Скажу лишь, что прозрение было горьким[9]. Михаил осужден, мы развелись и потеряли друг друга из вида. Где Громов – я понятия не имею и, честно говоря, знать не хочу. Естественно, Катя в курсе моих неприятностей. И вот что интересно, ее бывший муж, Игорь, уже после их развода влип в криминальную историю и сейчас коротает время в бараке на зоне. Так что у нас с Катей не только одна фамилия и отчество, но и одинаковая женская карма. Шутница-судьба столкнула вместе двух женщин, отцов которых звали Андреями Романовыми. Хотя, если вдуматься, эти имя и фамилия вовсе даже не редкие. Кстати, Юра прав, мы слегка похожи внешне, но намного более важно иное: у нас с Катюней одна реакция на внешние раздражители, мы, если вас не покоробит пафосное высказывание, смотрим на окружающий мир одними глазами, и это делает нас, по крови чужих, ближе родных сестер. Впрочем, есть у нас и принципиальное различие. Я предпочитаю не вспоминать Михаила. Никогда. И на вопрос: «Были ли замужем?» – недрогнувшим голосом отвечаю: «Нет». Катюша же совершенно спокойно сообщает: «Да, дважды, может, мне в третий раз повезет».
– Вы замуж-то выходили? – повторил вопрос Юра.
– Я нет, а Катя да, два раза.
– И где теперь ее мужья?
– Понятия не имею. Один вроде эмигрировал из России, а второй сидит, за что, точно не скажу. С какой стати ты нашими анкетами заинтересовался?
– Ну, – промямлил Юра, – из чистого любопытства.
Я внезапно вспомнила покрасневшую Катю и мигом сообразила: вот оно что! Юра понравился моей подруге, а она ему. Почему бы и нет? Катюша еще молода, может, ей и впрямь повезет в третий раз. Юра не кажется противным, похоже, он человек внимательный, выгнал от нас тараканов, убрал квартиру, сейчас собрался за СВЧ-печкой. А что? Кирюшка, Сережка и Лиза вполне взрослые, квартира у нас большая. Наверное, на моем лице отразились эти мысли, потому что Юра вдруг произнес:
– Оно, может, и смешно звучит, только мне десять лет назад гадалка напророчила, схватила на улице за руку и выдала: «Счастье найдешь через катастрофу, на улице, машина тебя сшибет, а за рулем судьба твоя будет сидеть». Так почти и вышло.
– Почему почти?
– Ну «Жигулями»-то ты управляла, – улыбнулся Юра, – а нравится мне Катя.
Пришлось признаваться:
– Я просто рядом сидела.
Юра расцвел в улыбке:
– Значит, сбылось предсказание. Слышь, Лампа, ты не против, если я за твоей сестрой поухаживаю?
– Попробуй, – улыбнулась я, но продолжить фразу не успела.
– Лампуся, – донесся из коридора голос Катюши, – пойди-ка сюда.
Юра схватил меня горячей рукой.
– Пожалуйста, не выдавай меня. Я ужасно влюбился, прямо как школьник.
– Разве это стыдно? – удивилась я, но потом увидела умоляющие глаза Юры и кивнула: – Не волнуйся, я никогда не разбалтываю чужие секреты.
– Ну спасибо, – зашептал Юра.
– Имей в виду, – шепнула я в ответ, – обидишь Катюню, мало тебе не покажется.
Потом быстро вытерла лицо полотенцем и вышла в прихожую.
– Машина опять не заводится! – горестно воскликнула Катя.
– Возьми мою.
– А ты как?
– Ерунда, прокачусь на метро. Вам же за печкой ехать.
Катюша сняла с крючка ключи.
– Спасибо.
– Нема за що, – улыбнулась я, – все равно мои «Жигули» бывшие твои, пользуйся на здоровье. Кстати, как там наши дети, Лиза и Кирюшка?
– Все в порядке, – ответила Катя, и они с Юрой удалились.
Петр Лыков оказался лысым мужиком лет сорока. Взяв снимки, сделанные Ириной Петровной, он хмыкнул:
– Да уж!
– Все так плохо? – испугалась я.
– Кто вас направил к Ирине?
– Видите ли, я зашла в аптеку купить лекарство, фармацевт посоветовала сделать томограмму и отвела меня к доктору.
– Куда? В какую больницу? – настаивал Лыков.
– Так в соседнюю дверь.
– Аптека находится при каком-то лечебном учреждении?
– Нет, просто на первом этаже дома.
– С ума сойти! Кто бы мог подумать! Просто обалдеть!
– Мое состояние настолько плохо?
– У вас большая проблема с головой! – рявкнул Лыков.
– Знаю, – грустно ответила я, – из этой томограммы ясно, что я олигофрен с отсутствующим центром речи.
Петр на секунду замер, потом уронил голову на стол, прямо на снимки, и разразился серией коротких звуков. Я попятилась, врач то ли лаял, то ли квакал. Может, лучше уйти? Или доктору самому требуется медицинская помощь?
– Вам плохо? – осторожно осведомилась я.
Петр поднял голову.
– Давно так не смеялся, последний раз это было лет пять назад, когда явился больной, которому экстрасенс пообещал косые мышцы живота прямыми сделать.[10]
Лично мне данное заявление совсем не показалось веселым, по-моему, если в организме что-то перекосилось, это следует выпрямить.
– Уважаемая Евлампия, – торжественно заявил врач, – такое обследование не делают в аптеке. Томограф вещь дорогая, стоит не одну тысячу долларов, не всякая больница в столице обладает подобным оборудованием. То, что вам сделали в аптеке, не имеет никакого отношения к томограмме. Это какая-то компьютерная программа. Их расплодилось много. Из огромного разнообразия всяких средств лично мне более или менее нормальной кажется диагностика по Вернеру.
– Как?
– По Вернеру, – пояснил Лыков, – это фамилия такая, но не о ней сейчас речь. Ирина Петровна – дура.
– Но она представилась профессором, – возмутилась я.
– Точно, – кивнул Петр, – милейшая дама защитила все возможные диссертации, только ума ей это не прибавило. Если человек идиот, то он им останется, даже став трижды доктором наук. Я знаком с Ириной двадцать лет, сейчас она в придачу к своим слабым умственным способностям стала плохо видеть, путает очки и несет полнейшую чушь. Насколько я помню, она никогда не была замужем, живет одна и вынуждена подрабатывать к пенсии, поэтому и сидит при аптеке, пугает наивных людей своими «диагнозами».
– Так я не олигофрен?
Петр снова захохотал:
– Не похоже. Никакая томограмма не дает представления об умственных способностях человека.
– А позвонок? Атлант, который перекроет доступ крови в мозг? Я не умру?
– Чушь собачья, ладно, пошли, – велел Петр.
– Куда? – испугалась я.
– Сделаем анализы, потом УЗИ.
Подталкиваемая крепкой рукой, я оказалась сначала в лаборатории, а затем на кушетке, застеленной темно-зеленой простыней. Толстая тетка принялась водить по моему голому животу чем-то похожим на утюг. Я скосила глаза на стоящий в изголовье экран монитора, но ничего не поняла. По нему носились пятна неопределенной формы.
– Петя, – неожиданно сказала тетка, – глянь!
– Да, – протянул врач, – ну и ну!
– Нехорошо.
– Просто отвратительно.
– Во народ, твердят ведь им постоянно: проверяйтесь, проверяйтесь, – зазудела тетка, – и что? Теперь проток перекрыт.
– Худо.
– И не говори.
Как бы вы себя чувствовали, лежа на моем месте? Простыня моментально прилипла к моей спине.
– Что-то не так? – теряя сознание от ужаса, поинтересовалась я.
– Все не так, – гаркнул Петр. – Вы нормально ходите?
– В каком смысле?
– Боли при ходьбе есть?
– Н-нет.
– Странно. Должны быть.
– Небось отмерло все, – влезла тетка, – некроз, последняя стадия.
– Чего? – пролепетала я.
– Всего, – мгновенно отреагировала баба. – Вас тошнит?
– Н-нет.
– А должно!
В то же мгновение я ощутила резкий приступ дурноты.
– Дайте скорей тазик, – вырвалось у меня.
Тетка протянула эмалированный лоток.
– Вот, – удовлетворенно отметила она, – и зачем доктора обманывать? Ясно же, что в подобной фазе никакая пища не удержится! Ну народ, хотят, чтобы их вылечили, и соврать норовят. И ведь, обрати внимание, Петя, она не одна такая, косяком вруны идут, прямо один за другим!
– Народ тупой, – сердито подхватил Лыков, – дотянут до последнего, когда медицина уже бессильна помочь, а потом являются, думают, им таблетки пропишут и все пучком. Ан нет, оперироваться пора.
– Господи, – пропищала я, – мне совершенно не с руки сейчас на стол ложиться.
– А вам никто и не предлагает, – хором ответили врачи и понимающе переглянулись.
Меня затрясло.
– Тремор, – сказал Петр, – видишь, Соня, – тремор.[11]
Я окаменела. Тремор? Это что? Название болезни?
– Ступор, – подхватила Соня, – дело труба.
– Мне не поможет даже оперативное вмешательство? – пролепетала я.
Медики вновь переглянулись, затем Петр неожиданно навесил на лицо сладкую улыбку и засюсюкал:
– С чего это мы так заволновались? С какой стати занервничали? Вы одни пришли? Или с мужем?
– Я не замужем.
– Мама привезла?
– Мои родители умерли.
Повисло зловещее молчание.
– Давно скончались-то? – участливо поинтересовалась Соня.
– Достаточно.
Доктора снова принялись корчить друг другу рожи, они поднимали брови, кривили рты, потом Соня вздохнула:
– С чего это мы так заволновались? С какой стати занервничали? Вы одни пришли? Или с мужем?
– Я не замужем.
– Мама привезла?
– Мои родители умерли.
Повисло зловещее молчание.
– Давно скончались-то? – участливо поинтересовалась Соня.
– Достаточно.
Доктора снова принялись корчить друг другу рожи, они поднимали брови, кривили рты, потом Соня вздохнула:
– Да, генетика страшная вещь. Встречаются такие семьи, обреченные на вымирание.
Я, было севшая на кушетку, упала на спину.
– Спокойно, милая Евлампия, – бодро вещал Петр, – анализы пока не готовы, клиническая картина не ясна.
Я застонала:
– О-о-о!
– Где болит? – участливо спросил Лыков.
– Везде.
– Правильно, – кивнул врач, – состояние соответствует симптоматике. Болезнь протекает согласно описанию. Можете ответить на некоторые вопросы?
– Д-да, – прозаикалась я, вновь пытаясь сесть.
– Вы лучше лежите, – посоветовала Соня, – берегите силы.
– Утром легко встаете? – начал Петр.
– Нет.
– Спать хочется?
– Да.
– Завтракаете нормально?
– Это как?
– Ну, предположим, творог со сметаной, тарелка овсянки с вареньем, два яйца, стакан сока, хлеб и кофе.
Я икнула. Господи, мне столько за неделю не слопать.
– Нет. Беру тостик, мажу «Виолой», и все.
– Почему так мало?
– Не хочется больше.
– Все верно, – влезла Соня, – отсутствие аппетита.
– Вечером устаете? – продолжал Лыков.
– Да.
– В десять уже спать хотите?
– Точно.
– Домашняя работа раздражает?
– Случается.
– Выходите из себя?
– Изредка.
– Ночью просыпаетесь?
– Ну, в общем, да.
– Воду пьете?
– Конечно.
Доктора зацокали языками, меня опять заколотило.
– Тремор, – сообщила Соня.
– Да, – согласился Петр и приступил к новой серии вопросов: – Курите?
– Совсем немного.
– Пьете?
– Нет-нет, никогда.
– Ведете здоровый образ жизни?
– Стараюсь.
– Встаете и ложитесь всегда в одно время, питаетесь по часам, в основном блюдами из овощей и круп, вместо мяса употребляете куриные грудки и рыбу, не пьете чай, кофе, гуляете по два часа, дышите свежим воздухом?
– Нет, но…
– Ходите в спортзал три раза в неделю и занимаетесь там не меньше пятидесяти минут?
– Нет.
– Можете назвать цифры своего давления?
– Нет.
– Пьете витамины?
– Есть пищевые добавки, но я забываю их принимать, – честно призналась я.
– Ваш вес?
– Сорок девять, нет, сорок восемь, нет… не знаю!
– Ходите много пешком?
– В основном на машине рулю.
– Нервничаете часто?
– Иначе-то не получается!!!
– Следовательно, ваш образ жизни никак нельзя назвать здоровым, – резюмировал Петр.
– Не пугайтесь, – вдруг заявила Соня, – наука ушла далеко вперед. Вас, конечно, не вылечат, но дни ваши продлят.
– Только качество жизни будет иное, – вздохнул Лыков.
– Ничего, – возразила Соня, – зато поживете пока на этом свете, лысая, перекошенная, в инвалидном кресле, парализованная, но живая.
Я почувствовала себя совсем скверно.
– И когда со мной подобное произойдет?
Соня выпятила вперед нижнюю губу.
– Ну… Голова у вас болит?
– Нет.
– А должна!
В висок мигом воткнулась тупая игла.
– Уже схватило, – простонала я.
– Вот! – Соня подняла вверх указательный палец. – Говорила же! А в спине колет?
Я прислушалась к себе.
– Да!
– С правой стороны тянет?
– Ага!!!
– И желудок сдавливает?
– Верно.
Врачи зацокали языками.
– Что со мной? – еле-еле дыша, спросила я.
Петр кашлянул.
– По-хорошему вас следует немедленно госпитализировать, но в стационаре мест нет. Вот что, оставьте телефон, позвоню вам на днях, постараюсь помочь.
– Уж сделайте доброе дело, – закивала Соня, – видите, совсем человек загибается.
– Анализы будут готовы, – протянул Лыков, – вы пока на строгой диете посидите.
– Это как?
– Ничего жирного, сладкого, мясного, рыбного, соленого. Фрукты и овощи тоже исключаются, яйца, сыр, молочные продукты вообще забыть следует.
– Что же есть?
– Ну… чай без сахара и варенья, сухарики, еще гречку можно, но не сдабривать ее маслом.
– Геркулес?
– Яд! Чистая отрава, – засуетилась Соня, – вы сейчас осторожненько домой идите, ноги аккуратно ставьте, не ровен час, упадете.
Кивнув, я побрела к двери. Нижние конечности подрагивали и подкашивались в коленях. Желудок противно сокращался, низ живота болел, в правом боку кололо, голову сжала мигрень. На пороге я очень осторожно повернулась. Доктора участливо, с неописуемой жалостью смотрели мне вслед.
– Может, витаминчики попить или травки какие? – вырвалось у меня из глубины души.
Соня и Петр вздохнули, помолчали, потом хором сказали:
– А какой смысл?
Глава 19
Еле дыша, я выбралась на улицу и поискала глазами своего верного коняшку. Не увидев «жигуленка», я пришла в ужас и уже собралась заорать: «Помогите, угнали машину!» – но внезапно вспомнила: пользуюсь сегодня метро, и потом, мое авто не тронут угонщики. Продать ржавые останки невозможно, их не возьмут даже даром, разбирать на запчасти – глупо. Ну кто станет покупать детали, срок годности которых истек пару лет назад? Да еще салон внутри напоминает поле после танкового сражения. Именно в этом кабриолете мы возим на дачу собак. А если вспомнить, что в дороге Мулю всегда тошнит, Рамика схватывает энурез, а Рейчел ухитряется влезть на сиденье с грязными лапами, то становится понятно, что никакая химчистка тут не поможет. Одна Ада ведет себя прилично, она тихо лежит на сиденье и методично, без стона, воя, визга и лая обгрызает край кресла. Единственное, что у моей машины в порядке, это колеса, не так давно я обула ее в зимнюю резину.
Голова кружилась, я прислонилась к забору, ограждавшему больницу. Что делать? Сообщить Кате о моем состоянии здоровья? Если уж ложиться в клинику, то лучше в ту, где работает любимая подруга. Но Катя испугается, забросит все дела, возьмет отпуск и осядет около моей койки, начнет выхаживать бедную Лампу. Впрочем, судя по последней фразе, которую изрекли Петр и Соня, мои дни сочтены и помочь мне не сможет ничто. Следовательно, подруга потеряет время зря. А еще эта Соня пообещала, что мне в принципе могут сохранить жизнь, и я, парализованная, немая, слепая… Ой нет, лучше умереть сразу, чтобы близкие люди помнили тебя нормальной. Не хочу никого обременять и никому не собираюсь портить жизнь.
И еще, если я сейчас лягу на койку и стану тихо отъезжать на тот свет, кто же разгадает до конца страшную историю? И кто даст гарантию, что не найденная мною цыганка не заявится вновь и не попытается еще раз посягнуть на жизнь Ады, Кирюшки и Лизы? Нет, я совершенно не готова оказаться на том свете, у меня на этом полно неоконченных дел.
Дурнота стала отступать. Я осторожно пошевелила руками, кажется, двигаются. Значит, так! Сейчас еду к Аллочке, продолжаю расследование и никому ни слова не говорю о своей смертельной болячке, кстати, что со мной? Ни Петр, ни Соня не сообщили мне диагноз. Вот Ирина Петровна мигом разболтала про олигофрению и кривой позвонок. Может, все-таки она права, а Петр ошибается? Хотя какая разница! И доктор наук, и Лыков пообещали мне скорую смерть, ей-богу, все равно, по какой причине она наступит, главное, успеть найти цыганку.
Неожиданно мигрень ушла. Я обрадовалась, вот и хорошо, значит, еще поживу. В голове прояснилось, перестали трястись коленки, мне стало жарко. Я распахнула куртку, не стоит расстраиваться. Во-первых, подождем результата анализов, во-вторых, все детство, отрочество, юность и большую часть зрелости, до моего превращения из Фроси в Евлампию, я безостановочно болела: отит, колит, бронхит, воспаление легких, аллергия, насморк, кашель… – всего не перечислить. И ничего, жива пока. В-третьих, следует немедленно заняться делом, вот если увижу, что конец близок, тогда, умирая, велю Костину довести начатое мною расследование до конца.
Из-за угла вынырнуло маршрутное такси. Я замахала руками. «Газель» притормозила. Я попыталась отодвинуть дверь, но она даже не дрогнула. Интересно, какая умная голова проектировала эти машины? Для того чтобы попасть внутрь, нужно приложить немало усилий. Как минимум полагается знать, что вначале створку следует резко потянуть на себя, а затем мгновенно дернуть влево. Без привычки и сноровки подобный трюк удается лишь с десятой попытки. Впрочем, те, кто полагает, что выйти из маршрутки легче, чем войти в нее, фатально ошибаются, изнутри дверь открыть практически невозможно, и в конце концов, отодвинув ее, вы рискуете просто выпасть на дорогу, уже совершенно обессилев.
Пару секунд я пыталась справиться с дверью, потом увидела на стекле объявление «Граждане! Не хлопайте сильно дверью, она может отвалиться и упасть вам на ноги».