Руководителям регионов, где часто случаются перебои с энергией, следует присмотреться к ценному опыту швейцарцев.
Чай или кофе
Итоги многолетнего исследования, проведенного в Гарвардском университете, наводят на глубокие раздумья: наблюдения за 86 тыс. представительниц столь нелегкой и хлопотной профессии, как медицинская сестра, показали, что кофе спасает этих женщин от смерти в самом буквальном смысле слова… Так, заядлые любительницы горького напитка, потребляющие не менее двух-трех чашек в день, совсем не склонны топиться, стреляться, вешаться и т. п., в то время как чай, сколько его ни пей, от суицида не предохраняет. Статистические данные весьма впечатляют: самоубийц среди «кофейниц» на 66 % меньше — должно быть, те просто не в силах расстаться с чашечкой кофе!
Непревзойденный шедевр природы
Американские биотехнологи выделили ген, отвечающий за формирование протеина паутинной нити, и теперь стараются наладить промышленное производство паутины… Зачем? А для изготовления пуленепробиваемых жилетов! Представьте, сей природный материал прочнее стали, эластичнее нейлона, чрезвычайно водостоек, отлично отражает ультрафиолетовые лучи — словом, по всем показателям превосходит синтетический кевлар (из коего ныне делают парашютные стропы и бронежилеты), будучи притом на 25 % легче.
Что немаловажно, для изготовления паутинного биополимера не потребуются ни нефть, ни агрессивные реагенты: ученым удалось пересадить изолированный ген в бактерию, которая начала вырабатывать нужный протеин в изрядном количестве, транспортируя его за пределы собственной оболочки, так что теперь остается лишь собирать «урожай», выросший в растворе культуры. К сожалению, биотехнологи пока не знают, как спрясть целую нить из отдельных молекул протеина… Что до самих пауков, те выделяют протеины из специальных желез в виде жидкости, которая сжимается за считанные миллисекунды, образуя сверхпрочные полимерные нити, — и людям, скорее всего, придется воссоздать эту удивительную систему, придуманную природой.
Ну а затем дело останется за малым: «вживить» сии гены человеку, и сюжет триллера «Человек-паук» из сферы вымысла плавно перетечет в реальность.
Боб Леман ОКНО
Мы не знаем, что там происходит, — сказали Гилсону в Вашингтоне. — Возможно, что-то очень важное. Их психованный шеф пытался все замять, но ему не повезло — военные проводили рутинную проверку обеспечения секретности и сообщили- нам, что дело неладно. Какой-то сумасшедший проект. На него, очевидно, годами выделяли субсидии, но мало интересовались результатами. Подумать только — исследования экстрасенсорного восприятия! Не исключено, что эти психи на что-то наткнулись. По крайней мере, так считает полковник из службы безопасности. Это вам и предстоит выяснить.
«Психованный шеф» оказался профессором психологии по фамилии Кранц. Он и полковник службы безопасности встретили Гилсона в аэропорту, откуда все трое в армейском джипе сразу отправились на объект. Едва они уселись, полковник заговорил:
— Вы там увидите нечто весьма странное, Гилсон. Кранц тоже ошарашен, а ведь проект — его детище. Я только обеспечиваю секретность, хотя, если говорить откровенно, до недавних пор никаких секретов там и в помине не было. Да и необходимости в секретности тоже — если только вас не волновало, что люди обхохочутся, узнав, чем там занимаются. Дело в том…
— Доктор Кранц, — перебил полковника Гилсон, — прошу вас описать ситуацию на объекте. В Вашингтоне мне практически ничего не сообщили.
Кранц сосредоточенно раскуривал сигару. Выпустив клуб вонючего дыма, он сказал:
— Пропал один сборный домик, компьютер, кое-какое медицинское оборудование и… гм, Калвергаст.
— Это что, прибор?
— Нет, исследователь.
— Что значит «пропал»?
— Исчез. С концами. И домик, и все, что в нем находилось. Был и пропал. Правда, мы кое-что получили взамен.
— Что именно?
— Полагаю, вам лучше немного потерпеть. Сами все увидите, — ответил Кранц. — Будем на месте через несколько минут.
Они проезжали внешние пригороды большого города, минуя один за другим окружающие его поселки. Шоссе вилось по долине, следуя изгибам реки, а поселки лепились вдоль дороги. Наконец они свернули с шоссе и покатили по извилистой дороге, поднимающейся на холм.
Когда последний домик поселка остался позади, мощенная булыжником дорога превратилась в грунтовую. За вершиной холма дорога круто пошла вниз, и через четверть мили джип свернул на лесную дорогу — столь неприметную, что водитель, не знающий про этот поворот, легко проскочил бы мимо. Теперь они ехали через густо заросший кустарником лес, неухоженный, почти дикий и немного мрачный в этот пасмурный день.
— Вдохновляющее местечко, — заметил Гилсон. — Специально искали такую глушь?
— Тут нашлись свободные здания, — пояснил полковник. — Во время войны здесь разрабатывали новые типы взрывателей, а в 1948 году лавочку прикрыли. Здания так и стояли пустыми, пока их не занял профессор со своими парнями.
— Калвергаст немного эксцентричен, — добавил профессор. — В университете он работать не захотел: слишком много людей. Когда я узнал, что этот объект свободен, то подал заявку и получил его для своих нужд. В комплекте с полковником. Калвергасту это место очень понравилось, зато полковнику, кажется, он доставил определенные хлопоты.
— Он самый настоящий псих, — подтвердил полковник, — а его помощнички еще хуже.
— Так чем же, черт подери, он занимался? — не выдержал Гилсон.
Ответить Кранц не успел — водитель притормозил перед воротами из металлической сетки, ко всему еще перегораживала дорогу толстая стальная цепь. Ворота охраняли вооруженные солдаты. Один из них заглянул в джип.
— Все о’кей, сэр? — спросил он.
— О’кей с вафлями, сержант, — отозвался полковник, очевидно, произнеся пароль. Цепь с грохотом упала на дорогу, и ворота распахнулись.
— Весьма примитивно, — поморщился полковник, когда джип, подскакивая на ухабах, прополз через ворота, — но сойдет, пока не доставим сюда все, что полагается. Ограду сейчас охраняют патрули с собаками. — Он взглянул на Гилсона. — Вот мы и прибыли. Посмотрите-ка сюда.
Это был дом. Он стоял в центре поляны на островке солнечного света — белый, сияющий и совершенно здесь неуместный. Поляну окружал лес, хмурый в этот пасмурный день, но дом почему-то купался в солнечных лучах. Свет играл в чисто вымытых окнах и усиливал сочность красок многочисленных цветов на окружающих его ухоженных клумбах. Девственная белизна стен словно освещала стоящие вокруг невзрачные серые строения.
— Прибыли в самый подходящий момент, — заметил полковник. — Видите — там солнечно, а здесь пасмурно.
Гилсон, не слушая полковника, вылез из машины и принялся восхищенно разглядывать дом.
— Господи! — выдохнул он. — Ну прямо открытка викторианских времен.
Весь деревянный особняк украшала кружевная резьба, которая пенилась на карнизах крутой крыши, искусно взбиралась на башенки и мансарды, подчеркивая выступы эркеров, и окаймляла длинную просторную веранду. Судя по размещению высоких окон, в доме было много больших комнат. Выглядел он новым, но, возможно, был свежевыкрашен и тщательно ухожен. К высокому навесу у входа вела дорожка, посыпанная мелким белым гравием.
— Что скажете? — поинтересовался полковник. — Похож на дом вашего дедушки?
Гилсону дом и в самом деле напомнил фермерский дом деда, только доведенный до совершенства и увиденный сквозь увеличительное стекло романтической ностальгии.
— И вы получили его в обмен на сборный домик? — спросил он.
— На точно такой же, — ответил полковник, указывая на один из стоящих неподалеку потрепанных временем домов. — Хотя от нашего была какая-то польза…
— Что вы хотите сказать?
— Смотрите.
Полковник поднял камешек и швырнул его в дом на поляне. Камешек взмыл по дуге вверх, начал падать и внезапно исчез.
— А ну-ка, дайте мне попробовать, — сказал Гилсон.
Он метнул камешек высоко и сильно, как игрок в бейсбол. На этот раз камешек исчез примерно в пятидесяти футах от дома. Вглядываясь в точку его исчезновения, Гилсон заметил, что на этом же расстоянии гладкая зеленая лужайка обрывается, сменяясь камнями и зарослями сорняков. Граница раздела была абсолютно прямой и пересекала лесную поляну под углом. Возле ведущей к дому дорожки она поворачивала под прямым углом и такой же безупречной линией разрезала лужайку, дорожку и кусты.
— Граница квадратная со стороной около ста футов, — пояснил полковник. — Если говорить точнее, она кубическая. Мы установили, что верхняя грань куба находится на высоте примерно девяносто футов, а нижняя, полагаю, еще на десять футов уходит в землю.
— Граница квадратная со стороной около ста футов, — пояснил полковник. — Если говорить точнее, она кубическая. Мы установили, что верхняя грань куба находится на высоте примерно девяносто футов, а нижняя, полагаю, еще на десять футов уходит в землю.
— Граница? — переспросил Гилсон. — Какая граница? Между чем и чем?
— Если бы мы знали, то не было бы и проблемы, — ответил Кранц.
— Возможно, это объемный телевизор с ребром в сотню футов. Или хрустальный шар, только в форме куба. Откуда нам знать?
— Мы бросали камешки, но они не попадали в дом. Куда они делись?
— В самом деле, куда? Ответьте на этот вопрос, и вы, возможно, ответите на остальные.
Гилсон глубоко вздохнул.
— Хорошо, — сказал он. — Я это видел. А теперь рассказывайте. С самого начала.
Кранц секунду помолчал, собираясь с мыслями:
— Пять дней назад, тринадцатого июня, в половине двенадцатого утра плюс-минус три минуты рядовой Эллис Малвхилл, стоявший на посту у ворот, услышал звук, который он потом описал как «взрыв, только негромкий». Он запер ворота, прибежал сюда, на поляну, и с изумлением — сам он употребил слово «ошарашенно» — увидел вместо ветхого сборного домика, в котором работал Калвергаст, вот этот дом. Полагаю, некоторое время он простоял, вытаращив глаза, и пытался понять, что же тут произошло. Затем вернулся в домик охраны и вызвал полковника. А тот вызвал меня. Мы пришли сюда и увидели, что четверть акра земли и домик с человеком внутри исчезли и были заменены вот на это.
— Вы решили, что домик отправился туда, куда улетают камешки, — сказал Гилсон. Его слова прозвучали как утверждение.
— Вообще-то говоря, у нас нет абсолютной уверенности в том, что домик исчез. То, что вы видите, попросту не может находиться там, где находится. Когда у нас солнечно, тот дом иногда поливает дождь. Да вы и сами только что убедились — у нас пасмурный день, а там солнце. Это окно.
— Окно куда? Или в чем?
— Ну… Дом выглядит новым, верно? Когда строили такие дома?
— В семидесятых или восьмидесятых годах прошлого века… или около того.
— Правильно, — подтвердил Кранц. — Я думаю, мы смотрим через это окно в прошлое.
— Господи! — ахнул Гилсон.
— Разделяю ваши чувства. Я могу ошибаться, но все же верю в собственную правоту. Мне хотелось бы, чтобы вы сейчас послушали Ривза. Это студент-старшекурсник, помогает нам в работе. Он здесь с самого начала. Эй, Ривз!
Высокий худой юноша, сидевший на корточках возле странной машины, встал и подошел к прибывшим.
— О, это самое настоящее прошлое, — с энтузиазмом заявил Ривз. — Примерно восьмидесятые годы. Моя девушка взяла в библиотеке книги о костюмах прошлого века, и одежда соответствует этому десятилетию. Это подтверждают и украшения на лошадиной сбруе. Я узнал это…
— Минуточку, — перебил его Гилсон. — Какая еще одежда? Вы хотите сказать, что там есть люди?
— Конечно, — подтвердил Ривз. — Прелестное семейство. Папа, мама, мальчик, девочка и старая бабуля или тетушка. И собака. Хорошие люди.
— Почему вы так решили?
— Я же пять дней за ними наблюдаю. У них там сейчас… или в прошлом… хорошая погода — вернее, была. Они такие вежливые и так любят друг друга. Словом, хорошие люди. Сами увидите.
— Когда?
— Так… сейчас они обедают. После обеда они обычно выходят погулять. Примерно через час.
— Подожду, — решил Гилсон. — А вы пока выкладывайте все остальное.
— Мне нечего добавить, — сухо сказал Кранц. — У нас имеется окно, открытое, как мы полагаем, в прошлое. Через это окно проникает свет, но только в одном направлении — это следует из того факта, что люди по ту сторону о нашем существовании даже не подозревают. Больше через границу ничто не проникает; вы сами видели, что случилось с камешками. Мы просовывали через границу шесты. Они входили без сопротивления, но тут же исчезали. Бог знает куда. Все, что туда попадает, там и остается. Концы шестов срезаются, как бритвой. Поразительно. Но где бы ни находилось место исчезновения, оно не там, где дом. Это не граница между нами и прошлым; она разделяет нас и… какое-то другое место. Мне кажется, что окно есть лишь побочный эффект, нечто вроде искажения времени, вызванного существующим на границе напряжением.
Гилсон вздохнул.
— Что же мне доложить в Вашингтоне, Кранц? — спросил он. — Вам посчастливилось наткнуться на поразительнейшее явление, но вы целых пять дней утаивали его от всех. Если бы не рапорт полковника, мы до сих пор бы ничего не знали. Пять дней коту под хвост! Кто знает, сколько еще продержится эта граница? Да здесь с первого же дня должна была находиться толпа ученых. Одиночке тут не справиться. Сегодня эта поляна должна была напоминать пчелиный улей. И что же я вижу? Вы да студент-недоучка бросаете камешки и тыкаете палками. А приятельница студента устанавливает по книжкам, в какую эпоху были сшиты костюмы. Ваше поведение граничит с преступлением!
Кранц не смутился.
— Я так и думал, что вы это скажете, — произнес он. — Но взгляните на произошедшее с другой точки зрения. Нравится вам это или нет, но то, что случилось, не является продуктом технологии или науки. Это чистейшее «пси». Если мы сумеем повторить работу Калвергаста, то сумеем установить и причину феномена, а затем и воспроизвести его. Но мне не по душе то, что произойдет, если сюда набегут ваши экспериментаторы, Гилсон. Они начнут все измерять, тестировать, разводить теории, но ни разу даже не задумаются об истинной причине случившегося. Как только они появятся здесь, меня оттолкнут в сторону. А эта штука, черт побери, — моя, Гилсон!
— Уже не ваша. В одиночку вам ее не слопать!
— Кстати, мы проводили и серьезные эксперименты, — сказал Кранц. — Ривз, расскажи о нашей метательной машине.
— Да, сэр, — отозвался Ривз. — Видите ли, мистер Гилсон, то, что вам сказал профессор, не вся правда. Иногда предметы могут проходить через окно. Мы заметили это в первый же день. В долине неподалеку от нас возникла температурная инверсия, и там на целую неделю застоялось зловоние от химической фабрики. В тот самый день температурное равновесие нарушилось, и ветер погнал эту гадость прямо на нас. Жутко смердило, скажу я вам. Мы как раз наблюдали за людьми в окне, и они вдруг стали принюхиваться и морщить носы. Тогда мы предположили, что к ним проник запах, и сразу испытали границу шестом, но его кончик, как и прежде, исчез. Профессор высказал мысль, что граница каким-то образом пульсирует и на короткое время становится проницаемой, и мы собрали машину, чтобы проверить эту идею. Посмотрите.
Гилсон увидел горизонтальное колесо с прикрепленной к ободу лопаткой. Когда колесо вращалось, лопатка проносилась над столом, выше которого была закреплена воронка. Через равные промежутки времени из воронки что-то падало на стол, а лопатка швыряла непонятный предмет в сторону окна. Гилсон заглянул в воронку и вопросительно приподнял бровь.
— Кубики льда, — пояснил Кранц. — А оранжевые они для лучшей видимости. Машина выбрасывает по кубику в секунду, возле нее всегда кто-нибудь дежурит с секундомером. Мы установили, что каждые пятнадцать часов и двадцать минут граница на пять секунд открывается. Пять кубиков пролетают в окно и падают на лужайку. В остальное время они исчезают неизвестно где.
— Но почему кубики льда?
— Потому что они тают, а вода испаряется. Мы не имеем права мусорить в прошлом предметами из будущего. Мало ли какие могут возникнуть последствия! К тому же кубики дешевы, а мы тратим их очень много.
— Наука… — процедил Гилсон. — Это и есть ваши серьезные эксперименты? Мне уже не терпится услышать, что скажут по этому поводу в Вашингтоне.
— Фыркайте сколько угодно, — пожал плечами Кранц. — Вот дом, вот граница. Судьба позволила нам открыть нечто вроде путешествия во времени. И изобрел его чокнутый Калвергаст, а не какой-нибудь там физик или инженер.
— Раз уж вы напомнили о нем, — заметил Гилсон, — то расскажите, чем же он в конце концов занимался?
— Если не очень придираться к терминам, то Калвергаст пытался создать заклинания.
— Заклинания?
— Что-то в этом роде. Магические слова. Не надо морщиться. В ка-ком-то смысле его методика была вполне оправданна. Мы получали деньги для исследования телекинеза, то есть перемещения предметов при помощи мысли. Очевидно, что телекинез, если он полностью управляем, может стать потрясающим оружием. Калвергаст полагал, что люди, владеющие телекинезом, обладают способностью совершать некое ментальное действие, подключающее их к источнику энергии, который, очевидно, существует вокруг нас, а также до определенной степени концентрировать и направлять эту энергию. И Калвергаст намеревался обнаружить общий фактор в мыслительных процессах таких людей.