— Да, это так, — кивнул Алексей. — Я тоже думаю, что Нечаева созрела. Мария Казимировна, пока мы беседовали с вашей племянницей, что происходило в зале? Монти пытался поговорить со своей матерью?
— Нет. — Мария Казимировна замялась. — Мне показалось, между ними возникло отчуждение. Они стараются друг на друга не смотреть.
— А как вам этот молодой человек?
— Монти? Странное чувство. Он и плохой, и… хороший! Стриптиз в его исполнении меня, конечно, потряс. Я даже закрыла глаза. Но когда этот парень целует мне руку… Наваждение какое-то!
— Он обаятельный мерзавец, так?
— Да, именно так, — кивнула Мария Казимировна.
— Но ведь он не убийца? — внимательно посмотрел на нее Алексей.
Новинская вздрогнула. И вновь сжала в ниточку губы. «Неужели все-таки Монти?» — подумал Алексей. И платок, испачканный кровью… Пролить свет на трагические события, произошедшие незадолго до полуночи, может только Нечаева. Настало время.
— Вы можете идти, — сказал он Новинской.
Мария Казимировна поднялась. Алексей вслед за ней вышел в зал. Он видел, как вздрогнула Наина Львовна. И тут же поднялась с диванчика:
— Я готова.
Алексей понял, что настал момент истины. Она готова назвать имя убийцы. Не с согласия ли оного? Ведь убийца и не стремился скрыть следы преступления. Не он уничтожал отпечатки пальцев, протирая статуэтку носовым платком. Он (или она) с самого начала готов был сдаться правосудию. Ведь это был жест отчаяния: схватил первое, что под руку попалось, и ударил обидчика. Лопухин переступил черту. Было что-то, чего ему не следовало говорить. Там, у туалетов, произошел серьезный разговор. И Нечаева его слышала. Скорее всего.
Он посмотрел на Наину Львовну. Не женщина — кремень! На сына даже не взглянула, направилась к выходу из зала. Монти сделал невольно движение: кинуться за ней.
— Сидеть, — сказал ему Алексей.
Парень бросил на него недобрый взгляд. В темных глазах сверкнуло пламя. Алексей невольно вздрогнул. Ну и взгляд! А ведь это глаза Нечаевой, ведьмы сибирской! Почему не заметил сразу? А никто не заметил! У нее темные волосы, у Монти светлые, как у Сажина. Рост, фигура. Да, статью парень пошел в отца. А глаза — глаза, как у матери.
Она шла впереди, каблуки выбивали дробь по каменным плитам пола. Не женщина — кремень. У двери в кабинет хозяина клуба остановилась. Оглянулась:
— Я могу побеседовать с вами наедине?
— Я всего лишь старший оперативной группы. Дело об убийстве Лопухина будет вести следователь прокуратуры. Исповедываться вы будете ему, не мне.
— Тогда я ничего не скажу. Мои откровения не для протокола.
— Наина Львовна, в чем дело? — мягко спросил Алексей.
— Скажите, кого вам жалко, убитого или убийцу?
— Я на работе. Мои чувства в данном случае не имеют никакого значения.
— И все-таки?
— Лопухин был сволочью редкостной, согласен. Но что будет с нами со всеми, если за это убивать? А?
— По крайней мере, мы должны дать этому человеку шанс. Как вы считаете?
В это время дверь кабинета открылась. На пороге стоял следователь. Лицо у него было удивленное:
— Я не понял. В коридоре кто-то разговаривает, слышу — голос женский. А я сижу, жду. Леша, что происходит?
— Послушай, дай мне десять минут, а?
— Я не понял…
— Посиди пока, подумай. Протокол осмотра места происшествия почитай.
— Я опять не понял.
— Десять минут. Ну, чего тебе стоит?
Не дожидаясь ответа, он указал в глубь коридора, сказав при этом Нечаевой:
— Прошу. Я думаю, если мы пойдем прямо, то рано или поздно наткнемся на укромное местечко, где можно побеседовать без помех.
Нечаева согласно кивнула и пошла вперед. Алексей за ней. Следователь прокуратуры недоуменно смотрел им вслед. А потом отступил назад, в кабинет, и тихо прикрыл за собой дверь…
Шагов через десять они и в самом деле наткнулись на какую-то дверь. Алексей заглянул в маленькую комнату. Увидел там швабры, щетки, моющие средства, халаты и скатерти, чистые и заляпанные разноцветными пятнами. Посреди этого беспорядка он разглядел несколько стульев, заваленных барахлом. В подсобке пахло бытовой химией.
— Ну как, Наина Львовна? — обернулся он к своей спутнице. — Нас это не смущает?
— Грязное белье? Как это кстати! — и Нечаева сделала решительный шаг вперед.
Алексей восхитился этой женщиной. Она еще и остроумна! Отважна. И… красива! Да, она совершила когда-то ошибку. Но не в характере таких людей признавать свои ошибки. «Я не собираюсь оправдываться». Нет, она его позвала не для того, чтобы оправдываться. Для того, чтобы попытаться кого-то спасти. Кого? Сына? Дмитрия Сажина? Подругу? Или…
Наина Львовна прошла в комнату, решительно скинула с одного из стульев вещи. Алексей плотно прикрыл дверь подсобки, потом очистил второй стул, уселся на него, метрах в полутора от Нечаевой. Держа дистанцию, но и не отдаляясь настолько, чтобы она замкнулась в себе.
— Ну, я вас слушаю.
— Повторяю, все, что я скажу, не для протокола. Скажите мне… — Нечаева замялась: — Явка с повинной имеет какое-то значение?
— Скажем, суд может принять во внимание… -осторожно сказал Алексей. Он прекрасно знал: всякое бывает. Десять лет можно схлопотать за убийство, даже если ты сам пришел и сообщил о том, до чего милиции и не додуматься до того самого момента, как выйдет срок давности. Всякое бывает.
— Если бы я могла взять это на себя… Но, нет! -Нечаева тряхнула черными кудрями. — Это слишком большая жертва. Я скажу вам, как все было. Но сначала… Вы ведь уже поняли, каким человеком был Лопухин?
— Да, я уже сказал вам свое мнение: редкостный мерзавец.
— Это суд может принять во внимание?
— Он может принять во внимание то, что это было непреднамеренное убийство, в состоянии аффекта.
— Да, так оно все и было, — подтвердила Нечаева. — В состоянии аффекта. Я ведь хотела с вами проконсультироваться, как с юристом. Как бы нам сделать так, чтобы смягчающих обстоятельств было, как можно больше?
— Наина Львовна, не слишком ли много предисловий? — не выдержал Алексей.
— Но и вы меня поймите: этот человек мне дорог. Очень дорог. До недавнего времени я даже не подозревала, насколько. А сегодня… Знаете такую пословицу: «Долг платежом красен»?
— Да, конечно.
— Так вот: за мной долг. И если вы мне заявите, что при любом раскладе убийца Лопухина сядет на десять лет, я вам больше ни слова не скажу!
Алексей развел руками:
— Как видите, у меня при себе ни листка бумаги, ни ручки, ни диктофона. Вы в любой момент можете отказаться от своих показаний. Заявить, что я все это выдумал. Я тоже буду с вами предельно откровенным. Прямых улик у нас нет. Отпечатки пальцев на орудии убийства вы уничтожили. Все, кто хоть что-либо видел, будут молчать. Потому что из гостей Монти нет ни одного человека, который бы Лопухину симпатизировал. Зато все его ненавидели, и когда он умер, испытали облегчение. Нам приходится рассчитывать только на чистосердечное признание убийцы и на свидетеля. Который видел, как произошло убийство, — при этих словах Леонидов выразительно посмотрел на Наину Львовну. Хватит, мол, ходить вокруг да около.
— Я не видела. Я слышала.
— То есть, в этот момент вы…
— Стояла в нише, в двух шагах. Они меня не видели. Рассказ Монти всех нас выбил из колеи, -она кинула взгляд на заляпанные скатерти. — На свет вытащили грязное белье, не удивительно, что мы стали ссориться. Я не могла сказать Диме, что этот парень — его сын. Ну, не могла.
— Почему же вы переменили решение?
— Потому что поняла: еще секунда, и тот, кто убил Лопухина, признается. Я отвлекла внимание на себя. В конце концов, моя вина не наказуема уголовно. Это лежит на моей совести, в то время как труп… Можно я закурю?
— Конечно!
Щелкнула зажигалка. Нечаева затянулась сигаретой. Потом продолжила:
— Итак, я взяла тайм-аут, чтобы хорошенько все обдумать. С одной стороны на меня наседал Дима, пытаясь выяснить, не наш ли сын Монти, с другой Ада, которая требовала денег за молчание. Мне надо было принять решение. Взять на пожизненное содержание подругу, или же сказать правду.
— А если бы парень потребовал генетическую экспертизу?
— А кто бы на нее согласился? Я думаю, что и Монти этого было не нужно. Если бы не беременная девочка… Вот ведь судьба! — не удержалась Нечаева. — Все карты спутала эта ошибка с Асей! Пока мы сейчас сидели в зале, Стас рассказал историю с портретом. Я догадалась, что произошла ошибка. Монти переживал за ребенка. Потому он так на нас давил. Я ведь пошла на улицу, чтобы собраться с силами. Покурить, подумать, как бы все это сделать? Чтобы и волки были сыты, и овцы целы. В конце концов, я склонялась к мысли: откровенно поговорить с Монти. Платить Аде, и быть в заговоре с сыном. Он бы меня понял, потому что это мой сын, — с гордостью сказала Нечаева. — Оставалась одна проблема: Лопухин. Я беспокоилась, как бы он не догадался. Он вышел из зала, так странно смеясь. У него было такое выражение лица, будто он выиграл миллион.
— Вы с Дмитрием Сергеевичем выражаетесь одинаково, — усмехнулся Алексей.
— Что, и Дима так сказал?
— Такими же словами, — рассмеялся Леонидов. — «У Лопухина было такое выражение лица, будто он выиграл в лотерею миллион». Да, Сажин еще сказал: в мгновенную лотерею.
— Вот это-то меня и обеспокоило. Я вышла на улицу, достала пачку сигарет, но тут увидела, что на меня смотрит охранник.
— И вы убрали сигареты обратно в сумочку. И пошли в клуб.
— Именно.
— Охранник смотрел вам вслед.
— Любопытствующие. Куда от них деться? -усмехнулась Нечаева. — Я пошла искать Лопухина. В конце концов, у нас с ним были неплохие отношения. Не надо на меня так смотреть. Ада может говорить все, что угодно, но любовниками мы не были. Никогда. До таких мерзавцев я никогда не опускалась. Тем более, спать с мужем ближайшей подруги. Это гадость!
— Что, и миллионера Рябова не пытались соблазнить? — опять-таки не удержался Алексей.
При этих словах Нечаева изменилась в лице.
— Молодость — глупость! — в сердцах сказала она. — Была одна история. Собственно, по этой причине… — Она тряхнула черными кудрями. -Словом, я наткнулась на них у туалетов. Разговор уже шел на повышенных тонах. Я поняла, что это мужской разговор, и бабе туда лезть не след. Я шагнула в нишу и затаилась.
— Это были…?
— Лопухин и Рябов. Слава вел себя нагло. С Петром так нельзя, но Славка был пьян! Я прекрасно знала предысторию. Добрая Люся по просьбе Ады устроила ее мужа на фирму. К моему удивлению, Лопухин продержался там десять лет. Мало того, освоился, стал плести интриги: Но Петр Николаевич — умный мужик. Он Славке не доверял. И правильно делал! Но, сколь веревочке не виться, конец все равно придет. Я знаю, что Лопухин мечтал влезть в семью. Он был одержим Рублевкой. Породниться с миллионером Рябовым! Лучше этого может быть только богатая жена, с той же Рублевки. Но Славке не везло. Все ж таки он был не первой молодости и пил. Правда, последнее время гораздо меньше. Когда почувствовал, что жареным запахло. Короче, он сорвал крупную сделку.
— Вы что-то об этом уже говорили.
— Ну да! Говорила! Миллионный контракт! Что-то там Лопухин наляпал с документами и проморгал важный пункт, который вставила противоположная сторона. Рябов пришел в бешенство. Мы все поняли, что дни Славки на его фирме сочтены. Причем, Рябов не собирался объясняться с ним лично. Вчера утром Лопухина вызвал к себе начальник отдела кадров и отдал ему трудовую книжку. Где было записано: «Уволен по собственному желанию». Я все это узнала из их разговора.
— Зачем же Рябов пошел к Лопухину, если все уже было решено?
— Как это зачем? Из-за Аси! Сказать по правде, Петр Николаевич был в шоке после рассказа Монти. Он вообще человек семейный. А тут… Словом, я видела, что Рябов не в себе. По его лицу трудно сказать, что у него в душе, но я-то знаю Петра больше двадцати лет! И понимаю, может быть, лучше, чем его жена! Ведь это он дал мне денег, когда я задумала купить журнал. А долг, как говорится, платежом красен.
— Рябов хотел узнать правду? И почему-то подумал, что Лопухин в курсе?
— Ну да! Славка же так смеялся! И все подумали: он что-то знает. Петр и пошел к нему, чтобы выяснить правду. Лопухин был пьян, — резко сказала Нечаева. — Иначе он бы себе этого не позволил. Шантажировать Рябова! Ставить вопрос ребром. Или — или. Этого Петр Николаевич не выносит. Он так и сказал: «Я личное с делом не смешиваю. Дети — это одно, но твое увольнение вопрос решенный. Мы к нему возвращаться не будем». И тогда Лопухин стал его оскорблять. Он говорил такое! Несколько раз я даже хотела выйти. Всему есть предел. Неудобно было. Получается, что я подслушивала. В конце концов, Лопухин назвал Асю шлюхой. И сказал Петру: «От Ады я знаю правду. Не она мать этого стриптизера. Это твой собственный сынок. Он альфонс, а твоя дочь -шлюха. Мало того, она от него беременна!».
— Лопухин так сказал?!
— Да. Именно так. Петр прохрипел: «Врешь». Тогда Лопухин нагло заявил: «Да я сам их свел. Аську и стриптизера. Я ему денег дал, чтобы он ее в постель уложил. Пять штук баксов. Он взял. Он же не знал, что это его сестра. Да если бы и знал. За деньги он на все способен. Сам все видел. Типичный альфонс. Думаешь, с чего ее тошнит, твою дочь, от несвежих консервов, что ли? Она беременна! А ведь не замужем! Значит, шлюха! А он — альфонс! Вот такие у тебя дети. Представляешь, что от них родится? Настоящий урод! Ха-ха-ха!» Я слышала, как щелкнула зажигалка. Потом удар. Глухой звук. Я поняла, что Лопухин упал. Потом еще один удар. И еще. Невольно я вжалась в стену. Потом из-за угла вышел Петр. Он был бледен, его шатало. Он меня даже не заметил. По-моему, он ничего не замечал. Он прошел в зал, дверь закрылась. Тогда я вышла из своего убежища и кинулась туда, к туалетам. Лопухин лежал на полу, голова разбита. Я над ним нагнулась и поняла, что он мертв. Потом увидела окровавленную статуэтку. Я открыла сумочку, достала носовой платок, и…
— Вы были чем-то обязаны Рябову? Вы говорили о деньгах.
— Я сделала это не по обязанности, — резко сказала Наина Львовна. — По-человечески мне было его жалко. Петра Николаевича. И… себя. Если бы я сразу сказала правду, ничего бы этого не было. Лопухин почему-то подумал, что Ада собирается шантажировать Люсю. Ведь он был одержим рябовскими миллионами и думал только о них. Мысль обо мне у него даже не мелькнула. А о шантаже Лопухин догадался сразу же. Понял, как Ада собирается достать денег. Я поняла также, что Петя во всем признается. Что шарахнул по голове этого мерзавца. А если бы о ваших детях такое сказали? Как бы вы поступили?
Алексей невольно вздрогнул. У него есть дочь, и есть сын, вернее, пасынок. Представить себе, что дети выросли, и кто-то сказал, будто они любовники? Да еще принялся их оскорблять! Петр Николаевич человек серьезный. Было что-то, чего Рябов не сделал для своей семьи? Не было! В том-то и дело! Любовниц не имел, жену и дочь боготворил. Петру Николаевичу казалось, что его семья — это неприступный бастион. Что уж за тылы свои он может быть спокоен. Это был удар в спину. «Дочь -шлюха, а сын — альфонс». Он поверил вдруг, что Монти — его сын, потому что сходилось. И подумал, что все его предали. В том числе, и любимая жена. Это был жест отчаяния. Он ударил Лопухина, чтобы тот замолчал. Потом Рябов пришел в себя. Пока приехала милиция, он уже собрался с силами. Ему надо было выяснить правду. Кто отец Монти? Рябова волновал не труп Лопухина, а судьба собственного внука. Да, это дело семейное.
— Я не знаю, как поступил бы, — вздохнул Алексей. — Во всяком случае, мне бы это сильно не понравилось.
— Петру тоже… Не понравилось. — И видя, что Леонидов молчит, Наина Львовна добавила: — Я все сказала.
— И как мне прикажете теперь поступить?
— Вы должны ему помочь. Сделать все, чтобы Петр… Чтобы наказание не было таким уж суровым. Или…
— Или чтобы убийцу не нашли вообще. Я вас понял. Но мне кажется, Наина Львовна, что вы недооцениваете Петра Николаевича. Он сам все прекрасно понимает. Он признается в убийстве. Сами сказали: он уже хотел это сделать. — Алексей посмотрел на часы и сказал: — Наше время истекло. Надо вернуться.
Она вздрогнула:
— Вернуться… Черт его знает! — Наина Львовна передернула плечиками. — Я отчего-то не могу смотреть ему в глаза.
— Кому? Рябову?
— Да при чем здесь Рябов?
— Ах, вы о сыне! Как вы думаете, что теперь будет?
— Не знаю. Честно скажу: не знаю. Мы собирались поехать на море… — задумчиво сказала она. Глаза заволокло туманом. — Мне ведь придется его кому-то отдать. Я имею в виду женщину. Не думаю, что я к этому готова. Я столько за него боролась.
— Может, он все-таки женится на Асе? — неуверенно предположил Алексей.
— Монти и Ася? — Наина Львовна рассмеялась. — Не думаю, что это возможно. Но ребенок у них родится. Я думаю, что уж этому мальчику не грозит быть оставленным в роддоме.
— А почему вы думаете, что будет мальчик?
— Не знаю. Слишком уж много совпадений, вам не кажется?
Она сказала это несколько рассеянно, а потом поднялась и поправила жакет. Алексей смотрел на Нечаеву с удовольствием. Но… Что теперь будет? Он не думал, что впереди эту женщину ждет счастье.
Выходя их комнаты, он пропустил Нечаеву вперед. Они прошли десять шагов по коридору, у двери в кабинет, в котором расположился следователь, Наина Львовна задержалась. Ее взгляд Алексей понял: и что мне делать? Он пожал плечами и толкнул дверь.
За столом, напротив следователя, сидел Петр Николаевич Рябов. Среди фривольных афиш, реквизита и аляповатой мебели он смотрелся нелепо. В своем дорогом отлично сшитом костюме, с часами известной фирмы на запястье, которые стоили не одну тысячу долларов. Рябов был спокоен, зато следователь взволнован. Он отчего-то ерзал на стуле, то и дело нервно поправлял узел галстука и облизывал губы.