почему, например, ее прислали Олегу, а не Кате? И аппетит у «видеошантажиста» существенно превосходит претензию фотолюбителей.
«Разыгрался аппетит?» – возник в голове Китайца известный слоган. Может, и разыгрался, хотя оба послания отправлены почти в одно и то же время. Многое было не ясным. Вернее, известно было только то, что Петрушенко убита. Китайцу показалось, что он барахтается в плотном тумане или пытается выбраться из огромной кипы ваты. Он отталкивается руками и ногами, но они проваливаются, и он остается на месте и даже проваливается еще глубже. Было несколько путей, по которым можно было двигаться, но ни один не казался ему правильным. От его оптимистического настроя не осталось и следа.
* * *
Осмотр квартиры Петрушенко Танин решил отложить на более позднее время. Он быстро покончил с обедом и отправился в контору. Там на полке, завернутые в красный шелк, лежали атрибуты для гадания по методу «И-Цзын». Правда, гаданием этот ритуал называла Лиза, Китайцу же больше нравилось говорить об этом как о прорицании или предсказании.
Предупредив Лизу, чтобы не беспокоила его, он прошел в кабинет, сел к столу и расстелил на нем красный шелк. После чего расслабился и принялся размышлять о создавшейся ситуации. Когда мысли успокоились, он взял в руки ду – небольшой бамбуковый футляр, в котором находились три монеты и, встряхнув его, бросил монеты на стол. После трех бросаний у него получилась нижняя, или, как ее называют, внутренняя, триграмма Ли. Затем он бросил монеты еще три раза и получил верхнюю, или внешнюю, триграмму Гэнь. Заглянув в «И-Цзын», он нашел соответствующую гексаграмму, которая называлась Би.
«Гора вверху. Огонь внизу. Изящество», – прочел он рядом с гексаграммой.
Комментарий к окну гексаграммы гласил следующее: «Тележка, которую толкают, означает продвижение по службе, содействие».
Символ означал: «Светить во всех направлениях».
Далее шел собственно текст гексаграммы: «Изящество. Успех в мелочах. Благоприятное время для каких-нибудь действий».
Подвижным или изменяемым была шестая черта, ее называют в «И-Цзыне» яо. К ней был дан отдельный комментарий: «Ищущий истину может легко потеряться, столкнувшись со слишком большим выбором».
Отдельные комментарии «И-Цзына» не нуждались в толковании, они прямо, как, например, последний, говорили, на что в данный момент нужно обратить особое внимание. Действительно, выбор у Китайца был. Нужно было выяснить, где были в момент убийства брат и приятель Веры, что в это время делал Гриша, заглянуть в Катину квартиру, пообщаться с Сашей. Были и другие мелочи, которые он пока не учитывал.
Просмотрев все комментарии, Танин решил, что действует правильно и его растерянность вызвана лишь обилием возможностей. В то же время «И-Цзын» говорил, что для действий время благоприятное, значит, передышку себе давать еще рано. Необходимо шаг за шагом отработать все направления и уж потом думать о дальнейших мерах. Возможно, к тому времени все уже выяснится.
С другой стороны, предсказывался успех в мелочах, а не в главном, а из этого можно было сделать вывод, что он только в самом начале пути.
Он сложил монеты в футляр, завернул его в шелк и положил на полку. До встречи с Сашей времени еще оставалось прилично, и он отправился к Нине Акопян, подружке Вериного брата.
– Ты куда? – Лиза подняла голову от компьютера.
– По делам, – улыбнулся Китаец. – Буду завтра утром. Можешь сегодня уйти домой пораньше.
– Спасибо, – кивнула Лиза и снова уткнулась в монитор. – Кстати, – окликнула она его, когда он уже открывал входную дверь, – скоро десятое число.
До десятого полагалось сделать все платежи, и Китаец хорошо знал это. Лиза же примерно за неделю до наступления срока начинала капать ему на мозги.
– Кажется, у нас что-то есть на счету, – пожал плечами Танин.
– Больше ста тысяч, – подтвердила Лиза.
– Ого! – воскликнул он, словно только что узнал об этом. – Ну так готовь платежки, я подпишу.
– Я уже все приготовила. – Она полезла в ящик стола за документами.
– Завтра, завтра, – махнул он рукой и вышел во двор.
ГЛАВА 8
На улице было относительно тепло, но сыро. Поежившись, Китаец запахнул куртку. Снег сошел. Под ногами можно было созерцать на выбор высохшие кочки, невысохшую грязь и сухой пыльный асфальт. Кое-где на газонах и в старых дворах, вроде того, где находилась контора Китайца, проглянула прошлогодняя трава, говорящая, что настоящая весна не за горами, но в основном земля, асфальт, деревья и дома были словно выкрашены серой краской разных тонов. Небо тоже выглядело сплошной серой тряпкой.
Танин удобно устроился на сиденье «Массо», закурил и тронулся с места. До улицы Мичурина было не больше шести-семи кварталов по прямой, затем требовалось повернуть налево, но по самой улице можно было двигаться только в одну сторону. Для того чтобы добраться до дома номер двадцать два, пришлось сделать небольшой крюк. Танин остановил джип возле одноэтажного кирпичного строения, вышел из машины и направился к дому. Вход был со двора. Чем-то этот двор напомнил Китайцу тот, откуда он только что выехал.
Он нажал на кнопку звонка, закрепленного на косяке деревянной двери, выкрашенной темно-синей масляной краской. Вскоре послышались шаркающие шаги, и на пороге возникла высокая дама в пестром шелковом халате, с полосатым полотенцем на голове и сигаретой в зубах. Ей можно было дать около сорока, но мощные жировые складки на шее заметно старили ее.
– Вам кого? – не вынимая сигареты изо рта, спросила она.
Ее подозрительный взгляд пронзил Китайца насквозь. У него даже защекотало в желудке. «Тебе бы на оперативную работу в органы», – усмехнулся он про себя.
– Мне Нину Акопян, – выдавив слабую улыбку, произнес Танин.
– Акопян – три звонка, – тетка помедлила секунду и попыталась захлопнуть дверь.
– Может, я пройду, раз уж вы открыли? – Китаец не без труда придержал дверь рукой.
– Я вас не знаю, – фыркнула тетка, – шляются здесь всякие. Может, Нинки и дома-то нет…
– Давайте посмотрим вместе, – предложил Китаец, протискиваясь между косяком и тучными телесами.
Его обдало жареным луком и чесноком, за что он тут же окрестил тетю чандалой. Этим презрительным именем в Индии называли когда-то касту отверженных, неприкасаемых, единственной пищей которых были лук и чеснок.