– Спросим, – согласился я. – Со всех спросим, по всей строгости закона.
– А еще есть у нас местный дурачок, Мишкой-Стрельцом звать, – продолжала старая сплетница, хотя мне хотелось расспросить ее поподробнее о кузнеце Ермольнике. – Он к водонапорной башне приставлен, сторожем. Ты его по рыжей шевелюре узнаешь. Так ведь тоже додумался – деньги брать за вид сверху. А как же, бизнес! Но балагур, смех!..
– Посмеемся.
– У озера рыбаки живут, с ними дружить надо, у них лодки, рыба. Пекарь наш тоже персона важная, хлебная. Хочешь не хочешь, а лишний раз поклонишься. Продавщица магазина Зинаида – также не из последних будет. Возьмет и закроет на замок лавку, вот и кукуй без продуктов.
– Подружимся. Со всеми, тетушка.
– Но у нее горе сейчас страшное: сына арестовали где-то в Мурманске, за убийство. Матросом он был. И говорят даже, что приговорили к пожизненному. Но… – Тут тетушка вновь снизила голос до шепота. – Слух пошел, будто бы убег он. Да в наши края и подался. Если так, то не приведи Господь! – Она перекрестилась, не позабыв и о рюмке с наливкой.
Я тоже не отставал. Тут вскоре и вторая бутылочка появилась. А я уже чувствовал себя не то чтобы пьяным, но каким-то туманным, плывущим в дрему. Но до меня смутно продолжал доноситься голос тетушки Краб:
– Газетчик, который иногда в киоске сидит, Дрыновым кличут, тот вообще помешанный. Духов вызывает заклинаниями…
– Спирит, что ли? – спросил я сонно.
– А? Нет, спирт не пьет, трезвенник. Язва у него… А вот что тебе интересно будет – так то, что появляется у нас иногда по ночам девушка красоты неописуемой, и никто не знает, откуда она, да и живая ли вообще. Ее так и прозвали: Девушка-Ночь.
– Что же она вытворяет? – поехидничал я. – Кровь пьет?
– А ты не смейся, не смейся! Не дай бог, встретишь ее ночью. Она так тебя в себя влюбит, что ни о ком другом думать не будешь… Постой, а ты женат ли?
– Женат, тетушка, женат. И приедет моя половинка через неделю. Так что твоей Девушке-Ночи, красавице этой, надо поторопиться. А то моя Милена ей глаза-то повыцарапает.
– Тьфу на тебя! Не веришь, а я правду говорю. Ведет она своего избранника к Волшебному камню, твердит ему слова, которых он и слышать не слыхивал, и любят они друг друга до исступления…
– И многих она так… защекотала до смерти? – я хотел рассмеяться, но почему-то не получилось, словно смех застрял в горле.
– Были, были молодцы, да сплыли, – загадочно ответила тетушка Краб. – Один умом тронулся, другой с водонапорной башни сиганул. А третий и вовсе сгинул. Наверное, в болоте.
– Где же этот Волшебный камень находится?
– У болота и лежит. Неподалеку от дома Арсения. Твоего теперь дома.
– А не сходить ли мне к нему прямо сейчас?
– Толку-то? Она сама тебя должна к нему подвести. Да и не шути ты так на ночь-то глядя.
Тетушка Краб продолжала говорить, а я, думая о Волшебном камне и Девушке-Ночи, медленно погружался в сон. Странные, застывшие картинки, словно кто-то крутил диафильм, вспыхивали в моем отключающемся сознании. Они начали мелькать все быстрее и быстрее, пока не слились в какую-то фантасмагорическую панораму, охватившую разом всю Полынью, где стены и крыши домов стали прозрачными, а я, невидимый, плыл над поселком и видел тайную жизнь всех, кого упомянула тетушка Краб. И жизнь их была весьма и весьма любопытна…
Потом я заметил плывущую рядом со мной Девушку-Ночь, она действительно была прекрасна, и мы покинули эту землю, взмыв вверх, к звездам. Одна-единственная хрустальная звезда была наша, там мы должны были окончить наш воздушный путь.
– Вадим, – шептала мне Девушка-Ночь. – Вадим! Ты любишь меня?
– Люблю, – отвечал я, плененный ее неземной красотой.
– А я тебя – нет! – и лицо ее вдруг исказилось до неузнаваемости, приобрело смертельные черты покойницы.
А я, кажется, закричал от страха…
– Вадим! – повторяла тетушка Краб, тормоша меня за плечо. – Чего кричишь? Приснилось что? Да ты, вижу, совсем скис, дружочек.
– А? Сморило меня… Больно хороша наливочка-то. Ну, так что там дальше было? – Я протер глаза.
– Где? Я тебе про электрика нашего рассказывала.
– Да шут с ним! Я к вольтам как-то не очень… Меня Девушка-Ночь интересует. Когда она последний раз появлялась?
– Будет тебе о ней думать! Еще накличешь на ночь. Ты, вижу, совсем с ног валишься. Давай-ка я тебе где-нибудь здесь постелю, ты и поспишь до утра. В обжитом-то доме и сон крепче.
– Нет, тетушка. – Я поднялся. – Пойду в свой.
Произнеся это слово, я впервые осознал, что у меня есть наконец-то свое собственное жилище.
– А не забоишься?
– Еще чего! Дураков нечистая сила не трогает. Они сами кого хошь заломают.
Уже на пороге, когда тетушка Краб перекрестила меня, я вдруг вспомнил, о чем хотел еще спросить ее.
– А кто такая Аленушка, девчушка с синими глазами? И с котом Крысом.
Лидия Гавриловна улыбнулась, прямо расцвела на глазах.
– Это дочка нашего батюшки, отца Владимира. Умница. Общая любимица. А ты где это ее встретил?
– Так… – махнул я рукой. – Довелось.
Потом попрощался, мы снова обнялись и почеломкались, и я пошел к своему дому, который белел в лунном свете метрах в трехстах отсюда.
Липы тянулись вслед за мной по обе стороны тропинки, как почетный эскорт. Я слегка покачивался, а один раз чуть не упал, споткнувшись о вылезшую на моем пути корягу. Это была явно не Девушка-Ночь. В голове все еще шумело.
Мне вдруг непреодолимо захотелось лечь на землю под каким-нибудь деревом, свернуться калачиком и заснуть. Но это желание неожиданно так же быстро прошло, и я из озорства загорланил на весь поселок дурацкую песню на слова собственного сочинения:
На этом поэтическое вдохновение покинуло меня, и я грустно пошел дальше, огорчаясь, что мне не дано писать так же, как, например, Афанасий Фет. И тут вдруг что-то белое мелькнуло рядом, между липами. Мелькнуло и спряталось. Я остановился, вглядываясь в деревья.
– Эй! – тихо позвал я и подождал минуты две. Но вокруг скопилась тишина и темень. И все же я знал, что кто-то следит за мною.
– Ну не хотите – как хотите! – громко произнес я и пошел дальше.
Меня не покидало ощущение, что кто-то продолжает двигаться параллельно со мной, прячась за цветущими липами, от запаха которых слегка кружилась голова. И еще я чувствовал, что меня изучают, как некий любопытный экземпляр, словно я – непонятный зверек, к которому и хотят, но не решаются приблизиться. Подойдя к дому, я обернулся и крикнул в лунную пустоту:
– Ладно, будем считать, что знакомство состоялось!
Потом толкнул незапертую дверь (я позабыл это сделать, отправляясь к тетушке Краб), еле добрался до своей комнаты номер пять, пройдя не через зал, что было бы гораздо проще, а блуждая по другим помещениям. Совершив, таким образом, обходной маневр, я бросился наконец-то на кровать и отключился.
Спал я, наверное, часа три. Крайне мало. А вот что меня разбудило, так это ледяной холод, словно мое тело засыпало снегом. Я приподнял голову – сквозь открытое окно лился волшебный серебристый лунный свет. «Странно, – подумалось мне. – Я точно помню, что окно было закрыто». Дверь также была распахнута настежь, как бы приглашая в черный провал. Я чиркнул спичкой, но она тотчас же потухла: по комнате гулял сквозняк.
И тут я услышал не только скрип половиц, но и явные шаги, которые раздавались где-то поблизости. То ли в коридоре, то ли в зале. Осторожные такие шажки, словно кто-то подкрадывался (или, наоборот, удалялся?). В этом доме, полном шорохов и скрипов, трудно было сообразить сразу, кто, где находится и куда идет.
А из-за причудливого расположения комнат, когда дважды можно было попасть в дом, подвал и на чердак и шесть раз в зал, не считая того, что все жилые помещения еще и соединялись друг с другом через коридор, – вообще гоняться за предполагаемым посетителем можно было хоть до утра. «Дедуля соорудил настоящий лабиринт, – с тоской подумал я. – Здесь хорошо в прятки играть да в салочки. Или придумать новую игру: «Найди мой труп, или умрешь сам». Черт-те что в голову лезло.
Я больше не слышал шагов, но все же поднялся с кровати, поискал в рюкзаке свой фонарик, взял в руку один из мечей и, как Гуго де Пейн, первый Великий магистр Ордена тамплиеров, ринулся на поиски сарацин. Я кружил по всему дому, открывал одну комнату за другой, несколько раз проходил через зал, спускался в подвал по одной лестнице и поднимался по другой, забирался на чердак, но неуловимый противник словно насмехался надо мной. Иногда мне слышались его шаги и даже где-то хлопали двери, а порою казалось, что я схожу с ума, поскольку вокруг стояла мертвая тишина.
Но я чувствовал, что это существо притаилось за моей спиной. Несомненно одно: если я гонялся не за тенью, а за реальным человеком, он знал дом гораздо лучше меня. Наконец, я устал от этих бесполезных поисков, вернулся в свою комнату, крепко затворил обе двери, закрыл окно и лег на кровать, продолжая сжимать рукоять меча. Но спать уже не хотелось. Мысли мои блуждали вокруг этого проклятого дома. Какого дьявола дед нагородил тут столько входов и выходов? Не жилище, а шарада какая-то. Нормальному человеку спокойно жить тут невозможно.
Но ответить на мой вопрос мог бы только сам дед. Надо было приехать к нему, когда он меня звал. А какого хрена он полез в начале марта в это озеро? Конечно, дед обливался ледяной водой даже в морозы, но… Но! Я чуть не подскочил на кровати. Мое сознание пронзила простая и очевидная мысль: ведь дед не умел плавать! Я вспомнил эпизод из детства, когда мы стояли на берегу Останкинского пруда, кругом плескались ребятишки, а дедуля не позволял мне лезть в воду, потому что… потому что и сам не умел плавать.
Но это означает, что его, возможно, сбросили с лодки в воду… Убили, утопили. Да, несомненно. И сделал это кто-то из жителей поселка. Или несколько человек. Скорее всего, двое или трое. Ведь дед был необычайно силен, даже несмотря на свой преклонный возраст. Сделав такое умозаключение, весьма похожее на правду, я сел на кровати и стал раскуривать сигарету. Я понял, что мне необходимо двигаться в этом направлении: выяснить, кто преступник. Найти убийцу или убийц. Обязательно. Иначе мне будет грош цена и я буду недостоин носить звание его внука. Я непременно должен это сделать, хотя бы ради памяти деда. И я решил прямо с утра начать свои поиски, заняться расследованием смерти Арсения Прохоровича Свирнадского. Но делать это негласно, чтобы не привлечь внимание преступников. Ведь злодеи все еще тут, в Полынье. И еще неизвестно, как они поведут себя, обнаружив мое пристальное любопытство к ним. Не повторить бы судьбу дедушки…
Потом я откинулся на подушку. Как вести расследование, я еще не знал, но, подумав, что утро вечера мудренее, уснул со спокойной совестью. И ничто меня больше не потревожило. А утром, еще раз обойдя весь дом и заглянув в подвал, я вдруг совершенно случайно обнаружил, что тетрадки деда, его манускрипты с колдовскими рецептами, исчезли…
Глава 4. Объекты для изучения
Признаться, эта пропажа меня мало расстроила. Толку от дедовых каракулей все равно не было. Они представляли ценность разве что как память о нем. Но, значит, ночью здесь действительно кто-то был. Об этом говорили и отпечатавшиеся в пыльном подвале следы тупоносых башмаков размера эдак сорок третьего. Собственно говоря, и у меня «кегли» такой же величины, но кроссовки. Стало быть, наследил тут не я.
С чего начать поиски злоумышленника (ов)? Можно было бы, конечно, дождаться приезда одного из моих гостей – капитана полиции Маркова, старого школьного друга (тот хоть соображает в этих делах по долгу службы), но он и остальные приедут лишь через пять дней. В популярных книжках и фильмах детектив-любитель поначалу всегда совершает множество ошибок, но судьба благоволит к нему, и в конце концов он неизменно одерживает победу. Кроме того, ему помогают такие же придурки, как он сам. Стало быть, нужно поискать подобных и здесь. И я уже знал, где искать…
Тетушка Краб сидела на крылечке и вязала чулок. Увидев меня, она вспыхнула от радости, залопотала, зачмокала и суетливо стала собирать на стол.
– Наливочки больше не дам, и не проси! – строго сказала она, будто я именно за тем и явился. – Ты вчера был оч-чень хорош! Весь в деда. Он тоже перебрать любил. А я ведь слышала, как ты шел и горланил что-то про Девушку-Ночь. Не накликал еще ее на свою голову?
– У нее вчера выходной был, – отмахнулся я и тут же напрямик спросил: – Тетушка, были ли здесь у моего деда враги? Ну, такие, которые желали бы его смерти?
Она призадумалась. Я в это время прихлебывал чай с молоком и уминал яичницу.
– Да нет вроде, – ответила, наконец, Лидия Гавриловна. – Он ведь, почитай, всех тут лечил. Климат-то у нас такой, что у кого – ревматизм, кто радикулитом мается, у кого суставы болят. Или эта… остеохандра привяжется. Кто ж своему знахарю смерти пожелает?
– Ну а этот, доктор ваш, Мендлев, кажется? Он что же? Отлынивал от работы?
– Вот они-то, пожалуй, были друг дружке соперники, – согласилась тетушка. – Но чтобы до смертоубийства дело дошло – нет. Такому не бывать. Мендлев тоже хороший. Хоть и борода козлиная.
– Ладно. Оставим пока козла в покое. Займемся другими персонажами. Или, сказать лучше: фигурантами этого темного дела.
– А ты что затеял, Вадимка? – шепотом спросила тетушка, боязливо оглядываясь. – Неужто думаешь, что Арсения…
Она даже побоялась выговорить конечное слово, поспешно и истово перекрестившись.
– Есть такая догадка, – хмуро подтвердил я. – Дело в том, что дед не умел плавать, а выловили его труп из озера. С какой стати он в воду полез?
– Он мне никогда не говорил, что плавать не может. Ты точно знаешь?
– Точнее не бывает. И я прошу вас, милая тетушка, помочь мне.
– Так всегда, охотно, только скажи, – и она снова засуетилась, будто бы именно сейчас надо было куда-то бежать, ловить, хватать убийцу и тащить его на судилище к сельским ревматикам с топорами и вилами.
– Вот что, тетушка, – остановил я ее порыв. – С этой минуты назначаю вас своим помощником. Ватсоном, если угодно. Основной работой займусь я, а вы, как старожил Полыньи, разбирающийся в хитросплетениях местной жизни, знающий все тайны Мадридского двора, пройдитесь по соседям, по знакомым, поспрашивайте, поинтересуйтесь, не знает ли кто чего, не слышал ли, не имел ли кто на деда зуб. Может быть, накануне гибели, у него с кем-либо произошла ссора? Важна любая деталь. Все, до мельчайших подробностей, будете передавать мне. Задание ясно?
– Вадим! – взмолилась Лидия Гавриловна. – Да говори ты толком, простым языком. А то: ватман какой-то, Мадрид… Испанцев здесь сроду не было.
– Не было – придут еще, вслед за таджиками. Ладно. Ваша задача: походить по домам, покалякать, втереться в доверие и, будто бы вспоминая деда, перевести разговор на него. Узнать: кто радуется его смерти, а кто искренне опечален. Так мы сузим круг подозреваемых лиц, а заодно и подберемся вплотную к искомому злодею.
Тетушка смотрела на меня круглыми от удивления глазами. Не догоняла краями. Тормоз, одно слово.
– Ясно? – рявкнул я, чтобы придать ее ускорение.
– Ой! – Она даже подскочила. – Все поняла, все. Сейчас же и пойду. Побегу даже.
– Э, нет, не торопитесь, спешка тут совсем ни к чему, задание запорете, – произнес я более мягким тоном. – Главное, действуйте с предельной осторожностью. Хитро. Чтобы не выдать себя. Вы можете наткнуться на главного преступника, и он обо всем догадается. И тогда, вполне возможно, и вы и я сами окажемся на дне этого озера.
Мне не хотелось понапрасну запугивать старушку, но она должна была ясно представлять себе всю степень опасности и сложности порученного ей дела. Сам же я решил действовать следующим образом: вызвать огонь на себя. Это было довольно рискованно, но мне хотелось показать всем, что я кого-то подозреваю. Дескать, я уверен, что мой дед умер не своей смертью, а его утопили. И именно с этой целью я и приехал в Полынью – найти преступника.
Это, на мой взгляд, был единственный способ заставить убийцу занервничать, как-то проявить себя, привлечь его внимание к моей персоне. Называется: ловля на живца, которым в данном случае был я сам. А там будь что будет. Главное – заставить его обнаружить себя. Чтобы мы могли сойтись лицом к лицу. Иного выбора в моей ситуации не было.
Сбегав домой и взяв соломенную сумку, я отправился в магазин за продуктами, посчитав, что в этом центре народного парламентаризма я засвечусь быстрее всего. На перекресток я вышел одновременно с пятидесятилетним мужчиной, сухощавым, с курчавой бородкой, в круглых очках и панамке. Некоторое время мы шли рядом, делая вид, что не замечаем друг друга. Он так же держал в руке соломенную сумку – изделие местных умельцев. Наконец мужчина повернул голову в мою сторону, приподнял панамку и вежливо произнес:
– Разрешите представиться – доктор Мендлев. А вы, насколько я понимаю, племянник покойного Арсения Прохоровича?
– Нет. Я его внук. Вадим Евгеньевич Свиридов, – любезно отозвался я.
– Густав Иванович, – отрапортовал сельский эскулап. И продолжил: – Поселок наш маленький, и о вас уже прошел некоторый слух. Очень рад, что в Полынье появился еще один интеллигентный человек. А то, знаете ли, живем мы довольно дико… Ну-с, вы ведь тоже собрались в магазин?
– Вне всякого сомнения. Наши соломенные сумки выдают цель нашей прогулки.
– Да-с, это продукция одного здешнего мастера. Разрешите, прежде всего, принести вам свои глубокие соболезнования…
– Полноте, прошло столько времени. Скажите лучше, что это на нас надвигается столь устрашающим образом?
Из-за поворота вышла группа женщин, числом около пятнадцати, чрезвычайно возбужденных и крикливых. Эта армада, размахивая соломенными сумками, направилась в нашу сторону. Впереди идущие несли транспарант, на котором было написано: «Движение свободных матерей Полыньи – ДСМП». Сопровождал группу раскачивающийся словно на шарнирах полицейский с багрово-отечным лицом и в сдвинутой на затылок фуражке.