Он должен быть красного, а не белого цвета! Ведь родрый означает багровый, красный, пурпурный. Как и рдяный, родрый, зардетый… Правда, молнию старики кличут родией, а она слепяще-белая!
Волхвы рисуют и вытесывают Рода, насколько Таргитай помнил, в виде колеса с шестью спицами. Так изображают сам Белый Свет. Теперь же он, первый из людей, узрит бога богов воочию!
Руки похолодели так, что едва не сорвался. Сердце колотилось уже со стонами и хрипами. Еле заставил непослушное тело двигаться дальше. К вершине, как бы далеко ее ни занесло. Неужто это невероятное Дерево все еще растет?
Только бы не быстрее, чем лезу. А то вовек не доберусь.
Сверху, а затем спереди послышалось тяжелое громыханье. Ветка под ногами подрагивала. Из зелени выступили гигантские фигуры. Таргитай поспешно отступил за лист.
Навстречу по трещине опускались велеты. Первым неспешно двигался суроволицый гигант с молотом в обеих руках. Грудь его широка, как дверь, голова с пивной котел, могучие мускулы играли, как сытые удавы. За ним так же неторопливо шли еще пятеро: массивные, налитые уверенной силой. У каждого золотые волосы падали до плеч, а пояс из железных пластин размером с киммерийские щиты.
Таргитай выступил из-за листа:
– Слава сынам Велеса!
Передний гигант замедлил шаг. Синие, как у Таргитая, глаза хмуро пробежали по человеку.
– Смертный?
Его братья с вялым интересом косились на Таргитая, но обгоняли старшего, не останавливались.
– Еще какой, – ответил Таргитай торопливо. – Далеко до седьмого неба?
– Там даже мы не бывали, – ответил гигант уже с ноткой изумления. – Ни боги… никто…
– А Белобог и Чернобог?
– Они – единственные сыны Рода. Они не в счет… Нет, даже они не были… Род там пребывает в раздумьях. Никто не смеет тревожить бога богов. Однажды, если верить преданиям, древний бог Ящер, самый могучий из всех богов того времени, осмелился… Знаешь, что с ним сталось?
– Ящер ныне в подземном мире.
– Да, но как там оказался? Разгневанный Род швырнул его с такой силой, что Ящер пробил землю на все семь подполов. Ящера расплющило, он не может ходить, как ходил раньше, только ползает на брюхе!
Таргитай поежился:
– Сбросит так сбросит. Мир погаснет раньше, чем долечу. Сын Велеса, ты, как и все велеты, – могучан, защитник. Скажи, как добраться.
Велет неохотно пожал могучими, как горы, плечами.
– Сгинешь, человечек. Третья ветка направо. Там, ежели не остановят тебя вороны, дорога дальше чиста.
Он кивнул и пошел прочь, молот небрежно забросил на плечо. Его, как и могучих братьев, ждала тяжкая работа на земле, о странном существе в непривычном месте уже забыл.
Таргитай крикнул пораженно:
– Вороны? Да сюда и орлы не залетают!
– Вороны – это мудрость, – донесся затихающий голос могучана. – А мудрость залетает выше отваги…
Таргитай заспешил вверх. Сперва дивился странным словам велета, больно непривычно говорит, прямо как волхв, а ведь сила – уму могила, как говорил Боромир, у кого сила – ума не надо, если есть такие мышцы, то зачем еще и мозги, но тяжелый подъем путал мысли, в голове жарко, пот заливал глаза, щипал, и Таргитай перестал думать, пусть волхв думает, у него от думанья силы прибавляется.
Он услышал знакомый запах. В сотне шагов по трещине, что выглядела свежей, бежали муравьи. Проскакивали по одному-два, головы и спины блестели, будто Мрак их любовно чистил подобно своей секире, надолго скрывались в щелях. Сверху спускались с раздутыми брюшками, шатались от усталости, но бежали споро, наверх карабкались едва ли быстрее Таргитая.
– Кони, – сказал Таргитай, тяжело дыша. – Хоть и мелкие… Зато шестиногие, а лапы с крючками. А что с сяжками, так еще лучше… Держаться можно.
Олег бы ахнул, проползла в голове такая же полуживая, вернее полумертвая, как он сам, мысль. Без волшебства и чар, вот так сесть и сказать: вези! Мол, и для тебя, мураш, мир спасаем. Так что помоги нам, а мы поможем тебе. Я почти родня, тоже пахну кислыми щами: на всякий случай даже потерся о муравьиную тропку, собрал на себя все шарики муравьиной кислоты. Вывозился, как свиненок, – все чтобы быть своим.
Муравей и под Таргитаем попер, как кабан через поле, хотя лупил когтями по самой что ни есть отвесной стене. Хорошо быть муравьем, подумал Таргитай грустно. Не выбирает щели, а когти вон зацепляются так, что и втроем повисни на нем, не отцепится. А в случае чего жвалами ухватится, вон какие! С такими полмира можно пройти, всяк дорогу уступит…
А зачем мне, подумал внезапно, чтоб дорогу уступали? Я сам любому уступлю. Не из страха – из вежества…
Таргитай отдышался, неуверенно отнял от холки муравья одну руку, вроде бы не свалился, тихонько убрал и другую.
Наклоняться пришлось так близко, что едва не терся носом о блестящую спину. Но удержался, хотя натруженные ноги тут же протестующе заныли – цеплялся только ими.
Мрак, высвободив руки, ухватился бы за секиру, Олег щупал бы и перещупывал обереги или Алатырь-камень, но рука Таргитая сама скользнула за пазуху. Дудочка, горячая и мокрая от пота, с готовностью юркнула в ладонь.
Пока никто не видит, успел подумать он, а изголодавшиеся пальцы уже поднесли ее ко рту. За последние дни не то что играть, пощупать некогда – побьют. До конца света семь, а теперь, оказывается, вообще три дня, а он на дуде? Когда мир рушится, дудки должны молчать. Но как объяснить умным и сильным, что, ежели замолчат дудки, заквакают жабы?
Он играл, почти не заботясь, что усталые ноги потихоньку ослабляют хватку, что муравей несется как стрела, делает рывки. Сбивался с лада, иной раз дыхание перехватывало так, что вместо мелодии из дудочки вырывался кошачий визг, но упорно и счастливо складывал новую песню. Правда, складывал еще раньше в голове, сейчас же прилаживал, обтесывал, любовно подгонял, как венцы в срубе.
Запах зелени стал таким мощным, что казался Таргитаю зеленым, как нависающее над ним небо. Зеленый отсвет падал даже на спину муравья. Таргитай сам себе казался зеленым, как лягушка.
Очень редко ныряли в щели, перебирались через гребни. Муравьи спрямили дорогу, их челюсти и когти прорубили в гребнях узкие глубокие ущелья, а поскольку муравьев так высоко взбиралось совсем мало, то Таргитаю часто приходилось поднимать ноги. Проносились, почти задевая боками за стены!
Иногда листья прижимались так близко к стволу, что Таргитай видел странных существ, иногда различал грозные лица. Однажды за ним увязалась гигантская бабочка с женским лицом, от нее шел сладкий зовущий запах. Таргитай от удивления отнял от губ дудочку, бабочка захлопала крыльями чаще, ушла в сторону и пропала.
Муравей выбежал на ветку, похожую на широкую проселочную дорогу, бодро понесся, стуча когтями. Впереди зеленели необъятные поля, редкие муравьи доили огромных зеленых чудищ, тыкая в них сяжками. К ним спешил и муравей Таргитая.
Таргитай поспешно соскочил:
– Мог бы и выше довезти!.. Я ж тебе на дудке играл.
Муравей умчался, словно не слыша. Или в самом деле не слышал. Олег что-то говорил о полной глухоте муравьев.
Назад к стволу заспешил бегом, уши горели от стыда. Олег и Мрак не дали бы себя завести в сторону. Хотя Мрак уже стоит на пороге подземного мира, если еще не вошел, Олег вообще творит что-то немыслимое, лишь ему опять досталось самое легкое: подойти и спросить! А он и это еще не сделал…
Таргитай пошел карабкаться, чувствуя, как быстро наливаются тяжестью усталые ноги. Уже распухли, суставы трещат, сапоги разбиты, подошвой чувствует каждую соринку.
Внезапно ощутил, что в самом деле остался один. Муравьи были последними, никто выше их не забирался. Ни зверей, ни птиц, даже под ногами не чувствовалось знакомого дрожания: древесные черви остались далеко внизу.
Остановился передохнуть, тут же ощутил, что замерзает. Воздух был холодный, а из-под ног тянуло еще большим холодом. Подземные соки, что рекой поднимаются к кроне, текут совсем близко.
– Спасибо, мураш, – крикнул он запоздало. – Вы самые лучшие звери на свете! Лучше вас только Мрак и Олег… да и то не всегда.
Подтянув перевязь с Мечом, потащился наверх, заставляя себя перебарывать усталость и боль во всем теле. Ущелья давно перешли в трещины, а теперь вовсе измельчились. Таргитай наконец ощутил, что карабкается по стволу дерева, что до вершинки уже осталось рукой подать. Верст пять с гаком, если по прямой, как ворона летит. А так как он не ворона и не ворон, вроде Аристея, даже не Олег в пернатой личине, то ему не меньше десяти с гаком. Да в гаке столько же.
Сверху грянул злой голос, в котором не было ничего человеческого:
– Стой, чужак!
Таргитай испуганно поднял голову. Почти касаясь его головы когтями на задних лапах, на уступе стояло странное серо-коричневое существо. В два человеческих роста, поперек себя шире, с длинными передними лапами. Глаза недобро смотрели из глубоких ямок. От незнакомца веяло такой мощью, что Таргитай едва ли не впервые ощутил страх. Страж Дерева был как нарост – явно и секирой не взять. А чародейский Меч щедро льет только людскую кровь.
– Прости, – сказал Таргитай вежливо, – но я очень спешу.
Он сделал движение обойти, но Страж непостижимо легко сдвинулся, снова загородил путь. Таргитай с неохотой потащил из ножен Меч, не представляя, как сражаться, стоя на крохотном уступчике.
– Погодь! Это тебе надо с Мраком. Он такие встречи сам ищет.
– Дальше нельзя, – сказал Страж тем же нечеловеческим голосом, который Таргитай наконец определил как деревянный. – Я Страж Великой Поляны. Дальше никто из смертных не поднимался.
– Значит, бывали тут и до нас люди, – вздохнул Таргитай с облегчением. – Все-таки посторонись, зашибить могу. Потом мучаюсь, но что тебе с моих мук? Вашу Поляну не трону, знавал поляны и поболее. Я пройду наверх, как уже проходил разные земли. Я везде старался проходить по-доброму.
Он чувствовал, что говорит зло, с вызовом. Тут мир спасать надо, а этот загородил дорогу, еще и пальцами шевелит! Мудрый Олег говорил, что лучший способ учиться – просто подражать более умному и удачливому. Сейчас же стоит быть похожим на Мрака, это легче, чем на Олега.
– Ты… не пройдешь.
Страж опустил руку на плечо Таргитая. Меч в руке Таргитая сам по себе не шелохнулся, и Таргитай, перехватив рукоять обеими руками, с усилием ударил рассыпающим искры лезвием.
Его едва не сбросило с уступа. Над головой треснуло, мимо него пролетела срубленная кисть. Ни крови, ни плоти на обрубленном, только светло-зеленое внутри да сок…
– Ничо, – утешил он торопливо, – ты ж деревянный… Не так больно… и отрастет…
Не давая Стражу опомниться, вскочил выше, отпихнул. Тот все же надвигался, угрожающе размахивая уцелевшей рукой. Таргитай погрозил обнаженным Мечом, торопливо подпрыгнул, полез.
Вдогонку раздалось скрипучее:
– Старшие Стражи тебя уничтожат.
– Со Старшими легше спознаться, – пробормотал Таргитай. – Они не драчливые, я не драчливый… Еще лучше – Главные. Или – Наиглавнейшие. Тем и объяснять не надо, сами бы все поняли.
Он поднялся еще на выступ. Усталые ноги кое-как пронесли по крутому подъему. Сзади донесся скрипучий крик, сверху ответили голоса. Таргитай поднял голову, плечи сами зябко передернулись.
Вдоль всего гребня его ждали десятка три Стражей. Каждый вдвое массивнее, чем он, каждый с четырьмя руками. Явно Старшие. С этими уже так не повоюешь.
Таргитай одной рукой взялся за Меч. Отвращение к драке заполнило сердце. Он отдернул руку, словно ожегся.
– Ребята… Ну за что нам губить друг друга?
Стражи стояли недвижимо. Таргитай вздрагивал, чуял, что в недвижимости этих нелюдей скрывается больше угрозы, чем если бы орали, плевались и потрясали оружием.
Самый крупный проговорил медленно:
– Ты – герой… Ты дерись…
– Да разве я похож на героя? – спросил Таргитай с тихим отчаянием. – Мне только и нужно, что пройти к Роду. Спросить его, затем уйти.
– Мы знаем твой Меч… Это Меч бога войны…
– Ну и что…
– Ты должен воевать.
– Мало ли что у нас есть? – возразил Таргитай. – У меня и дуда есть. Хошь, покажу?
Он торопливо выудил сопилку. Чувствовал себя глупо, добро – друзья не видят, засмеяли бы. Стражи молча смотрели, как чужак прижал дудку ко рту, оттуда полились сиплые звуки. Дыхание сбилось, но кое-как выровнял, сам краем глаза следил за Стражами.
Таргитай похолодел, заметив на острых когтях блестящие капельки. Если отравлено, то никакая магия не спасет. Супротив мощи Прадуба даже боги, как говорит Олег, бессильны. Потому что Прадуб сам бог. Бог всех деревьев на свете.
Снова выровнялся, заиграл другую. Стражи не двигались. Сперва играл с натугой, потом уже не помнил себя, песня пошла как бы сама собой. Уже не он играл и пел, а что-то в нем играло и пело, а он только раскрывал рот, давал выход тому, что рождалось внутри, в нем, но в то же время как будто и не в нем.
Играл, наверное, долго. В горле пересохло, а пальцы перестали гнуться. Стражи не двигались, но что-то в них изменилось. Таргитай с сожалением сунул дудочку за пазуху.
– Я и говорю, зачем нам драться?
Старший покачал головой:
– Но ты – с Мечом.
– И с дудочкой, – возразил Таргитай. – Это важнее!
– Важнее…
– Для меня важнее, – настаивал Таргитай. – Разве не видно, что я вовсе не герой с Мечом?
Стражи переглядывались. Медленно возник приглушенный говор, похожий на скрип рассохшихся деревьев. Старший сказал медленно:
– Но дальше – вирий.
– А мне туда!
– Никто туда не проходил.
– Это с Мечом не проходили! С Мечом, понимаешь?
– И с секирой, – добавил Старший Страж. – И с палицей… И с луком… И с ножами…
Таргитай сказал поспешно:
– Я знаю, люди придумали много оружия. Но я только с дудочкой.
Стражи молчали еще дольше. Скрипело все сильнее, вокруг Стражей собралось темное облачко. Старший повторил нерешительно:
– С дудочкой…
– Дудочкой, – прошелестело по всему ряду Стражей. – Он идет с дудочкой… дудочкой…
Таргитай смотрел с отчаянием. Время не шло – летело, как выпущенная могучей рукой Мрака стрела. Вдруг Старший неуловимо быстро отодвинулся:
– Иди.
Таргитай с подозрением переводил взгляд с одного на другого. Старший повернулся к нему спиной, воздел длинные крючковатые лапы:
– Незримые!.. Да позволено ему будет подняться выше. С ним идет сила, неведомая нам.
Таргитай шагнул опасливо, руки впервые не дергались к рукояти Меча. Мрак бы уже рубился! Проще сразу за рукоять секиры. Лишь бы потом не мучило, а его не мучает: он всего лишь дает сдачи. Почти всегда еще раньше, чем его тронут.
Он прошел, почти коснувшись их массивных тел. Меч не спасет, слишком близко! Да и против этих Стражей его колдовской Меч всего лишь меч. А меч не секира – не расколешь даже сучковатую колоду.
Внезапно впереди произошло почти неуловимое движение. Темно-зеленая стена, на которую он намеревался карабкаться, раздробилась на четыре гигантские, в три человеческих роста, фигуры, казалось, целиком из зубов и когтей. Те неспешно растворились в воздухе.
Незримые, к которым обращался Старший Страж! Их не взяли бы ни Меч, ни вся мощь Посоха: Прадуб, сам древнейший из богов, своих детей защитил надежно.
– Хитрый Олег, – сказал Таргитай с дрожью в голосе. – Знал! Когда львиная шкура не помогает – надевай лисью. А где и в лисьей не пройти – там бедный зайчик прошмыгнет…
Он карабкался дальше, вздрагивая, как самый бедный из зайчиков. Из стен неслышно выходили серые стражи-гиганты. Не только, оказывается, умели, как Мрак или Олег, менять личины, но и становились вовсе невидимыми, когда хотели. Как жуки или бабочки, которых не обнаружишь на серой коре, пока не наступишь.
– Уже близко, – твердил он себе пересохшими губами. – Видно же…
Блеск стал таким сильным, что темная зелень превратилась в светло-зеленую, нежную, как полупрозрачные крылья кузнечика. Ровный мощный свет озарял вершину, но дальше была пугающая чернота. Без звезд, без туч – чернота, словно выше была только та пустота, в которой возникло Яйцо.
Ствол был таким тонким, что приходилось вскарабкиваться, обхватывая его обеими руками. Пальцы рук начали соприкасаться, когда Таргитай едва не ткнулся макушкой в… каменную секиру!
Та висела на ремне, зацепленном за наплыв в коре. Таргитай таращил глаза с таким изумлением, что едва не разжал пальцы. Секира была знакома, чересчур знакома. Длинная прямая рукоять, чуть изогнутая на конце и с утолщением, дабы потные пальцы не соскользнули, камень подобран умело, скол делал мастер, почти и затачивать не пришлось. Дыра в камне для держака высверлена точно, секирище не соскользнет: в торец вбиты тонкие пластинки обсидиана. Для прочности узкий ремешок намертво скрепляет дерево и камень, даже бороздки пропилены в дереве и камне, чтобы держалось крепче.
Точно такое же, подумал он потрясенно, было у него, когда их… когда они покинули родную деревню. Но откуда здесь секира невров? Был здесь кто-то из людей, тогда Страж брешет, как деревянный, или же прохожий охотник повесил на молодой дубок свою секиру, забыл о ней, а дубок все рос да рос…
Но тогда когда это было?
– Тайна великая, – прошептал он. – Надо сказать Олегу… Тот до всего доищется. Олег поймет и нам скажет…
Он заставил непослушное тело двигаться выше.
Сияние становилось ослепляющим. Все потонуло в блеске, Таргитай различал только гигантского сокола. Оперение было не просто белым или белоснежным – белизны такой чистоты просто не существовало на свете, который именовался белым.
Это был свет первых мгновений творения, чистейший первозданный свет!
Таргитай смотрел не щурясь. Сияние, в котором все тонуло, не ослепляло. Сокол был как из застывшего света, только немигающие глаза горели багровым огнем. Таргитай с трепетом понял, что Сокол вот так, не мигая, сидит уже тысячи лет.
– Челом бью, великий Род, – выговорил Таргитай. Чувствовал, что к богу богов надо бы как-то почтительнее, но все одно, как ни обратись, будет недостаточно. Перед ним – Прародитель, Отец Всего Сущего!